Choose your lifestyle

– Я просто выгляжу хорошо! А ты меня обвиняешь!

– Не обвиняю. Просто констатирую факт. Ладно, Эми, мне выходить пора, а то опоздаю. Первый день всё-таки.

– Удачи тебе, Белка. Покажи им, кто тут самая красивая училка на районе!

– Ой, всё…

Раздался короткий сигнал отбоя. Я усмехнулась и, глянув в зеркало, одарила своё отражение лёгкой, почти кокетливой улыбкой. Макияж – лёгкий, но выразительный, чтобы не напугать третьеклассников. Волосы – собраны в аккуратный пучок сверху, а сзади большие, завитые локоны. На ногах – черные туфли на шпильке, которые придавали походке немного уверенности и капельку дерзости. Поверх – короткое весеннее пальто цвета сливочного крема. Я выглядела так, как и чувствовала себя внутри: взрослой, свободной, готовой к новой главе жизни.

Выйдя из квартиры, я вдохнула прохладный утренний воздух. Он был свеж, пах мокрой листвой и чем-то неуловимо новым. Путь до школы занимал всего десять минут, и я решила пройтись через парк. Там играли дети – кто с мячом, кто с самокатом, кто просто бегал от мамы с пакетом яблок. В груди защемило.

Я тоже хотела ребёнка. Хоть одного. Своего. Чтобы утром гладить его волосы, делать бутерброды в школу и целовать в макушку. Чтобы чувствовать, как ты кому-то нужен не просто по долгу, а по любви. Потому что часики… тикали. Может, не громко, но я уже слышала этот звук где-то глубоко в себе.

До школы я дошла довольно быстро – погода будто специально постаралась для меня. Прохладный ветерок нежно играл с моими распущенными волосами, будто пытался обнять и успокоить. Солнечные лучи касались загорелых ног, даря тепло и лёгкое ощущение безмятежности. Казалось, даже сама природа благословляет моё новое начало.

В кармане ещё оставалось двадцать минут до конца первого урока, а мне предстояло познакомиться с коллегами – чужими людьми, которые станут частью моего нового мира. Немного волнительно, и я достала из сумочки пачку ментоловых сигарет – курила я редко, и родители всегда ворчали, когда чувствовали запах табака на мне, но сейчас нервозность пересиливала все принципы.

Я уже зажгла сигарету, глубоко вдохнула холодный, свежий дым, когда услышала голос рядом:

– Извини, у тебя не найдётся зажигалки?

Я подняла глаза и встретилась с взглядом. Передо мной стоял парень – высокий, на пару голов выше меня, с дерзкой, но каким-то по-настоящему тёплым и открытым выражением лица. На левой щеке играла ямочка, а глаза казались наполненными лесной тишиной – глубокие и манящие. Солнышко ослепило меня, и на секунду я даже растерялась, стояла как зачарованная, пялясь на него, будто дурочка.

– А? Зажигалку? – переспросила я, пытаясь прийти в себя.

– Да, – он улыбнулся так, что губы едва скрывали белоснежные зубы. – Можно?

Я вынула зажигалку из сумочки и протянула ему. Его большая мужская рука легко забрала её, и он поднёс к губам сигарету, которую держал у себя.

В этот момент мой внутренний голос кричал: «Хватит пялиться!», но взгляд будто приклеился к нему. Его аромат – смесь свежести лесных ягод и легкой хвои – заставил меня глубже вдохнуть и на миг забыть, зачем вообще я здесь.

– Спасибо, – произнёс он тихо, чуть наклонив голову. – Ты новенькая? Раньше не видел.

– Да, – я прошептала, немного смутившись. – Я только что пришла.

– Будем знакомы, – протянул он руку, и я почувствовала лёгкое волнение в животе. – Николас.

– А я – Белла Сергеевна, – ответила я, улыбаясь. – Новый учитель рисования. А ты по какому предмету?

Он рассмеялся, искренне и звонко, и этот смех будто озарил всё вокруг. Мне даже стало не по себе от того, что я не поняла, почему он смеётся. Но звук его смеха был настолько приятен, что я готова была слушать его вечно.

Он резко стал серьезным, будто оценивая меня взглядом – то ли думая, шучу ли я, то ли просто пытаясь понять эту новую загадочную учительницу, что появилась в его школе.

– Извини. Я подумал, ты наша новая одноклассница. Я – Николас Купл, 11А. Только директору, пожалуйста, не говори, что мы с тобой… – он запнулся и понизил голос, словно боялся, что даже стены могут донести. – Ну, курили.

– Да без проблем, не скажу, – улыбнулась я, сделав последнюю затяжку.

Тонкая струйка дыма растворилась в утреннем воздухе, а обгоревший бенчик с лёгким шорохом нырнул в мусорный контейнер. Я встряхнула руки, будто сбрасывая напряжение, и тут же полезла в сумочку за своим спасением – кремом с запахом малины. Терпеть не могла, когда пальцы пахли табаком. Нанесла каплю и медленно растёрла, чувствуя, как сладковатый аромат перебивает горечь дыма.

Я ясно ощущала на себе его взгляд. Не навязчивый, а… заинтересованный. С теплой улыбкой и ноткой восхищения.

– Ты просто… очень молодо выглядишь. Я реально подумал, что ты из параллели. А тут, бац – училка. У нас все преподаватели как с кладбища, честно. Морщины, недовольные рожи… Брр.

– Ну спасибо, – рассмеялась я, не сдержавшись. Его слова врезались куда-то вглубь, в то самое место, где девчонка во мне ещё мечтала услышать комплимент, не связанный с формой или грудью, а просто – «ты классная».

– Ну, тогда до встречи, Белла Сергеевна, – сказал он с хитрой полуулыбкой, подмигнул и, будто нарочно, чуть коснулся моего пальца, когда возвращал зажигалку. Его рука была тёплой, уверенной.

Он развернулся и пошёл в сторону входа, не оборачиваясь. Я смотрела ему вслед. Его походка, расслабленная, с лёгким налётом дерзости, выдавала уверенность – ту, что появляется у парней, когда они уже не дети, но ещё не мужчины.

Неплохое начало для первого дня, промелькнуло в голове.

Я развернулась и пошла за ним. Здание лицея всё так же величественно поднималось ввысь, покрытое плиткой, будто временем. Прошло четыре года, а здесь будто замерло всё: тот же облупившийся фасад, те же серые перила, те же старые окна, отражающие солнце, как и тогда, когда я была здесь ученицей.

На входе вахтёрша Валентина Петровна сидела за своим постом, уткнувшись в журнал "Здоровье" с выпуском 2013 года. Даже он, видимо, был для неё свежачком. Она мельком подняла взгляд, кивнула, узнав меня, и тут же вернулась к чтению, будто ничего не произошло.

С коридоров доносился знакомый как родной шум: хлопали дверцы шкафчиков, девочки визжали, обсуждая какой-то сериал или новое видео на TikTok, кто-то смеялся, кто-то ругался. Где-то вдалеке младшие классы неслись галопом, оставляя за собой запах школьной столовки и фруктовых жвачек. Всё это было похоже на воскрешённый сон, только теперь я в нём не ученица.

– Белла, проходи, не стой в дверях, а то дети собьют, – раздался знакомый голос.

Я подняла взгляд – на верхней ступеньке стоял Павел Владимирович. Как будто сам лицей выдохнул его наружу. Он был всё тот же: лоснящаяся лысина, с которой капли пота стекали по вискам, плотное пузо, выдающее любовь к пиву и пирожкам с капустой, и его вечная борода «под профессора». Раньше девочки из моего класса тайком вздыхали по нему, шутили, что он – «папа Гарри Поттера, только спившийся». Но для меня он был… другим.

Я сделала шаг внутрь, и сердце на мгновение сжалось. В груди будто заиграл стянутый аккорд воспоминаний.

– Стиль, что ты устроила? – голос Павла Владимировича звенел в ушах, когда я стояла перед его столом. Белый, до тошноты стерильный кабинет, в который я когда-то заходила с трепетом, теперь вызывал только раздражение. Здесь пахло канцелярией, кофе и – ощущением власти. Холодной, взрослой, мужской.

Я стояла с порванной майкой, с растрепанными волосами, с запекшейся кровью на брови. Драка. Моя первая, и, как я тогда думала, единственно правильная.

– Она первая начала, – пробормотала я, как школьница, пойманная на месте преступления.

– На себя посмотри, лохушка, – прошипела Анастасия, не дожидаясь своего слова.

Вот она – моя бывшая подруга. Вся размалёванная, с потёкшей тушью по щекам, с разбитой губой и глазами, полными ненависти. Губа ещё кровила, тонкая струйка стекала по подбородку. Два ногтя сломаны до мяса – она пыталась сопротивляться, но я била с яростью, с болью, которую копила месяцами.

В тот день, 20 апреля, я наконец узнала правду: это Настя, "лучшая подруга", слила всей школе мои тайны. Она выкладывала их как сплетни, как шутки, как грязные подробности моей жизни, превращая меня в посмешище. Я терпела до поры. А потом – взорвалась. Без лишних слов. Просто вцепилась в неё прямо в коридоре, на глазах у половины школы.

– Девочки, успокойтесь! Что вы, в конце концов, не поделили?! – голос директора был суров, но я видела, куда он смотрел. Порванная майка, расползшийся ворот – грудь проступала сквозь тонкую ткань. И это был не взгляд учителя, а… не тот, который должен быть.

– Павел Владимирович, – заговорила Анастасия, давя слёзы и стараясь играть роль жертвы. – Я просто стояла с девчонками, а она набросилась на меня, как бешеная! Сломала ногти, поставила фингал… губу разбила! Посмотрите на меня!

Её голос срывался, тон был жалобный, почти истеричный. Но я знала эту игру. Она всегда была актрисой – внешне ангел, внутри – змея. Да, выглядела она хуже меня. Я в крови, она – в слезах. Я с порванной одеждой, она – с покалеченным лицом. Но за мной стояла правда.

Павел Владимирович тяжело вздохнул и повернулся ко мне:

– Белла, что ты можешь сказать в своё оправдание?

Я выпрямилась. Откинула с лица прядь волос и посмотрела ему прямо в глаза. Голос мой был твёрдым, почти ледяным:

– А что мне сказать? Да, я начала драку. И да, я не жалею об этом. Но Анастасия – не невинный ангел. Её halo давно покатилось в грязь. – Я наклонила голову в сторону Насти, не сводя с неё взгляда. – Может, ты, обожаемая всеми Анастасия, расскажешь, за что я тебя ударила?

Настя дернулась, как от пощёчины. Она открыла рот, но слов не было. Лишь ком в горле, и ещё одна слезинка скатилась по щеке. Я стояла твердо. И пусть на мне был рваный хлопок и кровь, а не уверенность – внутри я уже знала: больше я молчать не буду.

Настя, как всегда в момент стресса, закусила губу. Резко выпрямилась и начала судорожно искать взглядом что угодно – пол, окно, шкаф с кубками, но только не меня и не Павла Владимировича. Её руки дрожали, она сжимала подол своей юбки, словно пыталась в нём спрятаться.

Она понимала: в элитном лицее не прощают сплетни. Здесь всё вылизано до блеска – паркет, дневники, улыбки на фотографиях с отличниками. Здесь делают вид, что грязи не существует, а если она и появляется – её аккуратно заметают под ковёр, чтоб не дай бог кто не увидел.

Но теперь эта грязь была вот здесь – в кабинете директора. С капельками крови, с разбитой губой и правдой, от которой уже не отвернуться.

– Настя, – голос Павла Владимировича стал тяжелым, как чугун. – Что именно ты сделала?

– Я… – прошептала она, сглотнув подступившие слёзы. На миг мне показалось, что она всё-таки скажет. Признается. Станет взрослой. Но вместо этого – молчание, дрожащий подбородок, и снова – влажные глаза.

– Павел Владимирович, – я шагнула вперёд, голос мой звучал уверенно, почти холодно, как лезвие. – Анастасия на протяжении всех десяти лет распространяла обо мне непристойные слухи. Сливала мои личные истории, продавала мои… интимные фото. Вы всерьёз считаете, что я должна была просто простить её? Молча пережить, проглотить?

Директор резко повернулся к Насте. В его взгляде мелькнула тень отвращения. Он смотрел на неё, будто впервые увидел – не нежную, тихую отличницу с косичками, а змею, что пряталась всё это время в цветах.

Настя зарыдала, теперь уже громко, с всхлипами. Слёзы стекали по щекам, тушь снова текла, превращая лицо в чёрно-белую маску. Только я знала, что это не раскаяние. Это – спектакль. Перед ним.

– Белла, немедленно извинись перед Анастасией, – вдруг сказал он.

Я замерла. Слова ударили в живот, вывернули изнутри. Извиниться? Перед ней? За то, что она сделала?

А Настя… она подняла голову и начала улыбаться. Едко, мерзко, как победитель, который знает, что его прикроют. Потому что человек, стоящий за директорским столом – её отец. Мужчина, который бросил её при рождении. Мужчина, которого она ненавидела – но теперь использовала.

Я стояла, ошеломлённая. В голове путались мысли, дыхание перехватывало. Почему он закрывает глаза на её поведение? Почему защищает её? Почему предаёт меня, зная, что я права?

– Нет, – выдохнула я, и голос мой прорезал тишину, как лезвие. – Вы можете наказать меня за драку. Можете вызвать родителей, поставить на учет. Но извиняться перед ней – за то, что она сделала – я не буду.

Я подняла голову выше. Гордость в груди пульсировала, как рана, но я не дрогнула. Я подошла к двери, остановилась на секунду, развернулась и молча – показала им обоим фак.

В коридоре было тихо. Только в ушах шумела кровь. Я вышла, как будто сняв с себя чью-то кожу. И в тот день дала себе клятву: я не забуду. И сделаю всё, чтобы она – и он – получили по заслугам.

Тогда всё и началось.

– Рад тебя видеть, Белла. Выросла как… – голос Павла Владимировича звучал медленно, с нарочито дружелюбной интонацией. А взгляд… гулял по моему телу, задерживаясь то на бедрах, то на груди, вызывая во мне тошнотворное ощущение – будто на меня натянули старую, липкую плёнку воспоминаний, от которой не отмыться.

– Взаимно, Павел Владимирович, – выдавила я и стиснула челюсть. – Давайте быстрее перейдём к делу. Мне нужно подготовиться к первому уроку.

Он чуть нахмурился, но быстро вернул себе привычное выражение начальника, который «всё держит под контролем».

– Да, ты права. Пойдём. – Мы двинулись по коридору, где носились школьники, кто-то жевал булочку, кто-то спорил о футболе. Всё было удивительно знакомо – запахи, звонки, даже шорох подошв по вычищенному линолеуму.

– В лицее ничего особо не изменилось, – начал он снова. – Учителя всё те же, что и в твои годы. Только вот отремонтировали кабинет рисования – сделали уютным, безопасным. Новое оборудование, планшеты, проектор – всё ждёт тебя. Кстати, у нас теперь два новых учителя: по физкультуре и математике. Познакомлю тебя с ними. Твой кабинет – 246, на втором этаже.

Я кивала, но мысли ускользнули. Взгляд выхватил знакомую фигуру у кабинета химии – Николас. Он стоял, смеясь с какой-то девушкой, держал руку на её плечике. Слишком близко. Слишком быстро.

– Ты меня вообще слушаешь? – Голос Павла Владимировича хлестнул по ушам.

– Да-да, конечно, – поспешно отозвалась я и отвернулась от этой сцены. Мы подошли к учительской.

– Проходи.

Дверь распахнулась, и меня сразу окутала волна теплоты и странного напряжения. Учительская пахла кофе, бумагой и парфюмом. За столами сидели знакомые лица – словно я вернулась в прошлое. Только теперь я не ученица, а одна из них.

– Знакомьтесь, – торжественно сказал директор. – Это наша новая коллега – Белла Сергеевна Стиль. Учитель рисования у младших классов. Лучшая ученица нашего лицея, между прочим – наша гордость.

Несколько человек заулыбались, кто-то даже аплодировал. Я почувствовала, как щёки предательски заливает румянец.

– Здравствуй, Белла, – первой отозвалась Лариса Александровна, учительница русского. Та же мягкая улыбка, что когда-то вытаскивала меня из мрака. Её глаза были как добрый чай с мёдом – тёплые, заботливые.

– Это… – директор повернулся к мужчине, сидящему на подлокотнике кресла. Высокий, сдержанный, в спортивной куртке. Светлые волосы, короткие на висках, голубые глаза, в которых отражалось лёгкое озорство. – Станислав Константинович, наш новый учитель физкультуры.

Я машинально улыбнулась. Он тоже. Его взгляд скользнул по мне внимательно, но не пошло – скорее как бы отмечая детали, будто я была чем-то, что ему захотелось разгадать.

Сердце на секунду дало осечку.

– А это Валерия Арсеньевна, – продолжил директор, указывая на женщину в строгом сером костюме. – Учитель математики.

Женщина с вьющимися волосами и серьёзными, но не суровыми глазами, кивнула:

– Очень приятно, Белла. Надеюсь, быстро освоишься. У нас коллектив дружный.

Я кивнула в ответ, стараясь запомнить имена, лица, взгляды.

– Вы пока поболтайте, – сказал Павел Владимирович, поправляя пиджак. – А я пойду сообщу 11А, что география отменяется. Учитель заболел.

– А может… – сердце тут же ускорило темп, и я, сама себе удивляясь, резко изменила тон. – …может, вы дадите мне этот урок? Вместо географии. Всё равно дети без дела будут слоняться. А так – хоть немного расслабятся в начале учебного года.

Я постаралась сделать голос деловым, но внутри была как школьница на первой влюблённости. Хотелось снова увидеть его. Услышать, как он смеётся. Просто побыть в одной комнате.

– Интересная идея, – сказала Лариса Александровна, с любопытством посмотрев на меня. – Почему бы и нет? И правда – детям будет полезно немного творчества. А Белла справится, я уверена.

– Хорошо, – кивнул директор, бросив на меня оценивающий взгляд. – Надеюсь, ты знаешь, чем их занять.

– Конечно, Павел Владимирович.

Когда он вышел, учительская словно наполнилась свободой – шумной, мягкой, доброжелательной. Коллеги задавали вопросы: почему вернулась, как дела у родителей, не скучала ли по этим стенам. Всё это казалось немного странным – будто я оказалась между двумя реальностями: прежней школьницей и нынешним учителем. Но я улыбалась, отвечала, старалась держать уверенный тон.

И вот прозвенел звонок.

Я поднялась, взяла свою сумку и, выдохнув, направилась в кабинет. Сердце грохотало так громко, будто я шла не на урок, а на сцену, под прицел прожекторов.

За дверью – хохот, гул, щёлканье ручек, шелест тетрадей, и чей-то дерзкий, самоуверенный голос.

Я открыла дверь и вошла.

Класс, полный старшеклассников, на секунду замер. Кто-то всё ещё продолжал болтать, но большинство уже смотрело на меня. Лица – загорелые после лета, ленивые, полные ожидания. На последних партах кто-то переписывался в телефоне, кто-то жевал жвачку. Я увидела его – Николаса – он сидел у окна, облокотившись на парту, смотрел с лёгкой усмешкой, но в его взгляде была заинтересованность, не издёвка.

– Всем привет, – сказала я с лёгкой улыбкой. – Меня зовут Белла Сергеевна Стиль. Сегодня у вас будет необычный урок – рисование.

– Нам что, восемь лет? – раздался ленивый голос с задней парты. – Давайте лучше о чём-то поинтереснее. Ну, например… какого размера у вас грудь?

Класс взорвался хохотом. Кто-то хлопал ладонями по парте, кто-то шептал "Глеб, ну ты даёшь!", а я на секунду застыла, ощущая, как жар поднимается к щекам. Но прежде чем я успела что-то сказать, вмешался он.

– Заткнись, Глеб. – Голос Николаса прозвучал твёрдо, спокойно, с ледяной ноткой. – Тебя не учили с взрослыми разговаривать?

Тишина накрыла класс, будто кто-то выключил звук. Глеб фыркнул, но промолчал.

– Простите его, – продолжил Николас, повернувшись ко мне. – Он у нас типа комик, но мозгов фильтровать базар – ноль.

Я чуть улыбнулась. Лёгкий кивок – благодарность. Наши взгляды пересеклись, и мне показалось, что он понял больше, чем я сказала. В его глазах не было ни вызова, ни насмешки. Только… тепло. Тихое. Знакомое.

– Да ничего страшного, – мягко отозвалась я, обводя класс тёплым взглядом. – В чём-то ваш одноклассник даже прав. Рисование действительно может казаться детской забавой – до тех пор, пока ты не поймёшь, насколько это мощный инструмент самовыражения.

Кто-то хмыкнул, кто-то откинулся на спинку стула, но я уже почувствовала, как их внимание понемногу собирается на мне, как фокус объектива.

– Ведь у каждого из нас свой стиль. Маленькие дети, например, любят рисовать мультяшно – потому что так проще, так безопаснее. Но с возрастом ты начинаешь искать… что-то своё. Свой штрих, свою форму, свои цвета. Кто-то уходит в гиперреализм, кто-то в графику, кто-то вообще рисует только чёрной ручкой на уголке тетради. Это всё – стиль. Он говорит о тебе. Без слов.

– В плане? – вдруг подала голос девочка с первой парты. У неё были яркие голубые глаза, и сейчас они буквально впивались в меня, требуя пояснений.

– А сколько вы знаете стилей в рисовании? – я слегка подалась вперёд, делая шаг по классу, как будто приглашая их думать вместе. – Кубизм. Реализм. Импрессионизм. Поп-арт. Барокко. Сюрреализм. Рококо. Ар-нуво. Ар-деко. Абстракция. Это только вершина айсберга.

Я видела, как некоторые начали шевелиться, что-то записывать в телефонах. Даже Глеб, тот самый шутник, не отпускал шуточек – просто смотрел с прищуром.

– В школьной программе обычно дают самое классическое: барокко, рококо, немного кубизма. Но… – я сделала паузу, – настоящая магия начинается там, где учебник заканчивается.

– А как понять, какой стиль подходит именно нам? – поднял руку парень в футболке с логотипом Nirvana. Интонация у него была без вызова – он действительно хотел знать. И это было приятно.

– Очень хороший вопрос, – я посмотрела на него, затем на всех. – Хотите, расскажу?

Класс будто выдохнул одним голосом:

– Даааа…

Chapter 2

Половина урока пролетела на одном дыхании. Мы говорили о стиле – в искусстве, в жизни, в себе. Я удивлялась, насколько искренне они слушали. Листы тетрадей наполнялись записями: не механическими, а настоящими – с подчёркиваниями, восклицательными знаками, стрелками на полях. У каждого был свой взгляд, своя манера держать ручку, даже своё выражение лица, когда они думали. Подростки, вечно жующие сплетни и мемы, вдруг оказались глубже, чем я себе представляла. Они не просто слушали – они искали.

– Белла Сергеевна, – подняла руку Аня, девочка с пронзительно ясными глазами и лёгким волнением в голосе. – А может быть такое, что у человека получается два или больше стиля?

– Конечно, Аня, – я кивнула, улыбаясь. – Можно пробовать себя в разных стилях, даже преуспеть в нескольких. Но со временем… всё равно какой-то из них станет ближе остальных. Ты сама это почувствуешь – он будет ложиться тебе под руку так, как будто дышишь. Остальные – просто хорошо выученные языки. А вот один из них – будет твой родной.

На задней парте скрипнула ручка – кто-то усердно записывал мои слова. Я порадовалась про себя. Этот урок жил.

– Но всё же, – вмешалась соседка по парте Юля, – бывают исключения?

Та самая Юля. Невысокая, утончённая, будто сошедшая со страниц рекламного буклета: идеальная укладка, серёжки-пусеты, ровный почерк. Та, что только что была в коридоре с Николасом, и чьё присутствие оставляло во мне холодное послевкусие. Не враждебное – просто слишком безупречное, чужое.

– Бывают, – кивнула я, – но редко. Один на десять, если не реже. И даже тогда таким художникам часто трудно разобраться в себе. Их внутренний мир пересекается с миром искусства настолько сильно, что границы размываются. Это красиво… и сложно.

Я немного помолчала, глядя на них. Девочки переглядывались, кто-то кивнул, кто-то задумался.

– Поэтому, – продолжила я, – на оставшееся время у нас будет задание. Небольшое, но важное. Попробуйте найти в интернете стиль живописи, который вас зацепит. Не обязательно популярный. Пусть это будет что-то, что отзывается лично вам. Затем – попробуйте почувствовать этот стиль и передать его на бумаге. Это не контрольная, не конкурс. Это… разговор с самим собой. Я хочу увидеть ваш внутренний голос, пусть и в одной картинке. Не бойтесь странного, неровного или непонятного. Главное – чтобы это было от сердца. Не рисуйте что-то «по правилам». Рисуйте по себе. Можете использовать карандаши, ручки, фломастеры – хоть помаду, если она у вас есть. Главное – чтобы это были вы.

– Но у нас же с вами только одно занятие и всё? – Глеб, казалось, очнулся от долгого наблюдения за происходящим. Он больше не сыпал глупостями и не комментировал мою грудь. Просто говорил спокойно, по делу.

– Возможно. – я посмотрела на него с лёгкой улыбкой. – Но разве одного момента бывает мало, чтобы что-то понять о себе? Да, к тому же я веду кружок живописи для всех желающих – и для младших, и для подростков, – сказала я, стараясь добавить в голос теплоту и искренность. – Если кто-то из вас захочет погрузиться в мир красок и поиска себя через искусство – буду рада видеть вас на занятиях. Это будет после уроков, так что если заинтересует – подходите ко мне после урока, я вас запишу.