Choose your lifestyle

Я хотела пройти мимо. Просто пройти. Не остановиться. Не выдать себя. Но…

– Белла Сергеевна. – он произнёс это почти шёпотом. Но мне показалось – как пушечный выстрел.

Я остановилась. Глупо, неловко. Как девочка. Не как учитель.

Повернулась.

– Николас, привет. Что-то случилось?

– Мы можем поговорить? – он смотрел не как ученик. Не как мальчик. А как мужчина, который точно знает, чего хочет.

Моя душа сжалась. Где-то внутри прозвенел колокол моральной тревоги. А сердце тихо произнесло: да, пожалуйста, только скажи хоть что-нибудь, только не уходи.

– Здесь нельзя. – прошептала я, пытаясь выглядеть строго.

– Тогда после уроков. Парк. Как вчера.

– Николас… – я хотела сказать "это неправильно", "мы не можем", "забудь". Но язык не слушался. Сердце гремело в груди, как поезд по рельсам.

– Я просто хочу поговорить. Ты не обязана ничего… – он опустил глаза, и в этом движении было столько искренности, что я сдалась.

– Хорошо. Пятнадцать минут – и ни секундой больше.

После уроков я вышла в парк, будто и не собиралась туда.

Пальцы дрожали, словно я снова школьница на первом свидании. А ведь мне двадцать три. За плечами – колледж, диплом. Но Николас – это не просто "парень". Это – катастрофа с зелеными глазами.

Он ждал. Под деревом. Ветер играл его волосами. У него был тот самый шарф – тёмно-синий, из мягкой шерсти, в который я однажды уткнулась носом, когда замерзла в больнице. Он всё ещё пах мятной жвачкой и древесным дымом.

– Ты пришла, – улыбнулся он.

– Ты удивлён?

– Счастлив.

И как это говорить с такой серьёзностью, не моргнув, не покраснев?

– Николас, мы не можем этого делать. Это слишком…

– Странно? Запрещено? Безумно? – он шагнул ближе. – Я всё это знаю. Но я никогда в жизни не чувствовал ничего подобного. Ни к одной девочке, ни к одному человеку вообще.

Я сделала шаг назад. Но внутри меня будто сдвинулись планеты.

– Ты – мой учитель, да. Но ты ещё и человек. Ты видишь меня таким, какой я есть. Без маски, без поз. Я не играю перед тобой. И ты тоже – не притворяешься.

Молчание между нами стало плотным. Как воздух перед грозой. Я чувствовала, как дрожат пальцы. Как хочется шагнуть – или убежать.

– Ты думаешь, я не боюсь? – выдохнула я. – Я просыпаюсь по ночам с ощущением, что сделала что-то ужасное. Я смотрю на других учителей и жду, что кто-то всё узнает. Я не могу объяснить даже себе, почему ты стал для меня… важным.

– Тогда не надо объяснять. Просто… не отворачивайся. Не сейчас.

Он взял меня за руку. Осторожно. Почти невесомо.

И в этот момент, когда мир будто замер, в голове снова прозвучал голос Амелии:

«Ты не безумна. Ты просто влюбилась».

Вечернее сумрачное небо опускалось всё ниже, словно разделяя нас невидимой линией, и в этом холоде мы стояли, оба словно на краю пропасти, куда хотелось упасть, но никто не мог сделать первый шаг.

Я резко отдернула руку, которая сама непроизвольно коснулась его запястья. Сердце колотилось бешено, в горле пересохло, и я боялась даже взглянуть ему в глаза.

– Николас… – голос дрожал, чуть слышный, – ты не понимаешь, что это невозможно. Ты… ты ученик. Я учитель. У меня нет права на это, никогда не было.

Он сжал губы, его взгляд горел безысходностью и отчаянием. Медленно приблизился, словно пытаясь заглянуть внутрь меня, понять, что скрывается за страхом и отторжением.

– Белла, я знаю, – сказал он тихо, но с таким упорством, что слова словно острыми иглами впивались в грудь, – я знаю, что это не просто. Но разве это должно нас останавливать? Ты думаешь, я не боюсь?

Я отвернулась, пытаясь скрыть слёзы, но они уже подступали к глазам. Дрожь пробегала по всему телу, и я не могла подобрать слова.

– Боюсь… – наконец выдохнула, – боюсь потерять всё, что у меня есть. Карьеру, уважение, себя… Мне никогда не приходилось любить, не было… не знаю, как. Я не хочу, чтобы кто-то разрушил мою жизнь, как только она начала складываться.

Он сделал шаг вперёд, осторожно, не навязчиво, и схватил мою руку – настолько нежно, словно боялся, что я могу разбиться от одного неверного движения.

– Я боюсь потерять тебя, – сказал он почти шёпотом, – боюсь, что если я отпущу твою руку, то уже никогда не смогу найти тебя снова.

Я посмотрела на его ладонь, сжимающую мою, и почувствовала, как внутри всё рвётся на части. Но страх был сильнее – страх, что вся эта хрупкая жизнь рухнет, если я позволю себе упасть.

– Почему ты не можешь понять? – вырвалось у меня, голос срывался, – я боюсь не только за себя. За нас – за всех, кто увидит, услышит, осудит. Ты думаешь, мне легко быть учителем, когда все смотрят и ждут ошибки? Если я ошибусь – меня уничтожат.

Он сжал мою руку крепче, но боли в этом прикосновении было больше, чем поддержки.

– Тогда позволь мне быть твоей защитой, – тихо сказал он, – дай мне шанс. Пусть весь мир будет против нас, я останусь с тобой.

Я хотела кричать, чтобы он ушёл, хотела бежать, спрятаться, забыть всё это чувство, которое мне было чуждо и страшно. Но одновременно мне хотелось верить, что где-то там, в этом хаосе, есть место для нас.

Слезы наконец прорвались – горькие, холодные, правда которых было слишком много для моих молодых лет.

– Я не знаю, смогу ли я… – прошептала я, – но боюсь, что если отпущу твою руку, потеряю навсегда.

И в этот момент мы оба понимали: ни один из нас не готов сдаться. Но и сделать шаг навстречу – тоже страшно.

Мы стояли в тишине, где каждый вздох казался громче грома, и в этой тишине звучала боль двух сердец, боящихся сделать выбор, который изменит всё.

Я чувствовала, как пальцы его сжали мою руку сильнее – словно цепляясь за последнюю надежду. Но внутри меня всё раскалывалось на тысячу осколков, и страх становился невыносимым грузом. Я медленно отодвинула руку, и наши взгляды встретились в последнем, долгом, прощальном молчании.

– Николас… – голос сорвался, слова ломались на куски, – я не могу. Это слишком. Для меня. Для нас.

Он молчал, его глаза пылали упрёком и болью, но я уже не могла остановить поток эмоций, который рвался наружу. Слёзы заливают лицо, горячие и горькие, словно внутренняя битва выходила на поверхность.

– Пожалуйста… – прошептала я, – пойми меня. Я боюсь потерять всё, что у меня есть. Я боюсь, что если мы начнём, я разрушу всё вокруг себя. Себя. Тебя.

С этими словами я сделала шаг назад – один за другим, как будто с каждым отдалялась от последнего тепла, от возможности счастья. Сердце разрывалось, казалось, что внутри меня горит пламя, которое никто не может потушить.

– Белла… – его голос звучал уже почти умоляющим, – не уходи.

Но я уже не слышала. В ушах стоял гул, и слёзы безудержно лились по щекам. Я отвернулась и побежала прочь, сквозь холодный ветер и тёмные аллеи, не оглядываясь, чтобы не видеть разбитую надежду в его глазах.

Шаги глухо эхом отдавались в пустоте моего сердца. Я хотела спрятаться, исчезнуть, чтобы никто больше не увидел мою слабость. Но где-то глубоко внутри знала: эта боль – первая из многих, и дорога назад уже закрыта.

И в этом холодном ночном парке, где мы встретились, остались лишь два разбитых сердца – его, полного тоски, и моего – полного страха и сомнений.

Следующий день в школе выдался тяжелым. Я старалась улыбаться детям, говорила с ними, объясняла новые темы, подбадривала, словно весь мир висел на моих плечах. Внутри же было пусто и тяжело – где-то далеко в глубине сердца боль от Николаса жгла, не давая покоя. Каждое его слово, каждый взгляд всплывали в памяти, словно тени, которые невозможно прогнать. Но я прятала эту боль за вуалью спокойствия, чтобы дети не видели, как я разбита. С улыбкой на лице я раздавала краски и кисти, слушала, как маленькие художники восторженно рассказывают о своих творениях, а сама думала о нем – о тех чувствах, которых боюсь и которых так хочется.

Когда школьный звонок, наконец, отпустил меня из стен лицея, я вышла на улицу, где уже подкрадывался вечер, обволакивая город мягким светом заката. И там, у самого выхода, стоял он – Константин, с букетом в руках. Красные розы, пышные и страстные, ярко выделялись на фоне золотистого света. Они, конечно, не были моими любимыми цветами – пионы, нежные и воздушные, с лепестками, будто сотканными из шелка и рассветного тумана, всегда казались мне более настоящими, более похожими на меня. Но все равно этот букет тронул меня, потому что он был для меня.

– Знаю, розы – не твое, – улыбнулся Константин, – но я хотел подарить что-то, что говорит о страсти и силе. Ты сильная, Белла. И очень особенная.

Я взяла цветы, чувствуя, как тепло его рук переходит ко мне:

– Спасибо, – тихо сказала я, – пионы – мои любимые, они нежнее. Но это очень приятно.

Мы направились в парк, где пруд зеркалил последние лучи солнца, а вокруг лениво плавали утки и величественные лебеди. Константин достал из кармана пару пакетиков с кормом и протянул мне.

– Помнишь, как в детстве кормили птиц?

– Да, – улыбнулась я, – это было одно из тех простых счастий, которые так легко забываются с годами.

Мы стояли у воды, бросая хлебные крошки, наблюдая, как птицы нежно тянут шеи, словно кланяясь. В этом тихом моменте казалось, что время остановилось, и весь мир замер только для нас двоих.

– Расскажи, как у тебя дела на работе? – спросил он мягко, и я почувствовала, что готова открыть сердце.

– Дети – мое вдохновение, – начала я, – но иногда это борьба с собой. Быть учителем – это больше, чем просто профессия. Это постоянная ответственность. И, честно, часто я боюсь не справиться, боюсь потерять себя в этом потоке.

Он слушал внимательно, не перебивая, словно каждое слово было важным для него.

– Знаешь, – сказал Константин, – жизнь похожа на этот пруд. Спокойная поверхность скрывает глубину, страхи и радости, но без нее не будет движения, не будет настоящей жизни. Настоящая смелость – принимать все, что приносит судьба.

Я взглянула на него, и впервые за долгое время почувствовала облегчение – что меня понимают, что рядом кто-то, кто готов просто быть.

– Спасибо, – прошептала я, – мне так не хватает таких разговоров.

Мы шли дальше, и вокруг нас загорались первые огни вечернего города. Константин шел рядом, не торопясь, без спешки и без давления – просто надежная опора в этом хрупком и сложном мире.

Это свидание не было громким признанием или порывом страсти. Оно было нежным обещанием: что где-то рядом есть человек, который поймет и поддержит, когда будет особенно трудно. И именно в этом теплом, почти невысказанном моменте я почувствовала, что смогу дышать снова.

Константин остановился, глубоко вздохнул и посмотрел мне прямо в глаза – глаза, в которых, казалось, горела тихая, но непоколебимая искра. Его голос прозвучал мягко, почти шепотом, будто боялся нарушить тонкий хрупкий момент.

– Белла… – начал он, будто перебарывая сомнения, – ты особенная. Не просто красивая или талантливая. Ты – как редкий цветок, который не спешит раскрыться, но стоит подождать, и он подарит миру самый нежный аромат. Я вижу тебя – твою силу и твои страхи. И я хочу быть рядом, чтобы поддерживать тебя. Не спеши, не требую ничего. Просто хочу, чтобы ты знала – я здесь, и могу стать тем, на кого ты сможешь опереться, когда станет тяжело.

Я смотрела на него, и в груди забилось что-то новое – одновременно страх и надежда, растерянность и желание довериться. Моё сердце, которое так долго прятало раны и обиды, дрожало от его слов. Я не знала, как быть с такими чувствами – я не умела любить и не умела быть любимой.

– Костя… – голос мой дрожал, – я никогда не была в отношениях. Я боюсь, что не смогу. Боюсь ошибиться, потерять контроль, испортить всё. Я боюсь открыться и быть уязвимой.

Он осторожно взял мою руку, сжался так, чтобы не причинить боль, а дать силу. В его взгляде не было ни осуждения, ни давления – только тихая, неподдельная забота и терпение.

– Я не прошу тебя сделать шаг сейчас, – тихо сказал он, – не прошу сразу ответить взаимностью. Просто позволь мне быть рядом, слушать тебя, понимать. Иногда, чтобы найти свет, нужно дать себе время пройти через тьму. Ты не одна. Позволь мне идти рядом с тобой, когда будет трудно.

Сердце колотилось так громко, что казалось – оно расколется на части. Внутри меня бушевала борьба: страх и желание, сомнение и надежда. Я отдернула руку, но голос стал чуть тверже.

– Мне нужно время, Костя. Не сейчас. Но… спасибо, что остался.

Он кивнул, в его улыбке скользнула лёгкая грусть, но в том взгляде была поддержка, которой я так давно не знала. Молчание между нами было наполнено обещанием – обещанием, что не всё потеряно, что впереди ещё есть шанс.

В этот момент я поняла – я готова сделать первый шаг. Пусть даже страшный, пусть даже робкий, но свой.

Chapter 5

Прошел уже месяц, как я и Костя начали встречаться. Месяц, наполненный странной тишиной и неуловимыми проблесками теплоты, которая, правда, никогда не перерастала в то пламя, которое я когда-то чувствовала к Николасу. Между мной и Костей не было ни интима, ни поцелуев – словно мы боялись приблизиться друг к другу слишком близко. Я пыталась понять, почему сердце не бьется чаще, почему бабочки в животе так и не появились, почему на руках не чувствую того электрического тока, что был с ним невозможен.

В глубине души я знала – это не любовь. Это что-то другое, что-то спокойное и осторожное. Костя – надежный, добрый, внимательный, он всегда рядом, но он не способен выжечь мою душу, как Николас. Николас, наоборот, все больше уходил в свои тренировки, погружался в спорт с головой, но при этом он появлялся на уроках, он хотел быть там, где была я. Хотел рисовать, делиться временем и быть рядом, несмотря на все. Он словно удерживал мост между нами, который я не была готова перейти.

В тот день, на очередном обычном уроке рисования, я заметила его взгляд – теплый, но немного усталый. Когда урок подошел к концу, он подошел ко мне с небольшой коробочкой в руках.

– Белла, – тихо, чуть робко, сказал Николас, подходя ко мне. В руках у него была аккуратная коробка конфет, обёрнутая в блестящую бумагу. – Это тебе.

Я взяла коробку, удивлённо посмотрела на него и попыталась улыбнуться.

– Спасибо, – ответила я, чувствуя, как сердце начинает биться немного быстрее. – Это неожиданно.

– Я просто хотел как-то сделать этот день лучше, – сказал он, стараясь звучать непринуждённо, но в его глазах читалась искренняя забота.

Мы стояли, глядя друг на друга, и на мгновение в воздухе повисла натянутая пауза – ни один из нас не знал, что сказать дальше.

– Как ты? – наконец спросил он, ломая молчание.

Я вздохнула, пытаясь найти слова.

– Работа забирает много сил, – призналась я. – Иногда кажется, что ничего не меняется. Но дети – это главное.

Он кивнул, с лёгкой грустью в голосе.

– Понимаю… У меня тоже свои заботы, – сказал он, потом набрался смелости и добавил: – Знаешь, я подумал… Я хочу заниматься рисованием серьёзнее. Может, ты могла бы помочь? Стать моим репетитором? Заниматься дома, вместе?

Меня охватил неожиданно теплый прилив эмоций. С одной стороны, предложение казалось простым и даже дружеским. С другой – в этом таилась та тонкая граница, которую я боялась переступить.

– Репетитором? – повторила я, стараясь не выдать, насколько это предложение меня задело. – Ты серьезно?

– Да, – ответил он, смотря мне прямо в глаза. – Я хочу учиться у тебя. Ты лучше всех умеешь видеть детали, цвета, настроение. Мне это важно.

Я почувствовала, как напряжение между нами начинает понемногу спадать, словно лед, который только что начал таять.

– Хорошо, – наконец сказала я, едва слышно. – Давай попробуем. Только… чтобы всё было просто. Без лишних ожиданий.

Он улыбнулся, и в этой улыбке было что-то такое – надежда, доверие, желание быть рядом, не нарушая границ.

– Я обещаю, – тихо сказал он. – Просто друзья. Но я рад, что ты согласилась.

И в этот момент, среди шумной школы и суеты, мы оба почувствовали, что между нами что-то меняется. Медленно, осторожно, но неотвратимо.

Я держала в руках ту коробку с конфетами, словно это была какая-то хрупкая надежда. Сердце всё ещё колотилось, а мысли разбегались в разные стороны – то о том, как просто и тепло было сейчас, то о тех невидимых стенах, что я выстроила вокруг себя. Я знала, что Николас видит меня настоящую, без масок, без притворства, но страх всё равно грыз изнутри.

– Когда хочешь начать? – спросила я, стараясь контролировать голос, хотя внутри всё бурлило.

Он улыбнулся, глаза светились тихой радостью.

– Завтра после уроков. Ты скажи, где тебе удобно, я приду.

Мы стояли в классе, и на миг казалось, что время остановилось. Никто не мешал, никто не торопил – только мы двое и мягкий свет окна, заливающий пространство золотым осенним сиянием.

– Знаешь, – начал Николас, будто размышляя вслух, – я всегда думал, что рисование – это просто краски и кисть. Но ты показала мне, что это ещё и эмоции, и история, и даже чуть-чуть магия.

Я взглянула на него и вдруг почувствовала, как застывшая внутри меня часть начала трепетать. Здесь, рядом, был человек, который не требовал невозможного, не ждал от меня идеала. Просто хотел учиться и расти вместе.

– Мне нравится, когда люди видят в искусстве что-то большее, – тихо ответила я. – Не просто рисунок, а душу, которая там спрятана.

Он кивнул, его глаза стали серьёзнее.

– Тогда я хочу научиться слышать тебя через твои картины.

Эти слова звучали так просто, но я понимала – они для меня значили гораздо больше. Что-то внутри меня медленно менялось, и хотя я боялась открыться полностью, теперь у меня был кто-то, кто готов был подождать.