Избранное. 2021—2024

Бальзар поселился в городе недавно, осенью. Когда колючие, холодные дожди закончили его терпение, выгнав с тракта. Сначала он работал где придется, помогая в артелях, заменяя приболевших работников. Потом один из них предложил ему более хлебное, хоть и тяжелое дело, и Бальзар переехал на склады, помогая купцам с разгрузкой и погрузкой. Там уже его присмотрели сами купцы, прекрасно понимая, что ворочать эльфийскими руками мешки не самое умное занятие. Тогда уж ему стали поручать чуть другие, менее приятные, но гораздо более оплачиваемые дела. Работать руками больше не пришлось, и с купцами они уговорились встречаться «У тролля».

На столешницу перед ним брякнулась миска с кашей, которой почти не было видно из-под подливы и маленьких кусочков мяса. Трактирщик, хоть и ругался на Бальзара, привечал его. Потому как тот не раз ему помогал. Так, от души. Когда какая пьянь начинала громить столы, выносил его на улицу, отдохнуть.

– М-м, осени тебя Мать, – благодарно потянул носом Бальзар.

Колот по привычке ругнулся и оставил его одного. Даже денег не спросил, знал, не расплатившись эльф не уйдет.

Каша радовала тело, а душа наоборот мрачнела. Пора было убираться вон из города. Пока лежал снег, мысли о том даже не посещали. Но теперь, когда запах весны перебивал вонь сточных канав. Когда на улицу можно было выйти в одной рубахе – только если домой еще по солнцу вернешься – когда тело жаждало действий, пришла пора. Беспокоило, даже скорее злило, что раньше уговаривать себя не приходилось. Он собирал сумку, стоило грачам зачернить снег. Теперь же отчего-то медлил. Цеплялся за место, за людей, за… ощущения. Ему нравилось быть нужным. Нравилось улыбаться утрами Глиде, ругаться беззлобно с Колотом, перешучиваться с мальчишками, пытавшимися поддеть его за острые уши и длинные волосы. Нравилось быть частью чего-то. И так не хотелось снова становиться изгоем. Одиночкой. Последним напоминанием.

Погрузившись в мрачные размышления, Бальзар не заметил изменений. Миска только опустела, он даже ложку не успел положить, как стол загородили от хозяина за стойкой три мрачные тени.

Бальзар удивленно вскинул взгляд, внутренне поморщившись, а внешне расплывшись в широкой, радостной улыбке.

– Помочь? – с готовностью, но между тем и с легкой насмешкой спросил он.

Двое монахов по краям смотрели на него мрачно, хмуро. От разбойников этих ребят отличала лишь новая, добротная одежка и кольчуги, может еще и медная бляха на груди с изображением свечного огарка, крохотного, но еще живого. А вот тот, что в центре Бальзару не понравился. Начать с того, что кольчуги на нем не было. Как не было и привычных одежд. Тело монаха прикрывало длинное платье, навроде туники, только видом построже. Наверху же, на груди, лежал совсем другой медальон: золотой, с высокой, тонкой свечкой, уронившей лишь одну слезу-каплю воска. К этому прибавить его взгляд, холодный, высокомерный, но изучающий и довольный.

Монах улыбнулся. Худое лицо его стало еще страшнее. Не то, чтобы был он уродом каким. Обычный человек, тощий, высокий, с гордо вскинутой головой. Но вот было в нем что-то такое, отталкивающее, настораживающее.

– Помогите, – кивнул он, без приглашения усаживаясь, напротив. Двое других тут же сомкнули плечи, закрывая от взгляда стойку.

Бальзар лишь мельком успел заметить взволнованное лицо Колота, искоса бросавшего на них взгляды. Спрашивать он больше ничего не стал, вскинул брови ожидая: хочет монах чего, пусть говорит.

– Говорят, вас можно купить? – с тонкой усмешкой спросил монах.

– Лгут! – безапелляционно заявил Бальзар, расплываясь в широкой ухмылке. То, что его все покупали он знал, но поделать ничего не мог. Так уж принято тут было, не наем, а купля.

Монах на мгновение растерялся, понятно это стало лишь по чуть сдвинувшимся бровям, но тут же вновь вернул лицу чуть снисходительное величие.

– Ах да, вы не местный, – проговорил он, – нанять?

– Можно, – развел Бальзар руками, с неодобрением пытаясь пробить взглядом фигуры монахов: ему хотелось запить кашу.

Но трактирщик хорошо помнил привычки своих завсегдатаев. Задержался всего ничего, растерявшись, но тут же появился с большой кружкой, исходившей пенной шапкой.

– Вам что? – мрачно буркнул он, опустив кружку и кинув взгляд на монахов. Но главный поднял руку, помахав ей из стороны в сторону, и Колот ушел, мрачно буркнув что-то нелестное.

Монах дождался пока Бальзар опустит схваченную посудину и утрет пенные усы и только тогда заговорил вновь.

– У нашего ордена есть для вас поручение. Опасное. Но за ценой мы не постоим.

– Вы говорите, – добродушно подбодрил Бальзар, уже с искренним довольством оглядывая монахов. После половины кружки меда ему стало их жаль. Он прекрасно помнил, с какой охотой их приятели вчера вливали в себя все, что горит. Наверняка этим двоим обидно стоять насухую.

Монах сверкнул глазами, явно оставшись недовольным его поведением.

– Здесь не лучшее место для подробностей.

– Э, нет, – хохотнул Бальзар, качнув головой. Коса мотнулась, мазнув по спине легкой щекоткой. – Здесь лучшее место!

Монах нахмурился, пожевал губами, но кивнул согласно. Его охрана за спиной подошла еще ближе, бросив по сторонам подозрительные взгляды.

– Нам нужен воин, наподобие вас.

– Для чего-о?

По-птичьи склонил голову набок эльф.

– Нужно доставить… колдуна, – нехотя выдохнул монах. Глаза его не отрываясь сверлили Бальзара каким-то злым предупреждением.

И Бальзар, пусть по привычке улыбался, смотрел на него уже недоуменно, подозрительно. Гляделки затягивались. Монах явно больше ничего говорить не собирался, и Бальзар заговорил сам:

– А ваши монахи?

– Увы, – лицо человека дернулось. – Страх перед колдуном сильно ограничивает добрую волю. Нам удалось набрать всего пятерых. Этого мало.

Бальзар откинулся на спинку стула, переплетя руки перед грудью.

– Какая сила у этого колдуна, что его боятся ваши воины?

– Это неважно, – отрезал монах, заставив Бальзара нахмуриться. – В оковах он ничего не сможет предпринять.

– А что сделал этот колдун? – с мрачным подозрением уточнил он.

– Смущал умы паствы, разглагольствуя о своих паскудных верованиях. Колдовством обрек многих монахов на грех неверия. В храме Едже творил колдовство, породив в головах мерзкие видения.

Бальзар хмурился, кивая обвинениям, а сам думал. Все это звучало глупо, по-детски. Да, проявлять свои силы в чужих храмах не стоило, но за это могли лишь побить. Да и колдовство… Судя по словам монаха, был тот человек не больше чем табом: человеком, способным показать то, чего нет. Сил у таких было мало. Вреда от них еще меньше. Так что же? Чем не угодил он монахам с их верой?

– И куда его? – прервав размеренный поток прегрешений, лившийся из уст монаха, уточнил он.

– В Ржаг, – с охотой ответил монах, – в главный храм. Приорх вынесет ему приговор и накажет.

Как наказывали монахи веры в Едже, Бальзар знал, оттого и поморщился презрительно. Но шанс выбраться из тепла и уюта города показался знаком Матери. Возможно, именно она послала этих глупцов к нему, желая показать, что пора двигаться. Ржаг был его следующей целью. Хотелось посмотреть на горы. Узнать, отличаются ли они от его родных, оставшихся далеко на востоке под властью проклятых светлых братьев.

– Хорошо, – пожал он плечом. – Когда?

С монахом они говорили еще долго. И когда тот исчез за дверью, Бальзар поднялся. Подошел к стойке, расплатиться. Колот в это время был совсем в другой стороне, разговаривал с зашедшим перекусить приятелем.

– И пойдешь?

Бальзар дернулся, не заметив, как задумался настолько, что не услышал шагов немаленького человека.

– Ого, – округлил он глаза, – этот город правда плохо на меня влияет.

Трактирщик насмешки не заметил. Забрался на свое место и все так же хмуро, из-под бровей оглядев эльфа, переспросил:

– Уходишь? С ними?

– А что мне? – поморщился уже Бальзар, прихлопнув к стойке монету и так же, прикрывая ее рукой, придвинув к трактирщику.

– С этими… – Колот замолчал, не в силах подобрать достойный монахов эпитет. – Невинного поведешь под их суд?

Бальзар неискренне расхохотался, запрокинув голову и демонстрируя ровные ряды зубов с выступающими острыми клыками.

– Да ладно, так уж и невиновного? Меня здесь и для людей покупали, что ж ты тогда молчал?

– Тогда тебя люди для людей покупали, сейчас же для человека тварь берет, – мрачно буркнул Колот.

– Мне не выбирать, – мотнул головой Бальзар, с непонятной тоской глядя на двери. – Прощай, старый! Навряд ли еще свидимся.

Трактирщик поджал губы, но, подумав, все же протянул эльфу широкую грубую ладонь.

– Зазря ты это затеял. Да и привыкли к тебе уж здесь. Оставался бы.

– Нет, не мое, – легко улыбнулся Бальзар, отгоняя прочь мысли и грусть.

***

– А лошадь я так и не купил, – печально поведал Бальзар высоким воротам храма. Жалкие домишки крестьян, которым не хватило места за городской стеной, теснились у ног огромной крепости, поглядывая на нее маленькими, затянутыми пузырем окошками, словно цыплята перед пастушьим псом.

Было еще темно и по-утреннему свежо, даже холодно. Немногочисленные, оставшиеся после снега лужи за ночь притянуло ледком. Пар изо рта валил печным дымом. Уши, по глупости и самоуверенности оставшиеся без укрытия шапки, казалось, обратились точно такими же ледяшками. Но пускать эльфа внутрь монахи не спешили. Да и, как подозревал Бальзар, не пустят. Осквернять храм бесперспективным нелюдем никто не собирался.

Наконец врата отворились, и ему навстречу выехала почти торжественная процессия. Если бы не клетка, которую волочила старая, но еще мощная кобылка, точно сошло бы за праздник. Пятеро воинов-монахов с презрением оглядывали стоящего эльфа, остановив коней в десятке шагов от него. Следом стала и телега с клеткой. Возница, слабо похожий на монаха крепкий бородатый мужичок, с руганью натянул поводья и привстал, пытаясь разглядеть преграду. Изнутри, с храмового двора, раздались удивленные и возмущенные голоса, и навстречу Бальзару вышел вчерашний монах-свеча. Но эльф на него не глядел. Он хмуро и недоверчиво изучал пленников. Старик. Тощий, длинный и сухой. Белые волосы сливались с такой же бородой и терялись в складках грязно-бурой одежды. Лицо какое-то чистое, светлое и в глазах не страх и обреченность, а печаль и понимание. Но это Бальзар мог стерпеть. Если бы не белокурая головка, робко выглядывающая из-за мешковатых одежд старика. Голубые, ясные глазки изучали его с интересом и даже некоторым восторгом, пусть лицо ребенка и несло следы печали.

– Ребенок?! – стараясь держать в себе недовольство, спросил Бальзар, не оборачиваясь.

Монах, только успевший подступиться, удивленно замер, глядя на ребенка злыми глазами. Словно надеялся, что тот растает и не придется доказывать глупой нелюди, что все идет согласно плану его бога.

– Отродье колдуна, – строго проговорил монах. Бальзар глянул на него с нескрываемой насмешкой, и монах торопливо поправился: – не дочь, ученица!

– За нее мы не говорили, – тихо бросил эльф, не сводя с монаха насмешливого взгляда.

– Доплатим.

Монах протянул руку в сторону. Подбежавший полный человек, в такой же тунике до пят, тут же опустил туда кошель, явно тяжелый и приятно пухлый.

– Ты же не откажешься? – хитро уточнил монах, протягивая кошель Бальзару.

– Нет, – легко согласился он, принимая и взвешивая в руке оплату. – Лошадку бы.

Монах понимающе кивнул и уже через пять минут Бальзар сидел на хорошей, пусть и немолодой, каурой кобылке.

Монахи его старательно не замечали. Зато Бальзар уделил им все свое внимание.

Трое обычные, крепкие, мрачные. Привычные представители ордена. Квадратные челюсти сжаты в мрачной решимости. Решимости к чему сами воины еще не знали, но уже были готовы.

Четвертый вызывал лишь смех. Высокий, нескладный, с маленькой головой и длинными ручищами. Словно он должен быть либо гораздо тоньше, либо гораздо выше. При этом на физиономию парень был слишком уж смазлив. Светлые глаза в обрамлении пушистых длинных ресниц, по-мужски квадратная челюсть до смешного гладкая. Лишь усы и борода, аккуратным квадратом обходившие рот, мешали представить вместо него женщину. Черные короткие волосы летали на ветру птичьими перьями. Бальзар со скрытым смехом уже приписал ему должность во внутренней иерархии ордена.

Зато пятый, такой же крепкий, как все, притягивал взгляд неким скрытым величием. Пытаясь уловить в его фигуре то, что вызывало этот интерес, Бальзар не сразу заметил его медальон. А уж когда рассмотрел, отбросил сомнения. На серебристой бляхе красовалась слишком длинная для простого монаха свеча. Она оплыла, увешав бока застывшим воском, но все же была почти полной.

Монахи, получив благословение своего лидера, тронули лошадей, старательно не замечая Бальзара. А тот и не высовывался. Пристроился за клеткой, сперва разглядывая сгорбленную фигуру старика, а после погрузился в мысли.

По миру он ходил уже больше двух лет. Обычно делал это своими ногами. Давно, еще в самом начале, желал купить коня, но стоило посмотреть на продающихся животных, уходил с торжища. Лошадь не только транспорт, она живая. За ней уход нужен, лишние траты. Да и жалко если сожрет кто. Теперь же, качаясь на широкой спине церковной кобылы, он понял еще один плюс пеших переходов: они отвлекали от мыслей. Кочки, камни, подозрительное сопение в кустах не позволяли погрузиться в самоедство. Лошадь делала для этого все. Умная скотинка спокойно шла за прочими, не требуя управления.

Первыми в голову пришли мысли о пленниках. Не то чтобы Бальзар был слишком добродетелен. Да и людей, и не только, ему приходилось убивать. Но в этой ситуации не нравились ему сами наниматели. Любить или хоть уважать Едже и его монахов Бальзар не желал. Не нравились ему и пленники. Старик ладно, ему уже все равно. Ребенка же эльф по своей натуре обидеть не мог. Ко всему прочему не нравилось ему и их положение. Слишком свежо было в памяти собственное рабство. До сих пор ночами Бальзару снился ошейник, сдавливающий шею и лесные эльфы, презрительно насмехающиеся над его скрученной болью фигурой.

Мысли перескочили на эльфов. На восемнадцать лет рабства и унижений. На собственный, вырезанный светлыми братьями народ. На Роменсул, маленькую эльфийку. Его госпожу и любимую. Ту, которая пожертвовала собой ради его свободы.

От охватившей боли Бальзар сжался, зажмурившись. Распахнул глаза, старательно оглядывая черные еще поля, выползающее из-за далекого леса солнце и гордые спины идущих впереди монахов. Тряхнул головой, так, что коса перелетела через плечо, разлегшись на груди, и улыбнулся счастливо. Как давно привык. Подстегнул лошадь, выезжая вперед, к монахам, и пристроившись у последнего, смазливого, оставшегося без пары, спросил, сияя солнцем:

– Расскажи, как едем?

Монах глянул на него волком. В глазах его почудилось эльфу совсем не то, что должно было. Не презрение с надменностью, а какой-то страх и обвинение. Но монах, на мгновение отвернувшись, вернул ему уже вполне твердый взгляд.

– Увидишь!

– Э нет, – нагло улыбался Бальзар. – Я предпочел бы знать, чего ждать.

– Твое дело, – процедил монах, глядя ему в глаза, – следить за пленниками. Все остальное тебя не касается.

Бальзар в наигранном удивлении вскинул брови, скаля клыки в раздражающе-веселой улыбке. Но монах оказался непрошибаем. Тряхнув головой, Бальзар вновь приотстал, пропуская повозку.

– Что натворил, старый? – с тем же весельем спросил он у старика. Тот оторвал взгляд от досок пола и несколько недоуменно оглядел веселого эльфа.

– Молчать! – рявкнули спереди. Идущий первым монах с серебристой бляхой развернул коня, подъехал к Бальзару и зло прошипел в лицо, – с пленниками не разговаривать!

– Договорились, – просто согласился Бальзар. – Как зовут?

Но воин отвечать не стал. Развернулся и погнал к своему месту в строю. Бальзар хмыкнул, искривив губы в хищной насмешке, и позволил своей лошади возобновить шаг.

День прошел быстро. Задумавшись, Бальзар не сразу понял, что монахи даже на обед не остановились. Шли размеренно по Лежскому тракту, перекусывая на ходу. Ни пленникам, ни самому Бальзару угощаться не предложили. А ближе к ночи стали посматривать по сторонам, тихо переговариваясь. Наконец сошлись. Свернули с удобной дороги на едва заметную колею в небольшой рощице. По ней осенью селяне солому с полей свозили: кое-где лежали еще размокшие, сгнившие за зиму ости. Отъехали так, чтобы с дороги рассмотреть невозможно было, и стали, спешились.

Разложили костерок, быстро набросали еловых лапок, прикрыв плащами, и расселись у огня. Возница, только телегу оставив, тут же к ним подсел, косо поглядывая на пленников. Присоединяться к неприятной компании Бальзар не спешил. И место для сна себе устроил в стороне. Чтобы огонь смотреть не мешал, а голоса слушать. Сел прямо на лежанке и вытащил со слезами уложенные Глидой и подругой ее, Бетси, харчи.

От воспоминаний о женщине, крупной и по-человечески рыхлой, зато милой и отзывчивой, на груди стало тоскливо. Пусть она не эльфийка, но время с ней проводить хорошо было. А теперь в лесу по холоду одному спать…

Грустно улыбнувшись собственным ворчливым мыслям, Бальзар разломил еще совсем мягкий хлеб. Прижал его к замерзшему носу, втягивая дразнящий аромат, и внезапно напоролся взглядом на крохотные голубые огонечки глаз. Поднял голову и неожиданно для себя улыбнулся ребенку. Тот. Точнее та, хоть разобрать в этой замарашке что-то кроме глаз было сложно, ответила такой же веселой улыбкой. Но бросив быстрый взгляд на взорвавшихся смехом монахов, потупилась и спряталась за фигурой старика.

Бальзар повернулся к монахам и с нарастающим удивлением заметил, что они спокойно себе ужинали, не тратя время на готовку.

Натянув на лицо излюбленную свою радостную улыбку, он легко поднялся и подступился к костру.

– Пленникам еда нужна, – тихо проговорил он.

Тихо-то тихо, но разговоры смолкли и шесть недовольных морд к нему повернулись.

– Они ели сегодня, – сквозь зубы процедил главный, монах с длинной свечой на серебре.

– Так и вы тоже, – взглядом и недвусмысленно вздернутыми бровями указал он на зажатый в руках монаха кусок сыра с хлебом.

– Эльф, твое дело стеречь, чтобы их никто не освободил, – все так же цедил сквозь зубы монах. Но еду, словно смутившись, от взгляда Бальзара спрятал за широкой ногой.

Бальзар с насмешкой обвел взглядом мрачные лица. В выражении смазливого опять показалось что-то неправильное, словно поддержка, одобрение. Но тут же сгинули за вернувшимся презрением.

– Э нет, монах, так мы не договаривались, – хохотнул Бальзар, расплываясь в улыбке еще шире. Монахи нахмурились уже по-другому, нервно. – Я готов стеречь ваших пленников, а вот издеваться над дитем не дам. Да и старик тоже вашими стараниями до Ржага не доедет.

Главный монах медленно поднялся, неожиданно вытянувшись над Бальзаром на добрую голову. Эльф удивленно хмыкнул, но отступать не стал. Так и стоял почти вплотную. Вскочили и остальные, похватавшись за эфесы мечей. Доставать не стали, слишком спокойным и мирным был вид эльфа. Откуда им знать, что темному от такого мирного вида до убийства всего и надо что шажок ступить.

– Добро, – медленно кивнул монах после долгого взгляда. – Можешь покормить. А у меня еды лишь на моих людей.

Бальзар мысленно грязно выругался. Внешне лишь улыбка стала чуть насмешливой.

– Не боишься, что пока я их кормить буду, старик на меня чары наложит?

Голова эльфа склонилась, и весь вид его стал напоминать ворону. В глазах любопытство, но ждешь от нее только гадостей.

– Тебя что ж, зря с собой брали? – хохотнул смазливый. Главный ему ничего говорить не стал, только презрительно носом дернул. – На ельфов жеж не ложится колдовство.

Управлять лицом стало сложно. Таких верований он еще не слышал.

– Они в цепях, – оборвал главный переглядывания. – Можешь не трусить.

Бальзар шутливо поклонился, больше изображая женское приседание и не совсем вольно отправляя его смазливому монаху. Расплылся в улыбке: судя по красноте, бросившейся тому в лицо, намек его дошел.

– Держи, старый, – сунул Бальзар между прутьев половину хлеба и кусок сыра.

– Благодарю тебя, сын Первой Матери, – едва слышно шепнул тот, бросив быстрый взгляд на монахов. Но никто одергивать эльфа не стал, и старик все же забрал еду. Разломил надвое, отдав большее ребенку, и жадно укусил хлеб, так же как Бальзар недавно, сперва уткнувшись в него носом.

От такой благодарности Бальзар застыл на мгновение. Как раз хватило, чтобы увидеть, насколько пленники изголодались. Но тут же отступил, вернувшись к лежанке. Давно не слышанные слова благодарности темных эльфов вернули запрятанную глубоко в сердце тоску.

***

Утро встретили уже в седле. На этот раз, было оно гораздо приятнее. Пели птицы в голых еще, но уже словно подернутых салатовой дымкой кустах. Шелестел в вышине ветерок, приносивший с собой запах мокрой земли и прелой листвы. От него было еще зябко, но чувствовалось, что пройдет чуть-чуть и обласкает мир весенним теплом.

Утром Бальзар отдал пленникам очередную часть своих запасов и с тоской размышлял, что так придется или просить монахов в деревни заезжать, что они навряд ли сделают. Либо охотиться. Отчего-то делать это такой приятной порой эльфу не хотелось.

Задумавшись, он не сразу заметил перемены. Чем выше поднималось солнце, тем сильнее окутывало тепло, заставляя сбросить плащ, закрывавший его с головой. Но птичьи трели сменились далеким ревом водяного петушка. Птичка та не редкая, но живет у болот, а от Кенржа место такое далековато. Чуть погодя потянуло и тиной, и открытой, свежей водой, и разом грязью, не полевой, но той, что на заболоченных местах бывает.

Когда понял, что не так, вскинул взгляд, осматривая густые, казавшиеся непроходимыми кусты по сторонам. Расплылся в хищной улыбке, внутренне ухохатываясь. Кто-то всех их перекинул от тракта. Причем так ловко, что даже он ничьих сил не заметил. А ведь эльф, не человек.

Он хотел уже окликнуть монахов, но те и сами стали замечать странности. Закрутились, заговорили, а после и вовсе остановились, переговариваясь. Бальзар не мешал. С едким довольством смотрел на их растерянность.

Старший тронул коня, поворачивая. Подъехал к нему и, хмурясь, спросил:

– Ничего не замечаешь?

– Вижу, отчего ж? – оскалил он клыки в довольстве.

– Что видишь? – процедил монах, бросая быстрые взгляды на прислушивающегося старика.

– Вижу, что нас кто-то переместил.

– Кто и куда?

– Кто ж знает, – философски пожал плечом Бальзар, оглядываясь, словно желал сквозь деревья рассмотреть местность.

– Ты должен знать, – зашипел монах. Но по взлетевшим в насмешливом удивлении бровям эльфа понял, что бесполезно кричать. Вновь коня повернул, к клетке вплотную подъехал и старика к прутьям прижал, схватив за воротник.

– Куда ты нас отправил? – прорычал он в испуганное побелевшее лицо.

– Эй, не стоит, – холодный голос над ухом отрезвил. Еще лучше помог тому острый кончик одного из парных клинков, что до того у эльфа к седлу приторочены были. – Помнишь, я их защищаю, а вот врага мне не указали.

Монах медленно разжал пальцы и обернулся, изучая Бальзара холодным взглядом.

– Так ты с ними заодно?!

– Уга, – хохотнул Бальзар. – Путешествуем по миру и монахов истребляем. Не глупи! – он убрал клинки. – Я не с ними, но и истерики твои глядеть не намерен. Ты же главный, решай, что делать! А крики эти ребенку оставь.

И от перемены в лице и голосе, сделавшимися холодными и жестокими, монах побледнел. Сглотнул невольно и, не сводя с Бальзара взгляда, крикнул:

– Становись! Ульман и Шеен вперед по тропе! Летос со мной! Сенмек, постережи!

Монахи деловито засуетились. Двое умчались вперед. Еще один с главным обратно по дороге. Смазливый остался. Подождал, пока возница телегу у обочины пристроит, свою коняжку привязал и сел по другую сторону, чтобы разом всех видеть.

Бальзар сел напротив, опершись на телегу спиной. Возница помялся, но быстро принял решение и сел возле монаха.

Некоторое время Бальзар с монахом сверлили друг друга взглядами. Эльф смотрел с насмешкой, не скрываясь изучал лицо и фигуру. Монах все больше мрачнел, пряча в глубине глаз тревогу.

– Так что же старый совершил? – вновь привычно склонил голову эльф.

Возница, успевший не то задремать, не то просто задуматься, встрепенулся. Монах нахмурился и опустил взгляд. Зато сзади раздался тихий, спокойный голос старика.

– Крес мое имя. И ничего я не сделал. Против веры ихней беседы вел. Пытался к совести, к разуму дозваться. Да нет в тех головах разума, – печально выдохнул старик. – Они Миечки боятся.

Бальзар удивленно обернулся. Возница совсем занервничал, заерзал с каким-то недобрым испугом глядя на монаха. Но тот смотрел в землю, словно пытался там найти ответы на вопросы эльфа, и беседы не обрывал.