Механический маг. Книга первая

Сердце Элиаса бешено заколотилось, но не от восторга. От ужаса и горечи. Он видел потенциал кристаллов – как источник дешевой энергии для заводов, как двигатель для летательных аппаратов, как стабилизатор для мостов. Он мечтал изменить мир. А военные увидели в этом лишь новый способ убивать. Эффективнее. Мощнее.

– Вы возглавите финальный этап разработки и испытания, – продолжил Дирк, его голос был ровным, профессиональным. В его глазах не читалось ни сожаления, ни злорадства. Только холодный расчет. – Ресурсы полка к вашим услугам. Сроки – жесткие. Ожидания командования… высоки. Не подведите.

Той ночью Элиас сидел на своей жесткой койке в бараке. Шум спящих механиков, храп, скрежет зубов – все это сливалось в монотонный фон. Он пытался писать письмо отцу. Перья скрипели по бумаге: «Все хорошо. Работа интересная. «Молот» починил…». Но слова казались фальшивыми, пустыми, как гильзы после стрельбы. Он скомкал лист и швырнул его в угол. Потом взял чистый лист ватмана и карандаш. Его рука двигалась почти сама собой, быстро, уверенно, сжимая карандаш так, что тот трещал. На бумаге возникал не военный проект. Это был чертеж небольшого, изящного устройства – кристаллического стабилизатора для промышленных паровых котлов. Он использовал ту же энергию резонанса, что и «Громовержец», но не для разрушения, а для защиты. Для предотвращения взрывов. Для спасения жизней. Для созидания.

Пока это была только мечта. Тонкий лист бумаги против всей военной машины Лоренхейма. Но Элиас чертил, вкладывая в каждую линию всю свою ярость, отчаяние и надежду. Он чертил будущее, каким оно должно было быть.

А за окном барака, в предрассветной мгле, уже готовились к выезду на полигон тягачи с платформой. На ней, укутанный брезентом, бугрился силуэт чего-то массивного, с торчащими жерлами. Завтра начинались испытания «Громовержца». Завтра его мечта должна была убивать.

Глава 4: Искры Громовержца

Полигон «Молот» был не просто испытательной площадкой. Это был открытый рубец на теле земли, незаживающая язва прогресса. Тысячи взрывов, выстрелов, энергетических разрядов спекали глинистую почву в сплошное поле красно-коричневого стекла, которое крошилось под сапогами с жутким хрустом и дымилось под низким, свинцовым небом. Воздух был густым ядом: едкая сера от пороха, металлический привкус озонированной пыли, сладковатый смрад горелой изоляции и резины – смесь, въедавшаяся в легкие и одежду. В эпицентре этого индустриального чистилища, как жертвенный алтарь, возвышался «Громовержец».

Чудовище, рожденное гением Элиаса и изувеченное военной прагматикой, казалось живым в своем бронированном уродстве. Громоздкая платформа на массивных гусеницах несла шестигранную башню, в центре которой, за толстыми кварцевыми стеклами и стальными решетками, пульсировало тусклым синим светом кристаллическое «сердце». Оно напоминало запертого в клетке зверя. К нему тянулись кабели толщиной в руку, настоящие удавы из сплетенной стали и меди, шипящие и потрескивающие от перегрузки, распространяя запах горящей эмали. Шесть энергетических стволов, похожих на жерла древних пушек, но лишенных привычных отверстий, были направлены вдаль, на ряды стальных макетов танков и укреплений.

– Стартовая последовательность! Запускай! – рявкнул полковник Рейд. Его голос, высеченный годами командования, не дрогнул. Лицо, изборожденное шрамами, похожими на карту минного поля, оставалось каменной маской. Единственное движение – пальцы в безупречно белой перчатке сжали дугу бинокля до хруста.

Элиас Верн стоял у пульта управления, втиснутого в бронированный бункер в пятидесяти метрах. Экран телеметрии перед ним мигал тревожными желтыми индикаторами – температура периферийных контуров уже на подходе к красной зоне. Он почувствовал, как ладони внутри кожаных перчаток стали липкими. В горле пересохло. Его палец нажал на массивный рычаг запуска с надписью «FULMINIS IGNIS» («Огнь Молнии»).

Сначала – гробовая тишина, настолько густая, что слышалось шипение собственной крови в ушах. Потом – гул. Не звук, а вибрация, низкая, звериная, идущая из самых недр земли. Она заставила задрожать бетонный пол бункера, зазвенели стекла приборов. В ядре «Громовержца» тусклый синий свет вспыхнул ослепительной лазурью, осветив клубящийся дым и пыль вокруг него, как адское сияние. Шесть стволов начали вращаться с жутким, рвущим нервы металлическим скрежетом. Воздух над ними заколебался, исказился.

И «Громовержец» выплюнул смерть.

Не снаряды, не плазму – сгустки чистой, сконцентрированной кинетической энергии, вырванной у кристаллов. Шесть синих комет, оставляющих за собой искаженный след в воздухе. Они достигли мишеней почти мгновенно. Стальные макеты танков не взорвались – они испарились в центре удара. Белое, ослепляющее пламя на миг поглотило их, а когда спало, на месте остались лишь лужи расплавленного, булькающего металла и оплавленные, покореженные остовы по краям. Грунт вокруг спекся в черное стекло. Ударная волна докатилась до бункера, заставив содрогаться стены.

– Мощь! Абсолютная, неумолимая мощь! – восторженно крикнул кто-то из штабистов, сорвавшись с места. Зааплодировали, заглушая рев еще работающих генераторов.

Но Элиас не сводил глаз с экрана. Температура ядра: 98% от критической отметки, за которой – распад кристаллической матрицы. Катастрофа. Он протянул руку к огромному красному тумблеру аварийного останова. Его пальцы дрожали.

– Второй залп! По движущимся целям! Немедленно! – скомандовал Рейд, его ледяной голос перекрыл аплодисменты. Он даже не взглянул на Элиаса, его бинокль был прикован к мишеням-роботам, которые уже выползали из укрытий на рельсах.

– СТОП! Ядро не выдержит! – заорал Элиас, бросаясь к пульту, отталкивая офицера-оператора.

Платформа «Громовержца» с лязгом развернулась, нацеливаясь на новые мишени. Синий свет в его сердце сморщился, сжался в тревожные багровые точки. Послышался нарастающий, визгливый гул – звук материи, рвущейся под насилием. Индикаторы залились кроваво-красным.

Взрыв.

Это был не грохот. Это был удар в солнечное сплетение мироздания. Воздух сгустился в твердую стену, обрушившуюся на бункер. Окна с пуленепробиваемыми стеклами вылетели внутрь осколками, как конфетти. Элиаса отшвырнуло назад, как тряпичную куклу. Он ударился спиной о холодную металлическую стену, мир на миг погрузился в немое черно-белое мельтешение, в ушах завыл пронзительный звон. Сквозь него пробились вопли. Дым. Едкий, черный, удушающий дым, пахнущий горелым кристаллом и расплавленной сталью.

Он встал, шатаясь, вытирая кровь с разбитой губы. Сквозь дымовую завесу на полигоне виднелся «Громовержец». Один из шести стволов был оторван у основания, как лепесток адского цветка, и воткнут в землю всего в метре от места, где стоял полковник Рейд. Сталь дымилась, раскаленная докрасна. Само чудовище замерло, окутанное клубящимся ядовитым дымом. Из развороченного корпуса башни сочилась сине-фиолетовая, флуоресцирующая жидкость – охлаждающий электролит, теперь смертельный яд.

Рейд поднялся с земли, отряхивая мундир с безупречной выправкой. На его щеке кровоточила царапина от осколка. Он подошел к краю бункера, глядя на дымящиеся руины своего оружия. Его лицо оставалось непроницаемым.

– Девяносто шесть процентов эффективности разрушения первичных целей, – произнес он голосом, холодным, как скальпель из жидкого азота. – Неплохо. Но не идеально. – Он повернулся к Элиасу. Его глаза, цвета промерзшей стали, впились в него. – Доведи до ста. За месяц. – Он указал белой перчаткой на носилки, мимо которых проходили санитары. На них лежал капитан с окровавленной повязкой на животе и пустым, шоковым взглядом. – И чтобы эта штука перестала калечить моих офицеров. Иначе следующий тест… – Рейд сделал паузу, – …будешь проводить ты, Верн. Лично. В кабине управления. Без брони. Ясны перспективы?

Кабинет Элиаса в казарме «Чудовищ» был крошечной железной клеткой, пропитанной вечным запахом машинного масла, пота и отчаяния. Железный стол был завален чертежами «Громовержца», испещренными злыми красными пометками Рейда и Вейсса. Когда он вошел, там уже ждал Незнакомец.

Человек в мундире. Но это была не армейская форма. Ткань – абсолютно черная, матовая, поглощающая свет так, что контуры фигуры казались размытыми, неестественными. Ни погон, ни знаков различия, ни даже пуговиц – только гладкая, зловещая оболочка. Лицо – узкое, бледное, как у трупа, вымытого формалином. Тонкие, бескровные губы. И глаза. Глаза цвета мокрого асфальта, лишенные блеска, как у глубоководной рыбы. Они изучали Элиаса, медленно, методично, без тени человеческой теплоты, как энтомолог рассматривает редкий, ядовитый экземпляр.

– Комиссар Вейсс, – представился он. Голос – шелест сухих крыльев ночной бабочки. Никакого рукопожатия. – Технический Орден Семи Зубьев. Ваши эксперименты с кристаллической энергией… вызывают значительный интерес.

Он положил на стол перед Элиасом тонкую папку. Внутри – графики. Кривые КПД, градиенты температуры, диаграммы стабильности кристаллической решетки под нагрузкой… Все с полигона «Молот». Все о «Громовержце».

– Однако, стабильность под боевой нагрузкой… – Костлявый палец с необычно длинным ногтем ткнул в цифру: 72.3%. – …оставляет желать лучшего. Неприемлемо для оружия стратегического значения. Орден требует детализированных отчетов. О каждом тестовом пуске. О каждой, даже самой незначительной, модификации. – Глаза Вейсса сузились. – Лично. Мне. Еженедельно.

Из портфеля, такого же черного и безликого, как его одежда, Вейсс извлек предмет. Медный цилиндр длиной с предплечье, покрытый сложной, почти художественной резьбой и увенчанный герметичными клапанами сложной конструкции. Он был холодным и неожиданно тяжелым.

– «Регистратор Ордена Семи Зубьев», – прошипел Вейсс. – Подключается напрямую к первичному контуру ядра «Громовержца». Через магистраль охлаждающего электролита. – Его палец скользнул по резьбе. – Все данные: телеметрия, энергетические потоки, квантовые колебания кристаллической матрицы, даже… побочные эмиссии – записываются и шифрованным каналом передаются в наши центральные архивы. – Его глаза, казалось, стали еще чернее. – Попытка отключить, физически повредить или программно обмануть этот прибор… – Пауза повисла, как петля. – …расценивается Орденом как государственная измена высшей степени. Со всеми вытекающими… перспективами. Установите его сегодня. До заката.

Он исчез так же бесшумно, как материализовался, не оставив даже колебания воздуха.

Элиас дождался, пока эхо шагов не растворилось в гулком коридоре. Взял холодный цилиндр. Его пальцы, дрожа не от страха, а от ярости, нашли скрытые защелки – микроскопические выступы, замаскированные под часть орнамента. С помощью тончайшей отвертки из дедовского набора (та, что с алмазным наконечником) он вскрыл корпус.

Внутри, среди миниатюрных шестеренок из белого металла, вибрирующих пружинок-датчиков и сплетения тончайших кварцевых нитей-проводников, мерцал кристалл. Небольшой, размером с фалангу пальца, но… Чистый. Совершенно прозрачный, без единой трещины или пузырька. С тем самым глубоким, живым, лазурным свечением изнутри, которое он видел лишь раз – в лаборатории B-7, на образцах доктора Вейна. Не армейская подделка, напичканная едкими стабилизаторами для кратковременной мощности. Настоящий. Первосортный голубой кварц.

Они не просто следят за машиной… Они следят за МНОЙ. За моими методиками. За тем, как я заставляю кристаллы работать. За моими знаниями Вейна.

Заброшенный ангар №7, прозванный «Склепом», стал их тайным убежищем. Ржавые фермы перекрытий, как ребра гигантского скелета, терялись в непроглядной тьме под высоким потолком. Воздух был спертым, пах пылью веков, плесенью и слабым, но едким озоном от старой проводки. На верстаке, освещенном лишь колеблющимся пламенем коптилки (опасность пожара была меньше риска быть обнаруженными), стояла «Росинка».

– Армейские кварцы – шлак, – хрипел лейтенант Брик, подавая Элиасу паяльник с тонким жалом. Его лицо в неровном свете пламени казалось еще более изуродованным, рельеф шрамов подчеркивал тени. – Их пичкают этими едкими стабилизаторами на основе ртути и мышьяка. Горят ярко? Еще бы! Но… – Он щелкнул ногтем по синему осколку размером с монету, лежавшему на столе. Камень треснул с тихим звоном, как хрусталь. – Ломкие. Как сухое дерево. Десять циклов на пределе – и в пыль. Взорвутся раньше, чем враг почует жар. Убийцы. Для операторов и для себя.

Элиас молча достал из внутреннего кармана другой кристалл – крошечный, аккуратно извлеченный из «Регистратора» во время «плановой диагностики». Чистый. Без трещин. Его внутреннее свечение было мягким, глубоким, живым.

Брик присвистнул, поднося камень к пламени коптилки. Свет внутри пульсировал в такт его собственному дыханию.

– Чистый. Настоящий. Первый сорт. Как в твоих академических фантазиях. – Он бросил тяжелый взгляд на Элиаса. – Орден держит лучшее… для шпионажа. Для контроля. А солдатам в зубы – суррогат. Радиация и смерть.

Элиас осторожно, словно драгоценность, вставил кристалл в центральное гнездо «Росинки». Устройство не было похоже на лампу. Это был сложный агрегат размером с футбольный мяч: медные спирали, намотанные на керамический сердечник, сетка миниатюрных конденсаторов, хитроумная система фокусирующих линз из отполированного кварца вместо простого стекла. Не для убийства. Для созидания.

– Попытка номер двенадцать, – пробормотал Элиас, замыкая последний контакт тихим щелчком выключателя собственной конструкции.

Кристалл вспыхнул. Но не ослепительным, агрессивным синим, как у «Громовержца». Теплым, золотисто-белым светом, похожим на первый луч солнца после долгой ночи. Свет наполнил устройство изнутри и мягким, ровным лучом ударил вверх, рассеивая тьму под фермами потолка. Ни гула, ни вибрации, ни запаха гари. Только тихий, едва слышный, успокаивающий гул, как у спящего котенка. Свет был… добрым.

– Черт возьми… – прошептал Брик, зачарованно глядя на «Росинку». Его единственный глаз отражал теплый луч. – Оно же… просто работает. Без грома. Без ярости. Без… разрушения. Как…

Внезапно – Шаги. Твердые, мерные, неспешные. По бетонной площадке перед огромными воротами ангара. Не тяжелый шаг капрала, не крадущаяся поступь Вейсса. Другие. Незнакомые. Целеустремленные.

Они мгновенно погасили коптилку. Элиас накрыл «Росинку» куском плотной мешковины, погасив чудесный свет, оставив лишь тусклое свечение кристалла, пробивающееся сквозь ткань. Прижался к холодной, ржавой стене ангара. Сердце колотилось, как молот в кузнице. В щель под огромными воротами мелькнула полоска света от мощного фонаря… и силуэт. Высокий, в длинном, струящемся плаще, не по форме. На мгновение свет блеснул на чем-то у пояса – не пистолет, не меч. Сложный инструмент? Прибор? Затем свет сместился, шаги удалились, затихли.

– Кто это, черт возьми? – выдохнул Брик в кромешной тьме, его голос был хриплым от напряжения. – Не Вейсс… Не армейские…

– Не знаю, – ответил Элиас, ощущая ледяную дрожь по спине. – Но он знал, где искать. И явно не друг.

Последующие дни стали каторгой на грани срыва. Элиас разрывался между четырьмя фронтами:

Ремонт Чудовища: Руководство поспешным восстановлением «Громовержца» под неусыпным взором людей Вейсса, которые теперь как тени следовали за ним по полигону и мастерским. Их глаза – холодные, оценивающие.

Ложь Ордену: Изощренная фальсификация отчетов для «Регистратора». Он втискивал в прибор искусственные данные о «нестабильности матрицы», «прогрессирующем падении КПД», «необходимости фундаментальных пересчетов и длительных ресурсоемких доработок». Каждая поддельная цифра – шаг по канату над пропастью государственной измены.

Кража Света: Ювелирное извлечение чистых кварцев из «Регистратора» во время «профилактических осмотров». Замена их менее ценными, треснувшими армейскими осколками, которые Брик добывал из списанных блоков питания с риском для жизни. Каждая кража – возможность расстрела.

Тайное Саботаж: Подмешивание мелкодисперсной соли в охлаждающий электролит «Громовержца», вызывающее ускоренную коррозию и ложные сигналы датчиков перегрева. Микроскопическая подкрутка калибровочных винтов оптических прицелов на доли градуса, гарантирующая «случайный» промах на предельных дистанциях. Постоянный риск разоблачения.

Но ночи… Ночные часы принадлежали «Росинке». В глухом углу своей казармы, за фальшивой панелью, скрывающей нишу в стене, Элиас возился с устройством. Он добился стабильного свечения! Маленький кристалл, не скованный жаждой разрушения, отдавал свою энергию ровным, теплым, почти одушевленным светом. Светом, который не слепил, не жёг, а лечил душу. При этом свете он читал уцелевшие страницы трактата Вейна, чертил эскизы мирного применения кристаллов – компактные генераторы для освещения бедных кварталов, эффективные насосы для чистой воды, двигатели для воздушных такси…

Этот хрупкий островок надежды просуществовал тридцать семь секунд.

Тихий, но отчетливый ЩЕЛЧОК, похожий на ломающуюся кость. Свет «Росинки» погас, как угасшая звезда. Элиас с трепетом вытащил кристалл. Сквозь его еще теплую, прозрачную толщу зияла черная, паутинообразная трещина. Он сжал осколки в кулаке, ощущая, как острые края впиваются в ладонь, смешивая боль с гневом и горьким отчаянием. Почему?! Почему они разрушаются, когда служат не разрушению, а свету?!

И тут, как удар молнии в сознание, всплыли строки из запретных, полуистлевших записей Альберта Вейна, найденных в архивах Академии (Глава 2), строки, которые он тогда счел мистическим бредом:

«Голубые кварцы суть не батареи, но резонаторы Воли. Энергия их – отражение намерения оператора. Насилие, страх, жажда разрушения – калечат их тонкую структуру, делают ломкими, ненасытными, взрывоопасными. Жажда жизни, созидания, света – питает их силу, но… требует абсолютной чистоты сердца и ясности цели, столь редкой в нашем раздираемом противоречиями мире. Осторожно, ибо кристалл отражает истину владельца. Он лжет лишь тому, кто лжет себе самому».

Элиас смотрел на мертвые осколки в своей окровавленной ладони. Значит, я лгу себе? Или… мир вокруг слишком грязен, слишком пропитан ложью и насилием, чтобы выдержать чистый свет?

– Верн! Немедленно к выходу! Комиссар Вейсс. Приказ. Срочно. – Капрал с механической рукой стоял в дверях казармы, его лицо было каменным, но в глазах мелькнуло что-то… похожее на жалость.

Кабинет Вейсса в штабном крыле Ордена Семи Зубьев был воплощением аскетичного ужаса: голые стальные стены, холодный пол, металлический стол и один стул. Ни ковра, ни картин, ни личных вещей. Только сейф, вмурованный в стену, с массивной дверью, испещренной непонятными символами. На столе лежал чертеж.

Элиас похолодел. Это был схематичный, но узнаваемый эскиз «Росинки». Неполный, без ключевых элементов схемы стабилизации… но суть была ясна. Начертано уверенной, профессиональной рукой. Не его. Тот, в плаще?

Вейсс сидел за столом, кончики его длинных пальцев сложены домиком. Его тонкие губы растянулись в ледяной, беззубой улыбке.

– Интригующая… игрушка, юный Верн. Поистине… гуманное применение кристаллической энергии. Неожиданно. Просветляюще. – Он встал, бесшумно подошел к сейфу. Его пальцы быстро, точно пробежали по кодовым клавишам. Дверь открылась без звука. – Орден… мог бы проявить определенную… снисходительность. Закрыть глаза на этот ваш… технический досуг.

Из недр сейфа он извлек предмет, завернутый в черный бархат. Ткань соскользнула, открыв взору артефакт.

Бронзовый диск, размером с десертную тарелку. По его краю шли сложные, незнакомые Элиасу руны, будто выгравированные не рукой человека, а лучом энергии. В центре диска, в идеально подогнанной выемке, сиял крупный голубой кварц. Но не просто кварц. Он был абсолютно чистым, без единого изъяна, и светился изнутри не статичным светом, а пульсирующим, живым сиянием, переливающимся всеми оттенками синего и фиолетового. Это был тот самый артефакт, изображение которого он видел в архиве Дирка! «Ключ Вейна»!

– Это – «Ключ», – прошептал Вейсс, и в его безжизненном голосе впервые прозвучали нотки чего-то иного – лихорадочной страсти, почти религиозного трепета. – Он не просто артефакт. Он… врата. Врата в реальности, где законы физики… податливы. Где кристаллы не просто резонируют – они поют симфонии энергии. – Он повернулся к Элиасу, его глаза стали абсолютно черными, бездонными. – Но «Ключ» спит. Ему нужен толчок. Мощь. Чистая, неискаженная мощь. Та, что способен дать только… «Громовержец», модифицированный вами под его уникальные резонансные частоты.

Он положил пульсирующий «Ключ» рядом с чертежом «Росинки». Контраст был жутким: символ надежды и символ неведомой бездны.

– Помогите нам зарядить Ключ. Проведите первый пробный запуск портала… – Вейсс наклонился чуть ближе. Его дыхание пахло… ничем. Полной пустотой. – …и ваша «Росинка» останется вашей маленькой тайной. Орден даже… предоставит вам чистые кристаллы для ваших опытов. – Пауза стала ледяной. – Откажетесь… – Взгляд скользнул по чертежу «Росинки», потом впился в глаза Элиаса. – Измена. Утайка стратегических технологий. Расстрел. Ваше имя – грязь на века. Ваш отец… – Он сделал едва заметный жест рукой. – …разделит вашу участь. Гильдия Механиков не защитит предателя.

За окном погас последний уличный фонарь в казарменном городке. Снег валил густыми, тяжелыми хлопьями, быстро погребая грязь и металл полигона под белым, безмолвным саваном. В комнате оставался только пульсирующий свет «Ключа», отбрасывающий на голые стены странные, пляшущие, словно живые, тени, и ледяной, нечеловеческий взгляд Вейсса.

Темнота сгущалась, становясь осязаемой, вязкой. Ловушка захлопнулась. Бездна зияла у ног.

– Когда? – спросил Элиас, и его собственный голос прозвучал плоским, лишенным эмоций эхом.

– Через три дня. Полигон «Молот». Будьте готовы. – Вейсс повернулся к окну, к падающему снегу. Его силуэт сливался с тьмой. – Ибо бездна не спит, механик. И она взыскует ключа. Отказать ей вы не властны.

Элиас вышел в холодный, пропитанный запахом угля и снега коридор. Воздух обжег легкие. Он разжал кулак. На ладони, смешавшись с запекшейся кровью от осколков «Росинки», лежали крошечные, все еще теплые осколки чистого кварца. Они мерцали последним, угасающим светом. Игра в кошки-мышки закончилась. Начиналась игра на выживание. С бездной. И с Орденом.

Глава 5: Путь наемника

Дым над полигоном «Молот» был не просто дымом. Он был воплощением катастрофы, вязкой и едкой субстанцией, въевшейся в самую материю этого места. Три дня он не рассеивался, затягивая горизонт грязно-серым саваном, пропитывая шинели солдат горечью, оседая на латунных портсигарах офицеров, заползая в легкие всех, кто осмеливался дышать полной грудью, оставляя на языке привкус пепла и расплавленного металла. Он был памятником, скорбным и ядовитым, воздвигнутым над руинами надежд и амбиций Ордена Семи Зубьев.

В центре этого адского пейзажа, как гигантский мертвый зверь, лежал «Громовержец». Колоссальная машина войны, некогда грозная и совершенная в своей механической мощи, теперь представляла собой лишь груду искорёженного, оплавленного металла. Его броня, способная выдержать прямой удар полевой пушки, была разорвана изнутри, словно бумага. Из центральной раны – зияющей дыры, где некогда пульсировало сердце кристаллического реактора – сочилась, пульсируя слабыми вспышками, сине-фиолетовая жижа. Это была не просто охлаждающая жидкость или масло. Это была кровь. Кровь уникальных, нестабильных кварцев, выплавленных по чертежам доктора Вейна, кристаллов, чья энергия должна была открыть врата в иные миры, а не стать топливом для самоуничтожения. Жижа медленно растекалась по обугленному грунту, шипя и испуская мелкие, ядовитые пузырьки, оставляя после себя стекловидные, мертвенно-сиреневые дорожки.

Среди хаоса обломков, под слоем шлака и пепла, нашли обгоревший механический протез. Сложный агрегат из полированной стали и титана, некогда ловко заменявший лейтенанту Брику правую руку от локтя, теперь был почерневшим, деформированным уродцем. Опознать самого Брика не удалось – слишком мало осталось от человека, слишком много отдала стихия огня. Лишь жетон, найденный рядом, пробитый осколком и покрытый копотью, но с различимым номером и фамилией, безжалостно подтвердил: один из лучших механиков корпуса, человек, чья вера в прогресс была столь же крепка, как сталь его протеза, стал топливом для катастрофы. Пепел на ветру.

Суд был коротким, как выстрел. Не трибунал под сводами зала с гербами, а скорый и грязный разбор полётов в кабинете полковника Рейда. Помещение было затянуто сигарным смогом, густым и сладковато-удушливым, смешивающимся с запахом дорогого коньяка и леденящим холодом вины. Полковник Рейд, его лицо, обычно красное от гнева или выпивки, сейчас было землисто-серым, сидел за массивным дубовым столом, заваленным бумагами. Его пальцы, толстые и сильные, нервно барабанили по полированной поверхности.