Механический маг. Книга первая

Контора маклера Джеббса располагалась в подвале здания, которое когда-то, возможно, было солидным, а теперь кренилось к соседней стене, как пьяный матрос. Внутри пахло концентрированным отчаянием, дешевым табаком, плесенью и пылью веков. Воздух стоял неподвижный, тяжелый. Джеббс сидел за столом, заваленным кипами пожелтевших бумаг. Он был похож на гигантскую, разжиревшую жабу в грязном жилете и мятом цилиндре, который съехал на затылок, открывая лысину, блестевшую потом. Его глаза – маленькие, мутные, цвета дохлой селедки – скользнули по Элиасу без интереса, задержались на шестерне, и в них мелькнуло знакомое сочетание брезгливости и страха.

– «Верн Индастриз»? – Голос Джеббса был хриплым, как скрип не смазанных ворот. Он взял заявку Элиаса – листок дешевой бумаги с коряво набросанным названием и суммой – и постучал по нему пеплом с толстой, вонючей сигары. Пепел рассыпался по чернильным каракулям. – С таким… резюме? – Он кивнул в сторону груди Элиаса. – Орден Семи Зубьев, милейший, не просто клеймит. Он шепчет. На ушко всем банкирам, всем инвесторам, всем владельцам складов и литейных цехов. Кредитов не дадут. Ни копейки. Никому с этим… – он снова кивнул на шестерню, – …на груди. Ваша жизнь здесь, мистер Верн, закончилась на полигоне «Молот». Примите это.

Элиас не опустил взгляд. Он шагнул к столу, его промокшие сапоги оставили грязные следы на потертом ковре. Без единого слова он положил на заляпанную сигарным пеплом и жиром поверхность два предмета.

Осколок Черного Диска. Примерно с ладонь величиной. Он не отражал свет, а, казалось, втягивал его в себя, создавая вокруг холодную, зыбкую тень. Поверхность была гладкой, но испещренной мельчайшими, нечитаемыми письменами, проступавшими лишь под определенным углом. Прикоснуться к нему было как прикоснуться к льдине, вытащенной из могилы вечной мерзлоты. Холод проникал в кости.

Чертеж «Стального Жнеца». Не просто схема. Это было произведение инженерного искусства, выполненное тонкими, уверенными линиями. Изображение компактного, но мощного кристаллического двигателя, адаптированного не для войны, а для мирных буровых установок. Эффективность, указанная в углу, зашкаливала. В десять раз выше лучших армейских аналогов. Доказательство гения, не сломленного клеймом.

– Это не просьба о кредите, – голос Элиаса был тише скрипа ржавых шестерен в стенах дома, но тверже базальтовых плит, на которых стоял Лоренхейм. – Это предложение об инвестиции. Диск – залог. Его стоимость… – он сделал паузу, глядя прямо в рыбьи глаза Джеббса, – …неизмерима. Историками. Магами. Технологами. «Жнец» – доказательство, что я могу создать то, что принесет прибыль. Большую прибыль. Вам. И всем, кто будет рядом у истоков.

Джеббс перевел взгляд с чертежа на диск. Его толстый, потный палец медленно, с опаской, потянулся к черной поверхности. Коснулся. И тут же отдернулся, как от раскаленного железа, с тихим вскриком. Не от физической боли, а от чего-то иного – от ощущения глубинного холода, пустоты, не принадлежащей этому миру. Его мутные глаза сузились до щелочек, в них вспыхнул азарт хищника, учуявшего невероятную добычу.

– Три месяца, – прохрипел он, вытирая палец о жилет. – Процент – сорок годовых. Просрочка хоть на день – диск и все, что ты успеешь наковырять в своей мастерской, – мои. И твое клеймо не спасет тебя от моих коллекторов, Верн. Подписывай.

«Верн Индастриз» родилась не в колыбели, а в гробу. Покосившийся ангар у Свинцовых Доков был последним пристанищем для списанных крановых тележек и ржавых бочек с неизвестным содержимым. Сквозь дыры в прохудившейся крыше капала грязная вода, стены покрывал слой вековой копоти, смешанной с солью, а пол устилали горы металлолома, оставленного предыдущими неудачниками. Воздух был насыщен запахом ржавчины, мазута и безнадеги. Здесь, среди этого хаоса и упадка, должны были взойти стальные корни империи Элиаса Верна.

Ее штат был микроскопичен и, на первый взгляд, безнадежен:

Элиас Верн: Гений-изгой. Инженер с руками, привыкшими творить чудеса из металла и кристаллов, но теперь обожженными клеймом предателя. Его ум был единственным капиталом, а ярость – топливом.

«Кривой» Марвин: Старый токарь, чьи некогда золотые руки теперь дрожали с неумолимым тремором. Уволен с государственного оружейного завода не столько за пьянство (хотя это было), сколько за то, что однажды назвал чертеж главного инженера «детской мазней». Его лицо было изборождено морщинами и прожилками сломанных капилляров, но в глазах, когда он смотрел на станок, еще теплилась искра былого мастерства. Он пришел с единственным ящиком инструментов и бутылкой дешевого бренди «на черный день».

Лира: Глухонемая девчонка-подросток, тенью следовавшая за Элиасом с барахолки у Доков. Худенькая, грязная, с огромными глазами цвета темного дымчатого кварца. Она не говорила, но ее пальцы летали при общении. И главное – ее глаза. Они видели мир иначе. Видели микротрещину в, казалось бы, идеальном слитке металла. Видели несоосность валов, которую не замечал прибор. Видели брак там, где другие видели норму. Она воровала детали, но воровала только нужные и самые качественные. Для нее «Верн Индастриз» стала первым местом, где ее не гнали, а ценили.

Первые недели были каторгой, адской смесью физического изнурения и нервного напряжения. «Стальной Жнец» рождался в муках, как демон из тигля:

Проклятие Кристаллов: Кварцы, украденные Бриком когда-то со свалки Ордена (именно те, что не пошли на «Громовержец»), трескались под нагрузкой, как стекло. Не просто ломались – взрывались, разбрасывая острые, раскаленные осколки, оставляя черные шрамы на стенах и лицах. Каждый взрыв был ударом по бюджету и по нервам Марвина, который крестился и тянулся к своей бутылке.

Слезы Гидравлики: Трубопроводы высокого давления, спаянные Элиасом вручную, потели, затем текли струйками, а под критической нагрузкой рвались с шипящим воплем, окатывая все вокруг маслянистой, горячей жидкостью. Марвин ругался хрипло, вытирая тряпкой лицо.

Визит Тени: На третий день, когда Элиас, перепачканный маслом и сажей, пытался заварить очередную течь, в ангар вошел человек. Высокий, сухой, в безупречно чистом, но скромном сером костюме. На лацкане – маленький значок Ордена Семи Зубьев. Инспектор. Улыбка на его лице была холодной и безжизненной.

– Мистер Верн? – голос был гладким, как масло. – Проверка на соответствие техническим регламентам Ордена. Поступали… сигналы о потенциально опасной деятельности.

Он небрежно кивнул. Из-за его спины выкатился маленький автоматон – латунный паук размером с кошку. Шесть ножек с тонкими щупальцами, на спине – сложный циферблат с вращающимися стрелками и перфолентой. Калькулятор. Машина для поиска формальных несоответствий. Латунный паук застрекотал, пополз по верстаку, его щупальца скользили по чертежам «Жнеца», циферблат лихорадочно вращался, перфолента зашелестела, выдавая ленту с цифрами и кодами.

– Ага, – инспектор подхватил ленту, его улыбка стала шире и острее. – Форма 7-Г, подраздел «Стабилизаторы кристаллического потока». Ваша конструкция… – он ткнул пальцем в чертеж, – …не соответствует требуемым параметрам угла отклонения резонатора. Значительно. Это, мистер Верн, грубое нарушение. Статья 14, параграф 3. Основание для немедленного закрытия… этой лавочки. – Он оглядел ангар с нескрываемым презрением.

Элиас не стал спорить. Он молча подошел к верстаку, где стоял единственный, чудом уцелевший прототип «Жнеца». Включил его. Двигатель взвыл, как раненый зверь, вибрировал, заставляя дребезжать стаканы с болтами на столе, но – не взорвался. Элиас взял стальной прут толщиной в палец и поднес его к выходному патрубку двигателя. Раздалось резкое шипение, как от раскаленного железа, опущенного в воду. Струя сжатого, невидимого, но невероятно горячего пара разрезала прут пополам, как нож масло. Концы запечатались, раскалившись докрасна.

– Форма 7-Г, – голос Элиаса был холоднее льда в порту зимой, – рассчитана на давление в два раза меньшее, чем выдает мой двигатель. Ваш регламент устарел. Как и ваш калькулятор. Лира!

Девчонка, затаившаяся за станком, метнула что-то маленькое и черное. Магнитную руду. Латунный паук завизжал, его ножки затряслись, циферблат завертелся с бешеной скоростью, стрелки заплясали. Инспектор вскрикнул, бросился к своему «чаду», вырывая его из магнитного поля. Его лицо было белым от ярости и страха за дорогую игрушку.

– Через месяц, инспектор, – бросил ему вслед Элиас, гася двигатель, – вы будете мыть сапоги этим паром. Или ваши преемники. Убирайтесь.

Прорыв пришел неожиданно и благодаря Лире. Она наблюдала за очередной партией треснувших кристаллов, которые Элиас в ярости швырнул в ящик с браком. Ее тонкие пальцы перебирали осколки. Потом она схватила Элиаса за рукав, заставив его наклониться, и показала. Не на хаотичные трещины. На узоры. Тонкие, едва заметные линии, пересекающиеся под странными углами, образующие сложные, повторяющиеся фигуры. Почти как… руны. Руны, выгравированные на поверхности Черного Диска!

Элиас схватил лупу. Она была права! Это не было разрушением от перегрузки. Это был… рисунок. Карта напряжения? Ключ к стабильности? Он схватил новый кварц, еще не обработанный. Взял алмазный резец – тончайший, как волос. Рука дрогнула от усталости, но ум был ясен. Он начал гравировать. Не по памяти, а интуитивно, повторяя узор, увиденный на осколках и на диске. Микроскопические бороздки ложились на поверхность кристалла. Марвин, забыв про тремор, затаив дыхание, подавал инструменты. Лира стояла рядом, ее глаза горели.

Они установили кристалл в сердце нового прототипа «Жнеца». Элиас перекрестился – жест, которого не делал со времен детства. Включил. Двигатель вздохнул. Глубокий, ровный гул заполнил ангар. Не вой, не визг – мощное, уверенное бормотание энергии. Стрелки манометров замерли в зеленой зоне. Гидравлика не протекла ни капли. «Стальной Жнец» работал. Ровно. Мощно. Как швейцарские часы. Марвин засмеялся, хрипло и радостно, обнял Лиру. Элиас закрыл глаза. Это была победа. Маленькая. Но его.