Да, я девушек люблю, или Банда Селивана Кузьмича. Книга 2

– И стал преступником. Пойман с поличным на поле любовной брани и отконвоирован в народный суд села Тёщино, – съязвил кто- то из зала. – Достойный потомок своего предка.

Зрители с нескрываемым интересом смотрели на соблазнителя французских кровей.

– Значит, вам, французам, надавали по соплям в России! – с торжествующим злорадством воскликнул Сидор Карпыч.

Все в зале патриотично рассмеялись.

Лаврик пожал плечами, разведя в стороны руки, – мол, уж что было, то было, ничего тут не возразишь.

– Скажите, Роман де Мопассан, а родственники у вас есть во Франции? – полюбопытствовала судья Нагайкина.

– Конечно есть, – восторгаясь своей лживой сообразительностью, ответил Лаврик. – Фамилия де Мопассан во Франции довольно распространена. Есть де Мопассаны писатели, политики и просто богачи.

– Они вам пишут?

– Конечно. Они давно знают, что во глубине сибирских руд существует представитель их благородного рода. На родину зовут. Там мне старинный замок завещан. Вот женюсь и уеду во Францию с молодой женой.

– А раньше почему не уехал? – спросил Сидор Карпыч.

– Мама одного не пускала, – упивался ложью Лаврик.

– Она что, не хочет уехать во Францию?

– Ни в какую. Говорит: “Не нужен мне берег турецкий и Франция мне не нужна”.

– Вот видишь, какая у тебя мать – патриот, – с укором покачал головой Сидор Карпыч. – А ты, мало того, что преступник, так еще и предатель – Родину в час испытаний роковых покинуть хочешь.

– Так я вернусь! – вскочил с лавочки Лаврик. – Я обязательно вернусь. Я во Францию только поинтересоваться западным образом жизни хочу съездить, да наследство получить – пять миллионов франков.

– У тебя там… и наследство есть? – возбуждённо спросил Степан Пантелеймонович.

– Ну да, – продолжил изощренно врать Лаврик. – Я мечтаю поехать туда с молодой женой, взять миллионы и вернуться домой, в Сибирь.

– А если мы женим тебя на нашей Джульетте? – заинтересованно воскликнул Степан Пантелеймонович. – И забудем случившееся недоразумение!

– Да. Если женим! – поддакнул Сидор Карпыч. – Ты, Ромео, как, не против? Свадьбу на всё село…

– Да врёт он всё! Он на француза похож, ну как баран на козла! – испортив надежду Лаврика на свободу, задиристо вскудахтала тётка Джульетты. – Врёт он, молодец этот! А вы и уши развесили! Кацап он чистокровный! Где вы такого беленького, синеглазого француза видали?

– Не верьте этому жулику, пакостнику, нечестивцу, распутнику! – поддержала тётку бабка Джульетты. – Он самый что ни на есть природный русак от макушки до пят!

– Да француз я, француз! – отчаянно стал убеждать их Лаврик. – Наполовину! Наполовину я француз – а наполовину русский! Породнились предки. И как парень особо благородных французских кровей, я весьма галантен ко всем…

– А насильственные шуры- муры на лесной полянке? – ехидно прищурив один глаз, будто целится, перебил Лаврика молодец с подло- разбойничьим лицом. – Тисканье девки, борьба?

– Никаких шур и мур не было, – морщась от досады, ответил ему Лаврик. – Мы просто беседовали. И тут Джульеттина родня напала. Ой как кричали, как ругались! Приняли меня за преступника. В клуб на суд приволокли. “А что если выбрать удачный момент и упасть в глубокий обморок, да ещё забиться в конвульсиях? Мол, приступ от нервного перенапряжения, – мелькнула в его мозгу заманчивая мысль. – Судьи подумают, что мне плохо, вызовут врача. А я под суетливый шумок резво смоюсь. Отличная идея. Надо её непременно реализовать”.

Из- за своего стола встал прокурор Лапоть- Дамский. Грозным взглядом он окинул зал и сцену и угрюмо уставился на Лаврика. Тот съежился, почувствовав себя совсем неуютно, поник головой. “Всё! – застрадал он. – Возмездие наступает!”

Лапоть- Дамский кашлянул в кулак, почесал пальцем висок и густым басом произнёс:

– Сперва я задам несколько вопросов потерпевшей жертве. Скажите, жертва насильственного произвола, гражданка Недотрогина Джульетта, только честно скажите: в лесу Ромео пытался повалить вас на землю?

– Да, – судорожно всхлипнув, тихо пискнула Джульетта.

– Но вы сопротивлялись?

– Да.

– Что Ромео говорил вам при попытке повалить на землю?

– Он говорил… что у меня… будут от него двенадцать детишек (стоны, траурные вскрики сидящих рядом с ней родственниц, попытки рвать на головах волосы. Мамка Джульетты нагнулась, подгребла ладонью с пола пыль и посыпала ею голову). А потом еще столько же мальчиков и девочек, – вытирая платочком глаза, ответила Джульетта.

В зале раздались удивлённо- ироничные возгласы:

– Ого- го! Во даёт!

– Великие планы!

– Две футбольные команды состряпать планировал!

– Вот те и француз!

– Ну, Наполеон!

– Я наотмашь возражаю, – растерянно буркнул Лаврик. – Я таких слов не говорил. Не помню.

– Так, так, так, – неприязненно смотря на него, протяжно произнёс прокурор. – Скажите, Джульетта, признавался вам Ромео в любви восторженно- вечно- бесконечной?

– Да, – пряча лицо в ладони, простонала девушка.

– Что вы, обвиняемый, на это ответите? – повернулся к Лаврику лицом Лапоть- Дамский. – Ну честно признайтесь: вы по мужской сексуальной надобности соблазняли девушку? Почему вы так категорически молчите? Ну, признавайтесь: с целью удовлетворения сексуальной похоти вы напали на Джульетту? Как говорится, хотели поматросить и бросить её? Так?

– Да все понятно! – крикнул с места Сидор Карпыч. – Виновен он!

– Я категорически требую лишить его окаянного мужского достоинства! – взвизжала мамка Джульетты. – Отрезать!

– Жёстко протестую? – испуганно поспешил не согласиться с предложением мамки Лаврик.

– Так француз ты или нет? – всплыл на поверхность из глубокого раздумья папка Джульетты. – Отдавать за тебя доченьку нашу или нет?

– Никакой он не француз! С чего это ты втемяшил в свою голову, что он француз! – накинулась на Степана Пантелеймоновича жена.

– Говорил же… замок, наследство, миллионы, – весь в мечтах о приятном будущем возразил Степан Пантелеймонович.

– Врал он всё! – хором вскричали мамки- няньки. – Сибирский кот он!

– Русский преступник! – добавила тётка.

– И растлитель юных дев? – прибавила бабка.

И столько разочарованного сожаления о несбывшихся надеждах о богатстве, красном вине, зяте- иностранце было написано на сморщившемся лице Степана Пантелеймоновича, что Лаврику стало немного жаль его.

– С той же целью соблазнения, вы, Ромео, врали Джульетте, что вы разведчик- герой, что лично поймали банду, что имеете много правительственных наград? – пробасил прокурор.

– Ну как бы… – промямлил Лаврик.

– Из моего разговора с обвиняемым и его жертвой стало ясно, – не дослушав его, обратился прокурор к судьям. – А именно: некий Ромео встретил Джульетту и познакомился с ней с целью лёгкого флирта. Затем наш уголовник, видя, что девушка доверчиво- наивна, решил обольстить ее и обесчестить. Удовлетворив свою самцовую похоть, он надеялся скрыться в неизвестном направлении, но был схвачен в самом начале надругательства (в первом ряду возобновилось стонущее семейное страдание и попытка рвать волосы на головах).

“Пора падать в обморок, – озабоченно подумал Лаврик. – Пока все будут в растерянности, я подловлю момент и вырвусь на улицу – а там меня не всякая собака догонит… Ну, пора. С богом”. Вскочив, он картинно взмахнул руками, пискнул и медленно, чтобы не ушибиться, упал на сцену. Все внимательно притихли. Прокурор так и застыл с протянутой в его сторону рукой. Ойкнула секретарша Красава Путятишна.

– Что это обвиняемый делает там? Чего он улёгся и замер? – испуганно вскричала судья Нагайкина. Он что… того, что ли?.. Мне будет плохо! Ну сделайте что- нибудь!

Прокурор и судья Плетюганов подошли к лежащему прелюбодею. К ним присоединился подбежавший Сидор Карпыч. Он ногой потолкал Лаврика в бок. Прокурор и судья присели на корточки и принялись искать пульс на руках и ногах Лаврика.

– Однако… пульса, кажется, нет, – задумчиво произнёс прокурор.

– Да, пульс не прощупывается, – согласился с ним судья и попытался раскрыть у обвиняемого веки. – Дышит – через четверть минуты обрадовал он всех и стал зачем- то растирать Лаврику уши. Тот еле сдержался, чтобы не рассмеяться. – Без сознания он.

Наиболее любопытные и сердобольные зрители столпились у сцены.

– Преступник повержен. Приговор приведен в исполнение. – цинично просипел молодец с быдловато- разбойничьей ухмылкой мужчине в шляпе, встал и тоже направился к сцене.

– Напали всем скопом на одного и расправились! – с укором посмотрев на Недотрогиных, возмущённо сказала седовласая женщина с добрыми глазами.

– Довели парнишку до инфаркта! – поддержала её ещё одна женщина. – Затравили. Подумаешь, девку потискал – велика беда.

– Случись с вашей девкой такая ситуация, что бы вы сделали? – огрызнулась тётка Джульетты.

– Случись подобное с нашей девушкой – не стали бы мы поднимать истеричный шум на всё село, да ещё суд- спектакль устраивать, – с упрёком в голосе ответила ей женщина.

Обменявшись неприязненными взглядами, спорщицы отвернулись друг от дружки.

Бойкий Гаврюха Нюхов, поманив к себе пальцем Паньку Дрянькина и Ваньку Встанькина, стал с ними заговорщицки перешёптываться. Затем парнишки, взбежав на сцену, подошли к судье Кнутову и тоже пошептались с ним.

– Добро. Попытайтесь, – кивнул судья.

Троица заговорщиков, хихикая и перемаргиваясь, направилась к Лаврику. Склонившись над ним, Ванька и Панька шустро сняли с ноги кроссовку, а Гаврюха принялся щекотать несчастному «трупу» пятку. Через несколько секунд у Лаврика стала подёргиваться нога, затем туловище и руки. Он открыл глаза и что есть силы лягнул Гаврюху в грудь. Тот отлетел к краю сцены. Прокурор, махавший перед лицом обвиняемого носовым платком, отпрянул и изумлённо вскрикнул:

– Да он притворялся! Симулянт! – обернулся к зрительному залу и прорычал: – Морочил всем головы! Обмануть хотел! Надеялся избежать наказания!

– Вставай. Чего уж теперь лежать, – склонился над Лавриком Ванька. – Поднимайся, пол грязный. Измарался весь.

Лаврик сладко зевнул, потянулся, как будто только что проснулся, и сел, сильно огорченный неудачей.

– Срочный приговор ему! – разгневанно рыкнул прокурор и вернулся к своему столу.

Все зашумели, заспорили. Одни восхищались хитростью обвиняемого, другие возмущались. Особенно бесновались Джульеттины мамка, тётка и бабка. Степан Пантелеймонович молчал, уставившись на Лаврика тоскующим по французскому богатству взглядом.

– Суд продолжается в ускоренном темпе! – объявил судья Кнутов. – Подсудимый жульнически хотел избежать возмездия, а нам не терпится побыстрее осудить его и привести приговор в исполнение. Слово для окончательного обвинения предоставляется прокурору!

– Заманил в лес! Обольстил! Пытался надругаться! – свирепо указав на Лаврика, прорычал Лапоть- Дамский. – Требую наказания: двадцать ударов розгами по известному всем месту! Поставить на колени, а утром с позором изгнать из села!

– Прошу слова! – раздался громкий голос с противоположной стороны зрительного зала.

Все обернулись. У входной двери стоял высокий молодой человек. Лаврик, узнав в нём Макара, радостно воспрянул духом.

– Какое слово! Тут вам не митинг! Кто вы? – раздражённо спросил Кнутов, весьма недовольный тем, что задерживается объявление приговора.

– Я, где- то… откуда ни возьмись… строго говоря, я человек городского типа, – направляясь к сцене, стал представляться Макар. – Я внештатный уполномоченный работников культуры и искусства и по совместительству корреспондент омской газеты “Ночная явь”.

– Как вас звать?

– Зовусь я скромно – Г. К. Мимоходов.

– Вы, таинственный гражданин Г. К. Мимоходов, предъявите свои документы! – потребовал судья.

– К сожалению у меня их нет, – развёл руками Макар. Я так спешил по одному культурному делу, что забыл паспорт дома… А вы можете показать мне ваши удостоверения и лицензии на судебную деятельность? – в свою очередь спросил он.

– Мы работаем без лицензии! Нас народ уполномочил! Он дал нам право судить мелких нарушителей законности! – сердито повысил голос прокурор.

– Не возражаю. Полностью согласен с желанием народа, – успокоил его Макар. – А меня… Я уполномочил себя кое в чём не согласиться с вами. Я твердо сомневаюсь, что вы правильно судите подсудимого. У него нет адвоката. Поэтому я берусь защищать его. Надеюсь, вы согласитесь со мной?

– Значит, вы хотите быть адвокатом насильнику? – задумчиво произнёс Кнутов.

– Да, я, как добровольный защитник прав человека, берусь быть адвокатом у этого, – Макар мотнул головой в сторону Лаврика, – бессовестного преступника.

Кнутов переглянулся с Плетюгановым и Нагайкиной и скучным голосом сказал:

– Ну хорошо! Попробуйте защитить преступника.

– Я прошу всего две минуты, чтобы переговорить с уголовником, а потом выскажу пару слов в его защиту. Не возражаете?

– Две минуты – не более, – недовольно кивнул Кнутов. Макар подошёл к Лаврику и вежливо сказал: “Можно вас, любезный прелюбодей, побеспокоить”, взял его под локоть и отвёл в дальний угол сцены.

– Слушай меня внимательно, развратный Ромео, – презрительно зашептал он Лаврику,– сейчас тебя приговорят. Перед казнью тебе дадут последнее слово. Во всех развратных грехах своих сознайся. Искренне кайся. Проси у девки и её родителей прощения. Понял? А потом перед экзекуцией попросись в туалет. Мол, сильно тебе от стыда приспичило, спасу нет. Понял? У туалета мы тебя ждать будем.

– Понятно, – с готовностью кивнул Лаврик.

– Не забудь, подзащитный, – Макар пальцем постучал по груди дружка, – покорно прими приговор и повинись во всем. Это всем понравится, и они будут не так бдительны. Сядь на своё законное место, – указал он на лавочку, – а я сейчас речь толкну в твою защиту.

Лаврик сел на лавочку, а Макар подошел к краю сцены и обратился к судьям:

– Граждане судьи, разрешите мне сказать несколько слов в защиту подсудимого?

– Говорите, только коротко. И так всё ясно, – буркнул Кнутов.

– Уважаемые граждане судьи и досточтимый прокурор, потерпевшая насилие с родственниками и народ честной! – обратился ко всем Макар. – Как адвокат обвиняемого, я настойчиво требую… Да, требую моего подзащитного по всей строгости… Да, да, по всей строгости наказать!

Весь зал изумлённо охнул.

– Э- э- э, – издал протяжный звук широко распахнутым ртом прокурор, да так и застыл. Его примеру последовали и судьи.

– Да, уважаемое правосудие и народ, вы не ослышались! – покивал на три стороны Макар. – Я настаиваю на том, чтобы моему подзащитному всыпали розог, да побольше, побольше (зрители во второй раз единогласно охнули), чтобы ему неповадно было вести аморальный образ жизни. Чтобы на всю оставшуюся жизнь отбить у него аморальные желания… Я думаю, что розог моему подзащитному будет маловато. Надо ужесточить приговор. Я предлагаю насыпать в углу сцены кукурузного зерна, и поставить моего подзащитного там на колени на всю ночь. А утром облить его маслом, извалять в птичьем пуху и с позором изгнать из села. На этом кончаю свою защитную речь. Адью, достойные граждане села Тёщино!

“Адвокат” соскочил со сцены и, провожаемый растерянными взглядами зрителей, быстро покинул зал.

– Какой благородный молодой человек! – с уважением и восхищением в голосе произнесла бабка Джульетты.

– Да, – согласилась с ней мамка. – Он мне понравился.

– Подсудимый, ну и что вы скажете? – придя в себя, обратился судья Кнутов к Лаврику. – Говорите. Мы вас внимательно слушаем,

Лаврик встал, подошёл к краю сцены, где минуту назад стоял Макар, и громко заговорил:

– Уважаемые судьи… Джульетта… Я виноват! Каюсь! Я действительно преступник!.. Я сначала вёл себя деликатно, порядочно по отношению к Джульетте. Потом обнаглел, забыл про совесть. Хотел завладеть честью девушки. Совсем голову потерял… Мысленно я приговорил себя к расстрелу – и уже расстрелял. Люди, господа Недотрогины, челом бью! Простите меня! И накажите в назидание другим. Я приношу вам массу разнообразных извинений. Готов принять муки наказания. Готов подставить своё тело под розги. Так мне и надо. Не буду больше приставать к девушкам. Пусть наказание будет мне уроком на всю жизнь. От имени и по поручению своего сердца ещё раз прошу у всех великодушного прощения. Я жажду приведения наказания в исполнение. И как это мне сегодня в лесу не стыдно было! Подлец я последний. Я заслужил сурового наказания – и буду наказан! Всё.

Смахнув капельки пота со лба, Лаврик в полнейшей тишине сел на лавочку.

Суд вознамерился посовещаться, – шепнул Кнутов секретарше.

– Встать! Суд удаляется на совещание! – громко потребовала Красава Путятишна.

Человек пятьдесят лениво встали. Судьи ушли за кулисы.

– Сесть! Суд удалился на совещание! – дала отмашку секретарша.

Весь зал пребывал в растерянном возбуждении. Мозги зрителей усиленно переваривали необычайное поведение таинственного адвоката, выступившего в роли прокурора, и совсем уж неожиданное выступление подсудимого. За сто сорок пять заседаний народного суда это был первый случай, когда обвиняемый сам потребовал, чтобы его строго наказали. Тёщинцы мучительно терялись в догадках, что бы это всё значило?

Пока суд совещается, поинтересуемся: чем же во время отсутствия Лаврика занимались его приятели? Макар и Пётр ещё до его исчезновения ушли искать сапожника. Павло уснул. Благополучно проспав часок, он с неохотой проснулся. Не обнаружив рядом товарищей, он громко позевал, попотягивался и, насвистывая что- то душе приятное, стал прогуливаться вокруг скверика. Вышел на тротуар. Из окна деревянного домика прячущегося за высокими кустами топинамбура, послышалось энергичное квохтание.

«Хозяева кур, что ли, в доме держат?» – подумал Павло и повинуясь инстинкту неудержимого, с некоторой долей нахальства любопытства, раздвинул стебли и заглянул в окно. Он увидел четырёх маленьких сухоньких старушек. Они, взявшись крест- накрест руками, неуверенно стоя на цыпочках, пытались изобразить “танец маленьких лебедей” и по куриному квохтали: “И так- так- так рас- так- та- так! Так- та- так растудысь- так- так! Так- та- ак- так- так кудах- та- тах, кудах- тах- тах?”

Ими руководила ещё одна старушка, невидимая в окно. Она строго забранилась:

– Не стучи пяткой по полу, Куприяновна! Ты же лебедь белая, а не корова!

– Ты дивись, что старьё вытворяет! Балет танцуют. В детство впали, – лукаво ухмыльнулся Павло. Он вернулся к вещам, достал из рюкзака кусок хлеба, лениво сжевал его, зевая лёг, и задремал.

Вскоре из домика вышли четыре “белых лебедя” старушки. Увидев спящего Павла, они подошли к нему.

– Кто это залил зенки свои бесстыжие и валяется в траве? тихо спросила одна старушка.

– Незнакомый… не нашенский. В первый раз его вижу, – склонилась над спящим другая старушка.

– Не трогай пьяное тело. Пусть проспится, – потянула ее за руку третья бабка.

– Подружки мои – Аверьяновна, Северьяновна, Куприяновна, – а ведь это Пелагеи Марковны зять, наверное, – прошамкала четвёртая бабуська. – Помните: она утром говорила, что к ней сегодня должен приехать зять и починить крышу сарая. Видимо, нажрался он в пути водки и спит тут.

– Точно, Дормидонтовна, он, – прижав ладони к щекам, осуждающе покачала головой Аверьяновна. – Вот бессовестный пропойца! Семью, наверное, мучит. Этот поможет. Жди.

– Залил глотку. Даже до дома тёщи не дошёл, – поддержала Аверьяновну Северьяновна. – Пойдёмте- ка, подружки, предупредим Пелагею Марковну. Пусть заберёт своего непутёвого зятя.

– Верно, бабоньки. Бежим предупредим её, а то разворуют вещи у этого алкоголика, согласилась с ней Куприяновна.

– И самого могут раздеть. Бежим к Пелагее.

Четыре старушки быстро засеменили прочь.

Через полчаса Павло разбудили вернувшиеся Макар и Петр. Они на несколько секунд опередили подбежавших бабусек. Одна бабуська, посмотрев на Павло, отрицательно покачала головой и тихо шепнула своим сверстницам: “Нет, это не он. Я эту пьяную морду в первый раз вижу. К счастью, ошиблись вы, подружки. Пойдёмте отсюда”.

Старушки, оживлённо переговариваясь, последовали за уходящей Пелагеей Марковной.

– Где Лаврик? – оглядываясь вокруг, спросил Пётр.

– Наверное, по своим любовно- греховным делам отлучился, – пожал плечами Павло. – Других забот у него нет,

– Сходи, Павка, найди его, – попросил Макар. – Скажи, что в путь пора.

Павло встал, лениво потянулся и ушёл. Минут через пять он рысцой подбежал к приятелям и, задыхаясь, сообщил:

– Нашёл Лавруху! Судят его вот в этом клубе.

– Как? За что судят? – удивлённо воскликнул Макар.

– За изнасилование. Так мне уборщица клуба сказала, – пожал плечами Павло. – Просунул я голову в дверь – а там полный зал народа. Лаврик сидит на сцене, а его строгие дядьки и тетка допрашивают. Он заманил местную девку в лес и овладел ею. Был пойман на месте изнасилования с поличным.

– Дожениховался, гад! – сердито вскричал Петр.

– Его что, поймали – и сразу судить? – недоуменно поморщился Макар.

– Тёщинцы организовали в своем селе самодеятельный народный суд, ответил Павло. – Уборщица мне объяснила, разговорчивая такая женщина, что, мол, государственные суды долго телятся, а они быстро расправу чинят. Сами избрали судей и прокурора из наиболее уважаемых сельчан и в данный момент творят самосуд над нашим любвеобильным молодцем Лавриком.

– Вы, братцы, посидите тут, а я схожу и узнаю, как там и что, – решительно сказал Макар и направился к клубу.

Минут через пятнадцать он вернулся и заговорщицким тоном проговорил:

– Есть у меня лихой план освобождения нашего дружка уголовничка от справедливой кары. Слушайте…

Как Макар, претворяя в жизнь план освобождения Лаврика выступил в суде в роли адвоката, мы уже знаем.

Лаврик понуро сидел на лавочке в ожидании приговора. Ванька Встанькин, Гаврюха Нюхов и Пантелей Дрянькин продолжали всячески издеваться над ним: корчили рожицы, показывали пальцами обидные фигуры, имитировали удары розгами и заливисто хохотали.

– Капут тебе, козёл! – громко шепнул Лаврику Ванька.

– Готовь попу для экзекуции! Всыплем тебе от души! Излупим тебя, соблазнитель наших девок! Будешь знать, как портить их!

– Не надейся на лучшее – я тебя не пощажу! – свирепо пообещал Гаврюха.

Лаврик молчал, безропотно терпя оскорбления и угрозы.

Сидор Карпыч увлечённо беседовал с подошедшим к нему молодцем с быдловато- разбойничьим лицом о каком- то ветеране- рецидивисте Миколе Сергеевиче, которого правосудие отправило на тридцать третью отсидку за кражу гусеничного трактора и старой сенокосилки.

– Встать! Наш независимый народный суд появился! – увидев входящих из- за кулис судей, объявила Красава Путятишна.

– Садитесь, суд занял свои места.

Кнутов взял в руки лист бумаги, встал и принялся зачитывать приговор:

– В соответствии со статьями закона и горячими пожеланиями масс, по строгой справедливости подсудимый Роман де Мопассан приговаривается к экзекуции… Кнутов сурово посмотрел на Лаврика нервно кусавшего губы и продолжил:

– Приговаривается к двадцати ударам крапивой по задним мягким местам тела! И дополнительно наказывается стоянием на коленях в углу на кукурузе до следующего утра. Приговор обжалованию не подлежит. Приговор привести в исполнение здесь же – на сцене. Кто желает исполнить экзекуцию?

– Я! Я! И я! – хором вскричали Ванька, Панька и Гаврюха.

– Хорошо, – согласно кивнул Кнутов.

Лаврик живо представив, как эти ничтожества – Ванька, Панька и Гаврюха – разложат его на лавке у девчат на виду, бесцеремонно стянут с него штаны и нещадно будут стегать по голой, затрепетал от стыда и гнева; стал искать глазами Макара. Его он увидел в конце зрительного зала, Макар указал ему рукой на дверь и мотнул головой.

Лаврик мигом вспомнил все его инструкции и, радостно подмигнув, обратился к судьям:

– Извините за беспокойство. Но мне, как приговорённому к казни – жёсткой порке, полагается высказать последнее желание.

Судьи, слегка растерявшиеся от неожиданной просьбы обвиняемого (с такой просьбой к ним ещё ни один приговорённый не обращался), несколько секунд шептались, и Кнутов, махнув рукой, великодушно разрешил:

– Говорите, гражданин де Мопассан, высказывайте последнее желание.

– Перед казнью я бы хотел… в последний раз… поцеловать Джульетту и…

Гулкий смех в зале, взрыв сварливого негодования родных Джульетты и громкие её всхлипывания прервали его.

– Видите, Ромео, родственники протестуют, возмущаются, а ваша жертва плачет, не хочет с вами целоваться, – пожал плечами судья. Придумайте какое- нибудь другое желание.

– Тогда… мне бы… перед получением по заслугам… – стыдливо замялся Лаврик. – Мне бы… надо экстренно посетить туалет.

Все весело рассмеялись. Раздались язвительные выкрики: