Да, я девушек люблю, или Банда Селивана Кузьмича. Книга 2

«Ромео» в одно мгновение подскочил к берёзе и в три секунды взлетел на макушку дерева. Рысь позавидовала бы его ловкости. Обняв тонкий ствол, он скорчился в позе умирающего лебедя, от страха вибрируя всем телом. К расплакавшейся Джульетте, вертящей в руках зонтик, подбежали мамка, тётка, бабка и две сестрёнки и, успокаивая, подняли на ноги. Целуя и обнимая, они принялась пытать «жертву» грубого насильника о самой интимной стороне случившегося.

– Слезай, бандит! Слезай, а то хуже будет! – свирепо зарычал на «Ромео» подбежавший к дереву толстяк. – Ты что с моей доченькой сделал, развратник?! Слезай, подлец!

– Не слезу. Я боюсь, – чуть слышно, сильно заикаясь, ответил «Ромео». – Вы меня бить будете.

– Ещё как будем! Слезай, подлый растлитель! – истерично завопила мамка Джульетты. – Спустишься – сразу свершим расправу!

– Тогда я не слезу, – пропищал подлый растлитель. – Я ещё жить хочу… Я ещё так молод.

– Сидор Карпыч, – обратился папка Джульетты к стоящему рядом мужику лет пятидесяти, – сходи, сосед, за своим ружьём. Принеси его, я этого соблазнителя- искусителя подстрелю, а то он на дереве до зимы просидит.

– Это я быстро сделаю, – с готовностью ответил Сидор Карпыч и затрусил в село.

– Сейчас сосед мой принесёт двустволку, и я тебя, насильник несовершеннолетних, подстрелю! Стрельдану прямо тебе в зад – он отсюда хорошо виден! – бегая вокруг берёзы, кипятился папка Джульетты. – Слезай лучше добровольно!

– Спускайся! Спускайся! – волновались вместе с ним односельчане, окружив дерево.

Мальчишки стали кидать в «Ромео» комья земли. Джульетта заплакала навзрыд. Мамки- няньки, как могли, успокаивали ее.

– Сдавайся, пацан! – крикнул мальчишка, знакомый по купанию на озере. – Всё равно никуда не денешься!

«Ромео» с тоской глядя вниз, промолчал.

– Спускайся, растлитель! Не отомстив тебе, мы отсюда не уйдем! – погрозил кулаками папка несчастной Джульетты и, споткнувшись, хлопнулся на землю; силясь встать, завозился, трясясь огромным пузом; с трудом встал, густо покраснев от натуги.

– Я посижу ещё, мне спешить некуда, – пискнул «Ромео».

– Нам тоже спешить некуда! Не надейся на лучшее! Мы не успокоимся, пока не накажем тебя! – нервно вскричала мамка Джульетты.

«Ромео» сделал вид, что задремал.

Прибежал запыхавшийся Сидор Карпыч с ружьём. Вместе с ним прибежали ещё человек двадцать зевак.

– На, Степан Пантелеймонович, стреляй! – вручил Сидор Карпыч ружьё папке Джульетты.

– Приказываю в последний раз: сдавайся! – взяв двустволку и прицеливаясь в «Ромео» крикнул Степан Пантелеймонович.

– Вы не имеете права! – жалобно проскулил тот. – Это не гуманно! Это самосуд! Убийство!

– Считаю до трёх!.. Раз… два… три… стреляю!.. – Степан Пантелеймонович, закрыв глаза, нажал на курок. Ружьё с протяжным дребезжащим рычанием выстрелило.

– Промазал! – дружно вскричали зеваки.

«Ромео» свернулся калачиком и застонал от ужаса.

– Приказываю в последний раз: слазь! – рыкнул папашка несчастной Джульетты и снова стал целиться.

– Если вы так настаиваете, то я сдаюсь, – подал всхлипывающий голос «Ромео» и, к радости жаждущих мщения, стал медленно спускаться вниз. Спускался он минут пятнадцать, что очень гневило родных Джульетты. За метр до земли его грубо отодрали от дерева папка и мамка девушки и принялись избивать. Правда, никакого вреда они ему не нанесли – он очень ловко увёртывался от ударов неуклюжих толстяков.

– В суд его! В клуб! В наш народный суд! – крикнул сидор Карпыч.

– Правильно! Там справедливо осудим и приведём приговор в исполнение! – поддержали его зеваки.

И «Ромео» повели в село. Впереди шли мальчишки. За ними мамка с папкой Джульетты вели покусившегося на её девичью честь негодяя. Следом за мамкой и папкой поспешали младшие сестрёнки Джульетты – Ада и Рая. Саму жертву покушения на невинность вели, поддерживая под руки, тётя и бабка. Замыкали шествие Сидор Карпыч и три десятка зевак. На улице села к процессии присоединялись новые любопытные, и к клубу подошла уже внушительная, жаждущая увлекательного зрелища толпа.

– Что случилось? – поинтересовались в дверях клуба.

– Опять Джульетту Недотрогину в лес соблазнять заманили! – весело ответили из толпы. – Парень не местный! Поймали на месте преступления! Судить ведут!

От реформ, безработицы и безденежья жители села Тёщино заскучали, затосковали, многие ушли в запой. И как- то случайно нашлась отдушина в вынужденной народной скуке. В селе почти каждый день стали происходить увлекательные зрелищные мероприятия. Одним из таких развлечений был импровизированный народный суд. Жители сами избрали трёх судей и прокурора из наиболее уважаемых, бескомпромиссных людей, и те стали вершить суды по любому мало- мальски значимому поводу. Например, один раз осудили к уборке мусора на площади Сидора Карпыча Македонова за то, что он не поздоровался со своей тёщей. Перед тем как идти исполнять приговор, он принуждён был ещё и крикнуть на весь клуб: «Здравствуй, дорогая тёща!»

Сегодня в клубе тоже шло разбирательство в отношениях с рукоприкладством одной супружеской пары. Услышав шум и возню за дверями зрительного зала, народные судьи Павлин Светозарович Кнутов, Домна Троглодитовна Нагайкина и Пров Проклович Плетюганов послали секретаршу суда Красаву Путятишну Хворостинкину узнать в чём дело. Секретарша выбежала к волнующимся за дверью, быстро расспросила родственников Джульетты и, предложив минутку подождать, вернулась в зал, объяснила судьям, что привели очередного соблазнителя известной всему селу Джульетты Недотрогиной.

– Отведите преступника в подсобку и приставьте к нему добровольную охрану, – приказал Павлин Светозарович.– Потерпевшая и свидетели пусть подождут в зале мы скоро закончим и займёмся их делом.

«Ромео» отвели в подсобку, а остальных пригласили занять пустые места в зрительное зале.

– Тихо, сельчане! – постучала по столу кулаком судья Нагайкина. – Не шумите! Успокойтесь! Суд всё же идёт!

Судили щуплого, небритого мужичка Балду Твёрдолобова за то, что он как выпьет, так издевается над женой, покоя ей не даёт. Балда и жена его Варвара сидели в разных концах первого ряда и искоса с презрением поглядывали друг на друга.

– Твёрдолобова Варвара, встаньте и расскажите, как ваш муж издевается над вами? – обратился судья Плетюганов к женщине.

Варвара Твёрдолобова встала и, слегка зарумянившись, стыдливо потупив взор, принялась жаловаться:

– Он как выпьет, так часами ходит за мной и щёлкает меня пальцем по лбу, шлёпает ладонью по… мягкому месту и хохочет, как идиот. Скорчит ублюдистую гримасу – и хохочет! Подкрадётся ко мне на кухне или во дворе, щёлкнет, шлёпнет – и веселится. Терпение моё лопнуло!.. Я его и стыдила, и корила, жизнь великих людей в пример приводила, говорила, что даже дикие самцы животных своих самок по заднице копытом или лапой не бьют. А этому невеже хоть бы хны! Продолжает своё разнузданное озорство и ржёт! Ну осудите вы его, изверга, и накажите по всей строгости двадцатого века! Осудите вы этого ирода ради Христа! Моченьки моей больше нет терпеть бессовестные издевательства!

Всхлипывая и вытирая платочком глаза, Варвара села.

– Что вы, Балда Твёрдолобов, скажете в оправдание? – обратилась судья Нагайкина к обвиняемому. – Это правда, что ваша жена рассказала… что вы её по лбу щёлкаете и по сидячему месту шлёпаете?

Балда встал, надел на голову помятую кепку, тут же снял её и равнодушно ответил:

– Ну было. Нравится мне это занятие. Веселюсь.

– Так, значит, признаёте, что назойливо досаждаете жене, – строго посмотрела на Балду судья Нагайкина. – Садитесь пока.

Балда сел. Судьи стали тихо совещаться. В зале зашумели. Женщины принялись давать советы Варваре, а мужчины издавали лукавые реплики поддержки Балде. Судья Кнутов обратился к публике:

– Есть желающие выступить свидетелями?

– Есть! – подняла руку женщина со второго ряда.

– Представьтесь пожалуйста.

– Андрюхова я, Сусанна Каллистратовна. Соседка я Твёрдолобовым. Этот Балда и меня при встрече щёлкает по лбу и шлёпает по заду! И щиплет больно! Он всем соседкам прохода не даёт!

Сусанна Каллистратовна неприязненно посмотрела на Балду и села.

– Но- но, чего врёшь. Суська! Не всегда я щупал тебя! Мать твою… Иногда мимо проходил! – вскрикнулся на неё Балда.

– Обвиняемый, не издавайте ненормативную лексику! В зале присутствуют дети! – постукав карандашом по столу, строго потребовал судья Кнутов.

– А он без матов жить не может! – вскочила с места Варвара.

– Но- но! – грозно показал ей кулак Балда. – Чего нагнетаешь! Когда я молчу – то не выражаюсь.

– Да не слушайте вы его! – отмахнулась от мужа Варвара. – Он даже во сне только матом вскрикивает! Он не только ругается непечатно, но просто разговаривает одним матом.

– Но- но! Преувеличиваешь!

– Он даже хвалит, используя нецензурные слова!

– Но- но! Когда это я тебя хвалил? – возмутился Балда.

– Он… ласкал меня… – смахнула с глаз слёзы Варвара, с помощью отборных ругательств.

– Но- но!

– Судьи, накажите его и за фулиганские приставания бесцеремонные, и за круглосуточный мат! – повысив голос, обратилась Варвара к Кнутову, Нагайкиной и Плетюганову. – Постарайтесь, сделайте такую милость!

– Что скажете, подсудимый? – сурово посмотрела на Балду Нагайкина. – Не отрицаете того, что сказала соседка и добавила жена?

– Ну было, было, иногда, – не вставая, с зевающим равнодушием ответил Балда. – Что тут такого страшного! Ерунда всё! Шуток бабы не понимают!

– Что скажет народный прокурор? Мы слушаем вас, Михайло Потапович, – обратился Кнутов к огромному, грузному мужчине старых лет, сидящему за соседним столиком рядом с секретаршей.

Прокурор Михайло Потапович Лапоть- Дамский тяжело встал и сурово прорычал:

– Я предлагаю Варваре Твёрдолобовой, Сусанне Андрюховой и другим женщинам, терпящим бедствия от невежи и матерщинника Балды, принять ответные меры самозащиты: на щелчки шлепки и щипки, отвечать ему тем же! Да только посильнее и побольнее. Таково моё твёрдое, справедливое прокурорское мнение.

Лапоть- Дамский важно сел.

– Но- но, – издал тихий, неуверенный звук Балда.

– Суд на несколько минут уходит на совещание! – объявила секретарша и добавила: – Несколько минутная пауза!

Судьи Кнутов, Нагайкина, Плетюганов и прокурор встали и ушли за кулисы.

– Балда, не сдавайся! Мы с тобой! – задиристо крикнул кто- то нетрезвым голосом. Затем послышался шум борьбы и спор.

Все оглянулись: два милиционера выводили из зрительного зала упирающегося собутыльника Балды.

– Варвара, держись! – помахали Твёрдолобовой руками несколько женщин. – Победа будет за нами! Из- за кулис появились судьи и прокурор.

– Встать! Народом избранный суд идёт! – вскрикнула секретарша. В зале многократно проскрипело, прошаркало, прокряхтело: народ встал.

– Садитесь, – подождав, пока судьи сядут, кивнула в зал Красава Путятишна. Все с тем же шумным результатом сели.

Кнутов ещё с минуту пошептался со своими помощниками и, встав, громко произнёс:

– Всенародный тёщинский суд объявляет приговор!.. Суд постановляет!.. Признать Балду Твёрдолобова особо виновным, и предлагает супруге его Варваре, как пострадавшей морально и физически от низменных издёвок мужа, держать активную оборону, с переходом в контратаку, а именно: на подлые приставания мужа Балды производить ответные действия наступательного характера с применением скалки, ухвата, швабры и просто кулака, ударяя им по затылку, по хребту, или ниже пояса – в пределах допустимого пока они не отобьют у него всякую охоту по- идиотски фулиганить. Защитные действия Варваре Твёрдолобовой, Сусанне Андрюховой и другим обиженным женщинам предлагаем произвести прямо сейчас, на виду у всего зала!

– Но- но! Но- но! – вскочил с места Балда и, не дожидаясь возмездия, прытко бросился к выходу. Женщины под одобрительный хохот зала, свист и улюлюканье, погнались за ним.

Не успел смех сойти на нет как, резко вскочив и подняв руку, к судьям обратился Сидор Карпыч Македонов:

– Я тоже требую честной справедливости!

– Какой еще справедливости? – в недоумении уставился на него судья Плетюганов.

– Недавно вы заставляли меня извиняться перед моей тёщей за то, что я с ней не здоровался! – возмущенно повысил голос Сидор Карпыч. – Площадь подметать заставили! И я извинился, и подметал!

– Ну да. Молодец, исполнил наказание, – согласно кивнул судья.

– Тогда я требую наказать тёщу за обман!

– Какой ещё обман?

– Месяц назад жена сурово упрекнула меня, что я не приношу домой зарплату, – стал объяснять Сидор Карпыч. – А тёща с язвинкой заметила, что она, мол, скорее умрёт, чем я принесу деньги. Через две недели я бегом принёс домой получку, ни рубля не утаил, чем вызвал у жены приятный минутный обморок: она даже не знала, что я столько получаю. В присутствии тёщи деньги ей вручил. Но тёща обманула мои ожидания – не умерла как обещала. Я требую наказать её за то, что осталась жива.

Весь зрительный зал, включая и судей на сцене, взорвался веселым хохотом.

– Да, да! За то, что она осталась жива и обманула меня, пусть подметает площадь перед клубом! – гневно крикнул Сидор Карпыч.

– Хорошо. Подайте заявление секретарше, и мы его рассмотрим в ближайшее время, – натужливо кашляя, с трудом проговорил судья Плетюганов.

Сидор Карпыч, удовлетворенно вздохнув, сел.

– Через пятнадцать минут состоится судебное разбирательство по поводу очередного посягательства на честь и совесть девицы Недотрогиной, а именно: попытки изнасилования через обольстительное соблазнение иной! – объявил судья Кнутов. – Перерыв на пятнадцать минут!

Судьи и прокурор ушли за кулисы, а секретарша, подойдя к Джульетте и её многочисленной родне, переговорила с ними и всё записала в тетрадь. Потом она поговорила со свидетелями – Сидором Карпычем и мальчишкой, сходила в подсобку к «Ромео» и задала ему несколько вопросов, тоже записав ответы в тетрадь. Лаврик назвал себя Романом Жуановичем де Мопассаном. «Буду врать до конца. При удобном случае смоюсь», – решил он.

В зале было шумно. Тёщинцы, образовав несколько кружков, активно обсуждали случившееся.

– Встать! Наш чрезвычайный народный суд идёт! – звонко подала команду Красава Путятишна.

Все встали. На сцену вышли судьи и прокурор и сели на свои места. Потерпевшая и её родственники расположились в первом ряду. Лаврика привели на сцену и усадили на лавочку, стоящую посреди её. «Сижу тут на “почетном месте», как король на именинах”, – грустно подумал он, униженным, тоскующим взглядом окинув публику.

– И вот этот мелкий сопляк сумел заманить толстую кадушку Джульетту в лес и овладеть ею? – с удивлением разглядывая Лаврика, тихо воскликнул мужчина средних лет в сером пиджаке и дешёвой серой шляпе, сидящий в третьем ряду.

– Он самый, сексуально озабоченный недотёпа, – ответил сухонький старичок с многоопытным взглядом, занимающий место справа от мужчины. – Так попасть впросак может только вот такой придурок.

– Теперь схлопочет по заслугам! – усмехнулся молодец с подло- разбойничьим лицом, удобно прилёгший на сиденье слева от мужчины. – Отдерут голубу, как «Сидорову козу».

– Значит, в лес он девку заманил, – думая о чём- то весёлом, наморщил лоб мужчина в шляпе. – Кстати о лесе! Пошёл я как- то раз в лес за грибами. Набрал полную корзину и возвращаюсь домой. И тут нужда мне приспичила внезапно. Спустил я штаны – извините за нескромность – и только принял наиудобнейшую позицию – извините ещё раз за подробность – чтобы исполнить нужду, как вижу: между ног змея извивается, шипит, укусить меня в обнажённые места собирается! Как я с сидячего положения взлетел на трёхметровую высоту и ухватился за ветку осины! – это уму моему до сих пор непостижимо!.. Повис и не знаю, что делать, штаны к сапогам сползли. А змея шипит внизу, вокруг корзины ползает. Минут десять прошло – как вечность. Гляжу – идут пионеры с вожатой прямо на меня. Тоже грибы ищут… Да- а, сейчас смешно, а тогда!.. Такой пассаж! Я колени к подбородку прижал, чтобы срам прикрыть, но всё равно всё на виду. Вожатая меня заметила, очки поправила и внимательно разглядывает. Разглядела, побелела и, решив сильно испугаться, испугалась, завизжала, на месте затопала ногами – и наутёк. Пионеры тоже с пронзительным визгом бросились за ней. Бегут, истерично призывая всех спасаться. Лес мигом ожил: несколько десятков бабок и дедок и других представителей человечества присоединились к ним и тоже такой ор подняли, такую панику разыграли, словно началось светопреставление. Я глянул вниз – змеи нет. Спрыгнул, натянул на зад штаны, схватил корзину – и вдогон за ними. Догнал толпу паникёров. Бежим кричим: они от страха, а я от радости, что змея не укусила. Лет пять тому назад это было. Как вспомню – так вздрогну. Автобус у дороги стоял. На нём какое- то важное лицо поиском грибов побаловаться приехало. Мы и набились в этот автобус, как селёдки. Стали нервно требовать, чтобы шофёр отвёз нас подальше от этого жуткого леса. А он с испугу крепко забыл, где что надо нажимать, что крутить. Волнуемся, шофёру советы даём, как мотор завести. А пионервожатая в этот стрессовый момент подогревает страхи: клацает зубами и пищит, что, мол, в упор видела на суку осины повесившегося синего утопленника. Что он, мол, раскачивался, таращил на неё зенки и спрыгнул на землю, чтобы схватить её и придушить. Ну я- то хорошо знал этого “голого повесившегося утопленника”, успокоился и корзину открыл, чтобы грибочками полюбоваться… А она там – змея! Шипит, извивается. Я как истошно заору: «Тут она- а! Змея! Змея!» В потолке автобуса люк был, так я через него вылетел наружу, как в трубу. А что внутри творилось! Смертельная давка. В придачу вожатая меня узнала, да как взвизганёт: “Утопленник! Повесившийся утопленник здесь! Спасите! Мама!” Автобусные окна вмиг разнесли. В минуту он опустел. Только змея в корзине осталась и шмотки всякие. Все разбежались в разные стороны. Я спрыгнул с крыши автобуса и тоже разбежался, да так, что деревню свою чуть не проскочил… Да- а, об этом ужасе даже в газете писали. Поведали, что две сотни людей с трудом спаслись от голого чуда- юда. В тот лес до сих пор ни одна душа ногой не ступает.

– И со мной приблизительно такая же история приключилась, – подал голос старик с многоопытным взглядом. – В молодости я, городской человек, в деревне гостил. Пошёл погулять в лес, да заблудился. Полдня плутал. Устал, присел отдохнуть и задремал. Вдруг кто- то громко заухал надо мной и посатанински захохотал. И что вы думаете? В пять минут я выбежал из леса прямо к деревне: от страха сразу в правильном направлении помчался.

– Помню, как- то я тоже из леса вышел – и вернулся назад: гроза со страшным ливнем началась, – гнусаво просипел молодец с быдловато- разбойничьей ухмылкой, поведав «жуткую» историю, связанную с лесом.

– Помню, в детстве я девушкой была, – давясь зевотой, молвила старуха, сидящая рядом с молодцем, и, с ностальгической завистью посмотрев на цветущую Джульетту, с грустью в голосе добавила: – Эх, где мои семнадцать лет!

Мужчины язвительно рассмеялись над ней.

Сзади старушки вальяжно разлёгся на сиденье свирепо- новорусского вида дылда. Не обращая внимания на вокруг сидящих, он поднёс к уху мобильный телефон и лениво прогудел в него:

– Ну в общем, аллё, Жорик. Это я в натуре… “Кинул” их? На сколько баксов?.. Дубень! У них больше было!.. Не нервничай ты! Ну что ты так паскудно нервничаешь!.. Ну ладно, ладно… Кто- то на меня поганку в органы намалевал. Не ты случаем исподтишка?.. Сам ты чмо!.. Ну лады. Аллё, ты сейчас где?.. В НП? Что это такое?.. Скоро узнаю?.. Ну ладно. Я сейчас такое дыхну тебе – зашибёшься. Ты высоко стоишь? В кресле лежишь. Ну слушай. Подними голову и слушай. Я сто миллионов потерял… Ты чего молчишь? Зашибся! Затылком!.. Ха- ха! Я же тебе говорил! Ну слушай, я тебе еще такое скажу! Приподними голову. Поднял? Так слушай: я эти мани нашёл! Ха- ха!.. Ты чего молчишь? Ушибся? Жорик, аллё?.. Это не Жорик?.. А кто ты? Аделаида Павловна, из налоговой полиции! Жорик сидит у вас, о налогах беседует?! Нет, я не господин Холерин Валерий! Я незнакомый человек. Я юный подросток. Телефон на дороге нашёл и звоню наугад – к вам попал. Прощайте, тётя, я к маме побежал. Адью, мадам. Вас мне только не хватало.

Дылда воровато осмотрелся и в быстром темпе покинул зал.

– Да- а, много бандитского жулья развелось в наше время, – провожая его неприязненным взглядом, задумчиво промолвил многоопытный старичок.

– Есть и другие жулики, шарлатаны, – лукаво щурясь, усмехнулся старичок. – Слыхал я, что в деревне Чувырлино живёт- процветает один экстрасенс- самоучка. Он лечит и настоящих и мнимых больных ногами. Пациент стоит перед ним на коленях, а он, удобно развалясь в кресле, трёт стопой его лицо и остальные части тела.

– А в одном конце тундры молодой шаман лечит от лишнего веса и жира. Лечит оригинально, – приготовился смеяться молодец. Сажает толстых в яму, кормит снегом, и кости мамонтов обгладывать даёт. Заставляет их петь песни о родине и свободе и крутит ручку сирены над их головами, её воем нагоняя на них смертельную тоску. Все, кто у него лечился, всю оставшуюся жизнь страдают дистрофией.

– А я слыхал, – вступил в разговор мужчина в шляпе,– что один дед из Омска своей задницей излучает электромагнитные волны и издаёт весёлые звуковые шумы, лечебные. Выставит её перед слушателями, водит вправо- влево – и лечит, лечит. Многим, говорят, помог.

– А вот ещё был случай с неизлечением от недуга, – поддержав мужчину в шляпе икающим смешком, весело заговорил старичок, но его перебила секретарша, громко объявив:

– Суд скорый и правый по поводу жестокого изнасилования – начинается!

– Не было никакого изнасилования! – угрюмо возразил ей Лаврик.

– Минуточку! Погодите! Прежде чем начать судилище, выслушайте меня, пожалуйста! – выскакивая на сцену, прокричал полненький, неинтеллигентного вида гражданин. Подбежав к судьям, он, нервно разглаживая ладонью непослушные волосы на голове, жалобно проныл: – Я прошу срочно, пока не поздно, меня выслушать! Выслушать и помочь, пока я не сошёл с ума или не учинил самому себе суицид!

– Мы слушаем вас, Аристарх Власович, – кивнул ему прокурор Лапоть- Дамский.

– Вы меня знаете! Да, я Хворостинкин Аристарх Власович – сокрушённо мотнув головой, представился залу гражданин. Поднеся к лицу платок, он издал носом протяжный грубо пукающий звук, вызвав иронический смех в зале. Сунув платок в карман, он трагическим голосом произнёс: – Я расскажу вам о своём горе! От меня ушла жена! Ушла в проститутки!

Не обращая внимания на взрыв хохота в зале, трясясь всем телом, Аристарх Власович в голос зарыдал. Публика среагировала ещё более мощным взрывом хохота. Лишь несколько сердобольных женщин и все члены семьи Недотрогиных с соболезнующим пониманием покачали головами и принялись сердито перешёптываться.

Издав ослиный крик, какой тот делает, когда набирает в лёгкие воздух, Хворостинкин с шипением выдохнул его, помотав головой, и снова обратился к залу:

– Она ушла!.. – он всхлипнул и опять собрался зарыдать, но судья Плетюганов поспешно окликнул его:

– Успокойтесь, Аристарх Власович! Расскажите всё с самого начала! Объясните причину, из- за которой ушла от вас Красава Путятишна.

Все уставились на секретаршу. Та, покраснев от стыда, низко склонила голову.

– Всё началось с того, – судорожно вздохнул Аристарх Власович, – что одна знакомая бабка шепнула мне, что мол, я, милок, пока отлучаюсь в командировки, моя благоверная и нежно любимая супруга общается с другими мужчинами. Ну я, конечно, вспыхнул гневной яростью и решил подсидеть жену с любовником и свирепо наказать их. Две недели тому назад я, предупредив жену, что уезжаю в длительную командировку, погулял по селу и вернулся домой. Спрятался в шкафу и стал ждать. Вскоре пришла жена, и тут же в дверь постучали. Супруга открыла её и впустила в прихожую мужчину, не стану называть его имени… Он, даже не поздоровавшись, сразу принялся склонять мою жену к измене. “Ага, голубки! Сейчас я вас изобличу с поличным! – мстительно подумал я, в щелку наблюдая за ними. – Ух и бить вас буду!” “Вы что себе позволяете! – возмутилась моя жена. – Это же подло и безнравственно!” “Нет же никого! Муж надолго уехал! – дрожа от нестерпимого желания воскликнул он. – Ну давай попрелюбодействуем! Стань, пожалуйста, на часок женщиной легкого поведения. Я тебя умоляю!” – “Уходите! Я вас слушать не желаю!” – с презрением потребовала жена. “За любовь я вам заплачу пятьсот тысяч!” – достал из кармана толстый портмоне соблазнитель. “Негодяй! За жалких пятьсот тысяч мою красавицу жену купить хочет!” – вскипел я в шкафу. “А ну, уходите, или я вызову милицию!” – упрямо требовала жена моя, указывая рукой на дверь. “Шестьсот тысяч!” – вскричал подонок. “Погоди немного, сволочь, я засуну их тебе в одно укромное место!” – кровожадно пообещал я ему, грозя пальцем в щель. “Миллион!” – “Нет!” – “Десять миллионов!” – повышал ставку проклятый подлец. “Вон?” – “Пятьдесят!” – “Я вам сказала: уходите! Напрасно стараетесь!” – твердо стояла на своём жена. “Сто миллионов за ночь любви!” – с азартом воскликнул соблазнитель. “Торгаш! Часа ему мало! Ночь ему подай!” – злобствовал я в шкафу. “Вы мне надоели!” – устало вздохнула жена моя – Красава Путятишна. “Двести миллионов!” – не мог остановиться подлец. “Двести миллионов! – почувствовал я некоторую нерешительность, задумался. – На эту сумму можно… Нет, мало. Правильно делаешь, Красава. Не соглашайся. Набивай цену дальше!” – “Четыреста миллионов!” “Такие деньги! Соглашайся, жена!” – затомился, заметался я в тесном шкафу. “Нет, нет и нет! – стойко упрямилась Красава. – Я мужу своему верна!” “Да хрен с ней, с верностью! – беснуюсь я. – Соглашайся! Хватит вредничать!” “Миллиард!” – взвыл подлый торгаш. “Проваливайте к чёрту! – с непоколебимой холодностью ответствовала к моему разочарованно жена. – Я мужа своего люблю и буду до конца жизни ему верна?” “К чёрту мужа, то есть меня! – стал я биться головой о свой кулак. – Соглашайся, дура! Я всё прощу! Такие деньги! Такие деньги!.. Пятикомнатная квартира с джакузи в ванной, дача, машина, отдых на Гаваях… Соглашайся, дура, а то останемся ни с чем, как та старуха у разбитого корыта!” Соблазнитель, заламывая руки, стал метаться по прихожей. “Точно, деньги у него кончились!” – с гневом подумал я. “Вон отсюда!” И я не выдержал, выпрыгнул из шкафа. Жена и почитатель продажной любви, увидев меня, остолбенели. “Здравствуйте. Стойте, стойте, не стесняйтесь! – успокоил я его, готового упасть в обморок. – Беседуйте! Я вам не мешаю! Я ухожу! – сам тихо шепнул на ухо Красаве: – соглашайся! Я не возражаю! Такие деньги!” – “Ах, какая низость! Значит, ты устроил засаду на меня! Значит, ты не доверял мне! – со слезами на глазах, с обидой в голосе вскричала Красава. – Продать меня решил! На большие деньги позарился! Всё! Ухожу в проститутки! Ты этого хотел! Что ж, пусть будет так! Прощай!” Она дала соблазнителю пощёчину, мне – две, и ушла, хлопнув дверью. Я пинками помог ему тоже уйти…