Да, я девушек люблю, или Банда Селивана Кузьмича. Книга 2

Граф, заметив грустный взгляд сидящего в сторонке Мамуси, всеми позабытого, решил тоже облагородить бомжа.

– Эй, Мамуся, ты чего пенькуешь на заднем плане! – окликнул он старика. – Почему не хочешь знатным стать?

– Какой я дворянин, пожал плечами Мамуся. – Ведь я потомственный бич. Где ты видел дворян бродягами.

– Видел, – расплылся в ироничной улыбке Селиван Кузьмич. – Фильм видел, “Двенадцать стульев” называется. Там предводитель дворянства подаяние просил, Ипполит Матвеевич Воробьянинов. “Подайте – умолял – бывшему любовнику многих женщин”. Точно- точно. Так что выбирай себе смело любой титул.

– Ну- у, тогда я бы хотел стать начальником в отставке с хорошей пенсией, – просительно посмотрел на атамана Мамуся.

– Да будет так. Хрен с тобой. Считай себя этим самим начальником в отставке, – радушно согласился Селиван Кузьмич. – Только без пенсии.

– Господин граф, ваше сиятельство, разрешите обратиться, – подошёл к Селивану Кузьмичу Шнырь.

– Разрешаю.

– Можно к нашим кличкам прибавить знатные фамилии? Чтобы меня называли корнетом Оболенским, а Шпыня – поручиком Голицыным.

– Можно, – милостиво кивнул Селиван Кузьмич.

– Спасибо, граф, – обрадовался Шнырь и весело окликнул Шпыня: – Эй, поручик Голицын, давай выпьем, налей- ка воды!

– С удовольствием, – откликнулся Шпынь. – Сейчас выпьем, корнет Оболенский.

Налив из трофейного чайника в кружки кипяток, он подал одну кружку, достал из кулька конфеты и поделился с ним.

– Ну что, господа князья, бароны и другие представители паразитирующего класса, – обратился атаман к новоиспечённым аристократам. – Пора спать. Утро вечера мудренее. Надо выспаться. Завтра нас ждут кой- какие преступные заботы и развлечения.

На этом победная пьянка с песнями, танцами и дракой была закончена. Гвидон Додонович, зевая во всю безразмерную пасть, зашел в хибару.

– Вот это раззявил жерло, – восхищённо проводив его взглядом, обернулся к Интеллигенту Тёлкин.

Через минуту из хибары донесся могучий храп богатыря. Остальные легли на свежем воздухе у костра.

Ночью Садисту приснился приятный сон: он пытал мадам де Помпадур с помощью вил.

Неврастенику тоже снилось, но совсем неприятное. Будто он играет с детьми в гестапо. И всё получилось, как в одном стишке. Детишки арестовывают его – Штирлица – и под руководством шефа гестапо Мюллера – Садиста – замучили его до смерти.

Интеллигенту снились размножающиеся ослы и верблюды.

Утром граф де Пендалюк проснулся и первое, что увидел рядом с собой – это нервно дышащее, вредное лицо спящего Ворчуна. Атаман аж потускнел от негодования. Растолкав брюзгу, он с ненавистью вскричал:

– Ты чего разлёгся под моим боком! Ты исключён из моей банды! Геть отсюда, сволочь!

– У- у- у, изгнать меня, – стирая кулаками с глаз остатки сна, забурчал Ворчун. – Изгнать меня – достойного представителя всего мужского человечества…

– Ступай назад, туда – откуда пришёл, худшая особь мужского человечества!

Ворчун, злобно проклиная все на свете, встал и ушёл в лес.

Проснувшийся флигель- ординарец атамана рыцарь Карапузькин, вскакивая, наступил на ногу барона фон Брюса. Тот рассердился:

– Шляется тут всякая всячина! Калечит ноги благородным людям!

– Извините, господин барон, я нечаянно.

– “Извините”… Ну- ка, подлец, принеси мне от костра в постель сапоги и портянки!

– Слушаюсь, ваше благородие! – с готовностью ответил Карапузькин и побежал к костру.

– Подъём, братва! – скомандовал Селиван Кузьмич. – Сейчас позавтракаем и продолжим наш грабительский рейд по фермам. Подъём!

Благородные разбойнички стали просыпаться и потягиваться, Селиван Кузьмич решил побриться, достал из сумки бритвенный прибор, полотенце и пошёл к реке. Дрожащими руками намылил лицо, стал бриться, порезал щёки и подбородок в восьми местах, умудрился сделать порез даже на ухе. Раз пять чертыхнулся. Услышал сзади себя сопенье. Обернулся. В двух шагах от него стояли Карапузькин и Ворчун.

– Это некий гражданин Нудяев, или мне кажется? – холодно посмотрев на Ворчуна, спросил он.

– Да, граф, это он, собственной персоной, – нерешительно переминаясь с ноги на ногу, ответил Карапузькин. – Он хочет…

– Не знаю, чего хочет эта вредная погремушка, только мне её здесь не надо!

– Он прощения пришёл просить.

– Отложим этот разговор навсегда! – дёрнул рукой Селиван Кузьмич и сделал очередной порез на шее.

– Мбу- бу- бу, – невнятно пробубнил Ворчун, морща нос и правую сторону лица.

– Шеф, он искренне просит прощения.

– Не прощаю, он с упоением издевался надо мной! Он оскорбил, унизил моё высокое достоинство!

– Мбу- бу- мбу.

– Ворчун говорит, что полностью осознал свою вину, – продолжил играть роль миротворца Карапузькин, – был наказан справедливо и теперь просит разрешения вернуться в банду.

– Не верю я ему! Уйди, постылый! Уйди, или я прикажу силой изгнать тебя с нашей территории! – продолжил кипеть обидой атаман.

– Мбу- бум- бум, – уставясь в землю, покаянно гудел Ворчун.

– Шеф, граф, он клянётся, что больше не будет чинить тебе обиды.

– Не верю! Я от него ничего хорошего не жду. От плесени больше пользы, чем от него.

– Бум- бум- бум, – совсем поникнув головой, прогундосил Ворчун.

– Атаман, он глубоко раскаивается, – перевёл Карапузькин. – Не гони его – банда потеряет отважного бойца.

– Ну ладно, – немного подумав, сдался Селиван Кузьмич. – Принимаю его в шайку условно. С пожизненным испытательным сроком. Идите готовьтесь к походу.

Не успели Карапузькин и Ворчун уйти, как появился Интеллигент.

– Доброе утро, надёжа атаман, – подобострастно глядя в затылок Селивана Кузьмича, поприветствовал он его. – Доброе утро, граф. Неутомимый ты наш борец за крупное обогащение. Вдохновитель ты наш и организатор. Как твоё благородное самочувствие?

– Стабильно хреновое, – недовольно ответил атаман. – Голова гудит после вчерашней попойки, руки трясутся.

К воде спустились Гвидон Додонович и Тарзан Робинзонович и стали умываться. Умывшись, Гвидон Додонович, круто наклонив голову, принялся расчёсывать железным гребнем свои длинные до плеч космы.

– У тебя, отче, грива – как у антихриста- махновца времён Гражданской войны, усмехнулся Интеллигент.

– Да, парниша, резво и обильно растут мои патлы. Не успеваю подрезать их, согласился Гвидон Додонович.

Селиван Кузьмич кончил бриться, ополоснул лицо, и все четверо вернулись на поляну. У хибары разгорался новый очаг напряжённости между Маркизом де Садом и маркизом де Помпадуром. По жёсткому распоряжению атамана их силой утихомирили.

– Граф, кашу варить, или в поход пойдём? – обратился к Селивану Кузьмичу Тарзан Робинзонович.

– Варите кашу. В поход попозже пойдем, – ответил ему атаман. – А вы, господа разбойнички, – окинул он строгим взглядом подельников, – сидите тихо. Я с корнетом и поручиком схожу в разведку, исследую северные окрестности. Поручик Голицын, корнет Оболенский – за мной!

Атаман и юнцы скрылись за ёлками. Не успели они и тридцати метров прошагать, как их остановил равнодушный оклик Мамуси:

– Стой, кто идёт! Пароль?

– Да пошёл ты!

– Правильно. Проходи.

Обойдя откровенно скучающего старика, разведчики пошли дальше.

Гвидон Додонович и Тарзан Робинзонович засуетились у котла. Тёлкин, Бутылкин, Кобылкин, Буханкин и Рембо сели играть в карты. Трутень лежал у костра, положив одну ногу на колено согнутой другой, и курил, мечтательно уставившись в небо. Садист и Неврастеник, позабыв про вражду, принялись о чём- то оживлённо шептаться.

– Против кого дружите? – окликнул их Брюс. Они синхронно отмахнулись от него и зло посмотрели в сторону Интеллигента, роющегося в своих вещах.

Брюс, скучая, подозвал к себе Карапузькина, приказал снять с его ног сапоги, портянки и носки и помыть- постирать их в реке. Лев Гераклович безропотно разул его, сунул носки и портянки в сапоги и ушёл к реке.

Трутень решил последовать примеру барона. Поманив пальцем бесцельно прогуливающегося по поляне Ворчуна, тоже приказал разуть его и хорошенько выстирать носки.

Ворчун остановился, с великим презрением уставился на лодыря и, кипя злобой, проклокотал:

– Ты кому, мне приказываешь?! Ты – мне?! Да кто ты такой?! Ничтожество! Я же тебя в упор не вижу! Да катись ты в… на… за… под… паразит!

– Исполняй. А то я встану и надаю тебе по шее за такие слова, – шевелясь и кряхтя, пригрозил Трутень.

– Гад- паразит! Я тебе постираю! Я тебя самого…

– Когда встану – плохо тебе будет.

– У- у- у, подонок! Хмырь поганый! Шакал позорный!

– Вот встану, – перевалился с боку на бок тунеядец. – Всего изобью.

– Не встанешь, паразит! Лень не позволит. Ну вставай, вставай!

Ещё пару минут они грызлись, потом Ворчун, плюнув, продолжая бурлить негодованием, ушёл к реке.

Интеллигент решил свободное время посвятить своему дневнику. Он достал из рюкзака блокнотик и карандаш, сел в сторонке и продолжил записывать:

«Нудяев по кличке Ворчун. Зануда, брюзга, нытик. Характер неизлечимо испорчен. Вредный до тошноты. Двадцать пять лет прожил угрюмой жизнью. Завистлив. О себе очень высокого мнения. Всё старается сделать наоборот. Презирает абсолютно всё и вся. Был изгнан из родного села на три месяца с целью перевоспитания: довёл земляков своей вредностью до этой крайней меры. Изгнан из нашей банды за циничное издевательство над атаманом. Невероятно – но просил прощения, и снова принят в наши ряды условно, с испытательным сроком.

Лев Гераклович Карапузькин… »

Получив сильный удар по голове чем- то твёрдым, от которого аж искры из глаз посыпались. Интеллигент, уронив блокнотик, ткнулся лицом в траву. С минуту он приходил в сознание. Потом сел, обнял ладонями голову и заорал:

– Помогите! Спасите! Убивают!

– Ты чего паникуешь? Кто тебя убивает? – сбежались к нему встревоженные разбойнички.

– Покушение, – простонал Интеллигент. Кто- то нанёс страшный удар по моему темечку, сзади. Вот смотрите – огромный шишак и кровь сочится. Убить меня кто- то хотел. Это убийца был.

– Действительно, кожа ободрана, разглядывая рану, согласился Брюс. – Кто же на тебя покусился? Кто это хладнокровно сделал?

– Надо окрестную близость обшарить, пока злоумышленник не успел далеко убежать, – предложил Буханкин.

– Верно. А ну, братва, разбежались по лесу! – скомандовал Брюс. – Кого обнаружите – ведите сюда для справедливого возмездия.

Разбойнички быстро скрылись в лесу. Особо ретиво искали «убийцу» Садист и Неврастеник. Через полчаса, никого не обнаружив, все вернулись к костру.

– Может, это у тебя солнечный удар был? – подойдя к Интеллигенту, спросил Тёлкин. – Жарко сегодня.

– Какой солнечный удар! – возмутился Интеллигент, показывая ему затылок. – Кровавого шишака от солнечного удара не бывает. Убить меня кто- то хотел.

Гвидон Додонович и Тарзан Робинзонович, пробуя на вкус почти готовую кашу, озабоченно беседовали о том положении, в котором они сейчас находятся.

– Что мы тут делаем, Батюшка? – вопрошал Тарзан Робинзонович. – Что нам тут надо? Мы – члены разбойной шайки! Мне жутко ощущать себя таковым. Нам это надо? Пойдем лучше к тебе на Родину. А по пути в каком- нибудь селе лекцией и массовым гипнозом заработаем денег на пропитание.

– Я тоже, Тарзанушко, негативно зрю на наше незавидное положение, – согласился Гвидон Додонович. – Тревога гложет меня. Вижу, как эти мужики погрязают в уголовщину, как засасывает их болото преступной наживы. На халяву разбогатеть захотели, за счет других. Сумбур у них в головах. Не понимают, что всему преступному рано или поздно приходит конец – настанет роковой час. И скрутят им руки, и поведут на суд праведный… Поговорю я с ними сейчас, попытаюсь объяснить, что так жить нельзя… Каша сварилась. Пока они будут завтракать обращусь я к ним с небольшой речью.

Постукав ложкой по чашке, Гвидон Додонович позвал разбойничков к котлу. Когда все собрались и принялись за еду, он начал речь:

– Други мои, может не будем заниматься непотребным грабежом, а сплоченной артелью наймёмся на работу…

– Приятного аппетита, Батюшка, российский богатырь, – поприветствовал его припоздавший к завтраку из- за тяжести на подъём Трутень. – Доброе…

– Потом, потом, – с досадой отмахнулся от него Гвидон Додонович, несколько секунд вспоминал, что хотел сказать, и продолжил речь: – Разве вы не видите и не чуете, что беззаконный разбой на дорогах до добра не доведёт. А приведёт в казённый дом с толстыми решетками на окнах. На чужом горе, братья, себе счастья не построите. Вовремя опомнитесь, други мои. Я взываю к вам последовать за мной – и выйти на истинно правильный путь. Подумайте – и вечером дадите мне ответ. Приятного аппетита.

Довольный своей проникновенной речью, Гвидон Додонович сел, зачерпнул полный половник каши и отправил её в рот.

Молча позавтракали разбойнички и, поблагодарив лейб- повара, разбрелись по поляне. Гвидон Додонович пошёл к реке, чтобы полюбоваться проплывающим мимо мусором. Брюс, воспользовавшись его отсутствием, взял командование бездельем на себя.

– Батька на некоторое время осчастливил нас своим отсутствием, – удобно развалясь на траве, медленно проговорил он. – Развлечёмся немного со скуки чем- нибудь весёлым. – Подмигнув Бутылкину и Рембо, он подозвал к себе Карапузькина и, насупившись, строго спросил: – Носки и портянки постирал?