
Полная версия
Черный крестоносец
Я ничего не сказал. Что я мог ему ответить? Я окинул взглядом лица сидящих за столом – никто больше не смотрел на меня, все уставились на свои руки. Тогда я взглянул на Мари, но даже она на меня не посмотрела. Я родился не в то время и не в том месте. Мне следовало бы появиться на свет в Риме две тысячи лет назад. Тогда я просто приставил бы меч к своей груди и медленно надавил на него. Я вообразил, какое жуткое отверстие проделал бы во мне меч, и это заставило меня вспомнить о не менее жутких отверстиях в левой руке, поэтому я обратился к Уизерспуну:
– Теперь вы разрешите лейтенанту перевязать мне руку?
Он смерил меня долгим задумчивым взглядом и тихо сказал:
– Мне даже жаль, что жизнь развела нас по разные стороны баррикад. Я прекрасно понимаю, почему руководство доверило эту миссию именно вам. Вы необычайно опасный человек.
– Да, я такой, – откликнулся я. – К тому же я счастливчик. Я еще понесу ваш гроб.
Он еще раз взглянул на меня и повернулся к Брукману:
– Перевяжите ему руку.
– Спасибо, профессор Уизерспун, – вежливо поблагодарил я.
– Леклерк, – равнодушно сказал он. – Не Уизерспун. Этот болтливый старый идиот сослужил свою службу.
Брукман хорошо справился со своей работой. Он вскрыл и почистил раны чем-то похожим на металлическую щетку, умело зашил их, обмотал руку алюминиевой фольгой, забинтовал, скормил мне горсть пилюль и вдобавок сделал пару уколов. Будь я один, то дергался бы так, что посрамил бы любого дервиша, но я и без того нанес серьезный урон репутации секретных служб в глазах будущих новобранцев, поэтому старался сидеть тихо. Когда Брукман закончил, вся комната начала кружиться и плясать перед моими глазами, поэтому я просто поблагодарил врача, без приглашения на дрожащих ногах добрел до столика, за которым сидел капитан Гриффитс, и расположился напротив него. Уизерспун, точнее, Леклерк сел рядом со мной.
– Вам стало лучше, Бентолл?
– Хуже быть уже не могло. Если существует ад для собак, надеюсь, что ваша чертова псина поджаривается именно там.
– Согласен. Капитан Гриффитс, кто из тех ученых самый главный?
– Какое еще черное дело вы замышляете? – спросил седовласый моряк.
– Я не стану повторять свой вопрос, капитан Гриффитс, – мягко сказал Леклерк.
Его затуманенные белые глаза на мгновение метнулись в сторону мертвеца, лежащего на столе.
– Харгривс, – устало ответил Гриффитс и посмотрел на дверь в офицерскую комнату, из-за которой доносились голоса. – Зачем вам это, Леклерк? Он впервые за долгие месяцы увидел свою жену. И не сможет ответить на ваши вопросы. Я сам почти все знаю. В конце концов, командир этой базы – я, а не Харгривс.
Леклерк задумался, затем сказал:
– Хорошо. В какой стадии готовности находится «Черный крестоносец»?
– И это все, что вы хотите знать?
– Все.
– «Черный крестоносец» полностью готов. Осталось только подсоединить и подготовить систему зажигания.
– Почему этого не было сделано?
– Из-за исчезновения доктора Фэрфилда…
Я попытался разглядеть лицо капитана Гриффитса в калейдоскопическом водовороте людей и мебели и смутно осознал, что только сейчас Гриффитс начал понимать, почему исчез Фэрфилд. Он молча уставился на Леклерка, а затем хрипло пробормотал:
– Боже мой! Ну конечно, конечно.
– Да, конечно, – резко бросил Леклерк. – Но я не хотел этого делать. Так почему подготовку к пуску не завершили раньше? Как я понимаю, топливный заряд загрузили еще месяц назад.
– Откуда… ради бога, скажите, откуда вы это узнали?
– Отвечайте на мой вопрос.
– Фэрфилд боялся, что из-за жары горючая смесь может оказаться неустойчивой. Это создавало дополнительные риски, помимо тех, которые неизбежно сопутствуют запуску. – Гриффитс вытер загорелой рукой свое мокрое окровавленное лицо. – Вы должны знать, что в любой ракете или снаряде, начиная с самой простой, двухвинтовой и заканчивая водородной бомбой, взрыватель устанавливается в самый последний момент.
– Сколько, по словам Фэрфилда, должно уйти на это времени?
– Я как-то слышал, что он говорил про сорок минут.
– Вы лжете, капитан, – мягко сказал Леклерк. – Я знаю, что неоспоримым достоинством «Черного крестоносца» считается его возможность мгновенного запуска.
– Так и есть. Во время боевых действий или в экстренном случае его запускают немедленно, но мы пока не выяснили, насколько стабильно топливо.
– Значит, сорок минут?
– Сорок минут.
Леклерк повернулся ко мне:
– Вы слышали? Сорок минут.
– Слышал, но только урывками, – промычал я. – У меня что-то со слухом.
– Вам плохо?
– Плохо? – Я попытался посмотреть на него с удивлением, но не смог отыскать его лица, перед глазами все расплывалось. – С чего это я должен плохо себя чувствовать?
– Бентолл, вы сможете подключить взрыватель?
– Я специалист по жидкому топливу, – с трудом проговорил я.
– У меня другие сведения. – Теперь я видел его лицо, потому что оно оказалось в трех дюймах от моего. – Вы же были ассистентом Фэрфилда в Хепуортском центре. Он работал над твердым топливом, я это знаю.
– Слишком много вы знаете.
– Так вы сможете запустить ракету? – тихо, но настойчиво спросил он.
– Виски, – сказал я. – Мне нужно выпить виски.
– Боже мой! – Он добавил еще несколько выражений, которые я, к счастью, не смог разобрать, а потом позвал одного из своих людей.
Вероятно, китаец сходил в комнату для офицеров, потому что через пару минут кто-то всунул мне в руку стакан. Я сонно посмотрел на щедрую порцию виски в нем и проглотил все залпом. Откашлявшись и вытерев слезы, я обнаружил, что могу видеть почти так же ясно, как и прежде.
Леклерк коснулся моей руки:
– Так что вы скажете? Сможете запустить «Крестоносца»?
– Я даже не знаю, с чего начать.
– Вы больны, – добродушно сказал Леклерк. – Просто не понимаете, что несете. Вам нужно немного поспать.
Глава 10
Пятница, 10:00–13:00
Я проспал два часа. А когда проснулся, солнце стояло уже высоко, и доктор Харгривс, специалист по гиперзвуковому оружию, осторожно тряс меня за плечо. По крайней мере, ему казалось, что он трясет меня осторожно. Поскольку меня укрыли одеялом, он, конечно же, забыл, что меня лучше вообще не трогать за левое плечо. Я попросил его быть поаккуратнее, и он обиделся, возможно, из-за того, как я это сказал. Затем я откинул одеяло и сел. Все тело затекло и ломило, в плече и руке пульсировала страшная боль, но усталость прошла, и голова снова стала ясной. Разумеется, этого и хотел Леклерк. Разве можно доверить подключение и запуск сложной ракетной установки с разрушительным потенциалом в сотню тонн сильнодействующего взрывчатого вещества человеку, который, словно пьяный, почти ничего не видит, бессвязно бормочет и едва держится на ногах от усталости? Иногда я тешу себя иллюзиями, но в том, что Леклерк от меня не отстанет, сомнений не оставалось.
Харгривс выглядел бледным, взволнованным и расстроенным. Ничего удивительного. Встреча с женой не слишком обрадовала его, учитывая не самые благоприятные обстоятельства, а ближайшие перспективы выглядели и того хуже. Я спросил его, как они поступили с Мари, и Харгривс подтвердил мои догадки о том, что ее поместили с другими женщинами.
Я осмотрел маленькую хижину. Помещение восемь на восемь футов, не больше, стеллажи вдоль стен, над головой – оконце, закрытое стальной сеткой. Мне смутно припомнилось, будто кто-то говорил, что раньше здесь находился склад стрелкового оружия и боеприпасов, но я ни в чем не был уверен. Я просто упал на раскладушку, которую мне принесли, и сразу уснул.
Я снова посмотрел на Харгривса:
– Что произошло за это утро?
– Вопросы, – устало пробормотал он. – Сплошные вопросы. Они допрашивали моих коллег, меня и морских офицеров по очереди, затем разделили нас на группы, разлучили с женами. Теперь нас разместили по два-три человека в каждой хижине.
Понять психологию Леклерка не составляло труда. Если разделить всех ученых и офицеров на крошечные группки, они не смогут договориться, чтобы оказать организованное сопротивление или поднять мятеж. К тому же ученых разлучили с женами, значит они будут постоянно переживать и беспокоиться за их безопасность и безоговорочно согласятся на сотрудничество с Леклерком.
– Что он хотел от вас узнать? – спросил я.
– Многое. – Харгривс замолчал и отвернулся. – В основном спрашивал о ракете, много ли мы знаем о ее запуске. По крайней мере, меня он расспрашивал об этом. За других не могу поручиться.
– А вы… и остальные ученые знаете что-нибудь об этом?
– В самых общих чертах. Каждому известно в общих чертах об отдельных этапах работы. Мы должны это знать. Но наших знаний недостаточно для понимания всей картины в целом. – Он слабо улыбнулся. – Кто-то из нас может просто взорвать ракету и отправит всех на тот свет.
– А такой шанс есть?
– Это же экспериментальная ракета, никто не может дать никаких гарантий.
– Поэтому и построили тот бетонный бункер, который торчит из-под земли на севере?
– Оттуда должны проводить пробный пуск. Необходимая мера предосторожности. По этой же причине наш барак разместили в отдалении от ракетного ангара.
– Моряки – расходный материал, а ученые – нет? Так, что ли?
Он не ответил, и я продолжил:
– Как думаете, куда они собираются переправить ракету, ученых и их жен? Офицеров и матросов, разумеется, никуда не повезут.
– Что вы имеете в виду?
– Вы отлично знаете, что я имею в виду. Леклерку они больше не нужны и подлежат уничтожению.
Харгривс невольно вздрогнул, потряс головой и закрыл лицо руками.
– Леклерк что-то говорил о конечном пункте назначения?
Он снова покачал головой и отвернулся. Кажется, Харгривс отчего-то очень расстроился и не хотел смотреть мне в глаза, а я не нашел в себе смелости винить его в этом.
– Возможно, Россия?
– Не Россия. – Он уставился в пол. – Только не Россия, они бы не заинтересовались этим древним паровым двигателем.
– Они бы… – На этот раз пришла моя очередь с удивлением уставиться на него. – Я думал, это самый современный…
– Для западного мира – да. Но в последние несколько месяцев в ученых кругах уже ни для кого не секрет – хотя все говорят об этом со страхом, – что в СССР создали или создают суперракету. Фотонную. Боюсь, намеки, которые высказал профессор Станюкович, ведущий советский эксперт по газовой динамике, практически не оставляют поводов для сомнений. Так или иначе, но им удалось выяснить, как эксплуатировать антипротоны и хранить их. Нам известно об этой антиматерии, но мы не представляем, как ее хранить. В отличие от русских. Две унции антипротонов запустили бы «Черного крестоносца» на Луну.
Я мало что понял из его высказываний, но согласился, что Советы вряд ли позарятся на такую ракету. Может быть, красный Китай? Или Япония? Присутствие рабочих-китайцев и радиопередатчик Леклерка, настроенный на китайские и японские станции, намекали на такую возможность. Но с другой стороны, эти намеки были слишком очевидными. К тому же в Азии, да и за ее пределами немало стран, которые с удовольствием заполучили бы «Черного крестоносца». Но самый главный вопрос заключался даже не в том, в какой стране захотели иметь такую ракету, а в том, откуда они узнали о создании этой самой ракеты. Где-то в глубине моего сознания начал постепенно формироваться ответ на этот вопрос, и вывод казался просто невероятным… Но тут Харгривс снова заговорил.
– Хочу извиниться за мое неразумное поведение сегодня утром, – быстро сказал он. – Чертовски глупо было утверждать, что вы эксперт по твердому топливу. Возможно, я накинул вам петлю на шею. Я так расстроился, что ничего не соображал и не мог ясно мыслить. Но думаю, охранник этого не заметил.
– Ничего страшного. Мне тоже кажется, что он не обратил внимания на наш разговор.
– Вы же не станете сотрудничать с Леклерком? – спросил Харгривс. Он все время сжимал и разжимал кулаки, его нервная система явно уступала интеллекту. – Я понимаю, что при желании вы могли бы.
– Конечно мог бы. Если мне дадут пару часов, чтобы изучить заметки Фэрфилда, графики, шифровальные символы, а также покажут чертежи ракеты, думаю, я бы смог. Но время на нашей стороне, Харгривс. И возможно, это наш единственный союзник. Для Леклерка важно, чтобы ракета была полностью готова к запуску. Без этого он ничего не станет предпринимать. В Лондоне знают, что я здесь. На «Неккаре» могут что-то заподозрить из-за задержки. Да что угодно может произойти, но в любом случае это сыграет нам только на руку. – Я попытался найти еще какое-нибудь благоприятное для нас обстоятельство, но не смог. – Поэтому я буду сидеть тихо и ничего не предпринимать. Леклерк подозревает, что я специалист по твердому топливу, но не знает этого наверняка.
– Конечно, – пробормотал Харгривс. – Конечно. Время на нашей стороне.
Он сел на пустой ящик из-под патронов и уставился в пол. Похоже, у него пропало желание разговаривать. У меня тоже его особенно не было.
В замке повернулся ключ, вошли Леклерк и Хьюэлл.
– Вам уже лучше? – спросил Леклерк.
– Чего вы хотите?
– Решил поинтересоваться, когда вы перестанете притворяться, что ничего не знаете о твердом топливе.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Ну конечно. Хьюэлл?
Великан подошел поближе и положил на пол небольшую коробочку в кожаном футляре. Магнитофон.
– Не хотите ли послушать одну запись? Мы сделали ее совсем недавно.
Я медленно встал и пристально посмотрел на Харгривса. Он по-прежнему сидел, опустив глаза в пол.
– Спасибо, Харгривс, – сказал я. – Большое вам спасибо.
– Мне пришлось так поступить, – глухо ответил он. – Леклерк пригрозил, что застрелит мою жену.
– Извините. – Я положил руку ему на плечо. – Вы ни в чем не виноваты. И что теперь, Леклерк?
– Вам пора увидеть «Черных крестоносцев».
Он отошел в сторону, пропуская меня к выходу.
Двери в ангар были распахнуты, под самой крышей горели прожектора, рельсы уходили внутрь до самого конца помещения.
Внутри находились они, «Черные крестоносцы»: толстые короткие цилиндры, похожие по форме на карандаши, с полированными стальными боками и водоохлаждаемыми керамическими носами над большими полукруглыми воздухозаборниками. Высотой они были с двухэтажный дом и примерно в четыре фута диаметром. Они стояли на плоских стальных платформах с восемью колесами, по обе стороны от каждой ракеты находились монтажные краны почти такой же высоты, установленные на четырехколесных платформах. Из кранов по всей их высоте торчали фиксаторы, которые надежно удерживали ракеты в вертикальном положении. И вся эта конструкция размещалась на одних и тех же рельсах.
Леклерк не терял ни времени, ни слов. Он подвел меня к ближайшей ракете и забрался в открытую кабину лифта, установленную на ближайшем кране. Хьюэлл больно ткнул меня в спину пистолетом, я все понял и вошел в лифт вслед за Леклерком. Хьюэлл остался на месте. Леклерк нажал на кнопку, электрический мотор завыл, и лифт легко поднял нас примерно на пять футов. Затем Леклерк вытащил из кармана ключ, вставил его в крошечную скважину в обшивке ракеты, вытащил утопленную в корпусе ручку и распахнул дверь в семь футов высотой. Дверь была так искусно сконструирована и расположена, что вначале я ее даже не заметил.
– Хорошенько осмотритесь, – сказал Леклерк. – Для этого вас сюда и привели, чтобы вы хорошенько осмотрелись.
Я осмотрелся. Внешний корпус ракеты из нержавеющей стали оказался всего лишь внешней оболочкой, и ничем больше. Внутри я обнаружил еще одну, а между ними – промежуток шириной не меньше пяти дюймов.
Прямо напротив меня к внутренней обшивке на расстоянии шести дюймов друг от друга были приварены два плоских стальных ящика, примерно шесть на шесть дюймов каждый. На том, что слева, зеленом, виднелась надпись: «Топливо», а под ней: «Вкл. – Выкл.»; на правом, ярко-красном, как почтовый ящик, через трафарет белыми буквами было выведено: «Безопасно» и «Заряжено» слева и справа соответственно. Сверху на обоих ящиках располагались переключатели.
Снизу из ящиков свисали гибкие кабели с пластиковым каркасом в металлической оплетке – вероятно, мера предосторожности для защиты располагавшихся под ними электрических проводов от сильного перегрева, который неизбежно возникнет при запуске. Кабель, выходивший из левого ящика с надписью «Топливо», диаметром был почти полтора дюйма, другой кабель – всего полдюйма. Первый кабель тянулся вдоль внутренней обшивки и примерно через три фута разделялся на семь отдельных кабелей, каждый из которых также был заключен в пластик и металл. Второй кабель пересекал пространство между двумя слоями обшивки и скрывался из виду где-то наверху.
Здесь же было еще два кабеля. Один, небольшой, диаметром в полдюйма, соединял два ящика. Второй, диаметром в два дюйма, соединял ящик «Топливо» с третьим ящиком, который был больше двух предыдущих. Он висел на внутренней стороне внешнего корпуса ракеты. У этого третьего ящика имелась дверца на петлях как раз напротив меня, она закрывалась двумя гайками-барашками. Других кабелей здесь не было.
Больше я ничего не увидел. Я смотрел на все эти ящики секунд десять, пока Леклерк не спросил:
– Запомнили?
Я молча кивнул.
– Фотографическая память, – загадочно пробормотал он.
Леклерк захлопнул дверь, запер ее, нажал на кнопку лифта, и мы с гудением поднялись еще футов на шесть. Он снова достал ключ, открыл дверцу, на этот раз не больше двух футов высотой, и пригласил меня заглянуть внутрь.
Здесь вообще смотреть было почти не на что. Во внутренней обшивке виднелось круглое отверстие, в котором я разглядел штук пятнадцать или двадцать трубок, сужающиеся на концах, а посередине торчала верхушка какого-то цилиндрического предмета диаметром около шести футов, который исчезал внизу вместе с трубками. Посередине цилиндра находилось маленькое отверстие диаметром не больше полудюйма. К внешнему корпусу крепился армированный кабель точно такого же размера, как и тот, что выходил из ящика с надписями «Безопасно» и «Заряжено», и я вполне справедливо предположил, что кабель тот же самый. Этот кабель с медной клеммой на конце изгибался и свисал в промежутке между внешней и внутренней обшивкой. Вполне логично было допустить, что эту клемму можно воткнуть в отверстие посреди центрального цилиндра. Но похоже, здесь логика давала сбой, поскольку отверстие оказалось раза в четыре уже, чем клемма.
Леклерк закрыл дверцу, нажал на кнопку, и лифт опустился, замерев в футе от платформы. Еще одна дверь, еще один ключ, теперь уже в основании ракеты, футом ниже того места, где заканчивались последние трубки, проходящие через внутренний корпус. Здесь расположение трубок уже не казалось таким хаотичным, как наверху, – полная симметрия и математически точный расчет. Девятнадцать цилиндров, каждый опечатан плотным пластиком, диаметр – около семи дюймов. Восемнадцать из них образовывали две концентрические окружности в центральной части ракеты. Цилиндры, целиком заполнявшие внутренний корпус, были не совсем гладкими, внизу на разном расстоянии от конца виднелись небольшие углубления. И нетрудно догадаться, для каких целей служили провода, неопрятным пучком свисавшие между двумя корпусами. Я сосчитал, что всего проводов было девятнадцать, и они отходили от одного из семи армированный кабелей, ведущих к коробке с надписью «Топливо» наверху. Всего по два провода от трех проводов, по три еще от трех и четыре от последнего.
– Все запомнили, Бентолл? – спросил Леклерк.
– Все, – кивнул я.
Это оказалось достаточно просто.
– Хорошо. – Он закрыл дверь и вывел меня из ангара. – Теперь вам нужно посмотреть записи Фэрфилда, изучить его условные обозначения и справочную информацию. По крайней мере, те, что нам удалось спасти.
Я поднял брови – эта мышечная нагрузка одна из немногих не причиняла мне боли.
– Что-то вам спасти не удалось?
– Полную светокопию чертежа ракеты. Честно говоря, мы не ожидали, что британцам хватит ума на такие меры предосторожности. Чертежи находились на дне опечатанного металлического ящика – стандартное военное приспособление, оно позволяет избавиться от секретных документов быстрее и надежнее, чем огонь. В верхней части ящика размещался стеклянный сосуд с концентрированной соляной кислотой и металлическим поршнем. При нажатии на поршень стекло разбилось, и кислота уничтожила чертежи так быстро, что мы и опомниться не успели.
Я вспомнил окровавленное, все в синяках лицо капитана.
– Капитан Гриффитс молодец. Значит, теперь вы полностью зависите от наличия работающей модели ракеты?
– Так и есть. – Если это и вызывало у Леклерка беспокойство, он не подал виду. – Не забывайте, ученые по-прежнему у нас в руках.
Он отвел меня за оружейный склад, в хижину, где был оборудован примитивный рабочий кабинет со шкафчиками для документов и пишущей машинкой на простом деревянном столе. Леклерк открыл шкаф, вытащил верхнюю полку и вытряхнул все содержимое на стол:
– Насколько я понимаю, это все бумаги Фэрфилда. Я вернусь через час.
– Не раньше чем через два. Лучше позже.
– Я сказал, через час.
– Хорошо. – Я встал со стула, на который только что уселся, и сдвинул бумаги на край стола. – Тогда найдите еще кого-нибудь, кто займется этой чертовой работой.
Он смерил меня долгим взглядом своих пустых серовато-белых глаза, а затем спокойно сказал:
– Вы слишком часто испытываете судьбу, Бентолл.
– Не говорите ерунды. – В конце концов, ничто не мешало мне поглумиться над ним. – Когда человек испытывает судьбу, он либо выигрывает, либо проигрывает. Я же теперь не могу выиграть, и, видит бог, терять мне тоже нечего.
– Вы ошибаетесь, – мягко возразил он. – Кое-что вы можете потерять. Я могу лишить вас жизни.
– Сделайте милость. – Я попытался хоть немного унять обжигающую боль в плече и руке. – Мне сейчас так плохо, что я и сам готов с ней расстаться.
– У вас замечательное чувство юмора, – едко заметил он.
Затем Леклерк ушел, громко хлопнув дверью. И не забыл повернуть ключ в замке.
Прошло полчаса, прежде чем я потрудился взглянуть на записи Фэрфилда. Сначала я обдумал более важные темы. И это были не самые приятные полчаса в моей жизни. Все улики налицо, шоры наконец спали с глаз, и я увидел всю правду. «Какая там контрразведка! – с горечью думал я. – Меня не стоило выпускать из детского сада!» Этот злой мир, где творилось столько злодейств, не для таких, как Бентолл. Он не сможет пройти по ровной тропинке, не подвернув лодыжку. Когда я закончил свои размышления, мой моральный настрой и самоуважение так сильно скукожились, что отыскать их можно было разве что под электронным микроскопом. Я отчаянно вспоминал все произошедшее, пытаясь найти хотя бы один пример, когда я оказался прав. Но нет, я установил абсолютный рекорд из сплошных ошибок. Немногие могут похвастаться таким достижением.
Во всех этих моих ошибках я видел только один положительный момент: насчет Мари Хоупман я также заблуждался. Она говорила, что не получала особых распоряжений от полковника Рейна, и ни разу не обманула меня. Это не интуиция и не личное суждение, а доказанный факт. Я понимал, что слишком поздно пришел к таким заключениям, и теперь они ничего не могли изменить, но при других обстоятельствах… Я позволил себе погрузиться в приятные размышления о том, как все могло сложиться при других обстоятельствах, и уже заканчивал постройку башенок и крепостной стены своего воздушного замка, когда услышал, как поворачивается ключ в замке. Едва я успел открыть папку и вытащить оттуда несколько листов, как вошел Леклерк в сопровождении охранника-китайца. Он уставился на стол, небрежно покачивая в воздухе своей ротанговой тростью:
– Как продвигаются дела, Бентолл?
– Все очень сложно и запутанно, а тут еще вы меня постоянно отвлекаете.
– Не нужно все усложнять, Бентолл. Я хочу, чтобы эту экспериментальную ракету подготовили к запуску в течение двух с половиной часов.
– Ваши желания меня совершенно не волнуют, – злобно ответил я. – К чему такая спешка?
– Моряки ждут, Бентолл. Мы же не будем заставлять их ждать, верно?
Обдумав его слова, я спросил:
– Хотите сказать, что у вас хватает наглости поддерживать радиосвязь с «Неккаром»?
– Не будьте так наивны. Разумеется, мы поддерживаем с ними связь. Я больше кого бы то ни было заинтересован, чтобы «Черный крестоносец» приземлился вовремя и попал точно по мишени. К тому же мне совсем не хочется, чтобы они заподозрили неладное и на всех парах помчались к Варду, если мы вдруг прервем с ними связь. Так что поторопитесь.
– Делаю все, что в моих силах, – холодно ответил я.
Когда он ушел, я приступил к изучению системы зажигания. Если не принимать во внимание множество условных сокращений, инструкции к подключению были таковы, что справиться с ними смог бы средней руки электрик. Но электрик не настроил бы таймер – тот механизм, который находился в ящике на внутренней стороне внешнего корпуса ракеты. Именно он регулировал последовательность воспламенения девятнадцати топливных цилиндров.