Черный крестоносец

Проскользнув под шторой, я увидел в дверном проеме очертания фигуры Мари, которая все еще наблюдала за угасающим пожаром. Я шепотом позвал ее по имени, и она бросилась ко мне:

– Джонни! – За всю мою жизнь никто так не радовался встрече со мной, как она тогда. – Я раз сто чуть не умерла от страха после того, как ты ушел!

– И это все? – Я обнял ее здоровой рукой, прижал к себе и сказал: – Мари, мне все-таки удалось отправить шифровку.

– Шифровку? Ты… ты смог это сделать? Джонни, как же это чудесно!

В тот вечер я был изрядно измотан как морально, так и физически, но все равно нужно было быть последним ослом, чтобы не понять, что тебе только что сделали самый большой комплимент в твоей жизни. Но я пропустил это мимо ушей.

– Просто везение. На австралийском судне смышленые радисты. Теперь она на полпути в Лондон. А потом начнется. Что именно, понятия не имею. Если поблизости есть британские, американские или французские военные корабли, они приплывут сюда через несколько часов. Или пришлют отряд солдат на гидросамолете, например из Сиднея. Я не знаю. Знаю только, что они не успеют…

– Тсс. – Она прикоснулась пальцем к моим губам. – Кто-то идет.

Я услышал два голоса: один говорил быстро и четко, другой рычал, как бетономешалка, которая тащится в гору на первой передаче. Уизерспун и Хьюэлл. Ярдах в десяти от нас, может, даже ближе. Через щели в шторе я видел, как покачивается луч фонаря в руках одного из них. Я тут же прыгнул в кровать, судорожно нащупал рубашку от пижамы, натянул ее, застегнул на все пуговицы и нырнул под одеяло, задев локоть больной руки. И когда я приподнялся на другом, а двое мужчин, постучав, вошли в дом без приглашения, вид у меня был в самом деле болезненным и бледным. Видит бог, чувствовал я себя не лучше.

– Прошу прощения, миссис Бентолл, – сказал профессор таким встревоженным и приторно-ласковым голосом, что меня затошнило бы от одного его звучания, если бы к тому моменту я уже не боролся с приступом дурноты. Впрочем, я не мог не восхититься этим ловким обманщиком, способным притворяться в любой ситуации. В свете всего увиденного, услышанного и сделанного я сам почти забыл, что мы все еще играем свои роли. – Мы хотели убедиться, все ли с вами в порядке. Такая неприятность, такая ужасная неприятность. – Он по-отечески похлопал Мари по плечу, и еще пару дней назад я бы даже не обратил внимания на этот жест. Затем профессор поднял фонарь, чтобы лучше рассмотреть меня. – Боже милостивый! Мой мальчик, вы ужасно выглядите. Как вы себя чувствуете?

– Немного болит, но только по ночам, – мужественно ответил я, отворачиваясь якобы от яркого света фонаря, но на самом деле просто не желая, чтобы он почувствовал мое пивное дыхание. – Завтра у меня все будет хорошо. Профессор, такой ужасный пожар. Жаль, у меня нет сил вам помочь. Отчего он начался?

– Все эти чертовы узкоглазые! – зарычал Хьюэлл. Его массивная фигура возвышалась надо мной в полумраке, а глубоко посаженные глаза полностью затерялись под выступающими косматыми бровями. – Вечно курят трубки и заваривают чай на маленьких спиртовых горелках.

– К тому же это нарушает технику безопасности, – раздраженно добавил профессор. – И они это прекрасно знают. Но мы здесь долго не задержимся, а пока они будут ночевать в сушилке. Надеюсь, вы не очень расстроились. Мы сейчас уйдем. Душенька, мы можем для вас что-нибудь сделать?

Я понял, что он обращается не ко мне, и со сдавленным стоном откинул голову на подушку. Мари поблагодарила его и сказала, что помощь не нужна.

– В таком случае спокойной ночи. Между прочим, утром приходите на завтрак, когда вам будет удобнее. Мой слуга все для вас приготовит. Мы с Хьюэллом завтра встанем рано, – грустно усмехнулся он. – Археология как легкий яд в крови: один раз попробуешь – и уже не избавишься никогда.

Он снова похлопал Мари по плечу и ушел. Я подождал, пока Мари не подтвердила, что они ушли в дом профессора, и тогда сказал:

– Перед тем как нам помешали, я говорил, что помощь придет, но спасти нас они уже не смогут. По крайней мере, если мы останемся здесь. Ты подготовила спасательные жилеты и репеллент от акул?

– Правда, жутковатая парочка? – тихо проговорила она. – Лучше бы этот мерзкий старый козел держал свои руки при себе. Да, все готово. Но, Джонни, это точно необходимо?

– Черт, а ты сама не видишь, что нужно сматываться?

– Да, но…

– По суше мы уйти не сможем. С одной стороны отвесная скала, с другой – утес и пара заборов из колючей проволоки, между которыми затаились китайцы. Есть еще туннель. Трое или четверо крепких мужчин могли бы кирками и лопатами за час проложить путь к свободе, но в моем нынешнем состоянии на это уйдет больше недели.

– Ты мог бы его взорвать. Сам же говорил, что там много…

– Боже, спаси нас обоих! – вздохнул я. – Ты разбираешься в этом так же плохо, как и я. Прокладывание туннелей требует серьезных навыков. А так либо на нас обрушится потолок, либо мы замуруем проход, и тогда наши приятели возьмут нас голыми руками. На лодке мы тоже не можем уплыть по очень простой причине: оба гребца ночуют на лодочной станции. Да и в любом случае ничего хорошего нам это не даст. Если бы такой способ оказался легкодоступным, то Уизерспун с Хьюэллом, имея в своем распоряжении доблестного капитана Флека, не стали бы прокладывать туннель через гору. Раз моряки приняли такие серьезные меры предосторожности с заборами и охраной от воображаемых друзей, можешь себе представить, как они оберегают подступы со стороны моря, откуда может приплыть кто угодно? Голову даю на отсечение, что там установлено две или три небольшие радиолокационные станции, которые засекут даже чайку, плывущую к берегу, а еще вдобавок имеется несколько скорострельных орудий. Мне не хочется бросать на произвол судьбы ученых и их жен, но я просто не вижу…

– Ты не говорил, что ученые здесь, – удивленно перебила меня Мари.

– Не говорил? Наверное, я думал, что это очевидно. А может, и нет. Может, я ошибаюсь. Но что тогда здесь делают их жены? Военные работают над каким-то необычайно важным проектом, а этот проклятый седой монстр-убийца ждет подходящего момента, чтобы похитить разработки. Судя по его последним высказываниям, какими бы лживыми они ни казались, я понял, что ждать он больше не намерен. Он заберет то, что ему нужно, а жен использует как заложниц, чтобы заставить ученых продолжить работу над проектом. О конечных целях я могу только догадываться, но они в любом случае гнусные.

Я неуклюже выбрался из кровати и стащил с себя рубашку от пижамы.

– Какие еще тут могут быть варианты? Пропало шесть ученых и их жен. Уизерспун наверняка использует жен как рычаг давления. Если бы не это, он бы даже не стал их кормить, разве что угостил бы несколькими унциями свинца, как он поступил с настоящим Уизерспуном и остальными. Этот тип начисто лишен человеческих чувств. Он практически безумец. Но где жены, там и мужья. Ты ведь не думаешь, что полковник Рейн послал нас на Фиджи только для того, чтобы мы станцевали здесь хула-хулу?

– Его танцуют на Гавайях, – пробормотала Мари. – Не на Фиджи.

– Бог ты мой! – воскликнул я. – Ох уж эти женщины!

– Я дразню тебя, дурачок. – Она обняла меня за шею и прижалась покрепче. Руки у нее были неестественно холодными, тело била дрожь. – Неужели ты не видишь, что со мной? Я просто не могу продолжать говорить об этом. Мне казалось, я хорошо подхожу для этой работы, и полковник Рейн так думал, но теперь я считаю иначе. Во всем этом столько бесчеловечного расчета, полного безразличия к добру и злу и нормам морали. Главное – добиться своей цели. Тех людей убили без всякой на то причины, а что касается нас, то ты сошел с ума, если надеешься на спасение… а еще эти несчастные женщины, в особенности те несчастные женщины… – У нее сорвался голос, она судорожно вздохнула и прошептала: – Расскажи мне снова про нас с тобой и огни Лондона.

И я рассказал ей, рассказал так, что сам почти поверил. Думаю, и Мари тоже. По крайней мере, через какое-то время она перестала дрожать, но, когда я поцеловал ее в губы, они были ледяными, а она отвернулась и уткнулась лицом мне в шею. Еще с минуту я прижимал ее к себе, затем, словно повинуясь единому импульсу, мы отпрянули друг от друга и стали надевать спасательные жилеты.

На месте барака для рабочих теперь виднелось только едко пахнущее зарево под черным, затянутым тучами небом. В окнах профессорского дома все еще горел свет, и я сомневался, что этой ночью он ляжет спать. Я уже немного изучил его натуру и предполагал, что утомительная бессонная ночь – малая цена за возможность сполна насладиться предвкушением тех удовольствий, которые сулил ему грядущий день.

Когда мы вышли из дома, начался дождь, и тяжелые капли с шипением тушили и без того угасающий пожар. Для нас все складывалось наилучшим образом. Никто не заметил нашего бегства, поскольку разглядеть нас можно было, лишь приблизившись почти вплотную. Мы прошли вдоль берега около полутора миль на юг, а приблизившись к тому месту, где, как и днем ранее, могли бродить китайцы Хьюэлла, спустились к морю. Миновали ярдов двадцать пять по мелководью по пояс в воде, иногда вплавь, иногда вброд; но когда через пелену дождя я с трудом разглядел темный выступающий склон утеса, где начинался забор из колючей проволоки, мы отошли на пару сотен ярдов от берега. Ночь была темной, но луна в любой момент могла выйти из-за туч.

Спасательные жилеты мы надували очень медленно, хотя вряд ли этот шум могли бы услышать на берегу. Вода была прохладной, но не ледяной. Я поплыл первым, открыв баллончик с репеллентом от акул. Отвратительно пахнущая темная жидкость, которая при дневном свете вполне могла оказаться желтой, с необычайной скоростью растеклась по поверхности воды и растворилась в ней. Не знаю, как на это средство для отпугивания акул реагировали зубастые рыбы, но меня оно определенно отпугивало.

Глава 8

Пятница, 03:30–06:00

Дождь начал стихать и наконец прекратился, однако небо оставалось темным. Акулы к нам не подплывали. Мы продвигались медленно, потому что я не мог грести левой рукой в полную силу, но все же неуклонно следовали вперед и примерно через час, когда, по моим расчетам, мы должны были находиться по меньшей мере в полумиле от заграждений из колючей проволоки, начали медленно поворачивать к берегу.

Когда до суши оставалось меньше двухсот ярдов, я понял, что смена направления оказалась преждевременной: высокая стена утеса, огибавшая остров с южной стороны, оказалась длиннее, чем я предполагал. Нам оставалось только медленно тащиться вперед – слово «плыть» здесь казалось совершенно неуместным, слишком оно приукрашивало наше неуклюжее и мучительное барахтанье в воде – и надеяться, что мы не собьемся с пути из-за дождя, который снова заморосил и немного закрывал обзор.

Но удача нас не подвела, как и наша способность ориентироваться в пространстве, и, когда дождь наконец стих, я увидел, что от тонкой песчаной полоски берега нас отделяет всего полторы сотни ярдов. Мне казалось, что мы преодолели не менее ста пятидесяти миль. Складывалось впечатление, что подводное течение постоянно утаскивает нас к лагуне, но я знал, что это невозможно, иначе мы давно бы уже оказались в открытом море. Просто мы ослабели. Но в тот момент я чувствовал не столько усталость из-за потраченных усилий, сколько сильнейшее раздражение: время поджимало, а наш успех был невелик.

Мои ноги коснулись дна, и я, пошатнувшись, встал в полный рост. Глубина здесь оказалась меньше трех футов. Меня повело в сторону, и я бы упал, если бы Мари не подхватила меня под руку, – она пережила этот заплыв намного лучше меня. Держась друг за друга, мы побрели к берегу. В тот момент я чувствовал себя отвратительно и меньше всего походил на Венеру, выходящую на берег из морских глубин. Мы вместе выбрались на берег и, повинуясь единому порыву, тяжело опустились на мокрый песок.

– Боже, наконец-то! – воскликнул я, хватая ртом воздух. Дыхание со свистом вырывалось из моих легких – так воздух покидает изъеденные молью кузнечные мехи. – Я думал, мы никогда не доплывем.

– И мы тоже! – согласился со мной чей-то протяжный голос. Мы обернулись, и нас ослепил яркий белый свет двух фонарей. – Похоже, вы не спешили. Боже мой… женщина!

Хотя с точки зрения биологии такое определение было вполне правильным, мне оно показалось совершенно неуместным по отношению к Мари Хоупман, однако я не отреагировал на него. Тяжело поднявшись, я спросил:

– Видели, как мы плывем?

– Последние минут двадцать наблюдали за вами, – ответил протяжный голос. – У нас тут радары и приборы ночного видения, которые заметят даже креветку, если она высунется из воды. Ну надо же, женщина! Как вас зовут? Вы вооружены?

Он так быстро перескакивал с темы на тему, что, судя по всему, просто не мог долго сосредоточиться на чем-то одном.

– У меня нож, – устало предупредил я. – Но сейчас я не смогу разрезать им даже спаржу. Если хотите, забирайте. – Фонари больше не светили нам в глаза, и я смог рассмотреть три фигуры в белом, двое из них, судя по всему, держали в руках оружие. – Моя фамилия Бентолл. Вы ведь морской офицер?

– Я Андерсон, младший лейтенант Андерсон. Откуда вы вообще взялись? И что вам нужно?..

– Послушайте, – перебил я его. – Это все не к спеху. Пожалуйста, отведите меня к вашему командиру. Дело важное. Немедленно.

– Минуточку, приятель. – Его голос зазвучал еще протяжнее. – Вы, похоже, не понимаете…

– Я сказал, немедленно. Андерсон, послушайте, вы производите впечатление военно-морского офицера, которого ждет многообещающая карьера, но я обещаю, что ваша карьера оборвется в одночасье, если вы сейчас же мне не посодействуете. Не будьте дураком. Вы ведь не думаете, что я появился бы здесь, если бы не стряслось нечто из ряда вон выходящее? Я – агент британской разведки, и мисс Хоупман тоже. Далеко отсюда штаб вашего командования?

Может, Андерсон и правда не был дураком, а может, на него подействовал мой взволнованный тон, но после недолгих колебаний он сказал:

– Почти в двух милях отсюда. Но в четверти мили радиотехнический пост, и там есть телефон. – Он указал в сторону двух ограждений из колючей проволоки. – И если дело такое срочное…

– Пожалуйста, пошлите туда кого-нибудь из ваших людей. Скажите вашему командиру… кстати, как его зовут?

– Капитан Гриффитс.

– Скажите капитану Гриффитсу, что, скорее всего, в самое ближайшее время будет предпринята попытка захвата вашей базы. Это может случиться через час или два, – выпалил я. – Профессор Уизерспун и его ассистенты, работавшие на археологических раскопках с другой стороны острова, убиты преступниками, которые прорыли…

– Убиты? – Он подошел ко мне поближе. – Вы сказали – убиты?

– Дайте мне договорить. Они прорыли туннель через весь остров. Им остается убрать всего несколько футов известняка, чтобы вылезти с этой стороны. Я не знаю, где именно, возможно в сотне футов над уровнем моря. Вам нужно отправить патрули, пусть прислушиваются, где застучат кирки и лопаты. Вряд ли они используют взрывчатку.

– Господи боже мой!

– Знаю. Сколько у вас здесь людей?

– Восемнадцать гражданских, остальные – моряки. Всего человек пятьдесят.

– Вооружены?

– С дюжину винтовок и автоматов. Послушайте… кхм… Бентолл, вы точно уверены… и откуда мне знать…

– Уверен. И ради бога, поторопитесь!

Он снова немного помедлил, затем повернулся к одному из стоящих рядом моряков, которых я не мог толком рассмотреть.

– Ты понял, Джонстон?

– Да, сэр. Уизерспун и остальные мертвы. В скором времени ожидается нападение через туннель. Выставить патрули, прислушиваться. Все ясно, сэр.

– Хорошо. Иди.

Когда Джонстон побежал со всех ног и скрылся из виду, Андерсон повернулся ко мне:

– Пойдемте сразу к капитану. Вы уж извините, что старший матрос Эллисон последует за нами. Вы совершили незаконное проникновение на охраняемую территорию, и я не могу оставить это без внимания. По крайней мере, пока не удостоверюсь в ваших честных намерениях.

– Мне все равно, что он делает, только пусть не снимает оружие с предохранителя, – устало сказал я. – Не для того я проделал этот путь, чтобы меня пристрелил кто-нибудь из ваших людей, когда споткнется на ровном месте.

Мы в молчании двинулись друг за другом. Андерсон с фонариком возглавлял процессию, а Эллисон замыкал, также освещая путь фонарем. У меня кружилась голова и подташнивало. Первые серые полоски зари стали пробиваться сквозь ночное небо на востоке. Мы прошли около трехсот ярдов по едва заметной тропе мимо пожухлых пальм и низеньких кустов, когда идущий сзади матрос за моей спиной подошел ко мне почти вплотную и воскликнул:

– Сэр!

Андерсон замер и обернулся:

– Эллисон, в чем дело?

– Этот человек ранен, сэр. И, скажу я вам, серьезно ранен. Взгляните на его левую руку.

Все уставились на мою левую руку, причем я – с особым интересом. Как ни пытался я беречь ее во время заплыва, от напряжения почти все раны снова открылись, и теперь кровь залила всю руку и стекала на землю, смешиваясь с морской водой, отчего кровотечение казалось еще сильнее. Зато стала ясна причина моего отвратительного самочувствия.

Младший лейтенант Андерсон неожиданно превзошел себя в моих глазах. Он не стал тратить время на удивленные возгласы или слова сочувствия, а просто спросил:

– Не возражаете, если я оторву ваш рукав?

– Отрывайте, – сказал я. – Только руку заодно не оторвите. Боюсь, она не очень крепко держится.

С помощью ножа Эллисона они отрезали рукав, и я заметил, как вытянулось загорелое и смышленое лицо Андерсона, пока он рассматривал мои раны.

– Это ваши друзья из фосфатного лагеря сделали?

– Они самые. У них была собака.

– Здесь либо заражение, либо гангрена, либо и то и другое. Выглядит неважно. Вам повезло, что у нас есть военный хирург. Вы можете подержать, мисс? – Он передал Мари фонарик, снял с себя рубашку, оторвал от нее несколько широких полосок ткани и туго перебинтовал мне руку. – От инфекции это не спасет, но должно остановить кровотечение. Барак для гражданских всего в полумиле отсюда. Дойдете?

Прежняя холодность исчезла из его голоса, – похоже, вид моей левой руки подействовал на него не хуже рекомендательного письма от лорда Адмиралтейства.

– Дойду. Все не так уж и плохо.

Через десять минут в серых предрассветных сумерках перед нами возникла длинная постройка с покатой крышей. Андерсон постучал в дверь, вошел и щелкнул выключателем. На потолке загорелась пара ламп.

Это было длинное, похожее на амбар строение с голыми стенами. Примерно треть его занимало нечто вроде общей комнаты, дальше тянулся узкий коридор, по обе стороны от которого располагались отгороженные кабинки восемь на восемь футов, каждая с отдельной дверью, но без потолка. Прямо у входа на коричневом линолеуме стояли два маленьких столика с письменными принадлежностями и штук семь или восемь плетеных и брезентовых стульев. Не самое уютное жилище, зато такое не жалко бросить ржаветь и разрушаться, когда моряки закончат здесь со всеми своими делами.

Андерсон кивнул на один из стульев, и я не стал ждать повторного приглашения. Он прошел в небольшую нишу, снял трубку с телефона, который я сразу не заметил, и покрутил ручкой генератора, похожего на те, что используют на флоте. Послушал несколько минут и повесил трубку на место.

– Чертова штуковина не работает, – раздраженно пожаловался он. – И так всегда в самый неподходящий момент. Прости, Эллисон, тебе еще придется прогуляться. Извинись от меня перед хирургом, лейтенантом Брукманом. Попроси его захватить свою сумку. Объясни зачем. И передай капитану, что мы придем, как только сможем.

Эллисон ушел. Я взглянул на Мари, сидевшую за столиком напротив меня, и улыбнулся ей. Первое впечатление об Андерсоне оказалось ошибочным, хорошо бы все здесь были такими же расторопными. Хотелось расслабиться, забыть обо всем и закрыть глаза. Искушение было очень велико, но, когда я вспомнил о пленницах, все еще остававшихся в лапах Уизерспуна и Хьюэлла, сон как рукой сняло.

Дверь в ближайшую кабинку слева от меня открылась, и в коридор вышел высокий худой молодой мужчина с поседевшими раньше времени волосами. На нем были только трусы и очки с толстыми круглыми линзами в роговой оправе, поднятыми на лоб. Он протирал глаза после сна и близоруко щурился. Заметив Андерсона, он открыл рот, собираясь что-то сказать, но затем его взгляд упал на Мари, от удивления у него отвисла челюсть, он ойкнул и поспешил скрыться за дверью.

Впрочем, удивился не только он, и в соревновании по отвисанию челюсти я легко обставил бы его. Я медленно встал и оперся на стол. Бентолл убедительно изображал человека, встретившего призрака. Я все еще продолжал разыгрывать эту сценку, когда через несколько секунд мужчина появился снова, завернувшись в халат, полы которого хлопали по его тощим лодыжкам. На этот раз он в первую очередь увидел меня. Замер на месте, вытянув вперед голову на длинной тонкой шее, затем медленно подошел ко мне.

– Джон Бентолл? – Он дотронулся до моего плеча, наверное, чтобы убедиться, что я ему не привиделся. – Джонни Бентолл!

Я немного приподнял отвисшую челюсть, иначе не смог бы ответить ему.

– Он самый. Бентолл. Вот уж не ожидал встретить вас здесь, доктор Харгривс.

В последний раз я видел его больше года назад в Хепуортском научном центре, где он возглавлял отдел гиперзвуковой ракетной техники.

– А эта юная леди? – Даже в самые напряженные минуты Харгривс оставался законченным педантом. – Бентолл, она ваша жена?

– Можно и так сказать, – ответил я. – Мари Хоупман, бывшая миссис Бентолл. Потом все объясню. А что вы?..

– Ваше плечо! – внезапно воскликнул он. – Ваша рука. Вы ранены!

Я не стал говорить ему, что прекрасно знаю о состоянии моей руки.

– Меня укусила собака, – терпеливо объяснил я, но мои слова прозвучали неубедительно. – Я расскажу вам все, что хотите, но сначала, пожалуйста, ответьте на пару вопросов. И поскорее. Это важно. Доктор Харгривс, вы здесь работаете?

– Конечно работаю.

Судя по его тону, мой вопрос показался ему глупым. И он был прав. Действительно, вряд ли кому-то придет в голову проводить отпуск на военно-морской базе в южной части Тихого океана.

– И чем вы здесь занимаетесь?

– Чем занимаюсь? – Он сделал паузу и пристально посмотрел на меня сквозь толстые линзы своих очков. – Не уверен, что могу…

– Мистер Бентолл утверждает, что он работает на правительственную разведку, – тихо уточнил Андерсон. – Я ему поверил.

– Правительство? Разведка? – Кажется, этим вечером доктору Харгривсу нравилось все переспрашивать. Он подозрительно посмотрел на меня. – Бентолл, вы уж простите мое замешательство, а как же тот бизнес по импорту и экспорту автомобилей, который вы около года назад унаследовали от вашего дяди?

– Никак. Его просто не существовало. Пришлось придумать эту историю, чтобы оправдать мое увольнение. Конечно, я сейчас выдаю государственные секреты, но никому не причиню вреда, если сообщу, что меня перевели в правительственное агентство расследовать утечку информации о наших последних разработках нового твердого топлива.

– Хм. – Он на мгновение задумался и, похоже, пришел к какому-то решению. – Значит, твердое топливо? Но ведь для этого мы сюда и приехали. Чтобы испытать его в деле. Как вы понимаете, это все очень секретно.

– Ракета нового типа?

– Совершенно верно.

– Ну конечно! Ради испытаний новых разработок не нужно ехать на край света, если только это не новые бомбы или ракеты. А по части бомб, честно говоря, мы уже достигли предела возможного, и очередным взрывом нас всех может унести в космос.

В этот момент двери в другие кабинки открылись и несколько заспанных мужчин, кто в костюмах, кто в нижнем белье, выглянули посмотреть, что происходит. Андерсон подошел к ним, тихо о чем-то поговорил, постучал еще в пару дверей, после чего вернулся с виноватой улыбкой.

– Мистер Бентолл, может, их всех сюда позвать? Если то, что вы говорите, правда, то им лучше встать и собраться, чтобы вам не пришлось по несколько раз рассказывать одно и то же.

– Спасибо, лейтенант.

Я снова сел и с благодарностью обхватил пальцами большой стакан с виски, который самым загадочным образом появился передо мной на столе. Сделав пару осторожных глотков, я почувствовал, что комната плывет у меня перед глазами, а я не могу ни сосредоточиться, ни даже просто смотреть долго в одну точку. Но после нескольких очередных глотков зрение снова прояснилось, а боль в руке начала стихать. Зато немного закружилась голова.

– Ну что ж, Бентолл, – нетерпеливо сказал Харгривс. – Мы ждем.

Я поднял взгляд. Они действительно ждали. Все семеро, не считая Андерсона. Не хватало только восьмого – покойного доктора Фэрфилда.