Осколки прошлого

Жар прилил к его лицу. Это уже были не просто слова. Это была самая настоящая угроза. Они следили за ним, следили за Милой. Возможно, даже делают это прямо сейчас. От мысли о том, что кто-то посмел пробраться к его девушке, парня охватила такая злость, что ему огромных трудов стоило прямо сейчас не опрокинуть на старую ведьму весь этот стол вместе с вонявшей на нём селёдкой и, разорвав ткань пространства прямо в центре танцплощадки, рвануть к Миле. Но он сдержал себя. Потому что хорошо это умел.

– Да, именно про неё, – холодно ответил он. – У нас всё очень серьёзно. Я не поступлю с ней так.

– Какой же ты романтик, – притворно сложив руки на груди, проворковала Тихомирова. – Даже жаль возвращать тебя с небес на землю. Миша, если ты ещё не понял, это не просьба, а приказ.

– Ваш? – более резко, чем того требовали приличия, спросил Орлов. Глаза Марфы Аркадьевны недовольны сузились за отражавшими свет ламп стёклами очков.

– Да, мой.

– А что говорят остальные члены Совета?

Он прекрасно понимал, что глупо вот так лезть на рожон перед ведьмой, но другого выхода просто не видел. Он не собирался этого делать! Он был готов ради Изгнанников на многое. И он делал многое! Он, мать их всех, подчищал за ними грязь, вытаскивая из передряг их людей, не позволяя не тем магам заполучить не ту информацию! И порой это были действительно мерзкие персоны, которым и стоило бы оказаться на виселице, но Орлов честно делал свою работу. Но соблазнять Вишневскую он не собирался!

– Остальные члены Совета меня поддержат, потому что каждый их них прекрасно понимает, как важно заполучить ключи от Китежского Зазеркалья.

– Но ведь девочка ещё не Хранительница.

– Она ей станет.

– Может, тогда и стоит заняться этим вопросом?

– Ты смеешь мне указывать, что и когда делать? – процедила женщина.

– Что вы, и в мыслях не было! – окончательно взяв себя в руки, притворно испугался Миша. Покорно склонив голову и делая вид, что боится смотреть ведьме в глаза, он продолжал: – Просто посудите сами. Сейчас Хранительница её мать, Эмира. На сколько мне известно, женщина она… нестарая. Кажется, ей около тридцати пяти. Что помешает ей, узнав, что дочь приняла нашу сторону, вновь выйти замуж и родить ребёнка? Не из большой любви к этому абстрактному мужчине, но из ненависти к дочери, которая, как она будет полагать, предала её. И тогда всё, что было сделано, окажется насмарку. Разве могу я допустить, чтобы кто-то потом посмел упрекнуть ваш план в несовершенстве?

Марфа Аркадьевна уже открыла рот, чтобы возразить, но передумала. Она как-то более внимательно взглянула на Мишу, изучая его взглядом серых глаз чуть дольше, чем первый раз. Парень, всё это время скромно взиравший на свои руки, уже чувствовал разливающийся внутри триумф. Он не сомневался, что его слова задели надменную ведьму. Мише хорошо было известно, что в Совете давно назревает раскол. Половина его членов поддерживали Тихомирову, но половина медленно, но верно, начала примыкать к другой женщине. Агнессе Штейновой. Именно она пятнадцать лет назад организовала взрыв в Китежском амфитеатре, тем самым отомстив за убитых соратников и громко заявив о себе самой. После такого Совет единогласно избрал её новым членом. На тот момент ей был двадцать один. Агнесса Штейнова стала самой юной избранной в Совет за последнюю сотню лет. И сейчас Марфа чувствовала, как молодая энергичная ведьма тянет силы в свою сторону.

– А ты умнее, чем кажешься, – поразмыслив, сказала Тихомирова. Прозвучало обидно. Как-будто Миша производил впечатление круглого идиота. Но он снова промолчал, лишь смущённо и польщённо улыбнувшись. – Возможно, нам действительно стоит быть осторожнее. Вишневская женщина далеко не глупая. И преданная своей идее. Это заслуживает уважения. Но она готова на всё, лишь бы помешать нам. Поэтому сегодня ты должен быть осторожен.

– Но я думал, что мы…

– Здесь решаю я, не мы. И я говорю тебе быть осторожнее. Подойди к девушке, заведи разговор. Но не напирай! Девчонка немного скованная. Дай ей время осознать, что к ней действительно проявляет интерес мужчина старше и опытнее. Попробуй понять, что ей интересно, чем она увлечена. А потом… влюби её в себя. Уверена, с этим у тебя не возникнет проблем.

– Предлагаете подмешать ей приворотное зелье? – усмехнувшись, спросил Миша.

– Мне плевать, как ты это сделаешь. Магией или поиграв у неё перед носом бицепсами. Главное сделай! В рюене Аня отправится на службу в армии. Так вот пусть весь этот год она только и делает, что вздыхает о тебе.

– А Эмира?

– Постараемся за этот год избавиться от неё.

Звуки в зале сменились. Переливчатый смех девиц сменился их же криками и плачем, а басовитому гоготу их ухажёров на смену пришли крики и тяжёлые звуки ударов, мешавшиеся со звоном бьющейся посуды. «Чайка» по праву носила звание самого приличного заведения города. Но и здесь всё и всегда оканчивалось одинаково.

– Свободен.

***

– Пиздец.

Они с Юркой сидели в машине, нещадно прокуривая её салон. Сумерки сменились ночной темнотой, а с неба начал накрапывать дождь.

– Не, ну, с другой стороны, тебе же не надо с ней спать прямо сейчас, да?

Медленно повернувшись в сторону брата, Миша посмотрел на него, как на идиота.

– Согласен. Всё равно пиздец. Что делать думаешь?

Парень молча пожал плечами.

– Блять. Как-то это… неправильно. Она же ребёнок совсем.

– Спасибо, что ещё раз напомнил.

– Пошёл ты. – Юра, приоткрыв дверь, держал её коленом. Миша лишь бросил короткий взгляд на следы от кроссовок, оставленные на чёрных порогах. Сегодня ему было всё равно. – А Совет? Думаешь, они правда её поддержат?

– Надеюсь, нет. Они уже давно не делали ничего серьёзного. А убийство Хранительницы тянет на солидную подготовку. Вот только загвоздка в том, что, если мы завалим Вишневскую, её дочь ни за какие пряники к нам не примкнёт. Уверен, девочка сможет сложить два и два. Так что план просто тупой.

– Но тебе приказали.

– Но мне приказали.

– И они за тобой следили.

– Следили.

– И за твоей белокурой подружкой с трассы.

– Ударю.

– Извини. За твоей девушкой, с которой ты познакомился, меняя ей колесо на трассе.

– Всё так.

– Суки. Кто бы мог подумать, что Тихомирова на такое способна.

– Будь уверен, не она одна.

– Знаю, что ты скажешь, брат, но ты должен кому-то об этом рассказать!

– Вот с тобой поделился. Легче не стало.

– Придурок! Я про кого-нибудь посерьёзнее.

– Предлагаешь стукануть Совету на одного из их же членов?

– Да, если понадобится! Блять, да это просто беспредел лютый! Она принимает такие решения в обход остальных. У неё нет такого права! Остальные члены…

– Не пойдут открыто против неё. Если только…

– Если только что?

Если только попытаться выйти лично на Агнессу Штейнову.

Нет, это была плохая идея. Попытаться выйти на Агнессу означало бы поддержать раскол, а это могло привести к ужасным последствиям. Совет был силен именно в своём единстве. Каждый маг, делавший свою маленькую работу в рядах одной из тысяч разбросанных по стране ячеек, точно знал, что за его плечами сила Совета. Знал и ничего не боялся. Разобщённый Совет ослабит их, а, значит, сделает уязвимыми для чёрных. Выйти на Агнессу означало подставить Юрку, ничего не подозревающую Милу и самого себя. Нет. Эта мысль – минутная слабость. Не более.

– А, забей. Глупость.

– То есть вот так, да? Мой младший братишка просто сдастся? Ты что, реально это сделаешь? Трахнешь малолетку?

– Завались, Юр! Не стану я этого делать!

– А что тогда?

– Выкручусь. Как всегда. Иди давай отсюда, мне ехать пора.

– Как всегда, – швырнув на мокрый асфальт бычок, передразнил брат. – Всегда я за тебя впрягался, малой.

***

Последний раз он был здесь ровно семь лет назад. В ту ночь Китеж, и в другое время не славившийся тишиной и чопорностью, и вовсе поразил его буйством красок. Так было и этой ночью.

Большой Выпускной бал Китежской академии был буквально общегородским праздником. Все магазины, государственные учреждения не работали с самого утра не взирая на день недели, а вот рестораны, клубы, напротив, не запирали дверей до рассвета. На улицах города уже где-то с шести-семи часов вечера было не протолкнуться, хотя сам бал начинался ровно в полночь. В этот день было запрещено передвигаться по мощёным булыжником мостовым на автомобилях, каретах и лошадях. Да и смысла не было. Празднично украшенный миллионами цветов город заполонили цветные палатки с мороженым, сладкой ватой, холодными лимонадами и горячими сэндвичами, наряженные в сияющие блёстками костюмы акробаты, жонглёры показывали чудеса ловкости на радость детям. Гибкая черноволосая гимнастка, зависнув на перекинутом прямо над улицей канате, улыбаясь, демонстрировала прохожим невероятную гибкость тела, балансируя на высоте пяти метров над землёй без всякой страховки. А её брат, стоя внизу, ловко перекидывал из одной руки в другую десяток горящих факелов, заставляя замеревших от ужаса и восторга девушек испуганно вскрикивать.

Буквально все китежане, надев свои лучшие парадные одежды, подхватив детей, спешили в восточную часть города. Ту самую, где на берегу широкой спокойной реки Дарницы высились корпуса академии. Десятки зданий, строившихся на протяжении сотен лет, соединялись между собой лабиринтом крытых переходов. Одни могли вывести к рядам дверей учебных аудиторий, другие – в спальное крыло того или иного дома, третьи – в заставленные колбами и порошками лаборатории, четвёртые – в раскинувшиеся под стеклянными крышами оранжереи. Ребята, впервые попадавшие сюда, не редко, заблудившись, глупо бродили в незнакомых коридорах, пока, наконец, совсем уже отчаявшись, не натыкались на кого-нибудь из учителей или старшекурсников. Сейчас же вся эта деревянная громада буквально сияла тысячами огней, напоминавших спустившиеся с неба звёзды. Белые и золотые фонарики тянулись вдоль резных галерей, обвивали расписные колонны, подмигивали гостям из-под скатов крыш. Негаснущие свечи с белым пламенем горели среди аккуратных садов, прятались в зелёной траве газонов, издали напоминая увивавшие днём деревянные стены академии цветы вьюнка. Вокруг звучала музыка, а официанты в бурых ливреях ловко скользили между гостями, предлагая покоившиеся на подносах напитки и закуски.

Кажется, что всё было точно также. С той лишь разницей, что тогда семнадцатилетний парень был переполнен радостью и предвкушением будущих неизвестности и свершений. Сейчас же, широко улыбаясь, пожимая руки представляемым ему господам и галантно целуя увенчанные перстнями пальцы дам, Миша был как никогда погружён в собственные тяжёлые мысли. Подхватив с подноса скользнувшего мимо официанта бокал шампанского, парень залпом осушил его. Заметившая это госпожа Елена Сентябрьская, прибывшая в составе свиты его цеха вместе с ним, покачала головой, но тактично промолчала.

– …рекомендую вам господина Орлова, Ярослав Владимирович. Возраст таланту не помеха – это про него! – распинался перед каким-то толстяком голова его цеха, Серафим Андреевич Шельман. – Вы читали про дело Ильи Измайлова? Да-да, всё верно, то сфабрикованное дело. Но как грамотно оно было слеплено! Да, герой того судебного процесса прямо перед вами! Так ловко вывел на чистую воду тех лжесвидетелей, что они и сами теперь оказались под следствием. Михаил, ты-то что молчишь? Поделись с господином Кирьяновым секретом своего успеха!

– Никакого секрета, господа, – скромно склонил голову Орлов, – просто привык доводить любую работу до конца.

– Не слушайте его, господин Кирьянов. Скромный парень! Но его точно при рождении мудрая Макошь в макушку поцеловала.

Ага, а неугомонный Стрибог ужалил в задницу.

– Кирьянов – крупный фабричный делец, – как только толстяк исчез из виду, зашептал Мише Шельман, – сейчас взялся за новый проект в Новороссийске и ищет грамотного юриста, который будет вести его дела.

– Хотите от меня избавиться? – улыбнулся Орлов.

– Тьфу ты, дурак! Я тебе возможность предлагаю! Будешь у него, как сыр в масле кататься.

– Не уверен, что это именно то, что мне нужно, – взяв ещё один бокал с шампанским, Миша выпил. – Тем более, что ваш Кирьянов производит впечатление мага, который по выходным любит заглядывать в гости к молодым и красивым мальчикам.

Шельман, вскинув густые седые брови, внимательно посмотрел на парня.

– Сколько ты выпил, Орлов?

– Недостаточно.

Мужчины в парадных кафтанах кружили вокруг в танце, обнимая за талию девушек, от роскоши и блеска чьих платьев у Миши начала болеть голова. Всё новые и новые незнакомые лица мелькали перед ним. Каждому он что-то отвечал, улыбался, поддерживал беседу. Но взглядом не переставал искать в толпе худенькую черноволосую девушку. Её фотографию на выходе из «Чайки» сунул ему один из тех громил, что прибыли вместе с Тихомировой. Аня Вишневская и впрямь была красива. Гладкая бледная кожа делала её похожей на миниатюрную фарфоровую куклу. Пушистые чёрные ресницы обрамляли большие карие глаза, а на щеках алел странно неуместный румянец. Красивая, но какой в этом прок, когда человеческая жизнь становится предметом интриг и банальной торговли? Интересно, чего будет стоить Тихомировой убедить остальных членов Совета в том, что её тупой план вовсе не тупой?

– Знаешь, пожалуй, с тебя уже хватит, – услышал он голос Сентябрьской, а затем почувствовал, как её сухие тёплые пальцы мягко высвободили бокал с недопитым шампанским из его рук. – Иди лучше потанцуй. Уверена, любая из полусотни девиц, что последние десяток танцев не отрывает от тебя полного надежды взгляда, будет рада приглашению.

– У меня девушка есть, – глупо пробормотал Миша, бросая короткий взгляд на улыбающееся круглое лицо женщины.

– Это просто танец, – беря его под локоть, проворковала Елена. – Как тебе, кстати, вон та черноволосая девушка?

Он почувствовал подкатившую к горлу дурноту. Проследив по направлению взгляда Сентябрьской, Миша, ожидаемо для себя, увидел Аню Вишневскую.

Наверное, красивая девушка могла бы покорять мужчин одним лишь взглядом карих глаз. Могла бы, если бы всем своим видом не давала окружающим понять, как ей хочется раствориться. На ней было надето простое темно-зелёное платье, широкие рукава которого ниспадали до пола, а худые руки, замочком сложенные на животе, виднелись из широких разрезов, выполненных на бархатной ткани аккурат на уровне локтей. Она сильно сутулилась, и тонкие ключицы выдавались вперёд. Чёрные волосы были уложены в сложную причёску, состоявшую из накрученных прядей и увенчанных золотыми бусинами заколок. На шее в свете праздничных огней блестела тонкая нить бус из жёлтого агата, а на груди красовался золотой значок отличницы. Девушка, опустив глаза в пол, держалась немного в стороне от своих подруг, если они таковыми были. Но, как верно отметила Сентябрьская, тоже украдкой поглядывала на мужчину.

Медленно повернув глаза на Елену, Миша столкнулся с её холодным и проницательным взглядом. Она продолжала улыбаться, но, при этом, лицо её так и шептало: «Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор». Перед глазами промелькнула Мила. Она сидела за кухонным столом по-турецки сложив ноги и медленно помешивала уже остывший чай. Её взгляд был задумчивым и обращённым куда-то далеко. Она думала о нём. Где он сейчас, что делает, когда вернётся. Парень сразу понял, что это не просто образ. Это Мила. Прямо сейчас. Они следят за ней.

Глупо было не подумать о том, что на балу полно людей Марфы.

Медленно зазвучала новая музыка. Мужчины, галантно склоняя головы, приглашали на грёбаный вальс разрумянившихся от танцев и шампанского девушек.

– Не трогайте её, – тихо проговорил Миша, – я всё сделаю.

– Вот и умница, – ответила Елена.

Немного трясущейся рукой расправив тёмно-синюю ткань кафтана, парень уверенно зашагал к стайке девушек, среди которых была и Аня. Он видел, как они резво выпрямили спины, выпячивая вперёд затянутые в корсеты груди, как быстрыми ловкими движениями убрали выбившиеся пряди. И как заметно скисли, когда Орлов, поклонившись, протянул руку Вишневской. Румянец залил её щёки. Присев в неумелом реверансе, она холодными пальцами крепко ухватилась за его руку.

Ему казалось, что музыка играет нестерпимо долго. Он смотрел на девушку, улыбался, но видел только задумчивое лицо Милы, ждавшей его дома.

Иногда Миша думал об этом. Как неправильно было начинать с ней отношения. Студентка факультета психологии Воронежского университета, дочь крупного бизнесмена. Человек. Он был вынужден обманывать её каждый день. Врать о семье, работе, друзьях. Врать о том, где он и с кем. А теперь, видимо, ещё и об этом.

Нет. Они не смогут заставить его. Не смогут распоряжаться его жизнью и телом, как товаром на полке в магазине. Это было омерзительно. Он пока не знал, как ему выйти сухим из этой истории. Но не сомневался, что что-нибудь придумает.

Иногда, он думал и о другом. О том, насколько правильным или нет было решение присоединиться к Изгнанникам. Импульсивная идея, родившаяся в голове четырнадцатилетнего подростка. Почему он пронёс её с собой через годы? Став старше, он уже не испытывал в этом такой потребности. Перед ним были дороги. Много дорог. И он выбрал верную. Но параллельно ей всегда шагал и по тёмной тропе. Зачем? Ведь он… уже не хотел этого.

Музыка закончилась. Ещё раз поклонившись и легко коснувшись губами всё также холодных пальцев девушки, Миша уже собирался раствориться в толпе, найдя что-то покрепче шампанского.

– Вы курите? – неожиданно выпалила Аня.

– Да, – растерявшись, не сразу ответил Орлов.

– Не составите ли мне компанию?

Она смотрела на него своими большими карими глазами с какой-то смесью надежды и страха. При этом, девушка всё время озиралась, словно бы боялась кого-то. «Свою мать», – живо решил парень. Но её предложение не сулило неприятностей. Тем более, что курить и впрямь хотелось сильно. Поэтому, пожав плечами, Миша зашагал в её компании к выходу.

Праздник шумел и здесь. Хрустевшие гравием дорожки академии были заполнены людьми, смеявшимися, общавшимися. Скинув неудобные туфли, девушки, уже изрядно хмельные от предлагаемых здесь и тайно принесённых с собой напитков, полулежали на зелёных примятых газонах, болезненно прикрыв глаза, а их взволнованные кавалеры спешили со стаканами воды со льдом. Миша вдруг подумал о садовниках, которые завтра утром будут клясть на чём свет стоит и выпускной, и девиц. Но Аня уводила его дальше, туда, где высились деревья английского сада, разбитого на территории академии ещё в девятнадцатом веке. Музыка здесь с каждым шагом становилась всё тише, а новые лица встречались всё реже. Только глупо хихикающие парочки проносились мимо. Парень отчётливо вспомнил свой выпускной, когда он вот также уводил от любопытных глаз Дашу Сорьину. Она была красивой, но безбожно глупой. Принималась хихикать даже над самой дурацкой шуткой. Как девушке хватило сил дотянуть до выпускного – оставалось загадкой. Но в ту ночь Миша был благодарен богам за это.

Худенькая фигурка Ани, смутно различимая в свете белого пламени свечей, таившихся и здесь, всё спешила вперёд. Парень решил, что она так боится быть застуканной матерью с сигаретой в зубах, что готова утащить его на другой берег Дарницы и залечь в поле среди хлебных колосьев.

– Стой, – окликнул он её. Замерев, девушка обернулась, тараща на него свои огромные испуганные глаза. А она странная. – Мы в лесную чащу что ли покурить пошли?

– Нет, – чуть слышно шепнула она.

– Тогда куда ты меня тащишь?

– Просто… чтобы никто не видел.

– Да мы и тут никому не всрались.

Сказав это, парень скинул с плеч кафтан и, бросив его на землю возле дерева, опустился рядом, привалившись к стволу спиной. Аня, опешившая от столь неожиданно пропавшей галантности, продолжала молча стоять рядом, глядя как Миша закуривает. Бросив на неё взгляд, он протянул ей пачку Marlboro. Минуту помявшись, девушка взяла сигарету. Парень не отрывал от неё взгляда, пока она неумело прикуривала, а потом долго кашляла после первой же затяжки.

– С почином, – сказал Орлов, когда девушка, наконец, смогла нормально вдохнуть.

– Я просто подавилась, – попыталась оправдаться Аня.

– Мм, – лишь неясно протянул Миша в ответ.

– Как тебя зовут?

Точно. Они же даже не знакомы.

– Миша.

– А я Аня.

Он кивнул. Девушка неопределённо переминалась с ноги на ногу, не зная, что делать дальше. Миша же, имевший достаточно чёткие указания касательно его дальнейших действий, предпочёл закурить вторую сигарету.

– Ты от матери пряталась что ли?

Резко вскинув голову, Аня удивлённо взглянула на него:

– Ты знаешь, кто моя мать?

– Да. А это была тайна?

– Нет, просто… и ты не боишься её?

Искренне удивившись, Миша не смог сдержать смеха.

– С какой стати мне её бояться?

– Нуу… она у меня немного… резкая.

– Всё ещё не понимаю, как это относится ко мне.

– Потому что ты со мной.

Она сказала это так обречённо, что парню невольно стало жаль девочку, хотя он и не до конца понимал, в чём причина.

– И что? Ты заразная что ли?

– Нет! – обиженно воскликнула Аня, а Орлов снова рассмеялся.

– Я пошутил. Ты просто какими-то загадками говоришь. Я ни пня не понимаю. Поэтому давай-ка пойдём обратно.

– Тебе здесь не нравится? – неожиданно спросила девушка.

– Здесь нечего выпить, поэтому да, я бы предпочёл вернуться.

– Ты приехал, чтобы напиться?

– Слушай, давай-ка не будем копаться в моей жизни, а просто пойдём обратно.

Мишу напрягала эта девушка. И боги свидетели не только потому, что его самого тяготило мерзкое задание Тихомировой. В конце концов, сегодня задача Орлова заключалась лишь в том, чтобы познакомиться с Аней Вишневской. Нет. Она сама по себе была… странной. Всё время озиралась по сторонам, нервно теребила рукава платья. В голове парня даже мелькнула дурацкая мысль о том, что всё это напоминает засаду, а девушка здесь – приманка, пребывавшая отнюдь не в восторге от своей роли. Но он знал, что это десяток бокалов шампанского подкидывают ему глупые мысли. Поднявшись на ноги и накинув кафтан, Миша бросил через плечо «догоняй» и уже зашагал в направлении академии.

– Подожди, – услышал он за спиной.

Мысленно выругавшись, он обернулся.

– Ты что, блять, делаешь?!

Аня стояла, прижавшись спиной к дереву, под которым он сам пол минуты назад сидел и курил. Её темно-зелёное платье лежало на траве у её ног. Сама она, опустив глаза и стыдливо прижимая руки к груди, стояла полностью обнажённой.

– Ты что, блять, делаешь?! – повторил Миша.

– И-иди к-ко мне, – дрожащим голосом пролепетала заикающаяся девушка.

Орлов прикрыл глаза. Он перепил, определённо. Завтра будет болеть голова. Шампанское всегда плохо на него влияло. Парень легко справлялся с крепкими напитками, но вот грёбанная газировка сшибала его с ног. Но, вновь открыв глаза, он понял, что французский напиток ни при чём, потому что Аня, успевшая подойти к нему, в тот же момент обхватила его лицо ледяными руками и поцеловала. С силой оттолкнув её, Миша отступил на пару шагов назад.

– Ты дура что ли? Оденься!

– Я т-тебе н-не нравлюсь?

– Нет! Быстро оденься!

Она продолжала стоять на месте, тараща на него свои глаза. Зарычав и выдав длинную браваду самой грязной ругани, на которую только был способен, Миша широкими шагами подошёл к лежавшему на земле платью и, схватив его, с силой всунул идиотке в руки.

– Одевайся сама, или я завяжу тебя в этот чехол!

Её губы задрожали, а по щекам, оставляя чёрные разводы туши, побежали слёзы. Но платье она надела.

– Вот и отлично! В следующий раз думай головой, а не… Аааа!

Она тряслась рядом, глотая немые слёзы, и всё никак не могла попасть дрожащей рукой в разрез рукава. Миша, которого самого била мелкая дрожь, снова закурил. Приятная нега, навеянная выпитым, ушла также быстро, как и появилась. Ему понадобилось несколько минут, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок. Наконец, немного остыв, он искоса взглянул на зарёванную девушку.

– Приключений захотелось?

Аня молча мотнула головой, как бы говоря «нет».

– Тогда какого хера это было?

– Я просто… – но она так и не смогла ответить, что «просто».

– Выпускной – время чудес, – пробормотал парень. – Ты хоть понимаешь, чем всё могло закончиться? Не думала, что нарвёшься на какого-нибудь отбитого ублюдка? Знаешь, ты бы, скорее всего, в последний момент передумала. Но вот объяснить такое парню, который хер уже из штанов вывалил, было бы сложновато! В этом возрасте туда кровь приливает намного чаще, чем к голове.

– Я просто хотела почувствовать, каково это, – давясь вновь накатившими рыданиями, ответила девушка.

– Даже так…

Они молча сидели на земле. Миша не знал, сколько времени прошло. Полчаса, не меньше. Эмира Вишневская уже, наверняка, хватилась дочь. Его же самого вряд ли кто-то искал. Напротив, Сентябрьская вне всяких сомнений была довольна, не наблюдая ни Миши, ни Ани. Покрутив между пальцами очередную сигарету, счёт которым парень уже потерял, он протянул её девушке. В этот раз она не закашлялась, хотя и курила не в затяг.