Осколки прошлого

Ася Плешкова

Осколки прошлого

Глава 1

«Странно, каких только путей

мы не выбираем, чтобы скрыть свои

истинные чувства»

Эрих Мария Ремарк, «Ночь в Лиссабоне»

25 изока (июня) 1119 (1997) года

– Чтоб тебя, братец, это всего лишь выпускной бал! Даже не твой! А ты собираешься, как девица на выданье!

– Это не просто выпускной бал, братец, а бал, на который я иду в составе свиты почётных гостей адвокатского цеха. Стоит выглядеть соответствующе.

Миша уже в который раз расправил тёмно-синюю ткань кафтана, отороченного по краям чёрной атласной нитью. Серебряные петли перехватывали начищенные до блеска пуговицы с эмблемой адвокатского цеха: ворона, склонившего голову пред ликами закона и правосудия. Стоячий воротник, неприятно упиравшийся в шею, не позволял расслабить мышцы ни на минуту, буквально вынуждая парня держать такую привычную со службы в гвардии военную выправку.

– Расслабься, малой, – небрежно махнул рукой Юрка, – ты унаследовал от матушки смазливые черты, которые так нравятся бабам, от отца – грёбанные дворянские манеры, до сих пор повергающие в трепет добрую половину твоего же собственного цеха, выползшего если не из ямы с дерьмом, то из мест близких ей. А в гвардии тебе так отбили лопатки, что ты не преклонишь спины даже перед английской королевой. Поэтому успех вечеринки тебе гарантирован.

Юрка полулежал в кресле, дымя крепкой сигаретой. Его вечер, в отличие от брата, был совершенно свободен, поэтому он собирался провести его с пользой для себя: пойти в бар. На нём были надеты такие модные сейчас свободные джинсы, яркая спортивная куртка и, мать их, белые кроссовки, вырванные на московском базаре кровью и потом. Буквально.

Братья были одновременно и похожи, и нет. Поставь их рядом, и никто в здравом уме не скажет, что они родня. Только спустя некоторое время, отбросив в сторону такие разные образы, оставленные первым впечатлением, маги начинали замечать безбожное сходство. Оба высокие, темноволосые, с правильными чертами лица, широкоплечие и крепко сложенные. Только если Миша, сейчас старательно строивший адвокатскую карьеру, выглядел всегда, что называется, «с иголочки», то Юрка больше походил на тех юнцов, что старательно клеили девчонок в мини-юбках на городских дискотеках. Небритый, помятый и немного похмельный, он проживал каждую свободную минуту своей жизни, как последнюю. Ввязывался в драки, соглашался на сомнительные авантюры. Миша, любивший брата и бывший ему бесконечно благодарным за всё, что тот для него сделал, лишь молча вытаскивал его из передряг.

Бросив в зеркало взгляд на Юру, Миша буднично спросил:

– Тебе почти тридцатник, ты в курсе?

– Хочешь подарить мне подарок прямо сейчас?

– Хочу узнать, когда ты угомонишься.

– О чём ты? Жизнь одна и прожить её надо на полную катушку!

– Ты поэтому меня заставил наизусть выучить учебник по истории на четвёртом курсе?

– Ты мне это всю жизнь будешь припоминать? Ответ – нет. Это было в воспитательных целях, потому что тебе, братишка, вдруг стрельнуло в голову, что учёба на хер не нужна, а свою жизнь ты посвятишь борьбе за справедливость в рядах Изгнанников. Как твой обожаемый старший брат.

– И что изменилось?

– Твоё положение, малой. Разве я мог тебе позволить повторить свою судьбу и стать грёбанной шестеркой, выполняющей грязную работу по поручениям мелких сошек, на вроде Лисницкой? Нет. Ты тот, кто эту самую Лисницкую может одним взглядом заткнуть.

Миша, пропустив нескрываемое восхищение брата мимо ушей, взял с комода старые наручные часы, никак не шедшие безупречному образу. Кожаный ремешок потёрт, а циферблат пересекает трещина. Но молодой человек уверен затянул их на запястье.

– Не тебе говорить о грязной работе. Профессия адвоката порой вынуждает якшаться с худшими мира сего.

Юрка ответил не сразу. Затушив сигарету в уже забитой до отказа бычками пепельнице, мужчина медленно поднялся и подошёл к брату. Развернув его к себе, он внимательно окинул того взглядом, ещё раз расправил идеально лежавшие петли кафтана. Наконец, натягивая на лицо улыбку, хлопнул того по плечу.

– Не путай грязную работу с трудной. Ты – архитектор в нашем деле. Я же простой рабочий. Но никогда не забывай, чьи подзатыльники привели тебя туда, где ты есть сегодня.

Настойчивый стук в стекло отвлёк обоих братьев. Повернувшись, они увидели сидевшего на карнизе ворона. К его лапе был привязан маленький кожаный тубус с письмом. Белая кожа. Письмо от самого Совета Одиннадцати, верховного органа управления Изгнанников, руководившего сотнями и тысячами разбросанных по стране ячеек, курировавшего каждый их шаг. Переглянувшись, братья поняли: без сомнения, письмо адресовано младшему.

***

– В преддверии экзаменов напоминаю, что использование Энергии классифицируется по трём базовым направлениям, – монотонно бубнила Елена Анатольевна, длинная и тощая преподавательница пространственной магии, – наговоры, отговоры и заговоры. Наговор – преобразование силы в зоне доступности. Подразделяется на силовые удары, требующие контроля тела, и воздушно-преобразовательные, требующие контроля разума и эмоций. Отговоры – обратное использование Энергии, позволяющие повернуть вспять уже направленную силу. И заговоры, относимые к разряду высшей магии. Они подразумевают работу с человеческим телом, разумом, эмоциями. Согласно официальной статистике заговорами владеют только тринадцать процентов населения Зазеркалий. Поэтому, если не хотите попасть в остальные восемьдесят семь, слушайте внимательно и конспектируйте каждое моё слово.

Студент третьего курса, тринадцатилетний Миша Орлов, скучающе наблюдал за парой божьих коровок, сношающихся на подоконнике учебной аудитории. Мальчика, полночи корпевшего над этеми самыми конспектами, бывшими залогом допуска к итоговому годовому экзамену, безумно клонило в сон. Майское солнце, уже неделю проверявшее выдержку каждого жителя Китежа, сейчас нещадно било в огромные, настежь распахнутые окна. Миша ловил себя на мысли, что то и дело мучительно оттягивает воротник пропотевшей вместе с телом рубашки. Лёшка Свистов, его верный и надёжный друг, уперев раскрасневшееся лицо в сложенные в замок ладони, смотрел на Елену Анатольевну абсолютно бездумным взглядом. Его брат, Сашка, бывший точной копией, и вовсе спал за их спинами.

– …таким образом мы видим, что контроль эмоций является базовой составляющей успешного применения…

Звонок раскатом грома пронзил сонную аудиторию. Ребята, встрепенувшись, с надеждой вперили в любившую задержаться на перемене преподавательницу несколько десятков пар глаз. С минуту молча оглядывая их, женщина, наконец, тяжело вздохнула:

– Да идите уже.

Семьдесят пять детей, как один, подскочили со своих мест и, перепрыгивая через ступеньку, заспешили прочь из большой, уходящей рядами ввысь лекционной аудитории.

– А это вообще законно: проводить пары в такую жару? – утирая рукавом пот со лба, просипел заспанный Сашка.

– Конечно нет! – живо ответил Миша. – За такое вешают. Ты разве не знал?

– Иди ты знаешь, куда, Орлов?

– Под юбку к твоей мамке?

– Ох я тебе сейчас врежу!

– Орлов! Миша! – послышался за спинами мальчишек знакомый голос. Одновременно обернувшись, троица увидела спешащего к ним Ивана Михайловича Шигарёва, преподавателя арифметики и, по совместительству, лидера дома Хорса.

– Здравствуйте, – в унисон поздоровались ребята.

– Здравствуйте, – бросил тот в ответ. Шигарёв, как отметил про себя Миша, выглядел каким-то помятым и взволнованным. Он нервно теребил пуговицу манжета, вот-вот готовую оторваться, и отводил взгляд, стараясь смотреть куда угодно, только не на мальчика. – Орлов, иди за мной.

– Ты чё натворил? – успел шепнуть Лёшка. Миша в ответ лишь коротко пожал плечами и заспешил по людному коридору вслед за мужчиной. Он понял, что его ведут в кабинет ректора сразу, как только они свернули в переход между первым и вторым корпусами академии.

– Иван Михайлович, – тихо начал мальчик, – что-то случилось?

– Сейчас всё узнаешь, – нервно отмахнулся от Миши преподаватель. И ему это совсем не понравилось.

Мальчик еле поспевал за широким шагом лидера дома Хорса, но чуть было не налетел на мужчину, когда тот резко остановился. Оглядевшись и убедившись, что вокруг никого нет, взяв парня за плечи, учитель тихо прошептал:

– Просто знай, что я в это не верю.

Миша не успел ничего ответить, когда Иван Михайлович также неожиданно буквально втолкнул его в кабинет ректора. Мгновение иступлено вглядываясь в захлопнувшуюся перед самым его носом дверь, мальчик, наконец, обернулся.

Его уже ждала сурового вида женщина, в которой Миша сразу же признал коллегу отца. Дурное предчувствие заползло в самые подкорки сознания. Мальчик, мгновенно догадавшись, что ему сейчас скажут, считая себя уже достаточно взрослым, мужчиной, смело шагнул вперёд.

– Здравствуй, Миша, – начала женщина из Тайной Стражи. – Ты помнишь меня?

– Да. Вы служите вместе с папой. Только извините, я не помню вашего имени.

Лёгкая улыбка тронула сжатые в тонкую линию губы женщины.

– Поручик Черных Дарья Изяславовна. Можно просто, Дарья.

Мальчик кивнул. Женщина продолжила.

– Мне сказали, ты парень сообразительный. А значит, уже понял, что я пришла сюда не с добрыми вестями.

– Да. Отца убили?

От его не по годам внимательного взгляда не скрылось, как от такой прямоты Дарья растерялась, но быстро взяла себя в руки.

– Нет. Он жив. Ты расслабься. Присаживайся. – Женщина небрежно махнула рукой в сторону потёртого кожаного дивана, распоряжаясь в кабинете так, будто бы он принадлежал лично ей. – Жарко сегодня, верно?

– Как и всю неделю, – опускаясь напротив Дарьи, спокойно ответил Миша. – Вы не сказали, что с папой.

– Имей терпение, – холодно и даже немного резко одёрнула его ведьма. – Лучше скажи мне: ты был близок со своим отцом?

Мальчику очень хотелось ответить, что это не её собачье дело, но он сдержал себя.

– Папа много времени проводит на службе.

Дарья понимающе кивнула.

– А с твоим братом? Юрием.

– Юра в армии. Служит во флоте. Мы все с ним сейчас редко общаемся. Осенью вернётся – наверстаем. И вы так и не сказали, что с папой.

Поручик Черных выудила из внутреннего кармана чёрного мундира измятую пачку сигарет. Не сводя с мальчика взгляда, она, зажав одну обветренными губами, чиркнула спичкой, закуривая. Кабинет наполнил тяжёлый сигаретный дым. Миша поморщился, но не более того.

– Константин Юрьевич был на рейде вместе с Тамбовским боевым отделом. Лично ему было поручено задержать главу Раненбургской ячейки Изгнанников, некую Ладу. Всё шло, не побоюсь этого слова, по плану. Ровно до того самого момента, пока твой отец не начал преследовать пытавшуюся сбежать беззаконницу. События последующих нескольких минут ни мне, ни кому бы то ни было ещё не известны. Но Костя отпустил Ладу, а вместе с ней позволил ускользнуть ещё троим. Когда мы нашли капитана Орлова, он просто стоял у распахнутой настежь двери и смотрел вслед ускользающим в туннеле магам. Он не проронил ни слова. До сих пор. Поэтому моя задача – выяснить вплоть до мельчайших деталей, что именно подтолкнуло его к столь опрометчивому решению. Мне уже довелось побеседовать с твоим братом, бабушкой, дедушкой. Они не знают, как такое могло произойти. Может, тебе что-то известно? Повторюсь, ты мальчик не по годам смышлёный.

Да, смышлёный. И далеко не дурак. Поэтому Миша сразу понял, что его просто-напросто проверяют.

– Я ничего об этом не знаю, – живо ответил он, – потому что такое вообще невозможно. Мой папа – капитан Тайной Стражи, уважаемый маг. Он всю свою жизнь посвятил борьбе с Изгнанниками. Вы знаете, сколько у него медалей? На кителе места не хватает. Его дважды награждали в самой Государственной Думе. Поэтому, я думаю, что вам стоит ещё раз всё внимательно перепроверить. Уверен, здесь какая-то ошибка.

Странный огонёк мелькнул в карих глазах женщины.

– Он твой кумир. Хочешь стать, как папа? Тайным Стражем?

– Да, – уверенно ответил Миша, гордо вскидывая подбородок.

Дарья уважительно склонила голову.

– Похвально. Правда. Если не передумаешь – найди меня, как подрастёшь. Помогу. И не сомневайся, мы обязательно всё перепроверим. Но, увы, я знаю, что никакой ошибки нет. Потому что я лично была на том рейде и видела всё своими глазами.

Поднявшись, Дарья шагнул прямо к нему. Она склонилась к самому его лицу, от чего мальчик мог рассмотреть паутинки тончайших шрамов, покрывавших всю кожу женщины. Чувствуя, как решительность и уверенность медленно покидают его, Миша заволновался.

– Твой отец, – продолжила поручик Черных, – предал нас, подставил своих магов, друзей, родных и всё государство. Он позволил опасным преступникам сбежать. Представляешь ли ты, Миша, на что способны Изгнанники?

Он кивнул, а внутри что-то дурное начало сворачиваться тугими кольцами, вконец давя его непоколебимую веру в отца, донося до самых дальних уголков сознания мысль о том, что произошло.

– Молодец. Значит, ты догадываешься, что бывает с теми, кто им помогает?

Мальчик снова кивнул.

– Тогда я задам свой вопрос ещё раз: тебе что-то известно об этом?

Конечно, он ничего не знал. Как не знал и Юрка, не знали его бабушка, дедушка. Но их отцу это никак помочь не могло. Он стойко держался на допросах три месяца, не говоря ни слова. Миша не мог тогда думать ни о чём, кроме того, что же с ним делают в подвалах чёрных. Не зная, восхищаться ему стойкостью капитана Орлова или проклинать его за предательство, мальчик всё больше погружался в себя, чувствуя невероятное, разрывавшее изнутри одиночество. И разочаровывался. В отце, который по неясным причинам их всех предал. В Тайных Стражах, обратившихся вмиг против того, кто до этого прикрывал их собственные спины. В системе, не дававшей права на ошибку. Разочаровывался и делал выводы.

***

– Они хотят встретиться, – пробежавшись глазами по маленькому клочку бумаги, исписанному красивым витиеватым почерком, тихо сказал поражённый Миша.

– Кто? – не до конца понимая суть происходящего, глупо спросил Юрка.

– Совет, – от чего-то неуверенно ответил ему младший брат.

– Уверен? То есть, это ведь не шутка, да? Тебе прилетело письмецо от самого… – мужчина не договорил, лишь красноречиво поднял вверх указательный палец.

– Есть только один способ проверить, – пожал плечами Миша. – Сгоняю на встречу.

– Сейчас? – удивлённо вскинул брови Юрка.

– Сейчас.

– А бал?

Миша быстро взглянул на часы, блеснувшая в свете ламп стрелка которых неумолимо бежала вперёд.

– Успею.

– Туннель построишь? Далековато ведь. Здесь прыжков десять, не меньше. А потом ещё обратно в Китеж. Вымотаешься и застрянешь где-нибудь под Татарском.

– Это где?

– Заодно узнаешь.

Парень покачал в ответ головой.

– Они здесь, в Липовске.

Юрка даже присвистнул от удивления. Хлопнув брата по плечу, он воскликнул:

– А ты поднялся, малой, раз такие большие тёти и дяди заглянули в такую дыру, как Липовск, ради одного лишь общения с тобой!

– Уверен, что только ради этого? – недоверчиво покосился на брата Миша.

– А у тебя есть иные мысли? Ты что-то от меня скрываешь? – закуривая и окидывая Мишу проницательным взглядом карих глаз, спросил Юра. В детстве парень не мог вынести этого взгляда. Отцовского. Весь сжимался под ним до размеров клубочка вязальных ниток, которые всюду валялись в доме их бабушки и дедушки. Просторном доме, заставленном скопившимися за годы жизни лакированными комодами, пыльными вазочками, скрипучими диванами, бережной, но трясущейся рукой Лидии Ратмировны Орловой устланными клетчатыми пледами. Кошки, которых всегда чета стариков любила и баловала, гоняли разноцветные шерстяные клубки по цветастым коврам, заставляя тогда ещё маленького Мишу Орлова весело смеяться.

Сейчас он снова почувствовал себя тем самым клубком, который непоседливый котёнок загоняет под тёмный диван.

Но на лице старшего брата уже заиграла знакомая кривая ухмылка.

– Расслабься. Шучу. Да, я уверен, что ради этого. Более того, я думаю, что это шанс. Для тебя. Подняться. Хватит уже вытаскивать из КПЗ всяких придурков, которые не в состоянии нормально шифроваться.

– Напомню, что пару раз этим придурком был ты.

– Не путай хер со сливочным маслом. Меня оба раза принимали за драку в баре.

Миша, промолчав, ухмыльнулся.

Два года назад окончив юридическую академию и устроившись на работу в адвокатский цех, мужчина был уверен, что уже знает, как Изгнанники используют это. В их рядах было немало служителей Фемиды, и все они день за днём выполняли одну и ту же работу: представляли интересы тех, кто за решёткой, а следом и в петле, оказаться никак не должен был. Юный Михаил Орлов не жаловался: кураторы Липовской ячейки, в коей состоял и он сам, не оставляли парня без работы, тем самым давая ему возможность набираться опыта, оттачивая мастерство.

– Знаю, ты не особо набожен, – вырвал Мишу из раздумий голос брата, от чего-то решившего помянуть богов. – Предпочитаешь чествовать лишь сурового Хорса. Но, поверь, другим богам всё равно не плевать на тебя. Они всё слышат, будь то громкие мольбы с воздетыми к небу руками на капище, или молчаливая просьба, проскочившая тёмной ночью в голове, когда ты уже готовился как следует вздремнуть. Всё это неважно.

– Кто ты и куда дел моего брата? Эй, дух Александра Сергеевича, покиньте, пожалуйста, это тело, оно вам ни к лицу, – засмеялся Миша, стремясь поскорее перевести тему и как можно быстрее выскользнуть под покров медленно густеющих летних сумерек. До полуночи он должен был успеть переговорить с кем-то из Совета и добраться до Китежа. Путь был неблизкий, но строить туннели никогда не было для парня сложностью. Он с лёгкостью мог проскочить до сотни километров, ведя машину сетью покрывавших страну шоссейных дорог. А пока мотор Mercedes будет рычать под бескрайним небосводом, он подхватит Энергию для нового прыжка. – Попробуй загнать что-нибудь похожее девицам в баре. Глядишь, и перепадёт что-то.

– А ты не прихуел ли, малой? Давно не прилетало?

– Давно, – задорно оскалился Миша, подначивая старшего брата. – И уж точно не от тебя, старик.

– Ох, попадись мне завтра! Я тебе…

Миша уже не узнал, что сделает с ним завтра брат. Громко рассмеявшись, он выскользнул прочь из дома.

***

Дверь, тихонько скрипнув, закрылась за спиной парня, оставляя позади нервно мигающий свет болтающейся на крыльце лампочки и колючий мороз, пронизывавший буквально до костей. Миша, шмыгнув носом, скинул с плеча тяжёлую сумку, забитую вещами и учебниками. Приземлившись с глухим стуком, та раскрылась, вывалив всё содержимое на пол. С минуту бездумно глядя на него, парень, наконец, на выдохе выпалил:

– Блять.

За спиной послышался шорох. Чуть было не выскочив из ботинок от неожиданности, Миша подпрыгнул и, подлетев к выключателю, заставил свет залить коридор.

На широком деревянном сундуке, стоявшем в углу и обычно заваленном куртками, подложив потёртую сумку посыльного под голову, спал Юрка. Несмотря на шум, свет он не проснулся. Лишь немного подвинулся во сне, устраиваясь поудобнее. Миша же, боясь потревожить брата, как вкопанный замер на месте.

Константина Орлова казнили за государственную измену тридцать первого рюена. Уже на следующий день Юра сидел в обнимку с кипой документов в пустынном коридоре органов опеки. Он сильно нервничал, поэтому то и дело бросал взгляд на часы, подаренные, по традиции, отцом на десятый день рождения. Стрелка предательски не спешила вперёд, оставляя парня всё ещё далеко от назначенного времени.

Бабушки и дедушки по обе стороны старательно отговаривали Юру Орлова, которому вот-вот должно было исполниться девятнадцать лет, от этой затеи. Он и слышать ничего не хотел, принявшись собирать документы сразу, как вернулся с двухлетней службы во флоте. И чета Орловых, и чета Алимовых одинаково сильно хотела взять младшего внука на воспитание. Но Юрке удалось убедить их, что он прекрасно справится сам.

И вот сейчас Миша, боясь даже дышать, смотрел на своего спящего старшего брата, последние несколько месяцев на износ работавшего на посыльном посту. Сам же мальчик буквально час назад сошёл с поезда, вернувшись домой, в Липовск, на новогодние каникулы. Бросив беглый взгляд в просторный зал, начинавшийся за распахнутыми настежь двойными дверями, Миша, расстроившись, отметил про себя, что Юра даже не поставил ёлку.

Тяжёлое чувство, преследовавшее мальчика не одну неделю после того, как он узнал об аресте отца, а следом и о его казни, навалилось вновь. И это была самая обыкновенная тоска. Понимание того, что как раньше уже не будет никогда. Те новогодние ночи, в которые вечно занятый на службе отец всегда спешил домой, уже не повторятся вновь, а атмосфера праздника, каждый год устраиваемая в их доме руками самих братьев, сломала себе шею в той же петле, что и капитан Орлов.

«И какого лешего ты приехал сюда, Миша? На что рассчитывал?» – прозвучал в голове голос самого мальчика.

«На самого себя!» – упрямо ответил он себе.

Взглянув на часы, Миша отметил, что ещё не поздно, и магазины, наверняка, работают. Ступая как можно тише, мальчик подошёл к раззявившей на полу рот сумке. Пошарив по карманам, он выудил несколько купюр, оставшихся от стипендии, спущенной на новогодние подарки. Не густо, но на ёлку и продукты точно хватит. Сунув деньги в задний карман джинсов, Миша, всё также бесшумно ступая по коридору, достал из шкафа клетчатый плед, который они раньше брали с Юрой на веранду, часто за разговорами засиживаясь допоздна. Укрыв им брата, мальчик выскользнул на улицу, полный решимости устроить им обоим праздник столь же радостный, как было раньше.

***

Липовск никогда не был большим городом, притягивавшим толпы туристов или работников. Вся его жизнь десятилетиями вращалась вокруг пяти огромных металлургических заводов, составлявших здесь буквально основу бытия. Согласно официальной статистике властей, семьдесят пять процентов населения работали именно в сфере промышленности. Остальные же двадцать пять были заняты в социальной сфере, общепите, торговле или числились безработными. Заводы, зарабатывая немалые деньги бюджету ещё недавно существовавшей страны, вкладывали их в благоустройство и инфраструктуру. Поэтому, если закрыть глаза на кислотно-жёлтые рассветы и тошнотворный запах шлаковых отходов, шлейфом витавшим над всем Механизаторским районом, составлявшим четверть города, жизнь тут была не так уж и плоха. В детстве и юности Юра и Миша проводили много времени в больших зелёных парках, на спортивных площадках, ходили в кино, на дискотеки. Компания местных мальчишек, среди которых они толкались долгими летними месяцами, предпочитала не задавать вопросов о том, куда ребята исчезают во время учебного года. Их вполне устраивало то, что оба Орловых были надёжной опорой в нередких драках между дворами, неплохими игроками в футбол летом, а на зимних каникулах в хоккей, не уводили чужих девчонок и вместе со всеми скидывались на ту самую пачку сигарет, что была старательно спрятана в вентиляции одного из заброшенных гаражей кооператива.

Но годы шли. Развалившийся Советский Союз унёс с собой в трепетно вспоминаемое небытие и огромные заводы, и благоустроенные парки, и друзей, которых суровая новая жизнь раскидала так далеко, что теперь и не сыщешь. Кто-то продолжал работать на единственном устоявшем в водовороте событий сталелитейном комбинате, горбя спину и полной грудью вдыхая ядовитые пары за копеечную зарплату, кто-то уехал, кто-то прибился к многочисленным бандитским группировкам, самых крупных из которых в городе насчитывалось четыре. Они буквально поделили территорию между собой, контролируя целые районы. И вот сейчас Михаил Орлов, припарковав автомобиль, спешно шагал в ресторан «Чайка», располагавшийся в Литейном, землях, образованных из рабочего посёлка того самого единственного уцелевшего завода. Контролировали его люди Володи Штыря, одного из самых жестоких главарей городских банд, которого Миша помнил как Вовку Штырёва, пацана из соседнего двора, всегда державшегося в стороне от драк, но любившего потом заявиться к обидчикам самолично, вылавливая их вечерами по одному. Несмотря на дурную славу, в Литейном они поддерживали порядок, не трогая местных, но и не пуская чужих. Оставив привлекающий к себе в Яви много внимания кафтан в машине, Орлов шагнул под яркий свет огней «Чайки» и громкая музыка, разбавленная смехом надушенных девиц, окутали его. Рыжеволосая красавица, высоте химической завивки волос которой позавидовали бы самые дорогие парики восемнадцатого века, оценивающим взглядом проводила мужчину, выпуская кольца сигаретного дыма. Накрашенные ярко-красным лаком пальцы сжимали мундштук, а неприлично короткое платье открывало глазам всё самое интересное. Подавив улыбку, Миша уверенно зашагал к вип-столикам, спрятанным в дальнем конце зала. Двое крепких Изгнанников, ростом и габаритами явно соперничавшие с парочкой гранитных мемориальных камней на городской окраине, узнав его, покорно расступились. Отодвинув в стороны тяжёлые синие шторы, мужчина, наконец, увидел ту, что пригласила его сегодня.