Граница падения

– Давайте пройдём немного вперёд и разобьём лагерь, – говорит Макс, тяжело дыша. На его лице несколько порезов и ссадин. – Нам нужно отдохнуть.

– Погоди, Максимилиан, – дварф наклоняется к земле. – У меня почти закончились болты. Надо бы собрать по-быстрому, сколько получится. Да и у паренька вашего стрелы тоже на исходе.

Я оглядываюсь, протягиваю руку к колчану и нащупываю всего четыре стрелы. Пока мы с дварфом ползали по округе, Макс и Сергун помогали другим обработать раны. В ходе поисков Огрун наткнулся на косу Сергуна и, подозвав смущённого парня, отчитал того за потерю оружия. Когда стрелы и болты были собраны, мы пошли дальше. Пройдя примерно пять сотен метров, Огрун заметил подходящее место для лагеря – небольшой холм, у основания которого виднелось небольшое углубление.

– Надеюсь, это не та пещера, в которую ты нас вёл, – Макс смотрит на Огруна хмурым взглядом. – К ещё одному бою мы не очень готовы.

– Нет. Это даже не пещера, – дварф смело идёт вперёд. – Просто ямка. Я узнаю место, останавливался тут пару раз, пережидал дождь.

Дойдя до пещерки мы тут же развели костёр. Карина без сил уселась, опираясь на стену пещерки. Сергун сразу принялся что-то готовить, а его дядя с усталым видом развалился рядом. Макс с Гроном сразу отправились осмотреть окрестности вокруг лагеря. Я же сел в подножия холма, обдумывая произошедшее.

– А ну-ка покажи кинжальчик, – рядом со мной пристроился Огрун. – Давно заприметил, всё хотел глянуть.

Я достал из-за спины кинжал и протянул дварфу.

– Хороший клинок, – с довольной улыбкой произнёс он. – Откуда?

– Отец подарил. Давно. За много лет ни разу не затупился. Для меня он скорее как талисман. И напоминание о прошлом.

– Не затупился, говоришь? Оно и понятно. Дварфийская сталь – лучшая в мире. Прочная и лёгкая. Да, хорош кинжал.

Он возвращает мне оружие, и несколько минут мы сидим молча.

– О чём задумался, парень? – спрашивает наконец дварф.

– Обдумываю прошедший бой, – говорю я немного замявшись. – Блуждающие огни, насколько я знаю, чудовища не особо опасные. Но посмотри на нас – мы едва справились. Карина без сил, все хоть и легко, но ранены. Каждый из нас вымотан. После этого ты правда думаешь, что мы справимся с ведьмой?

Огрун несколько секунд молчит, глядя на костёр, а затем смотрит мне в глаза.

– Опасные, не опасные. Слабые, сильные. Неправильно ты мыслишь, парень. – дварф смотрит в мои глаза. Его взгляд уже не пылает гневом, как было в деревне, но в нём видна мудрость прожитых лет и пройденных в приключениях испытаний. – Вот представь: ты – могучий воин. Воин настолько сильный и умелый, что великан для тебя даже на разминку не годится. И у тебя есть друзья – твой отряд наёмников, каждый из которых также умел. Вы выполняете задание за заданием, проходите через множество битв. Но однажды какой-то щуплый мелкий гоблин, просто так – мимоходом, ради шутки кидает камень в твою сторону. И ты умираешь, потому что камень пробил тебе голову. И весь твой отряд не может ни поймать, ни убить этого паршивца – настолько он ловок. Они носятся за ним, пытаются нанести хоть удар, пока жрецы пытаются тебя спасти. А этот говнюк просто скачет вокруг и издевательски напевает, что убил “салдафуню”.

Огрун отворачивается и сплёвывает. История явно была из его прошлого.

– Ты пойми, юнец, – нет ни слабых, ни сильных. Есть ты и твой противник, – дварф снова оборачивается ко мне. – Неприятель может появиться в любой момент. И не важно, как много их победили твои друзья и знакомые, твои братья и сёстры, дедушка с бабушкой. Всё это – полная хрень. С ним сражаешься ты. Здесь и сейчас, а не когда-то там. Ты смертен, и любой может убить тебя в каждый момент твоей жизни. А огоньки… Непростые они были. Обычные так не двигаются. Они плывут по воздуху, плавно и неспешно, но не исчезают, появляясь где-то в другом месте. Да и огнём не плюются.

– А та история про воина, она из твоего прошлого?

– Да. Мой командир, лидер нашего отряда, – Огрун поднимает взгляд к небу, приглаживая усы. – Могучий воин. Вся ваша группа против него одного если бы и выстояла, то с большой натяжкой. Кто-нибудь из вас точно бы погиб. Но сложилось всё так, как сложилось.

– Ну может и тот гоблин был необычный.

– Да. Сбежал из башни магов. Те над ним эксперименты какие-то ставили. Вот, видимо, и наэкспериментировали, идиоты.

В этот момент вернулись Грон с Максом.

– В округе пока тихо, – в голосе Макса чувствовалась усталость. – Выставим часовых. Первыми пойдём я и Сергун. После нас Лиман и Огрун. Осмарк, Грон – вы последние. Карину не трогаем. Ей нужно восстановиться как можно лучше. Без её магии мы не справимся. Смена каждые два часа. Сергун! Что с ужином?

– Почти готово. Ещё пара минуточек, господин.

Отужинав похлёбкой, все начали готовиться ко сну. Макс и Сергун сидя у костра о чём-то тихо беседовали, пока к ним не присоединилась Карина.

– Госпожа, вам лучше отдохнуть, – Сергун кидает робкие взгляды на волшебницу. – Мы вас разбудим, когда пора будет идти дальше. Набирайтесь сил.

– Он прав, Карина, тебе лучше отдохнуть, – Макс кивает в сторону импровизированной лежанки из листьев и травы.

– Я в порядке, – Карина ставит у костра небольшой котелок и кидает в него какие-то травы, заливая их водой. – Хочу выпить чаю. Потом пойду спать, не волнуйтесь.

Внезапно раздаётся жуткий рык. Все оборачиваются на звук – Лиман уже вовсю храпел. Когда вода в котелке закипела, Карина аккуратно через ситечко налила получившийся ароматный напиток в кружку. Макс тут же с лёгкой улыбкой ставит свою, чтобы волшебница плеснула и ему.

– Скажите, госпожа, а когда вы колдовали – это был эльфийский? – Сергун явно нервничал, говоря с волшебницей.

– Да. Все наши заклинания на эльфийском, – Карина делает небольшой глоток, смакуя вкус чая.

– В деревню раньше приходили разные маги. Иногда они что-нибудь колдовали, детишек развлекали, – юноша веточкой ковыряет что-то в земле. – Я никогда не слышал заклинаний на обычном языке.

– Потому что на всеобщем заклинаний не существует, – Макс делает большой глоток, морщась от того, насколько он горячий.

– Да, мы не умеем связывать слова с магией, – говорит Карина. – Все заклинания, которые мы знаем, достались нам со времён господства эльфов.

Волшебница немного отпивает и доливает себе ещё немного.

– Как это работает, как создать новое заклинание – никто не знает. Исследования ведутся много лет, но безуспешно. Создать новые заклинания не получилось даже используя эльфийский. – волшебница тихонько дует в кружку, остужая содержимое.

– А ваша книжка? Я просто видел, что она сама летает, даже перелистывается, когда вы… Ну… Колдунства свои колдуете.

– Это магический фолиант. Книга, куда мы записываем заклинания. Строго говоря, это не обязательно должна быть именно книга. Любая вещь, на которой можно записать заклинание, может стать фолиантом.

– А как? Просто вы, госпожа, сказали, что никто их создавать не умеет.

– Все известные нам заклинания уже созданы. Они связаны с магической энергией. Записывая их в фолиант, мы лишь концентрируемся на нём, вливаем свою магическую силу и записываем их небольшим количеством своей крови, – Карина снова делает глоток, глядя на Макса, который молча сидел и улыбался, видя её в непривычном амплуа учителя.

– А кровь обязательно? – Сергун слегка морщится.

– Да. Таким образом мы связываем себя с фолиантом, и ни один другой волшебник не сможет использовать его.

– А если книжку у вас заберут? Или если она порвётся? Или сгорит?

– Тогда придётся делать новый. Волшебник не может читать заклинания без фолианта. Потому мы и говорим “читать заклинания”, – она смотрит на юношу взглядом, словно полным одобрения его любознательности.

– Если вы останетесь без этого вот фолианта, вы не сможете сражаться?

– Не смогу. Я посвятила жизнь изучению магии. На все эти глупые махания всякими железками у меня не было времени. Как, собственно и интереса к этому.

– Как всё это сложно, – Сергун выбрасывает веточку в костёр, с улыбкой направляя мечтательный взгляд в небо. – Но я бы хотел колдунствам научиться.

– Любой может научиться магии, – допивая чай, говорит волшебница. – В каждом есть мана. Разница лишь в её количестве.

– А как узнать, сколько её у меня? – взгляд Сергуна задумчиво останавливается на костре.

– Для этого существуют специальные ритуалы, – делая ещё глоток, волшебница продолжает. – Если ты решишь учиться, этот ритуал проведут первым делом.

– А вы… Ну… Вы сможете меня научить? – спрашивает юноша волшебницу с надеждой в голосе и глазах.

– Мы можем попробовать, когда всё закончится, – с этими словами, Карина залпом допивает остатки чая, встаёт и молча уходит спать.

Я бросаю последний взгляд на светящегося счастливой улыбкой Сергуна, и, также с лёгкой улыбкой, окончательно проваливаюсь в сон.

Из объятий сна меня вырывает грубый толчок Лимана – пришла наша с Гроном очередь дежурить. Потягиваясь и протирая глаза я встаю, надеваю колчан и беру в руки лук. У костра стоит котелок, в котором уже заварилась новая порция чая, но аромат был уже другой. Я наливаю себе немного. Без ситечка в напиток попало несколько листьев. Грон, положив рядом меч, делает глоток из фляги. Долгое время мы сидели молча, я периодически зевал, в то время как орк выглядел бодрым. Мои глаза закрываются сами собой, но я одёргиваю себя, делая большой глоток чая.

– Я отойду по нужде, Ос. Не усни, – Грон встаёт и отходит к ближайшим кустам.

Я допиваю чай и ставлю кружку на землю. Глаза медленно закрываются. Я снова оказываюсь в оковах сна, не в силах их сбросить.

Глава 4

Я просыпаюсь от того, что мне в глаза резко ударяет яркий свет утреннего солнца. Руками я пытаюсь закрыться от него, мыча что-то малопонятное даже мне.

– Вставай уже, соня, – тишину, царившую в комнате, прерывает весёлый голос Марии, моей младшей сестры. – На улице утро. Мама велела тебя разбудить. Поднимайся давай.

Смеясь, она принимается меня расталкивать.

– Да понял я, понял! Уйди! – я хватаю подушку и бросаю в неё. – Не обязательно на мне прыгать.

– А я и не прыгала, это всё наглая ложь, – с наигранным возмущением отвечает она.

– Да-да. Верни подушку.

– Сам возьмёшь. Мама сказала тебе вставать. Может хоть за подушкой ты из постели выползешь.

Явно довольная собой она со смехом выбегает из комнаты. Откинув одеяло, я сажусь на кровати и пытаюсь вспомнить сон. Какой-то ночной кошмар, который почти не задержался в памяти. Я тянусь за подушкой, замечая разбросанную по всему полу одежду. Немного прибрав этот бардак, я одеваюсь, умываюсь и иду вниз – в гостиную, где за столом уже собралась вся семья.

– А вот и он – Осмарк Ларенгар! – словно заправский конферансье голосит на весь зал Мария. Её непослушные кудрявые волосы собраны в какой-то невероятно пушистый каштановый хвост, а в похожих на два ярких изумруда глазах горит весёлый огонёк. От мамы ей досталось красивое овальное личико.

– Угомонись уже! – раздался строгий голос моей старшей сестры – Виктории. Во взгляде её тёмно-карих глаз читалась лишь сонливость. В отличие от Марии, её волосы были прямыми и аккуратно уложены, а округлое лицо всегда выглядело немного усталым. – Откуда у тебя с утра столько энергии?

– Просто ты уже старая, – младшая с задорной улыбкой показывает старшей язык.

– Я не старая! Мне всего двадцать! Дождёшься, и я отрежу тебе язык.

– Угомонитесь обе и ешьте, – с лёгкой улыбкой говорит мама – Елена Ларенгар. На её ласковом овальном лице часто, как и сейчас, была лёгкая улыбка, а прямые чёрные волосы придавали ей некую мистическую красоту. Её голос всегда был нежен и полон тепла, согревая наши сердца даже в самый лютый холод. Но не смотря на это, перечить ей лишний раз никто из нас не решался. Даже отец. Потому обе девушки приступают к завтраку, тихонько шепчась и иногда хихикая.

Мама даёт знак прислуге, чтобы мне подали завтрак.

– Долго же ты спал, сын, – отложив газету, на меня взирала пара ярких, спрятанных за очками в круглой оправе, зелёных глаз, во взгляде которых явственно чувствовались благородство и мудрость. Острые черты лица подчёркивали его решительный характер. Кудрявые каштанового цвета волосы были коротко подстрижены, а лицо украшала аккуратная бородка. Виктор Ларенгар гордо восседал во главе стола, всем своим видом показывая достоинство и уверенность главы дворянского рода. – Сегодня придёт твой наставник по фехтованию. Скорее завтракай и готовься.

– Отец, ну не нравится мне мечами размахивать, шпагами всякими, – я закатываю глаза, откинув назад голову. – У меня есть лук, и мне этого достаточно.

– Ты дворянин, Осмарк. Дворянин обязан уметь обращаться с мечом, – под строгим взглядом отца всё моё нутро сжалось. – Лук – это хорошо, но владеть клинком для тебя важнее.

– А вдруг тебя вызовут на дуэль! – Мария заговорщически понижает голос. – Если не примешь вызов – опозоришься, а если примешь, не умея сражаться на мечах, – проиграешь и умрёшь!

– Никаких дуэлей не будет, не выдумывай, – мама берёт бокал сока и делает небольшой глоток. – Дуэли запрещены законом.

– Если нарушителей поймают, оба дуэлянта, если они ещё не успели друг друга поубивать, отправятся на виселицу, – отец делает особый акцент на последнем слове и показывает, будто висит в петле. – Раз уж они решили сражаться в дуэли, значит жизни им не жалко.

– Боже! Давайте не будем обсуждать это за завтраком! – Виктории явно не нравилось, куда зашёл разговор.

– Действительно. Позавтракаем спокойно, обсудим что-нибудь более приятное, – мама поочерёдно смотрит на отца и Марию.

Остаток завтрака прошёл за непринуждённой беседой на тему очередной свадьбы какой-то из отцовских родственниц. Та была замужем уже четырежды. Причём первые трое мужей от неё сбежали. Сёстры с отцом делали ставки, как долго продержится очередной муженёк.

Я же всё это время сидел молча. Меня не покидало ощущение, что всё это как-то странно. Что именно вызвало у меня это чувство, понять не удавалось. В конце концов я решил, что думать об этом не имеет никакого смысла.

Закончив завтракать я пошёл собираться на урок фехтования. Через десять минут прибыл наставник. Три часа к ряду мы оттачивали то, что я уже знал и умел. Снова отработка базовых приёмов. Блокирование удара сверху, снизу, контратака.

– Нет предела совершенству, молодой человек. Повторение – мать учения, – как же опостылело слышать от него эти фразочки. – Простого знания базы недостаточно. Должен быть полный автоматизм.

Не смотря на повторение всего того, что мне было уже известно, три часа тренировки давали о себе знать. После неё я был полностью вымотан. Вспотевший и запыхавшийся я захожу в дом, где на ступенях в холле сидела недовольная Мария.

– Ты чего надулась? – я сажусь рядом, слегка приобняв сестрёнку.

– Фу! Не трогай, ты весь потный и воняешь! – девчушка изо всех сил пытается меня оттолкнуть, но я плотнее прижимаю её к себе.

– Ну нет! Не всё ж мне вонять! – со смехом я крепко обнимаю её.

– Отстань! Я маме скажу!

– Ну ладно, всё, – я, всё ещё смеясь, отпускаю её. – А ты ябеда, оказывается.

– Мне можно, я ещё маленькая.

– Тебе одиннадцать уже. Не такая уж и маленькая.

– Помладше вас с Викторией.

Подпрыгнув, она повисает животом на перилах. Её руки и голова безвольно свисают, в то время как ноги согнуты в коленях.

– Слезь. Мама не любит, когда ты так делаешь, ты же знаешь, – я подхожу и спускаю на пол. – Так что случилось? Конфетку не дали?

– Я устала! – она недовольно топает ножкой, нахмурив брови. – Все эти уроки премерзкие! Философия, этикет, история! Ну танцы разве что нравятся, а всё остальное – скука смертная!

– Ну что поделать. Учиться тоже нужно, сестрёнка. Кому ты такая глупая нужна будешь, если учиться не станешь?

По взгляду становится видно, как в её головке начинают роиться мысли.

– Тогда я хочу учиться ещё и фехтованию, – она хватает мою тренировочную шпагу и неумело машет ей во все стороны.

– Эй-эй! Тише, валькирия! Ты так кому-нибудь глаз выбьешь! – расплываясь в широкой улыбке я забираю у неё оружие.

– Что за валькирия? – её глаза с любопытством взирают на меня.

– В одной далёкой северной стране так зовут особенных дев-воительниц, – стараясь сделать голос одновременно загадочным и полным мудрости, отвечаю я. – Они летают над полем боя на крылатых конях.

– Ничего себе! – её глаза превращаются в два больших блюдца. – Постой. Ты же не был в северных странах. Откуда тогда знаешь?

– Из книжек, глупышка, – я треплю её голову, взъерошивая и без того непослушные волосы. – Ладно, я пойду умоюсь. А ты готовься. После обеда у тебя ещё занятия.

Я ухожу, слыша за спиной обречённый стон Марии. Приняв душ и переодевшись, я спускаюсь в обеденный зал. Мама читала книгу, потягивая чай. Когда я наконец уселся, она велела подавать обед.

– А где отец? – спрашиваю я у мамы, укладывая на колени салфетку.

– Они с Викторией поехали в город, – отвечает она, передавая книгу одному из слуг. – Завтра приезжает потенциальный жених. Нужно купить подходящее платье.

– Платье? С папочкой? – голос Марии сочился сомнениями. – Ну удачи ей.

– У вашего отца хороший вкус, дочка, – мамина привычная улыбка становится шире. – И тот факт, что он женился на мне, это доказывает.

Обед прошёл за непринуждёнными, весёлыми разговорами, а после у нас с младшей продолжились занятия. У каждого свои, но одинаково нежеланные. Вариться в котле с политологией, экономикой и риторикой было даже более утомительно, чем фехтование. Под конец занятий я уже засыпал. Когда эта пытка наконец закончилась, я, взяв лук и колчан, отправился попрактиковаться в стрельбе. Я выпускал стрелу за стрелой, поражая каждую мишень.

– Может лучше заставить мишени как-нибудь двигаться? – вернувшийся из города отец с улыбкой направлялся ко мне, оценивая взглядом мои успехи. – По неподвижным и я попасть смогу.

Он берёт в руки лук и стрелу, неумело целится и выпускает стрелу, которая, пролетев в полуметре от мишени, вонзается в дерево позади.

– Ну, куда-то ты всё-таки попал, – говорю я, пытаясь сдержать смех.

– Я туда и целился. А что, дерево – не мишень? – с улыбкой пытается выкрутиться отец.

– Ну да, конечно. Великий Виктор Ларенгар просто не мог промахнуться.

– Ладно, сын. Шутки шутками, а мне нужно с тобой поговорить.

Сделав паузу, он возвращает лук мне и, глядя куда-то вдаль, продолжает.

– Ко мне обратился лорд Гизель. Его дочь уже в том возрасте, когда её можно выдать замуж. Наши семьи дружат уже давно, ты знаешь. Он предложил устроить ваше знакомство с последующей свадьбой.

– Шутки шутками, говоришь, а сам продолжаешь юморить. Какая свадьба? Викторию выдай для начала.

– Наследник рода ты. Виктория выйдет замуж рано или поздно. Найти жену тебе, чтобы род продолжался и дальше – дело более важное. А тут такая возможность. Упускать будет глупо.

– Я ведь её даже не знаю, отец.

– Для того мы и устроим вашу встречу. Прогуляетесь, познакомитесь, пообедаете вместе. Через три дня она будет здесь. Не подведи меня, сын.

– Но…

– Нет. Три дня. Подготовься. Выбери костюм, подстригись. Ты должен произвести хорошее впечатление на лорда Гизеля. Всё на этом, – тоном, не терпящим пререкательств, он заканчивает разговор и уходит, оставив меня наедине с мыслями переваривать услышанное.

Через три дня утром в роскошно украшенном экипаже прибыл лорд Гизель и его дочь – Аделлия.

– Виктор! – с широкой улыбкой на лице такой же широкий Гизель пожимает отцу руку, слегка приобняв. – Рад тебя видеть, старый друг! Вот, это Аделлия – моя доченька!

С лёгкой улыбкой прикрыв глаза девушка делает книксен, аккуратно уложенные светлые волосы спадают по её плечам. После она смерила меня взглядом.

– А это Осмарк, мой сын, – с гордость в голосе отец представляет меня, после чего я делаю небрежный реверанс, что не укрылось от взгляда отца.

– Очень рады! Очень! – грузный лорд пожимает мне руку. Рукопожатие его крепкое, а ладонь мозолистая. – Ну что же, Виктор, так и будем на пороге стоять или ты пригласишь нас в дом?

– Ах, да! Конечно! Прошу меня простить, Климан. Проходите, – он пропускает Гизеля и его дочь вперёд, после чего хватает меня под локоть. – Что это было? Не облажайся, сын. Это не рядовой визит в гости.

До обеда отец с Гизелем обсуждали дела, в то время как мы с Аделлией молча сидели в стороне. Беседа у нас не клеилась. После обеда мы с ней вышли прогуляться в саду, пока остальные сидели в беседке, наблюдая за нами. Прогулка всё также проходила в полной тишине.

– Мы так и будем молчать? – наконец произносит Аделлия. Её приятный голос ласкает слух. – Может предложишь тему?

– Эм… Как дела? – не найдя, что ещё сказать, спрашиваю я.

– Знаешь, не очень. Я в компании юноши, который не способен подобрать интересную тему для беседы. Это печально, – на её лице появляется игривая улыбка. – Может у тебя есть какое-то увлечение? Чем ты занят в свободное время?

– Обычно упражняюсь в стрельбе из лука.

– О, надо же! Может покажешь?

– Ладно. Да, хорошо.

Не спеша мы идём на моё стрельбище. Взяв оставленный здесь три дня назад лук, я на ходу делаю несколько выстрелов. Не все они попадают в цель.

– Неплохо. Хотя я видела лучников, способных со ста шагов поразить яблоко у кого-нибудь на голове, – словно дразня меня, говорит она.

– Костюм стесняет движения, – я снимаю пиджак.

Стреляя снова, я поражаю каждую мишень. Аделлия апплодирует, стоя позади меня. Я собираю с мишеней стрелы, предлагая ей попробовать.

– Я правильно держу? – слегка высунув язычок, она пытается уложить стрелу на тетиву.

С трудом натянув тетиву наполовину, она делает выстрел, но стрела остаётся у неё в руке.

– У меня не получается! – она разочарованно опускает лук.

– Давай помогу, – я беру стрелу и вкладываю её ей в руку. – Кладёшь вот так, видишь? Удерживаешь тремя пальцами и натягиваешь тетиву.

Аделлия кряхтя поднимает лук, натягивая чуть сильнее, чем в пердыдущий раз, выпускает тетиву, и стрела летит вперёд, вонзаясь в землю перед мишенью. Чуть вдалеке посмотреть на всё это действо пришли наши отцы.

– Ну вот, уже почти, – говорю я. – Ещё немного и попадёшь в мишень.

Аделлия довольно улыбается, хватая ещё одну стрелу.

– Хочу ещё раз! – она вновь заряжает лук. – Кладу вот так и…

Она не успевает договорить. Мне в лицо летят тёплые брызги крови. За секунду тихий и мирный день оборачивается бойней. Её обмягшее тело падает мне в руки. Я аккуратно укладываю её на землю. Во лбу Аделлии торчит арбалетный болт. В момент её гибели перед глазами на секунду темнеет. Я бросаю взгляд в сторону, откуда был сделан выстрел и вижу, как шестеро убийц в капюшонах с масками выбегают из зарослей за мишенями.

– Не-е-е-т! – отец Аделлии с криками кидается в торону нападающих.

Я хватаю лук, стреляя в напавших на нас. Один из убийц щитом отражает выстрел.

– Осмарк! – отец схватил Гизеля, пытаясь увести его в сторону дома. – Прикрой нас!

Я хватаю полупустой колчан, в нём оставалось всего пятнадцать стрел. Я снова натягиваю тетиву и, направляясь за отцом, на ходу стреляю в убийц. Мы бежим через сад. Я выпускаю ещё стрелу, но здоровяк с двуручным мечом отбивает её. Нам вслед летит небольшой огненный шар, но попадает в беседку, поджигая её. Гизель вырывается из рук отца и с криком делает какие-то пассы руками. Я пытаюсь схватить и увести его, но разряд молнии пролетает мимо меня, поражая лорда. Я стреляю в сторону мага, подползая к упавшему Гизелю – он еще жив – и пытаюсь оттащить его. К нам подбегает отец, ему в плечо попадает болт. Он вскрикивает от боли, падая наземь. Через пару секунд ещё один болт поражает Гизеля в глаз. В глаза мне снова ударяет какой-то полумрак, сквозь который на мгновение мелькают густые заросли.

– Уходим! Сын, идём! Оставь его! – раненый отец хватает меня за руку и тянет за собой.

Между нами пролетает ещё один болт. Развернувшись, я стреляю в арбалетчика, но тот уклоняется, перекатившись в сторону. Налётчики кричат что-то на непонятном мне языке, и прямо над головой в сторону отца летит очередной огненный шар, а сразу за ним, разрезая воздух, пролетает заряд арбалета. Отец падает на землю, и все атаки пролетают мимо. Я помогаю ему подняться, и вместе мы бежим к дому.

– Сколько стрел у тебя осталось? – спрашивает отец, когда мы оказываемся внутри.

– Одиннадцать. Кто это такие?

– Не знаю, сын. Идём, нужно найти твоих сестёр и маму.

Мы быстро пробегаем первый этаж. На кухне находим напуганную Марию. Убийцы уже вошли в дом, выкрикивая что-то. Никого из слуг видно не было. Тихонько пробравшись на второй этаж, мы находим маму и Викторию в спальне родителей.