Третий. Второй. Первый

– Держи, это тебе.

Полина вынула на свет свёрток в обёрточной бумаге с красным бантиком. Бант был большой и такой праздничный, к бумаге было приятно прикасаться, и пахла она тоже приятно.

Полина села на траву, положив его перед собой, и аккуратно, стараясь не порвать и не помять бумагу, развернула. Внутри были джинсы, белая блузка, чёрный купальник и кеды. Всё её размера, совсем новое.

– Я надеялась, это то, что ты хотела, – сказала Сафико, развешивая низенький шатёр из одеяла под веткой ивы.

– Да, спасибо, – девушка вытерла слезящийся уголок глаза. – Это то, что надо.

– Тогда переодевайся, и пойдём посмотрим, что ты умеешь.

Переодевшись в купальник, Полина старалась на себя не смотреть. Такое количество костей, не особенно обременённых плотью, до этого видели только археологи, вандалы и чёрные копатели.

Без былого трепета перед холодом девушка зашла в воду, в которой уже носилась Сафи. В данный момент она плавала на спине, расправив по поверхности отблёскивающие на солнце тёмные пряди. Полина просто подошла к ней пешком, ступая на воображаемую водяную тропинку, так что со стороны казалось, что подплыла.

– Почему здесь никого нет?

– Добрые бабушки и дедушки рассказывают внукам, что здесь живёт нечисть, – Сафи, упёршись макушкой в воду, посмотрела на Полину.

– А она здесь живёт?

– Мы не те, кому стоит бояться водной нечисти, – Сафи беззаботно перевернулась на живот и замерла, улыбка ушла с её лица, глаза остановились на чём-то на берегу.

Полина настороженно обернулась. У кромки воды стояло двое мужчин, один в знакомых драных джинсах и с распахнутой на груди рубахой.

– Ты ждала его здесь встретить?

– Нет, – покачала головой Сафи.

– Выйдем?

– Нет, – снова отказалась девушка и отвернулась от берега.

Ни один из двоих на берегу не был адептом Воды, а девушки были почти на середине озера.

Наконец, знакомый адепт Огня скинул рубашку и сапоги и вошёл в воду. Плавать он всё-таки умел, хотя и было заметно, что даётся ему это не так уж просто. Чуть-чуть не доплыв до девушек, он остановился, довольно часто загребая воду и ничего не говоря. Сафи всё же повернулась к нему.

– Вам лучше выйти на берег, – наконец сказал мужчина, – это место не безопасно.

Сафико нырнула и через секунду появилась в десяти метрах у него за спиной, двигаясь к берегу.

Полина снова пошла пешком, не рискуя лишний раз размахивать руками.

Когда мужчина отфыркиваясь выбрался на берег, Сафи уже была в платье и засовывала в рот виноградины из сумки. Полина заинтересовано наблюдала за ними. Второй мужчина, постарше, с русыми усами, тоже ничего не говорил и только лукаво улыбался, переводя взгляд с товарища на Сафико.

Старый знакомый развёл в стороны руки, но оказался слишком мокрым, чтобы извлечь искру с первой попытки. Наконец пламя шипя вспыхнуло, он приглушил его и горячим свечением высушил себя.

По дороге домой они держались за руки.

У моста к Храму он поцеловал её за ухом и отпустил. Полина пошла следом.

– Не выходите из города одни, – попросил он, когда Сафи уже не могла слышать.

Полина серьёзно посмотрела ему в глаза и кивнула.

Как только большинство обитателей Храма, выпив кефира на сон грядущий, разбрелось по комнатам – сыграть в картишки, надеть пеньюар и наложить крем или выплюнуть в стаканчик вставную челюсть и мирно уснуть, Полина вышла из своей спальни и отправилась старым маршрутом в библиотеку. По дороге ей никто не встретился. На нужном этаже, выставив вперёд руки, она двинулась к последнему ряду шкафов. Стоило до него добраться, рядом вспыхнул услужливый огонёк.

Девушка обвела глазами полку. Книги в потемневшей обложке со стёршимся названием на месте не было. Полка казалась так же туго набитой, как вчера. Но вчера на ней определённо не было «Душа в быту». Полина пролистала странную методичку, прежде чем решительно ухватиться за полку и полезть наверх. Огонь, как и вчера, сопровождал подъём.

На крышке в пыли можно было различить её смазанный силуэт, оставшийся после вчерашней вылазки. Собравшись с духом, Полина для устойчивости на четвереньках перебралась на стеклянный колпак. Неуверенно поднявшись на колени, девушка слегка подёргала решётку на отдушине, но та сидела плотно.

Полина засунула руку в карман комбинезона, извлекая на свет здоровый гвоздь, найденный под лестницей башни Воды. Огонь приблизился, освещая винты. Минут двадцать проковырявшись с ними, Полина, чуть не соскользнув, выдернула решётку. Места, чтобы пролезть было больше, чем достаточно, за решёткой отдушина была в два раза шире прохода.

Девушка перебралась внутрь, на всякий случай приживив на место решётку. Огонёк двинулся впереди по круглой трубе, с какими-то тиснеными изображениями, забитыми пылью. Полина, закрыв рот и нос рукавом, провела рукой с одной стороны. Под слоем пыли скрывался недостоверно изображённый слон, разбрызгивающий во все стороны капли.

Девушка поползла вперёд. Дорога долго оставалась однообразной, наверное, поэтому она не заметила, когда труба стала наклоняться вниз. Наконец, уклон стал слишком значительным, не сообразив вскрикнуть, Полина покатилась навстречу судьбе, какой бы она ни была.

Растревоженный налёт времени гроздьями обваливался следом, обрушиваясь на голову и обсыпаясь за шиворот. Полина без конца чихала. Звук звонко разносился по трубе.

Остановившись, девушка запоздало поняла, что лазая по вентиляции в большом древнем строении, серьёзно рискует трудно сохранённой жизнью. Здесь вполне могло водиться что-то, чего она никогда не видела. Даже если ничего не водилось, можно было не выбраться, слишком утомившись, чтобы преодолеть обратный путь, и медленно умереть от голода там, где бы никто и не подумал искать.

Досадуя на себя, Полина развернулась. Труба была скользкая и крутая, упираясь в стены, девушка смогла подняться на полтора метра. Огонь не светил, и силы покинули её, руки дрогнули, и она плашмя скатилась обратно, беспомощно замерев в пыли, не в состоянии подняться. Огонь снова загорел. Намёк был вполне прозрачен.

Немного отдохнув, она снова развернулась и поползла вперёд. Труба снова шла на одном уровне. Наученная горьким опытом, Полина теперь была настороже и сразу почувствовала, когда пол под руками начал слегка уходить вниз. Она замешкалась, задумавшись, стоит ли усугублять положение. Правда, оставаться здесь было нисколько не лучше. Вздохнув и зажмурившись, девушка подалась вперёд и покатилась вниз. Спуск оказался длиннее, чем в прошлый раз. Стало сыро и прохладно, где-то поблизости девушка уловила звуки потока. Тоннель свернул налево.

Следующий спуск был вертикальным. Огонь повис в середине тёмного круга.

– Это опасно, – возмутилась Полина. Огонь не шелохнулся.

Загнанная в угол девушка задом наперёд сползла в пропасть, в страхе повиснув на руках.

Тут огонь совершил подлый трюк, каких раньше не предпринимал – ширкнул по руке.

– А! – вскрикнула Полина, падая.

Высота оказалась ерундовой. Девушка потёрла ушибленное место и поползла дальше.

Огонёк вдруг потух.

Полина повернулась и соскользнула, ударившись как в первый раз.

Огонь вернулся. Девушка сердито посмотрела на подленькое создание.

Тоннель впервые расходился на два коридора. Источник света, не мешкая, направился в правый. Полина поползла следом. Из левого доносились звуки стремительного водного потока.

Правый коридор привёл в зал, заполненный золотистым светом. В центре его, занимая почти всё место, разместился крупный механизм. Полина поднялась на ноги, обходя его по кругу. Механизм работал. От него к стенам шли толстые провода, они ритмично подрагивали, будто по ним проходил импульс. Приглядевшись, девушка заметила, что стенки механизма тоже двигаются. Внутрь, наружу, внутрь, наружу, как сокращения живых органов. Тут её осенило. Нетипичная форма, сокращения, провода – механизм был огромным сердцем.

Полина снова обошла его по кругу, убеждаясь в своей догадке. Его поверхность была неровной и серой. Девушка опасливо коснулась корпуса пальцем. На пальце осталась пыль. В маленьком отпечатке показался металл медного отлива. Полина заботливо отёрла его от пыли рукавом, по крайней мере, там, где доставала.

– Что он делает? – спросила у себя девушка. Ответа она, конечно, не получила. Постояв рядом ещё немного, она со вздохом встала на четвереньки и вернулась к развилке.

Огонь вернулся. Теперь он повис в левом коридоре.

Света от огня было немного, Полина различала только очертания собственного тела. Коридор будто поглощал свет, стало очень холодно.

За поворотом девушка оглушённо остановилась. Поток цвета морской волны, заполняя весь объём трубы и каким-то чудом не выливающийся туда, где замерла Полина, светясь пронзительно голубым нёсся справа налево. В необычной воде промелькивали огромные пузыри воздуха.

Девушка, в очередной раз рискуя, потянулась к потоку рукой.

Вода не спешила обрушиваться и затоплять все трубы и коридоры, она была мягкой и не казалась холодной.

Полина вытащила руку – она была сухой.

Девушка снова обернулась, представляя какой путь отделял её от крыши шкафа. Другого выхода просто не было, даже если этот поток никуда не выходил. Интуиция подсказывала, что стоило попробовать.

Полина сложила пропылённые руки на лице и нырнула вперёд головой. Поток рванул её с бешеной скоростью, всё, что она успела заметить – что к потоку ведёт не один проход. Пузыри воздуха с бульканьем проносились у ушей, глаза удавалось держать открытыми без напряжения. Вдруг Полина неловко упала на твёрдое. За спиной глухо закрылся проход.

После насыщенного голубого свечения в глазах закрутились пёстрые круги, потом потемнело. Огонь, сопровождавший её, должно быть, не мог путешествовать по потоку и остался в глубине. Это было ничего, на потолке вспыхнул Негаснущий огонь. Девушка лежала на полу у края бассейна, стена сзади казалась монолитной, а чёрный прямоугольник впереди определённо был дверью.

Полина порывисто выдохнула. Эта была одна из ванных, её жизни ничего не угрожало. Девушка сползла в бассейн, тёплая вода, отреагировав на адепта Воды, поднималась со дна. Полина совсем закоченела, на мрачном горизонте замаячила простуда. Было бы неплохо, если бы вода была чуточку погорячее.

Приоткрыв один глаз, Полина почувствовала, что стало теплее.

Наверное, так и должно было быть.

Июль, 11

Полина с трудом приходила в себя, хлопая глазами. На краю кровати, улыбаясь, сидел Стахий.

– Что такое?.. Сколько времени? Какое сегодня число? – на одном дыхании выпалила девушка.

– Всё в порядке, ты проспала только завтрак, – хмыкнул Смотритель. – Устала?

– Да, – не вдаваясь в подробности, подтвердила Полина. – Что-нибудь случилось?

– К счастью, тихо. Пойдём лучше позавтракаем, что-то я опять проголодался.

– Хотел спросить тебя про тренировки, – продолжил Стахий, дождавшись за дверью, когда она оденется. – Захар ведь тебя не перенапрягает?

– Нет.

– Что-то не получилось с первого раза?

Полина задумалась.

– Нет. А что?

Стахий улыбался с таким видом, будто просто радовался хорошей погоде. Он потёр согнутым большим пальцем высокий лоб, собравшийся морщинами:

– Мы с Захаром подозреваем, что это не удача на пустом месте – тебя уже обучали.

Девушка остановилась на ступеньке:

– Это не значит, что я потомственный адепт?

Смотритель продолжал неторопливо спускаться, засунув длинные худые руки в складки материи на боках:

– Возможно. Но тогда мы бы, скорее всего, уже определили, откуда ты. Нас не так много… Есть другие варианты.

– Какие, например? – нахмурилась Полина.

– Ну, – Стахий шумно выдохнул, слегка по-утиному оттопырив губу, – адепты-одиночки, живущие в мире людей, некоторые уединённые сообщества… Они живут вдали не только от цивилизации в привычном понимании, но также и от нас. Когда им встречается адепт, особенно с желательной предрасположенностью, они могут никому не сообщить о нём.

– Что такое желательная предрасположенность?

– Они обычно последователи одной Стихии. В городах мы живём все вместе и, понятное дело, вынуждены отказывать себе в некоторых приятных мелочах ради мирного сосуществования. Но каждый имеет право выбирать, и мы уважаем их желание жить в своей стихии. Иногда там, где они устраиваются, не являющиеся представителями той Стихии могут не выжить – подземные пещеры, вулканы, горы, моря, есть, кажется, даже пара висячих островков. – Внизу лестницы он повернулся к ней лицом, – в пользу сообщества говорит и отсутствие памяти. Религиозный подтекст, – не разъясняя огорошил старец, снова не по-стариковски плавно двигаясь к главному зданию.

Ветер напряжённой кистью сжимал Храм, крепко сдавливая его стены и вминая внутрь стёкла, так сильно, что капли из фонтана на главной площади влетали на кухню, где среди только что вымытых пузатых блестящих боков кастрюль уселся Стахий. Смотритель без церемоний раздвинул локтями важную посуду и промокнул щеку, на которую неожиданно капнуло с улицы. Худосочная и востроносая Луиза Ивановна, чаще пребывающая в кухне с информационной целью, чем помогающая поварихе Маше, боролась с незакрывающимся французским окном – ветер вламывался внутрь, как бесцеремонный и неприятный гость.

Полина с тревогой наблюдала за борьбой. Шторы, привязанные тесёмками, чтобы не мешаться и скрывать меню от взглядов снаружи, сорвались с места и ожесточённо хлестали женщину по рукам. Наконец, вся растрёпанная и чахоточно красная, Луиза Ивановна справилась и, запыхавшись, упала на стул, обмахиваясь белым носовым платком размером с четвертушку скатёрки.

– Значит, можно выяснить откуда я? – взволновано спросила девушка, отворачиваясь от окна. – Ну, теоретически…

Стахий уже повернулся к ней спиной и, не вставая с табуретки, согнувшись копался в одном из ящиков, не давая Маше себя обойти. Повар притопывала ногой с какой-то тяжелой на вид бадьёй навесу, лицо наливалось краской, то ли от напряжения, то ли от сдержимаевого раздражения. Старец неторопливо ворошил содержимое полок, там позвякивало, шуршало и хрустело. Обнаружив какой-то пакет, он выпрямился на табурете и улыбнулся скрипящей зубами Маше, будто и не подозревал, что мешает ей. Повернувшись к Полине, он улыбнулся шкодливо и лукаво, снова не по-стариковски.

Стахий поставил на стол пару глубоких мисок и насыпал в них хлопья из пакета. Полина терпеливо дождалась, когда он неторопливо поднявшись на ноги, совершив самые медленные четыре шага в её краткой памяти, достанет из невероятно старого холодильника бутыль с молоком, превзойдёт свой рекорд, сделав вместо четырёх шагов в обратную сторону пять ещё более медленных, и, довольно вздохнув, усядется на табуретку.

– Боюсь, выяснять это придётся как раз практически.

Полина вопросительно вздёрнула бесцветные, чуть проступившие над глазами брови.

– Чтобы узнать что-то у этих адептов, приходится посещать их лично там, где они живут. Они иногда стирают последователям память, чтобы они не рассказали, что увидели и узнали в общине.

– Разве это нормально? – возмутилась Полина, принимая из его руки ложку.

– С какой стороны посмотреть, – пожал плечами Смотритель, – я этого не одобряю. Однако мало ли до чего они дошли в многонедельных медитациях, может, нам этого действительно знать не следует.

На ум пришла книга с иллюстрациями. Странно, ведь делась же она куда-то.

– Ты действительно веришь, что меня воспитывали в одном из этих… сообществ? – с недоверием оценивая вариант, покачала головой Полина.

Стахий засунул в рот ложку и заговорил с набитым ртом:

– Я пытаюш найти рациональный вариант.

У Полины до сих пор были иные представления о рациональности. Она потрогала кончиком ложки хлопья в молоке, наблюдая, как они медленно раскисают.

– Объяснения ищут, когда что-то не состыковывается. Со мной что-то не так?

Девушка требовательно искала ответ в его лице, но глаза старика смотрели в тарелку.

– Некоторые навыки требуют лет тренировки, – сказав это, он замолчал, забыв про еду и слегка улыбаясь, пристально вглядываясь в её лицо.

– Я говорил, что ты талантлива, – продолжил старец, – даже сказал как-то, что талантливей меня. Я несколько самолюбив, но мне было приятно тебе польстить. Благодаря своему положению я могу не утруждать себя обучением неопытных адептов, но зато когда я всё же решаю заняться этим, я выбираю лучших из лучших. Я обучал Прохора, обучал Игоря…. Ты знаешь его, он неравнодушен к твоей подруге. Бесконечные тренировки с четырёх лет, и вот теперь они те, кто они есть. Никто, кроме меня не посмеет назвать их бездарями, а я, не отрицаю, делал это часто и до сих пор иногда могу не выдержать. Ты не была сильнее их, когда оказалась здесь. Я передал тебя Захару, руководствуясь тем, что он врач и куда терпеливей меня обращается с учениками. Однако Захару пришлось бороться с удивлением. Он не показывал пример, просто говорил, что делать, и ты делала. Я верю в чудеса, но до определённой степени – то, что ты делаешь, ты делаешь не в первый раз. Тебя учили, ты тренировалась, раз за разом повторяла каждое движение, уже отшлифованное, до бесконечности, пока оно не отпечатается на подкорке, – он указал пальцем на свой висок.

Полине было не по себе от его резко посуровевшего взгляда.

– Ты не задумываешься над тем, как что-то надо делать, навыки закреплены до рефлекса, инстинкта. Но в то же время я вижу, что тебя не доучили. Ты на уровне опытного адепта, когда речь идёт о мощи и приёмах, но ты не умеешь сдерживать себя. Твоя сила разбужена, но, когда доходит до дела, это скорее она контролирует тебя, чем ты её. Ты не знаешь, в какой момент она завладеет тобой, и не хочешь ей сопротивляться. Мне пришлось вмешаться в твоё обучение. И я чувствовал, как ты злишься глубоко внутри, паникуешь… Мы сделали твои занятия наиболее безобидными, чтобы не освежать твою память… Скажи мне сейчас, что у тебя на уме? Не прислали ли тебя, чтобы причинить кому-то зло?

Сердце бухнуло о рёбра. С его ударом Полина вдруг вспомнила, как 8 июля чужая воля двигала ей, вспомнила, как её мучило осознание этого, как она нервничала, пыталась оповестить кого-то и какой ответ получила, вспомнила, как привязала себя к кровати, а потом в какой-то момент воспоминания о контроле стёрлись. Не забылись, а исчезли.

Полина напугано смотрела на строгое лицо напротив, сверлящее пронзительными глазами:

– Нет. Я никому не хочу зла.

БУХ.

Девушка вспомнила, что нужно дышать.

БУХ.

Воздух с едва уловимым хрипом наполнил лёгкие. Кровь стучала в ушах. Частые удары перемежались с оглушительным сердцем.

Бух-бух-бух-БУХ-бух-бух-бух-БУХ-бух-бух-бух-БУХ…

– Ты нестабильна, – Стахий холодно смотрел ей в глаза, – но варианта нет.

Сказав это, он резко встал и вышел из кухни.

Полина заморожено застыла, не донеся ложку до рта. Рука занемела навесу. Девушка опустила её, потеряв аппетит.

Ветер свирепо ломился внутрь, угрожая выбить стекло. Он выл, почти рычал. Полина зажала уши ладонями, уперев глаза в стол.

Она подчинялась чужой воле, даже не думая об этом. Её не настораживало, когда приходилось делать странное, чего ей делать было не с чего… Влияние ломало инстинкт самосохранения, и не сразу, постепенно, но решительно, по шагу, с расчётом, за короткий период… Чья-то бессловесная всеподавляющая воля. Существо, которому она принадлежала, было чем-то чудовищным. Оно всё знало…

Знало любое её действие, желание, мысль… контролировало всё!

Слёзы созрели в глазах, но капли не сбегали.

Скованная страхом, она тяжело поднялась с места и, ломано, неестественно двигаясь, пошла в свою комнату, низко опустив голову. Полина чувствовала себя тенью, истончающейся при свете солнца. С момента, как она очнулась и начала заново писать историю своей жизни, каждая новость, каждый новый факт о себе, который она получала, делал её меньше, ничтожнее. Свет чужих глаз касался её бледных тайн, скрытых от неё самой во тьме лабиринтов её боли, неизвестных мотивов, за несгибаемой волей неизвестного существа. И она таяла под этим светом, виноватая сама не знающая в чём.

Что значил огонь, появляющийся, когда нужно? Может ли кто-то создавать огонь вдали от себя? Так точно направлять его? Видеть его, находясь где-то далеко? Может ли всё это какой-то адепт Воды? Огонь и Вода. Как холод и жара, чёрное и белое. Силы, вызывающие их, непохожи. Выдающиеся адепты способны совмещать две Стихии, Земля и Вода, Вода и Воздух, Огонь и Воздух, Огонь и Земля, но никогда Огонь и Вода. Никто бы не решился попробовать, никто бы… не смог…

Полина остановилась у моста к башне, не решаясь выйти в одиночестве. Ветер отыгрывался на нём за свою провальную осаду. Каменные стены не поддавались, зато мост с высокими пустыми арками, начинающимися у пояса, был беззащитен.

Кое-кто мог не только Огонь и Воду.

Соединение силы, подавляющей воли, способности видеть невидимое, знать мысли и желания, предугадывать действия, вводить в заблуждение, не обманывая, стирать память, калечить и убивать.

Июль, 12

В башне было холодно, как всегда. Ветер снаружи стих, но внутри нисколько не потеплело. Стены были слишком толстые и всегда куда охотнее промерзали, чем прогревались. Они были холодными даже на вид, серые, тёмные, в разводах от сырости.

Полину нашли под лестницей, без сознания, замёрзшую, и приговорили к возобновлению постельного режима. Захар, хмурясь, подозревал ещё какое-то пищевое отравление, хотя девушка почти ничего не ела с прошлого вечера, а из симптомов наблюдалось только головокружение, кружащее заодно и ноги.

Девчонка куталась в пёстрое одеяло в безуспешной попытке согреться и уснуть. Её ничто не утешало, сон не приходил, а каждая минута бодрствования была заполнена паникой и безысходностью. Она садилась на кровати и долго смотрела в одну точку на полу, поднимала глаза на Сафико, пугала её, пристально таращась линялыми бледными в её наполненные слезами, жизнью и страхом, её губы подрагивали, будто она хотела что-то сказать, но слова было слишком тяжело выговорить; так ничего и не сказав, она опускала взгляд, горько улыбалась и пряталась с головой в одеяло.

Под одеялом, когда становилось чуть теплее, но слишком душно, чтобы нормально дышать, начинали мучить заживающие ожоги. Они зудели, как миллион комариных укусов. Чесать их было под абсолютным запретом. Стоило задеть ногтем подсохшую сморщенную корочку, и на место зуда придёт боль, сначала резкая, потом монотонная, тягучая, невыносимая. От неё захочется кричать, а когда закончатся силы – скулить, подвывая как раненное животное. В эти минуты мысли о Третьем не изводили её. Что он мог сделать? Всего лишь убить. Гибель переставала казаться ужасной, когда тело истерически требовало себя расцарапать. Полина закрывала глаза и представляла, как хорошенько проходится ногтями по зудящим участкам кожи и ей наконец становится легче. Она убеждала себя, что это помогает. Но потом стало казаться, что по ней что-то бегает. Крошечные лапки насекомых. Это они донимают её. Надо просто их всех стряхнуть и всё пройдёт.

Полина провела рукой по плечу. Ничего. Нужно проверить ещё раз…

Сафи поймала её за руку:

– Ты прекрасно знаешь, что этого нельзя делать.

Полина почувствовала себя виноватой. Зуд не ослабевал. Девушка ворочалась с боку на бок, пыталась убрать подальше от шеи волосы, на самом деле слишком короткие, чтобы быть причиной беспокойства. Фантазии о том, как она чешется, перестали помогать. К вечеру, когда ей пришло в голову, что она доводит себя страхом до сумасшествия, Сафи вдруг сдёрнула с неё одеяло.

– Лучше ты нарушишь постельный режим и спустишься в ванные, чем расчешешь ожоги!

Спуск по лестнице дался почти так же тяжело, как в первый раз. Неудобная винтовая лестница могла побороться с невыносимым зудом в смысле мучительности. Внизу у Полины так кружилась голова, что её стошнило.

На лице Сафи не было брезгливости или раздражения, только сочувствие. Полина униженно расплакалась.

– Прости, – вздохнула Сафико, – ты слишком слаба для этого.

Она дала Полине усесться на землю и отдышаться. Удержать её она бы всё равно не смогла, только поранила бы зазря.

– У меня не было права подвергать тебя такому риску. Нужно было слушаться Захара… какая же я… дура…

Она нервно заламывала руки, ходя из стороны в сторону мимо полупереваренной лужи. Немного понаблюдав за ней, Полина поняла, что её снова мутит.

В дверном проёме появился высокий тёмный силуэт. Сафи растерянно замолчала, загораживая Полину.

– Можно тебе помочь? – это был Игорь. Он обращался только к Сафико. Он так и остановился в проёме, не решаясь зайти на территорию Воды. В его глазах было такое выражение, будто он сам умоляет о помощи, а не предлагает её.

Сафи на секунду обернулась к Полине, продемонстрировав смущённое лицо. Полина пыталась подать знак, чтобы она сказала «нет», слишком унизительно, в таком состоянии перед парнем… Сафико смотрела на неё, но будто не видела.