Любовь, которую ты вспомнишь

Сейчас я влюблялась в поступки нового Диего Солер. В его стойкость перед лицом страшной болезни. В его желании разобраться, а не верить все подряд. В его стремление наверстать упущенное время с сыном.

Да, я влюблялась в Диего-отца, а не Диего-знойного красавчика. И это, без сомнений, были абсолютно новые чувства.

Которые никак не отменяли того факта, что просто держаться за ручки и дарить друг другу поцелуи с объятиями мне было недостаточно.

Особенно когда Диего находился в паре метров от меня.

Впервые за все время пребывания в Испании разум и сердце сходились в мыслях, закидывая меня доводами, почему в моих желаниях нет ничего зазорного.

Мы взрослые люди. Мы не обязаны ни перед кем отчитываться, кому-то что-то объяснять или просить разрешения. Мы объективно можем оценить, когда влечение – это чистая похоть, а когда – внутреннее стремление быть ближе не только физически.

Разумеется, к этому добавлялся и тот факт, что мы все еще женаты, а еще наличие у нас общего ребенка. То есть мы уже спали вместе, и под этим словом подразумевалось вовсе не укрывание одним одеялом.

Объективно, нас тянуло друг к другу. И так же объективно не случится ничего плохого, если мы оба этому влечению поддадимся.

К трем часам ночи согласиться с этим было не сложно. Но вставал другой вопрос: не идти же мне сейчас в спальню Диего с подобными умозаключениями?

Я никогда не была роковой женщиной или коварной соблазнительницей. Я флиртовать-то научилась годам к двадцати, если не позже! И никогда не уговаривала мужчин провести время вместе, всегда получая подобные шаги с их стороны. Поэтому теперь я просто не знала, что должна сказать и сделать, чтобы предложить близость собственному мужу.

Подойти и предложить переспать в открытую? Да я скорее сгорю от стыда!

Надеть самое развратное белье и продемонстрировать его Ди? Боюсь, в моем чемодане нет ничего подходящего под это определение, а в моем сердце – подобной смелости.

Ждать, когда Диего сам решится? Велика вероятность, что мои сомнения к тому моменту сожрут меня изнутри.

Ведь это в моей голове Ди – мой муж, которому я бы хотела хранить верность. Но в его я – почти незнакомка.

Понимая, что пресловутые сомнения выспались, в отличие от меня, я тяжко выдохнула и поднялась на ноги, постаравшись не разбудить сына. К счастью, Алекс всегда радовал меня крепким сном, поэтому даже не вздрогнул, когда я случайно стянула с него часть одеяла. Вернув ее на место, я поцеловала сына в щеку и, накинув халат поверх сорочки, вышла в гостиную часть нашего номера.

Разумеется, никого в ней уже не было. Телевизор был выключен, пульт от него аккуратно лежал на середине журнального столика – в нашем доме Диего оставлял его ровно в том же месте. Из освещения горели только настенные лампы по обе стороны от дивана – мы с Лерой оставляли их в качестве ночника, если ночью Саше вдруг приспичит сходить в туалет. Меня подкупило, что Ди тоже об этом подумал.

Сам Солер, очевидно, уже спал в соседней комнате. Дверь туда была плотно прикрыта, и даже через щелку у пола свет не пробивался, чтобы предположить, будто Ди мучается от бессонницы, как и я.

Глупо было надеяться на иное, но… я почему-то надеялась?

Нельзя было сказать, что я испытала разочарование, но какой-то укол в области сердца ощутила, мысленно сразу же ругая себя за него. Нельзя быть такой наивной, Аня. Нельзя верить собственным мыслям, оторванным от реальности. Нельзя выдавать желаемое за действительное, иначе реальность может очень болезненно ударить по нервам.

И все же меня тянуло – туда, к белоснежной двери, из-за которой не доносилось ни звука. Диего никогда не храпел и даже почти не ворочался во сне, поэтому вряд ли я могла бы услышать что-то подобное. Но все же бесшумно, на одних носочках приблизилась, укладывая ладошку на холодную дверную ручку.

В фильмах в такие моменты к дверному полотну прикладывали пустой стакан – не знаю, насколько это действенный способ подслушивания, я никогда его не использовала, но сейчас огорчилась, что не прихватила с собой ничего.

Ведь тишину нарушало только мое дыхание. И больше ничего.

Настойчивый голос внутри уговаривал войти внутрь. Или хотя бы заглянуть в щелочку, чтобы убедиться – Диего мирно спит, в отличие от меня, чтобы завтра утром проснуться свежим и полным сил, а не полусонным чучелом с синяками под глазами. Это ведь так просто – чуть надавить пальцами и толкнуть дверь вперед: пары сантиметров было бы достаточно.

Это же наш Ди, поддакивал разум окрыленному сердцу.

Но я так и не смогла поддаться этим уговорам.

Я не хотела выглядеть в глазах мужа сталкером, караулящим его во сне. И будить Диего своим визитом не хотела, ведь наутро у Солер наверняка запланировано много дел.

Поэтому я отодвигала свои желания в сторону одновременно с тем, как отступала на шаг вглубь гостиной. Быть эгоисткой я тоже пока не научилась, хотя Лерка постоянно твердила, что в разумных пределах самолюбие мне даже полезно.

Но не сегодня. Работой над собой я займусь как-нибудь потом, когда мое очередное испанское приключение подойдет к концу или хотя бы получит какой-то определенный статус. А пока я просто глотну воды, сделаю дыхательную гимнастику, как советовал когда-то мой психолог, и попытаюсь уснуть. Возможно, мне повезет достаточно, чтобы даже успеть выспаться, ведь учитывая поздний сон Алекса, проснуться он тоже должен не рано.

В кухонной зоне я тихонько открыла шкаф и достала маленькую бутылку воды вместе со стаканом. С трудом, но все же отвинтила крышку. С легким звоном вода наполнила стеклянный бокал, и я сделала несколько жадных глотков, пытаясь охладить не только горло, но и навязчивые мысли.

А потом услышала шорох.

Тихий, едва уловимый.

И с негромким щелчком дверь в спальню Диего распахнулась.

Глава 56

♫ Иван Рейс – Капли

Если еще минуту назад я расстраивалась, что Диего здесь нет, то теперь я сходила с ума от его присутствия. Потому что этот Ди – чуть растрепанный, в одних боксерах, сидящих так низко на бедрах, что это до восхищения неприлично, – был таким домашним, родным и любимым, что я терялась между воспоминаниями, реальностью и топившем меня смущением.

Он ведь понимал, что в таком виде показываться на глаза женщине просто противозаконно? Даже если она – твоя жена?

– Не спишь? – чуть хрипло поинтересовался Диего, добивая меня еще и хриплыми интонациями в голосе.

Каждый сантиметр моего тела покрылся мурашками. А тепло из области сердца быстро начало перемещаться куда-то вниз.

Сил на то, чтобы выдавить из себя хоть слово, я не нашла и просто отрицательно дернула головой.

Ди промолчал, изучая меня взглядом, больше похожим на рентген. Я одновременно жалела, что стою перед ним в тонком шелковом халате длиной до колен, а не махровом отельном, который был мне велик как минимум сантиметров на десять. И ругала себя, что мой ночной комплект совершенно простой, без провокационных разрезов, кружев или рисунков.

Но Солер видел меня насквозь. Медленно скользил глазами вниз от моего лица до коленок и пальцев ног, чтобы так же неторопливо вернуться назад. Мне с трудом удавалось стоять на месте под этим взглядом, а не дрожать от желания, стеснения и женского удовлетворения, когда с головой накрывало пониманием, что стоящий напротив мужчина совершенно точно к тебе что-то испытывал.

– Что-нибудь хочешь? – мой голос звучал глухо, но иначе просто не получалось. Во рту пересохло до такой степени, что хотелось одновременно и сглотнуть, и облизать сухие губы, но я боялась. Боялась, что это покажется провокацией, намеком, который Диего поймет не так. И уйдет. Или поддастся – не знаю, какой из вариантов меня устроил бы больше. – Воды?

Отвернулась к столу, лишь бы не пожирать глазами его обнаженный торс. Боже, ведь нельзя быть таким красивым! И таким знакомым. Я же знала каждую черточку на этой груди, каждую мышцу, каждый изгиб. Пальцы зудели от желания дотронуться, проверить, так ли правдивы воспоминания, но я упорно занимала их хоть чем-то, только бы не сорваться.

Потому что больше всего мне хотелось именно этого – сорваться, затащить Диего в отдельную спальню, отдельную постель и не выходить оттуда до самого утра.

– Хочу, – раздавшийся точно за спиной голос заставил вздрогнуть. – Но не воды. Я хочу тебя, Ана.

Он стоял так близко, что я чувствовала, как жар его кожи проникал под мой халат. Словно между нами и вовсе не было никакой лишней ткани, словно Ди ее всю растопил, расплавил, сжег. Как и мое сердце, которое сейчас заходилось в тахикардии.

Он не дотрагивался до меня, даже пальцем не пошевелил, словно давал возможность выбрать. Определиться, хочу ли я того же. Не касался, чтобы его руки не влияли на мое решение.

Но зачем руки, когда я ощущала взгляд Диего не хуже скользящих по коже пальцев? Когда его дыхание шевелило волосы у меня на затылке? Когда его запах заменял мне воздух?

Дрожащими пальцами отодвинула бокал подальше и резко развернулась. Мне нужно было видеть его глаза, я должна была понимать, что это – минутное помутнение моего разума? Слуховые галлюцинации? Помешательство? Может, Диего сказал что-то вроде «да, налей мне побольше», а я восприняла не так?

– Ди, – выдохнула, готовая признать свою никчемность, но не успела даже поднять взгляд.

Диего обрушился на меня, как цунами. Накрыл с головой своим напором, своим желанием, своей страстью. Он и так стоял слишком близко, а сейчас между нами не было ни миллиметра свободного пространства, столь сильно его мощные руки прижимали меня к не менее мощному телу.

Его губы терзали мои. Они не спрашивали разрешения, они брали ровно то, чего хотели сами, а я просто не находила в себе сил сопротивляться. Мне даже не приходилось задумываться, прежде чем отвечать. Все происходило само: инстинктивно, покорно. Привычно.

Его руки крепко держали меня за талию, будто боялись отпустить. Только я не хотела, чтобы он меня отпускал, и готова была умолять об этом. Но мой рот оказался занят чужим языком, и выгонять его ради уточнений не имелось никакого желания.

Было другое желание, которому я безвольно поддавалась: трогать, гладить, сжимать. Плечи Ди такие же крепкие. Его грудные мышцы рельефные даже больше, чем я помнила. Его пресс каменный, с едва заметными кубиками, грани которых я очерчивала пальцами, останавливаясь лишь тогда, когда путь преградила ткань.

Но сомнение просуществовало не дольше одного удара сердца, и когда руки Диего скользнули ниже, я ответила на его дерзость такой же смелостью. Его стон слился с моим, и мир сузился до этого мгновения.

В голове не осталось ни одной мысли. Уговоры? Размышления? Неуверенность? Не было ничего, кроме безумного, оглушительного крика «Мой, мой, мой!». Мое сердце стучало с этим звуком. В мои легкие проникал не воздух, а осознание, что я сгорала в руках Ди. Мое тело жило только во имя его.

Я старалась быть ближе, насколько это возможно. Жалась к его груди, забиралась под белье, стонала в губы. И каждым своим движением молила, чтобы он не отпускал.

Диего и не отпускал. Более того, он подтягивал меня вверх, вынуждая обхватить его талию ногами, и уносил в ту часть номера, что я выделила ему на эту ночь. И при этом целовал, целовал, целовал… губы, щеки, подбородок, шею. Клеймил каждым поцелуем, заставлял умирать и возрождаться.

Он опустил меня на кровать так осторожно, словно я – фарфоровая статуэтка. Но уже в следующую секунду накрыл собой, давая прочувствовать весь его немалый вес. Я бы разлетелась под ним на осколки, если бы он этого захотел. Нужно было только попросить.

–Ты сводишь меня с ума, – по-испански шептал Ди мне в губы, заставляя мое сердце сжиматься от возникших перед глазами флешбеков.

Словно не было пяти долгих лет. Словно вот он, прекрасный Диего Солер, посреди аэропорта Барселоны говорит мне те же слова. Или он же, но позже, в нашей постели доказывает, как скучал, признаваясь в своем сумасшествии. А потом, на берегу моря, надевая мне на палец обручальное кольцо, добавляет те же слова в свою брачную клятву.

Я бы заплакала. Но Ди будто почувствовал смену настроения и сразу поспешил меня отвлечь, скользя губами по ключице. Мне хотелось кричать от нахлынувших чувств, но на краю сознания билась мысль, что в соседней комнате спит наш сын, и будет очень несвоевременно, если он проснется. Поэтому я сдерживала себя, выдавая сквозь сжатые губы лишь стоны, переходящие во всхлипы.

Даже если Диего меня не помнил, это не мешало ему с точностью до нанометра угадывать все мои эрогенные зоны и стимулировать их так, чтобы заставять меня гореть еще больше. Грудь, живот, бедра – ему даже одежда не мешала, Ди просто сдвигал мешающийся кусок ткани в сторону и целовал, кусал, царапал своей щетиной. Ему не мешали ни мои руки, запутавшиеся в его волосах, ни извивающееся под ним тело. А я плавилась, умирала каждую секунду, чтобы с новым вздохом вновь почувствовать себя живой.

Я честно пыталась найти того, кто заставил бы меня ощущать если не то же самое, то хотя бы похожее. Но сейчас поняла, что все было напрасно: ни один из мужчин на всей планете никогда бы не сравнился с моим мужем. Даже не приблизился в умении свести меня с ума и вознести тем самым на вершину блаженства.

– Ана, – всего лишь выдох, а по моей коже расползались мурашки удовольствия и собирались вместе в самом низу живота, пока Ди стягивал с меня белье.

Те две секунды, на которые он отстранился, чтобы стянуть свои боксеры, казались мне Адом на земле. Адом, наполненным холодом и одиночеством. Но Диего склонился, и это ощущение прошло так же быстро, как и возникло.

Его губы тянулись к моим. Тело прижималось так близко, что уже невозможно было различить, где заканчивалась я и начинался он, но я поддавалась порыву и заставляла Ди сесть, надавив на его плечи. Непонимание в голубых глазах быстро сменилось пожаром, когда я уселась сверху.

Я помнила, как ему нравилось. И я хотела, чтобы он тоже это знал.

Слезы все-таки брызнули из глаз, когда между нами не осталось ни расстояния, ни преград. Господи, как я скучала по этому – по нему, по его близости, по его рукам, губам и запаху. Как умирала, понимая, что никогда больше не испытаю этого единения, близости с тем, кого боготворила. И как теперь умирала, понимая, что он – здесь. Со мной. Во мне.

Мои бедра двигались навстречу его, мои руки скользили по его плечам, щекам, волосам, пока Ди целовал шею и грудь. Тонкие ручейки на щеках не мешали ни мне, ни ему – Диего просто собирал их губами, но ни о чем не спрашивал. Понимал, наверное. И не останавливался.

Он отбирал инициативу так естественно, что я лишь подстраивалась под его ритм. Его рот воровал мои стоны, а плечи покорно принимали награду в виде царапин от моих ногтей. Он позволял мне вести в этом танце, но внимательно контролировал каждое мое действие. И даже не догадывался, как мне нравилась эта его властность.

Всю свою внешнюю безэмоциональность Диего с лихвой компенсировал в близости. Он всегда таким был: немного безудержным, немного диким, немного животным. И когда спустя пару минут он резко опрокидывал меня на лопатки, я этому не удивилась. Я ждала этого – взрыва, срыва, безумства. И вот она: моя любимая часть, где Ди становился жадным и нетерпеливым.

Он больше не был озабочен моим удовольствием. Его губы не столько целовали, сколько кусали. В его пальцах была сила, но и бережность – как будто он собирал рассыпавшиеся звезды. Его движения стали резче, порывистее, словно он боялся, что я исчезну, если он замедлится.

Ана, Ана, Ана. Я не была уверена, что Диего осознавал, насколько часто произносил мое имя – ту самую его версию, которую я любила больше всех. Но я слышала его шепот. Чувствовала его в каждом прикосновении, в каждом вдохе и каждом движении навстречу.

Ему вторило мое сердце: Ди, Ди, Ди.

И когда мир взорвался светом, я ощутила – он все еще мой, как и пять лет назад.