Любовь, которую ты вспомнишь

В фильмах в такие моменты к дверному полотну прикладывали пустой стакан – не знаю, насколько это действенный способ подслушивания, я никогда его не использовала, но сейчас огорчилась, что не прихватила с собой ничего.

Ведь тишину нарушало только мое дыхание. И больше ничего.

Настойчивый голос внутри уговаривал войти внутрь. Или хотя бы заглянуть в щелочку, чтобы убедиться – Диего мирно спит, в отличие от меня, чтобы завтра утром проснуться свежим и полным сил, а не полусонным чучелом с синяками под глазами. Это ведь так просто – чуть надавить пальцами и толкнуть дверь вперед: пары сантиметров было бы достаточно.

Это же наш Ди, поддакивал разум окрыленному сердцу.

Но я так и не смогла поддаться этим уговорам.

Я не хотела выглядеть в глазах мужа сталкером, караулящим его во сне. И будить Диего своим визитом не хотела, ведь наутро у Солер наверняка запланировано много дел.

Поэтому я отодвигала свои желания в сторону одновременно с тем, как отступала на шаг вглубь гостиной. Быть эгоисткой я тоже пока не научилась, хотя Лерка постоянно твердила, что в разумных пределах самолюбие мне даже полезно.

Но не сегодня. Работой над собой я займусь как-нибудь потом, когда мое очередное испанское приключение подойдет к концу или хотя бы получит какой-то определенный статус. А пока я просто глотну воды, сделаю дыхательную гимнастику, как советовал когда-то мой психолог, и попытаюсь уснуть. Возможно, мне повезет достаточно, чтобы даже успеть выспаться, ведь учитывая поздний сон Алекса, проснуться он тоже должен не рано.

В кухонной зоне я тихонько открыла шкаф и достала маленькую бутылку воды вместе со стаканом. С трудом, но все же отвинтила крышку. С легким звоном вода наполнила стеклянный бокал, и я сделала несколько жадных глотков, пытаясь охладить не только горло, но и навязчивые мысли.

А потом услышала шорох.

Тихий, едва уловимый.

И с негромким щелчком дверь в спальню Диего распахнулась.

Глава 56

♫ Иван Рейс – Капли

Если еще минуту назад я расстраивалась, что Диего здесь нет, то теперь я сходила с ума от его присутствия. Потому что этот Ди – чуть растрепанный, в одних боксерах, сидящих так низко на бедрах, что это до восхищения неприлично, – был таким домашним, родным и любимым, что я терялась между воспоминаниями, реальностью и топившем меня смущением.

Он ведь понимал, что в таком виде показываться на глаза женщине просто противозаконно? Даже если она – твоя жена?

– Не спишь? – чуть хрипло поинтересовался Диего, добивая меня еще и хриплыми интонациями в голосе.

Каждый сантиметр моего тела покрылся мурашками. А тепло из области сердца быстро начало перемещаться куда-то вниз.

Сил на то, чтобы выдавить из себя хоть слово, я не нашла и просто отрицательно дернула головой.

Ди промолчал, изучая меня взглядом, больше похожим на рентген. Я одновременно жалела, что стою перед ним в тонком шелковом халате длиной до колен, а не махровом отельном, который был мне велик как минимум сантиметров на десять. И ругала себя, что мой ночной комплект совершенно простой, без провокационных разрезов, кружев или рисунков.

Но Солер видел меня насквозь. Медленно скользил глазами вниз от моего лица до коленок и пальцев ног, чтобы так же неторопливо вернуться назад. Мне с трудом удавалось стоять на месте под этим взглядом, а не дрожать от желания, стеснения и женского удовлетворения, когда с головой накрывало пониманием, что стоящий напротив мужчина совершенно точно к тебе что-то испытывал.

– Что-нибудь хочешь? – мой голос звучал глухо, но иначе просто не получалось. Во рту пересохло до такой степени, что хотелось одновременно и сглотнуть, и облизать сухие губы, но я боялась. Боялась, что это покажется провокацией, намеком, который Диего поймет не так. И уйдет. Или поддастся – не знаю, какой из вариантов меня устроил бы больше. – Воды?

Отвернулась к столу, лишь бы не пожирать глазами его обнаженный торс. Боже, ведь нельзя быть таким красивым! И таким знакомым. Я же знала каждую черточку на этой груди, каждую мышцу, каждый изгиб. Пальцы зудели от желания дотронуться, проверить, так ли правдивы воспоминания, но я упорно занимала их хоть чем-то, только бы не сорваться.

Потому что больше всего мне хотелось именно этого – сорваться, затащить Диего в отдельную спальню, отдельную постель и не выходить оттуда до самого утра.

– Хочу, – раздавшийся точно за спиной голос заставил вздрогнуть. – Но не воды. Я хочу тебя, Ана.

Он стоял так близко, что я чувствовала, как жар его кожи проникал под мой халат. Словно между нами и вовсе не было никакой лишней ткани, словно Ди ее всю растопил, расплавил, сжег. Как и мое сердце, которое сейчас заходилось в тахикардии.

Он не дотрагивался до меня, даже пальцем не пошевелил, словно давал возможность выбрать. Определиться, хочу ли я того же. Не касался, чтобы его руки не влияли на мое решение.

Но зачем руки, когда я ощущала взгляд Диего не хуже скользящих по коже пальцев? Когда его дыхание шевелило волосы у меня на затылке? Когда его запах заменял мне воздух?

Дрожащими пальцами отодвинула бокал подальше и резко развернулась. Мне нужно было видеть его глаза, я должна была понимать, что это – минутное помутнение моего разума? Слуховые галлюцинации? Помешательство? Может, Диего сказал что-то вроде «да, налей мне побольше», а я восприняла не так?

– Ди, – выдохнула, готовая признать свою никчемность, но не успела даже поднять взгляд.

Диего обрушился на меня, как цунами. Накрыл с головой своим напором, своим желанием, своей страстью. Он и так стоял слишком близко, а сейчас между нами не было ни миллиметра свободного пространства, столь сильно его мощные руки прижимали меня к не менее мощному телу.

Его губы терзали мои. Они не спрашивали разрешения, они брали ровно то, чего хотели сами, а я просто не находила в себе сил сопротивляться. Мне даже не приходилось задумываться, прежде чем отвечать. Все происходило само: инстинктивно, покорно. Привычно.

Его руки крепко держали меня за талию, будто боялись отпустить. Только я не хотела, чтобы он меня отпускал, и готова была умолять об этом. Но мой рот оказался занят чужим языком, и выгонять его ради уточнений не имелось никакого желания.

Было другое желание, которому я безвольно поддавалась: трогать, гладить, сжимать. Плечи Ди такие же крепкие. Его грудные мышцы рельефные даже больше, чем я помнила. Его пресс каменный, с едва заметными кубиками, грани которых я очерчивала пальцами, останавливаясь лишь тогда, когда путь преградила ткань.

Но сомнение просуществовало не дольше одного удара сердца, и когда руки Диего скользнули ниже, я ответила на его дерзость такой же смелостью. Его стон слился с моим, и мир сузился до этого мгновения.

В голове не осталось ни одной мысли. Уговоры? Размышления? Неуверенность? Не было ничего, кроме безумного, оглушительного крика «Мой, мой, мой!». Мое сердце стучало с этим звуком. В мои легкие проникал не воздух, а осознание, что я сгорала в руках Ди. Мое тело жило только во имя его.

Я старалась быть ближе, насколько это возможно. Жалась к его груди, забиралась под белье, стонала в губы. И каждым своим движением молила, чтобы он не отпускал.

Диего и не отпускал. Более того, он подтягивал меня вверх, вынуждая обхватить его талию ногами, и уносил в ту часть номера, что я выделила ему на эту ночь. И при этом целовал, целовал, целовал… губы, щеки, подбородок, шею. Клеймил каждым поцелуем, заставлял умирать и возрождаться.

Он опустил меня на кровать так осторожно, словно я – фарфоровая статуэтка. Но уже в следующую секунду накрыл собой, давая прочувствовать весь его немалый вес. Я бы разлетелась под ним на осколки, если бы он этого захотел. Нужно было только попросить.

–Ты сводишь меня с ума, – по-испански шептал Ди мне в губы, заставляя мое сердце сжиматься от возникших перед глазами флешбеков.

Словно не было пяти долгих лет. Словно вот он, прекрасный Диего Солер, посреди аэропорта Барселоны говорит мне те же слова. Или он же, но позже, в нашей постели доказывает, как скучал, признаваясь в своем сумасшествии. А потом, на берегу моря, надевая мне на палец обручальное кольцо, добавляет те же слова в свою брачную клятву.

Я бы заплакала. Но Ди будто почувствовал смену настроения и сразу поспешил меня отвлечь, скользя губами по ключице. Мне хотелось кричать от нахлынувших чувств, но на краю сознания билась мысль, что в соседней комнате спит наш сын, и будет очень несвоевременно, если он проснется. Поэтому я сдерживала себя, выдавая сквозь сжатые губы лишь стоны, переходящие во всхлипы.

Даже если Диего меня не помнил, это не мешало ему с точностью до нанометра угадывать все мои эрогенные зоны и стимулировать их так, чтобы заставять меня гореть еще больше. Грудь, живот, бедра – ему даже одежда не мешала, Ди просто сдвигал мешающийся кусок ткани в сторону и целовал, кусал, царапал своей щетиной. Ему не мешали ни мои руки, запутавшиеся в его волосах, ни извивающееся под ним тело. А я плавилась, умирала каждую секунду, чтобы с новым вздохом вновь почувствовать себя живой.

Я честно пыталась найти того, кто заставил бы меня ощущать если не то же самое, то хотя бы похожее. Но сейчас поняла, что все было напрасно: ни один из мужчин на всей планете никогда бы не сравнился с моим мужем. Даже не приблизился в умении свести меня с ума и вознести тем самым на вершину блаженства.

– Ана, – всего лишь выдох, а по моей коже расползались мурашки удовольствия и собирались вместе в самом низу живота, пока Ди стягивал с меня белье.

Те две секунды, на которые он отстранился, чтобы стянуть свои боксеры, казались мне Адом на земле. Адом, наполненным холодом и одиночеством. Но Диего склонился, и это ощущение прошло так же быстро, как и возникло.

Его губы тянулись к моим. Тело прижималось так близко, что уже невозможно было различить, где заканчивалась я и начинался он, но я поддавалась порыву и заставляла Ди сесть, надавив на его плечи. Непонимание в голубых глазах быстро сменилось пожаром, когда я уселась сверху.

Я помнила, как ему нравилось. И я хотела, чтобы он тоже это знал.

Слезы все-таки брызнули из глаз, когда между нами не осталось ни расстояния, ни преград. Господи, как я скучала по этому – по нему, по его близости, по его рукам, губам и запаху. Как умирала, понимая, что никогда больше не испытаю этого единения, близости с тем, кого боготворила. И как теперь умирала, понимая, что он – здесь. Со мной. Во мне.

Мои бедра двигались навстречу его, мои руки скользили по его плечам, щекам, волосам, пока Ди целовал шею и грудь. Тонкие ручейки на щеках не мешали ни мне, ни ему – Диего просто собирал их губами, но ни о чем не спрашивал. Понимал, наверное. И не останавливался.

Он отбирал инициативу так естественно, что я лишь подстраивалась под его ритм. Его рот воровал мои стоны, а плечи покорно принимали награду в виде царапин от моих ногтей. Он позволял мне вести в этом танце, но внимательно контролировал каждое мое действие. И даже не догадывался, как мне нравилась эта его властность.

Всю свою внешнюю безэмоциональность Диего с лихвой компенсировал в близости. Он всегда таким был: немного безудержным, немного диким, немного животным. И когда спустя пару минут он резко опрокидывал меня на лопатки, я этому не удивилась. Я ждала этого – взрыва, срыва, безумства. И вот она: моя любимая часть, где Ди становился жадным и нетерпеливым.

Он больше не был озабочен моим удовольствием. Его губы не столько целовали, сколько кусали. В его пальцах была сила, но и бережность – как будто он собирал рассыпавшиеся звезды. Его движения стали резче, порывистее, словно он боялся, что я исчезну, если он замедлится.

Ана, Ана, Ана. Я не была уверена, что Диего осознавал, насколько часто произносил мое имя – ту самую его версию, которую я любила больше всех. Но я слышала его шепот. Чувствовала его в каждом прикосновении, в каждом вдохе и каждом движении навстречу.

Ему вторило мое сердце: Ди, Ди, Ди.

И когда мир взорвался светом, я ощутила – он все еще мой, как и пять лет назад.

Глава 57

Диего Солер

Я собирался сделать все иначе. Не спешить, не набрасываться на Анну, как голодный зверь. Я планировал сводить ее на свидание: настоящее, где были бы только мы – уверен, ради такого Хави с радостью согласился бы присмотреть за Алексом. Или пригласил бы сына и его мать снова провести со мной выходные, а там бы уложил малыша спать и устроил Ане вечер при свечах с видом на море.

Клянусь, у меня в голове было множество идей, как подвести наши отношения к постели – плавно, не торопясь, давая нам обоим привыкнуть к новым нам.

Но стоило только увидеть Анну с другим мужчиной, как желание немедленно присвоить эту женщину себе во всех смыслах снесло мне голову.

Я никогда не ревновал своих избранниц. Я спокойно относился к тому, что моя спутница могла уделить внимание другому мужчине, не злился, если в этом общении проскакивал флирт или намеки на него. Я не был собственником или тираном, чтобы запрещать что-то или ставить какие-то условия той, что была рядом.

Елена и вовсе купалась в мужских взглядах, что не удивительно, с ее-то внешностью. И на работе, и на приемах, где мы бывали вместе, она раздаривала улыбки и танцы, не говоря уже о своем номере телефона. И что? Меня это никак не задевало. Более того: я не испытывал ровным счетом никаких эмоций по этому поводу. Полный штиль.

С Аной же я чувствовал себя неандертальцем, единственное желание которого – закинуть свою женщину на плечо и спрятать ото всех в собственной пещере. Запереть, присвоить, оставить только себе. Навсегда. Чтобы даже случайно, даже мимоходом никто и никогда не смог на нее покуситься.

С Аной все разумные доводы теряли свое значение. Потому что страх потерять ее или отдать другому мужчине вымораживал меня изнутри.

Наверное, после таких мыслей мужчины и делают своим женщинам предложение руки и сердца. Возможно, именно так же думал и я, когда дарил Анне то самое кольцо, которого теперь на ее пальце не было. Я бы, конечно, с радостью преподнес ей другое, но факта это не отменит: мы уже женаты. Значит, испытать удовлетворение от того, чтобы подарить этой женщине свою фамилию, я уже не смогу.

Ведь она уже Анна Солер. И меня невероятно радовал этот факт.

Но никак не успокаивал взыгравшую ревность.

Наверное, мне следовало разозлиться на Анну и ее «начальника» за устроенный спектакль: именно это злость я и испытал в первые минуты, когда правда вскрылась. Но не в адрес своей жены.

Она выглядела такой удивленной – там, за столом, когда я заявил, что не хочу с ней разводиться. Такой грозной, когда чуть позже поднималась и ставила на место и своего друга с его излишними намеками, и меня с моими взыгравшими эмоциями. А после такой нежной в лифте, когда сжимала мою руку своими тонкими пальчиками, что я заранее простил бы Анне все на свете. Даже если бы Павел оказался кем-то другим, а не мужем ее сестры.

Я бы все равно не отдал ему свою жену. Теперь я смело мог в этом признаться.

А с этим «крестным» я, пожалуй, как-нибудь все-таки поговорю отдельно. По душам. Чтобы он не кидался угрозами и двусмысленными фразами, а зарубил себе на носу: за свою семью я буду стоять горой. В любом вопросе.

Но сегодня вечером все мои мысли были вовсе не об этом. И даже не о сыне, который незаметно стал центром моей вселенной. Нет, сегодня я думал о его матери – такой трогательной, такой желанной. Такой родной.

Я понял это еще вчера, на яхте. Но убедился еще раз, теперь окончательно: не важно, что я помнил, а что – нет. Это никак не меняло моих чувств к Анне. Даже если опустить, вынести нашу историю за рамки, даже если бы ее сын не был моим, а мы просто столкнулись бы в Барселоне несколько недель назад как в первый раз – я бы все равно в нее влюбился.

Потому что невозможно не любить эти глаза, смотрящие на тебя таким чистым, искренним взглядом. В эту улыбку, задевающую самые потаенные струны твоей души. В этот смущенный румянец на круглых щеках.

Я смотрел на Анну и просто не видел чего-то, во что не мог бы влюбиться. Только то, во что влюблялся заново.

Поэтому я согласился остаться сегодня здесь, с ними, хотя ничего не мешало бы мне доехать до дома – благо, в столь поздний час дороги практически пустые, и времени ушло бы не много. Но я не хотел оставлять жену одну.

Я хотел оставить ее себе.

Фильм был предлогом. Объятия были началом. Ее рука в моей руке – только прелюдией, но… я буквально кожей чувствовал, как в голове Анны крутились мысли, и понимал, что если я готов, то она – нет. И с удивлением осознавал, что готов ждать столько, сколько она захочет.

Подобная жертвенность тоже не в моей природе. Я привык брать то, что мне нравилось, и делал это без лишних раздумий. Но с Аной ни один из моих принципов не работал. Точнее, ради нее они готовы были забивать на свою категоричность и идти на компромиссы.

Поэтому я смирился. Поэтому я отпускал Анну вместо того, чтобы прижать ее к себе и утаскивать пусть не в пещеру, но ее подобие. И поэтому же я лежал и пялился в потолок, прокручивая заново все события последних дней, не в силах избавиться от одной мысли: я до дрожи хотел, чтобы Ана принадлежала только мне.

То, что она уже моя жена, значительно развязывало мне руки, потому что сам факт будущего предложения не довлел надо мной. Это пять лет назад я считал пропавшую супругу обузой с юридической точки зрения. А сейчас радовался, что эта женщина – уже моя.

Я не соврал Павлу о том, что развода не будет. Потому что я не собирался разводиться с Анной.

Я собирался уговорить ее стать моей женой в полном смысле этого слова.

Я понимал, что будет тяжело убедить ее бросить свою жизнь в России и перебраться ко мне в Барселону. Допускал, что какое-то время нам придется пожить на расстоянии, но не боялся этого. Я готов был жить в самолете, лишь бы быть рядом со своей семьей как можно чаще. И, возможно, я бы смог вести дела, живя не в Испании. Только бы просыпаться рядом с женщиной, которую я любил.

Об этом я рассуждал, когда услышал, как дверь соседней спальни приоткрылась. Первой мыслью было, что это – Александр, собравшийся в туалет. Но щелчка выключателя не последовало.

А после через щель под дверью я увидел, как свет оставленных мной включенными ламп заслонила чья-то тень.

Я задержал дыхание, прекрасно понимая, кто именно мог стоять по другую сторону. И замер в ожидании, когда Анна зайдет.

Я молил ее об этом. Как наяву видел, как опускалась ручка, и входила она – моя жена. Немного смущенная. Немного стеснительная. Но такая родная.

Однако время шло, а заветного появления так и не случилось. Лишь та самая пресловутая тень в какой-то момент отступила, пропадая насовсем.

Я даже не расстроился. Я – разозлился. На себя, за то, что не подскочил сразу же, не распахнул чертову дверь и не втянул Анну в комнату, отрезая ей всякие пути к бегству. Но когда услышал, как моя женщина тихонько зашуршала в гостиной, понял: судьба давала мне второй шанс. И его я упускать не собирался.

Я планирова быть нежнее. Внимательнее. Романтичнее даже. Но босая Анна, пожиравшая меня глазами, не оставила мне другого выбора. Все заготовленные мысли и установки улетучились из моей головы в тот момент, когда она смутилась и попыталась спрятать глаза. А когда она ответила…

Мне казалось, мир разделился на «до» и «после». Что все, что существовало «до», потеряло всякое значение. Потому что по-настоящему живым я почувствовал себя в тот момент, когда самая невероятная женщина в моей жизни плавилась под моими руками, прижималась ближе ко мне и дарила мне свою ласку.

Я требователен в плане партнерш. Я в жизни и я в постели – это два разных Диего. Но Анну это нисколько не пугало. Она принимала меня любым, она любила меня любым. И это не просто слова – это титаническая уверенность, подкрепленная каждым вздохом, каждым объятием и каждой слезинкой, что я собрал с лица своей жены.

Я понимал, почему она плакала. И обещал себе, что все ее слезы, как и эти, будут только от счастья.

Мне потребовалась пауза, чтобы обуздать свои мысли и перевести дыхание. Я так много хотел сказать той, что прижималась к моему плечу и поглаживала ноготками мою руку. Но пока я все это делал, сам не заметил, как Анна уснула, так и не узнав, что я тоже ее люблю.

Честно. Искренне. С первого взгляда.

Улыбнувшись своим мыслям, я оставил поцелуй на макушке своей жены и пообещал себе, что еще не раз ей признаюсь. И начну это делать с самого утра.

Но я не учел маленькой, но очень важной детали: своего сына.

– Мам? – разбудило меня, казалось, всего через секунду после того, как я уснул. – Мама!

Первой завозилась Анна. Она так и проспала всю ночь, прижимаясь щекой к моей груди, чему я был рад: отпускать ее от себя даже на сантиметр мне не хотелось. И сейчас не хотелось, но я понимал, что Алекс, привыкший спать вместе с мамой, мог быть напуган, проснувшись и не найдя ее рядом с собой.

– Мам! – куда звонче донеслось уже из гостиной.

– Сейчас, – так тихо выдохнула Ана, что и я с трудом услышал, что уж говорить про нашего сына.

– Не надо, – вернув на место привставшую, но так и не открывшую глаз сеньору Солер, произнес я, оставляя быстрый поцелуй на ее губах. – Я сам. Отдыхай.

Я успел заметить слабую улыбку, прежде чем Анна отвернулась, поджав под себя подушку. Видимо, вчерашний вечер и ночь достаточно измотали ее. И я испытывал нечто сродни гордости за то, что приложил к этому руку.

И не только руку.

– Доброе утро! – поздоровался я с сыном, прикрывая за собой дверь. – Мама еще спит. Давай не будем ей мешать?

Алекс стоял посреди комнаты в одной пижаме, прижимал к себе плюшевого зайца и смотрел на меня так, словно увидел того самого деда Мороза, о котором он упоминал в первую нашу встречу. Я понимал, что для детского разума сложно вот так сразу принять тот факт, что я ночевал вместе с ним и его мамой, поэтому я просто стоял и улыбался, давая сыну возможность самому сделать какие-то выводы.

– Пап? – неуверенно произнес Александр и потер кулаком глаза. – Ты что, спал у нас?

Я кивнул и подошел ближе. Алекс на миг перевел взгляд в сторону двери за моей спиной и снова посмотрел на меня, но теперь куда более задумчиво.

– Ты спал с мамой? – убил меня своей непосредственностью прямой детский вопрос.

– Да, – слегка смутившись, ответил я и опустился на корточки рядом с сыном. Он разговаривал со мной серьезно, и я решил ответить ему тем же. – Ты против?

Мои слова заставили Александра задуматься. Он поджал губы и нахмурил брови, выражая разом и недовольство, и занятость анализом новой информации, а потом выдал:

– Мама спит со мной, потому что она меня любит. Но тебя она тоже любит, поэтому будет честно, если она будет спать и с тобой. Иногда.

Такие простые слова, а сколько эмоций они вызывали! Я и сам знал, что именно испытывала ко мне Анна, но получать подтверждение от кого-то еще было невероятно приятно.

Особенно от своего сына.

– Спасибо, – улыбнулся я, потрепав Алекса по волосам. – Так чем мы с тобой займемся, пока мама отдыхает?

Глава 58

Меня разбудил запах кофе.

Он осторожно проникал в комнату, давая разуму неторопливо осознать изменения в обстановке. Сначала – едва уловимый, горьковатый, обволакивающий. Потом гуще, настойчивее, пока не стало ясно: это не сон.

Я приоткрыла глаза. За окном не было привычного полумрака, а сквозь щель в шторах пробивалась узкая полоса света. Сколько же я спала?

Резко сев, я почувствовала, как одеяло сползает вниз по обнаженной коже. И только от этого ощущения – коснувшегося тела воздуха – я вспомнила, что именно вчера произошло.

И счастливо улыбнулась.

Диего все решил за нас двоих, но я была ему за это благодарна. Когда бы у меня хватило смелости самой поцеловать его так, чтобы оказаться в итоге в постели? Вероятно, после полбутылки вина, если не больше.

Зато теперь я не сомневалась, что у нас все получится. С амнезией или без, а чувства – они есть, они – живые. И не только с моей стороны.

Воспоминания о прошлой ночи возникли перед глазами, вынуждая меня упасть обратно на подушку. Каждый поцелуй, каждое объятие отпечатались на подкорке почти так же, как и наша первая близость с Диего. Забавно, что вторая «первая» произошла так же – в номере отеля.

Настойчивый аромат кофе вновь проник в легкие, заставляя организм метаться между желанием еще немного понежится в постели, окутанной ароматом нашей с Ди страсти, и удовлетворением базовых утренних потребностей. Не только в горячем напитке и завтраке, но и приветственном поцелуе от любимого мужчины.

Двух любимых мужчин.

Одежду пришлось собирать по всей комнате, но я лишь продолжала глупо улыбаться – и когда натягивала на себя белье, и когда ныряла в сорочку, и даже пока затягивала пояс халата. А дальше всего несколько шагов, тихонько приоткрытая дверь, и моему взгляду предстала самая чудесная картина на свете.