Рейс в одну сторону 2

– Ты меня спрашиваешь?

– Ну, да – ты же врач, – ответила Валентина.

– Я – психолог, ну и вообще – этим должен заниматься хирург, – невозмутимо сказала Кондрашкина.

– Ладно, пусть он ей и занимается, когда придет, а я пока посмотрю, что можно сделать, – сказала Валентина и перевернула Елену на живот. Тут они увидели, что весь матрас был в крови.

– Какие мы идиотки! – всплеснула руками Валентина. – Я совсем отвыкла от своей работы: мы же на анализах сидим, да на заполнении этих чертовых карточек, а главное, вон, упускаем, – кивнула она в сторону Елены, лежавшей на животе.

Маргарита еще раз посмотрела вокруг. Обстановка ее удручала не меньше, чем, если бы это был госпиталь, развернутый где-нибудь в поле – вдали от цивилизации. Общая неразбериха, в которой находилась организация госпиталя, не вязалась в голове Кондрашкиной с тем, что на объекте всё близко к идеалу. Отношение к простым людям было точно таким же, как и везде: брошенные на произвол судьбы солдаты, продолжали ходить из угла в угол, смотря вперед, или куда-то в сторону, не видя никаких препятствий, и потому натыкавшихся на них, и тут же поворачивавших, как «умный» пылесос, в другую сторону, чтобы точно также дойти до другого угла, человека, кровати, или тумбочки, и врезавшись в них, снова продолжать бесцельное механическое движение.

Маргарита смотрела на эти хождения и не понимала, почему до сих по не видно ни одного врача.

– Валь, где врачи? Хоть один?

– Не знаю, Рит – здесь постоянно так, – ответила медсестра.

– А вы жаловаться не пробовали?

– А кто жаловаться-то будет? Госпиталь не в нашем ведении…

– А в чьем же? – спросила Маргарита, одновременно помнимая, что такое положение вещей ей не изменить.

– Я говорю, жаловаться кто будет: вот эти бедолаги без мозгов? – спросила Валентина.

– Не знаю, – ответила Маргарита. – Но кто-то должен быть ответственен за всё это?

– Кто-то должен, – кивнула Валентина, – но вот кто – я не знаю.

– А кто знает?

– Слушай, Рит, тебе больше всех надо, или как?

– У меня подруга здесь остается, и я не знаю, что мне делать: у меня своя работа! – чуть ли не вскричала Маргарита.

– Я тоже занята, – ответила Валентина, – по самое горлышко.

Кондрашкина вновь окинула взглядом Елену.

– Слушай, давай так: я сейчас пойду искать хирурга. Потом вернусь и мы с тобой решим, как нам около нее дежурить.

– С чего ты взяла, что я буду этим заниматься? – спросила Валентина.

– Потому что ты – моя подруга.

– Только и всего? – усмехнулась Валентина.

– Я считала, что этого достаточно, – жестоко сказала Маргарита.

Валентина замотала головой.

– Нет, я так не смогу: меня выкинут с отделения и буду я, в лучшем случае, работать на ее месте – в лаборатории, – медсестра кивнула на Елену.

Маргарита от обиды даже засопела:

– Ну, это если очень повезет! – сквозь зубы сказала она.

Валентина глянула на нее, будто на совершенно чужого человека, и, отвернувшись, вышла из палаты.

Маргарита осталась одна. Что же делать? На кого ей теперь надеяться? Она присела на край кровати, на которой Елена продолжала истекать кровью: жить ей осталось несколько часов, ну, может, сутки – не больше. Маргарита не могла ничего придумать.

Прошел час с того момента, как они принесли Елену в это проклятое место. Маргарита, не умевшая делать даже перевязок, кляла себя за то, что профукала практические занятия по оказанию первой помощи. Экзамен она сдала случайно: в этом ей помог Полозов, договорившийся с преподавателем, пошедшим ей навстречу. Тогда от нее потребовалась лишь зачетка, в которую была поставлена оценка «удовлетворительно». Самое обидное, что Маргарита вообще плохо что-то могла делать руками. Например, она совершенно не умела готовить, и местная столовка была для нее настоящим спасением. Перед наступлением выходных, она обычно набирала в столовке еды на два дня, и, не выходя из комнаты отдыха, ела всё, что не успело испортиться, благо, что напротив нее стоял общий холодильник, где был ее уголок.

Пока она всё это прокручивала в голове, неожиданно возник человек в белом халате, представившийся, как доктор Петров А.М. Как только Маргарита ему улыбнулась, из-за спины доктора вышел ухмылявшийся Малыш.

– Теперь ваша душенька довольна? – спросил он, когда доктор начал осматривать Елену.

– Что? Вы зачем вернулись? – спрашивала Маргарита, ничего уже не понимая. И только, когда Малыш едва заметно кивнул на доктора, она вдруг с отчетливой ясностью поняла, что этот обожженный наглец и был ее спасителем. Но, в первую очередь, он помог ее подруге.

Она не знала, что и сказать: ей было и стыдно, и неудобно, и мерзко от поступка Валентины, которая бросила ее, сославшись на возможную потерю работы. У Маргариты закружилась голова, и она присела на соседнюю кровать.

– Вам плохо? – участливо спросил Малыш. – Может, водички принести?

– Нет, спасибо – мне уже лучше, – ответила Маргарита. – Намного лучше, – добавила она, видя, как хирург бережно обращается с Еленой – сама бы она точно так не сумела.

– Извините, что отвлекаю, – обратилась она к доктору, – скажите, а есть ли у вас дежурная медсестра?

Доктор к ней обернулся.

– Ну, конечно, как и полагается.

– А за этой девушкой можно организовать уход?

– Разумеется, – ответил доктор, удивившись. – А почему вы об этом спрашиваете?

Маргарита не знала, как ему ответить, но ее губы сами нашли ответ:

– Посмотрите, как не пристроены эти солдаты.

Доктор глянул на них.

– Ах, вы об этом? Так это же они временно здесь размещены – всего на сутки…

– Подождите, то есть, вы хотите сказать, что люди в таком состоянии могут спокойно ходить целые сутки по, так называемому, госпиталю, и ничего в этом страшного нет? А если они разбредутся по всему объекту, и что-нибудь там…

Доктор выдохнул и кивнул самому себе, как бы говоря, что уже пора раскрыть все карты:

– Вы знакомы с нашими супертехнологиями?

– О, Боже мой! – вскричала Маргарита. – Об этих супер-пупер наворотах я слышу постоянно двадцать четыре часа сутки!

– Тихо, тихо, успокойтесь, – сказал доктор, положив руку ей на плечо. – Этим больным сделаны специальные магнитные инъекции, которые будут удерживать пациентов на месте столько, сколько нам потребуется. Полы в госпитале, если вы обратили внимание, металлические – они-то и служат надежным «якорем» для этих бедных, по вашему выражению, солдат.

– А как же им в туалет сходить, или поесть? – спросила Маргарита, не желая успокаиваться.

– В упомянутые мною инъекции также входят необходимые питательные вещества: их малого количества вполне достаточно, чтобы поддерживать нормальную жизнедеятельность в организме несколько суток. Точно также и с туалетом: все выходит через потовые железы, только запаха пота при этом не будет – на поверхность кожи выйдет лишь что-то вроде синтетического материала, который мы просто смоем губкой, смоченной в теплой воде. – Доктор улыбнулся, мол, дело в шляпе, и до свидания – прошу на выход.

Маргарита не верила своим ушам: неужели такого рода разработки здесь действительно есть?

Она встала с кровати.

– Тогда я пойду, можно?

– Конечно, конечно, – ответил доктор, – мы о ней позаботимся.

– Спасибо вам, – сказала она и, бросив еще раз взгляд на Елену, направилась к выходу. Малыш пошел следом, сказав доктору «пока».

Они вышли из госпиталя. Маргарита с напряжением ожидала, что Малыш с ней заговорит, но, к счастью, он молчал до тех пор, пока она сама его не спросила:

– Как быстро и где вы нашли доктора?

Малыш пожал плечами.

– Даже и не знаю, поверите или нет, но у меня есть свои источники.

Маргарита, не поворачивая головы в его сторону, догадалась, что Малыш в этот момент нагло улыбнулся, как человек, у которого есть чуть-чуть власти, и он пользуется этим с нескрываемым удовольствием.

Однако, она ошиблась на его счет: лицо Малыша было сосредоточено – он думал о том, что же могло произойти с обеими подругами, но хотел, чтобы Маргарита сама об этом рассказала.

Он повернул к ней голову.

– Как вы думаете, та медсестра затаила на вас злобу, или всё и так прокатит?

– Понятия не имею, о чем вы, – отозвалась Маргарита, делая вид, что ей совершенно всё равно, что будет дальше. – А откуда вы знаете, что я на нее злюсь? – спросила она.

Малыш остановился.

– Когда мы с доктором шли сюда, ваша Валентина возвращалась из госпиталя такая красная, такая раздраженная. Я не мог не спросить, в чем, мол, дело? И она, как настоящая «подруга», высказала всё, что о вас думала, а именно, делала упор на то, что вы всеми пользуетесь. В том числе и мной.

– Что за бред? – вскинула брови Маргарита. – Вы только сейчас это придумали, признавайтесь?

Малыш хмыкнул в ответ:

– Откуда бы я знал, что вы просили ее подумать о графике дежурств по уходу за вашей подругой. И потом, она зачем-то упомянула какого-то, не то Рижского, не то Римского, которого вы терпеть не можете, однако же, не просите себе на замену другого врача, потому что этот тип что-то знает о ваших ночных секретах.

– Как, она сказала? – удивилась Маргарита.

– Ночных секретах, – повторил Малыш. – Вы, похоже, та еще шалунья…

– Закройте рот, если не понимаете, о чем говорите! – злобно сказала Кондрашкина.

– Хорошо, хорошо, не надо так ерепениться.

– А вы держите свой язык на привязи! – снова прикрикнула на него Кондрашкина.

– Договорились, – сказал Малыш, – но на вашем месте, я все же, не был так уверен в этой рыжей. Может быть, вы и не заметили, но она так на вас смотрела, будто вы ей и впрямь обязаны по гроб жизни…

Через минуту Маргарита тяжело вздохнула, поняв, что не стоит отпираться, и признала правоту Малыша, назвав Валентину стервой.

– Надеюсь, вы не думаете, что я теперь обязана вам по гроб жизни? – спросила Маргарита.

– Я ничего такого не сказал, между прочим, – ответил Малыш спокойно. Потом, взглянув на нее, добавил, – я делал только то, что в моих силах, и по собственному желанию.

– Хотелось бы в это верить, – отозвалась Маргарита.

Тут она снова вздохнула, и добавила:

– Если б только в этом была проблема…

Она тут же пожалела, что сказала эти слова: теперь он будет вытягивать из нее слово за словом. Но Малыш молчал, ожидая, что за первым откровением последует и второе. Маргарита вдруг остановилась, дождавшись, пока мимо них пройдет группа людей в белых халатах, и спросила:

– Вы можете, на глаз определить: беременна женщина, или нет?

Он удивленно посмотрел на нее.

– Неужели вы беременны, Маргарита Павловна? От кого, если не секрет: от Римского-Рижского?

Кондрашкина чертыхнулась:

– С ума сошли, что ли? Нет – это не я…

– А-а, понял – та рыжая стерва…

– Нет, – снова сказала она.

– Эта худышка? – в удивлении вскинул он редкие обожженные брови.

Маргарита кивнула.

– Вот это да! Сроду бы не подумал! И в чем проблема?

– Во многом, – ответила Маргарита. – Во-первых, эта информация никуда не должна просочиться, если уже не попала в руки тех, кому не надо. А, во-вторых, нужно, на всякий случай, попросить тут самую медсестру, чтобы она никому не показывала анализы этой девчонки.

Малыш смотрел в пол, будто думая о чем-то своем. Потом он вскинул голову:

– Вы уверены, что она уже не сказала об этом своему боссу?

– Вот этого я, как раз, и не знаю.

Он скосил на нее глаза:

– Хотите, чтобы я узнал всё – вплоть до последней мелочи?

– А у вас точно получится? – спросила она.

– Попробовать можно, во всяком случае, никто на этом объекте не отменял пыток…

– Да что вы такое говорите? – возмутилась она, – и не вздумайте мне об этом даже заикаться!

– О-о! – протянул он, – вы так трогательны, Маргарита Павловна, что мне даже смешно задавать вам следующий вопрос.

Маргарита вообще ничего не поняла.

– Чего? – спросила она.

Малыш откашлялся, показывая глазами, что по коридору идет еще одна группа сотрудников. Потом тихо спросил:

– Вопрос такой: как скоро вам нужна эта информация, и до каких переделов мне можно дойти в этом дознании?

Она уставилась на него непонимающим взглядом, но через секунду до нее дошло:

– Оставьте ее в живых.

– А если она проговорится потом следователям?

Тут он загнал ее в тупик. У Кондрашкиной, в прямом смысле слова опустились руки: Малыш заметил это по вмиг обвисшим плечам. Вслед за плечами, опустились уголки ее рта, придав лицу выражение такой вселенской скорби, что Малышу пришлось легонько похлопать ее по спине: он чувствовал, что теперь может до нее дотронуться, хоть это и было в невыносимых для нее обстоятельствах.

Еще через мгновение он услышал такой ответ:

– Если вы ничем не брезгуете…

Он не дал ей договорить:

– Работа у меня такая: всегда быть по локоть в крови.

Она вздрогнула, боясь смотреть на него.

– Шучу я, шучу. Ничего я не сделаю ваше рыжей: только прическу, может быть, слегка попорчу, или ушки, там, подрежу…

– Не смейте мне этого говорить, изувер! – выпалила она.

– Ну, вы же сами попросили…

– Попросила! Но, чтобы без этого… всего…

– А как вы хотели: вам же нужен результат?

– Нужен, но.. Но как-нибудь по-другому.

– По-другому я не умею. За этими другими, как вы сказали, методами, обращайтесь к… Не знаю даже, к кому.

Он замолчал, ожидая ее ответа.

– Хорошо, – сказала она, – делайте то, что умеете, но только осторожно, чтобы…

– Да, да, чтобы ни одна капля крови…

– Хватит! – крикнула она, боязливо осматриваясь вокруг: сейчас они стояли в самом широком участке коридора, где расстояние от одной стены до другой было пятнадцать метров. – Не говорите мне больше об этих ужасах!

– Хорошо, не буду: пусть ваши ушки больше не слышат об этом…

– И об ушках тоже не надо! – резко бросила она и пошла прочь, оставив Малыша наедине со своим планом будущего дознания.

Глава 7

Маргарита провела остаток дня, как в бреду, думая о том, что кроме Валентины, а также, того чертового андроида, возможно, имевшего передающее устройство, и Александра-спасителя, никто больше не знал о беременности. У нее еще оставались сомнения по поводу босса медсестры – «много улыбчивого» человека, и того хирурга, который ухаживал сейчас за Еленой – они тоже могли знать о ее положении. Но это полбеды. А вот что делать, если информация уже просочилась на самый верх? В том, что андроид мог передать эти сведения, Кондрашкина уже не сомневалась, но оставалась слабая надежда, что их разговор тогда не транслировался в прямом эфире, а записывался на какой-нибудь жесткий диск, который пострадал в результате взрыва.

– Вот же зараза! – произнесла Маргарита, лежа в своей кровати в комнате отдыха.

– Опять что-нибудь стряслось? – послышался голос той женщины из машинного отделения.

Маргарита вздохнула и повернула голову.

– Да, – ответила она слабым голосом, – и чем дальше, тем хуже.

– Бывает, – отозвалась та.

«Хоть бы ты не подходила!» – подумала Маргарита, чувствуя, что та подползет сейчас к ней, как змея и начнет выматывать душу. Однако женщина оставалась на своем месте. Маргарита закрыла глаза и постаралась уснуть, чтобы, хотя бы на несколько минут забыть о тех ужасных часах, которые она никак не могла выбросить из головы.

Она перевернулась на другой бок, думая о том, как полезет сейчас в гору, или нет, лучше поплывет по теплому океану и встретит там… Нет, никого не хотела она встречать в океане, тем более, что, кроме акул в этих местах больше никто не «промышлял» человеческим мясом.

– Да, уснешь тут, – прошептала она.

В комнате стояла полная тишина, нарушаемая лишь редкими храпами трех соседок слева.

Кондрашкина повернулась на спину, и уставилась в черный потолок. Маргарита смотрела в то место, где висел кондиционер, и ей казалось, что она слышит звуки лопастей вентиляторов, касающихся металлической решетки. Чем больше она об этом думала, тем отчетливее ей казался этот раздражающий звук. Маргарита поняла, что не уснет, если что-нибудь не сделает такого, что отвлечет ее от этих звуков. Она приподнялась на кровати и зачем-то оглянулась в полной темноте: все спали. Спустив ноги, она всунула их в тапочки, потом встала и пошла в туалет.

Умывшись холодной водой, Маргарита посмотрела на себя в зеркало: на нее глядело лицо стареющей женщины, уставшей от ежедневных проблем, с которыми ей никак не удавалось справиться.

Она опустила голову и вновь умылась несколько раз подряд, чтобы почувствовать, как дубеет от холода кожа, а потом, вытерев ее полотенцем, прислушиваться к теплу на щеках и лбу от приливающей горячей крови.

Она выключила воду и, выходя из туалета, погасила свет. На несколько секунд она ослепла: лишь зеленые пятна были перед глазами, прежде чем она привыкла к темноте. Потом она сделала неуверенный шаг вперед, затем еще шаг и еще, опасаясь натолкнуться на чужие тумбочки. Наконец, Маргарита дошла до своей кровати: ощущения были совсем другими. Теперь можно было лечь и, ничего не представляя, просто закрыть глаза и моментально уснуть – главное, ни о чем ни думать: ни о Елене, ни о еде, ни о медсестре… Как только она опять случайно вспомнила о рыжей, тут же вслед за ней всплыла наглая рожа Малыша.

– Да что за черт! – проговорила она, накрывая лицо одеялом. Как только обожженные щеки странного «помощника» возникли в ее памяти, Маргарита тут же, в ярких красках, представила себе, что Александр делает с медсестрой, выполняя то задание, которое она ему поручила. В страшных картинах Кондрашкиной, медсестра висела на ржавых длинных цепях, а Александр, лицо которого освещалось лишь факелом, вставленным в стену какой-то пещеры, огромными щипцами вырывал ей ногти, бил плеткой по кровоточащей спине, обливал ее холодной водой, чтобы она очнулась, а потом снова приступал к средневековым пыткам… На этом ее воображение останавливало поток кошмарного видеоряда и следующей картиной было, как Валентна, по-прежнему висевшая на цепях, просит пить, а также есть и спать, и еще она хотела сама рассказать всё, что требовал от нее Александр. Но теперь ему нужно было совсем не это: он, как настоящий садист, наслаждался ее мучениями, не слушая ее признаний и клятвенных заверений, что никто никогда не узнает о беременности той девочки, которой грозит смерть… Или нет – ей грозит жизнь, но без ее ребенка, ликвидированного тем самым «много улыбчивым» человеком, с удовольствием сделавшим свою грязную работу…

Маргарита открыла глаза: нет, сегодня ей точно не уснуть. И что теперь делать? Надо успокоить себя мыслью, что нет никаких пыток, а есть лишь приятный разговор за рюмкой хорошего вина, или плохого…

Маргарита поморщилась, не желая представлять себе того пойла, которое любила рыжая, а Валя, определенно что-то любила, ведь, приходила же она иногда на работу с перегаром, который Маргарита несколько раз улавливала, когда забегала к ним по делам в первый кабинет…

Так, что там дальше. Вино, скажем так, любое – одна или две бутылки; свечи витые – пять штук; шикарный стол с серебристой кастрюлькой, в которой лежит что-то дымящееся (жареное или вареное – не суть). Ну, и красавец мужчина в придачу, пусть и с обожженным лицом, но все же, по-своему прекрасный, сильный, мужественный…

Кондрашкина снова, похоже, начала дремать, но кто-то из соседок поднялся в предрассветный час и пошел в туалет. Маргарита потянулась к тумбочке, и, взяв часы, нажала кнопку подсветки. Так и знала – два ночи на дворе. Еще пять часов до смены, вернее, четыре, если учесть, что в семь она уже должна сидеть на приеме.

Она снова приподнялась на кровати и сунула ноги в тапки. Как можно уснуть, когда в голову лезет всякая чушь? Маргарита не хотела прибегать к снотворному, которое лежало у нее в тумбочке, иначе потом без него не обойдешься.

Мысли вертелись вокруг Малыша и Валентины. Итак, если он ее не пытает, думала она, тогда он просто с ней разговаривает, как и в предыдущем ее видении, где были стол, свечи, и выпивка. Не прибегая к шантажу и запугиваниям, он молча выслушивает ее показания, ведь, хорошее вино уже развязало ей язык, и Валя чешет им, как помелом, выдавая и свои и чужие секреты. Но секреты Александру не нужны: ему нужно только одно – ее клятвенное заверение, что она будет держать свое помело за зубами, как насчет анализов, так и по поводу Ленкиной беременности.

Маргарита тряхнула головой: в том-то и дело, успела ли эта информация дойти до ее начальника, или осела там – в пыльных ящиках с готовыми анализами?

– Нет, так я точно не усну, – произнесла полусонная Маргарита и вновь встала, чтобы присесть около ночного столика. Привести, что ли себя в порядок вместо сна? Или оставить всё, как есть? Она сидела в полной темноте перед маленьким трельяжем и смотрела на свое отражение, которого почти не было видно. Если бы в комнате отдыха были хотя бы окна, выходившие, например, на берег, где светила луна, или на летное поле, с горящими всю ночь прожекторами, то можно было бы увидеть свое лицо, пусть и не таким, каким оно выглядело при полном освещении.

Она продолжала всматриваться в зеркальную тьму, и вдруг ей показалось, что там, в глубине черного стекла, что-то мелькнуло. Маргарита, не отрываясь, ждала, не появится ли вновь этот слабый отблеск, но тут ее тело вздрогнуло, когда до ушей донеслось:

– Привет, подруга, – произнес голос, которого она никак не хотела слышать: это была ее соседка – та самая, из машинного отделения. – Что, не спится?

– Нет, – ответила Кондрашкина.

– И мне – нет, – сказала та и присела на соседний стул. – А чего не спиться-то?

– Да, так, – пожала плечами Маргарита, – мысли разные.

Она зевнула.

– Мысли, мысли, – задумчиво сказала соседка, – от них вся погибель – от этих мыслей. Рассказать не хочешь?

– А нечего рассказывать, – ответила Кондрашкина. – попала я в переплет – вот и всё.

– Да, ладно, какой у тебя может быть переплет, когда у тебя, вон, и работка не пыльная, и зарплата будь здоров, да и мужики, наверное, косяком прут?

– Сплетни это всё, – ответила Маргарита, всё же пытаясь разглядеть свое лицо в кромешной тьме.

– Вижу, не хочешь ты говорить.

Кондрашкина молчала: она, действительно, ничего не хотела, да и не могла рассказать этой женщине – ей нужно было просто поспать, а сон не шел.

– А давай я тебе расскажу свою историю? – сиплым голосом спросила женщина.

– Думаешь, стоит? – безразличным тоном откликнулась Маргарита.

– А это ты сама уже решишь: как только скажешь, что надоело, мол, тебя слушать, я и замолчу.

– Договорились, – кивнула Маргарита, не понимая, что в такой темноте не видно ни ее кивка, ни усталой улыбки, которая при свете ламп отбила бы у рассказчицы всякое желание чем-то с ней делиться.

Женщина вздохнула, будто ей предстояла тяжелая работа, и начала:

– Про мужиков убитых я тебе уже говорила?

– Тех, которых кто-то задушил?

– Нет, про тех, которым шеи сломали.

– Вроде да.

– Ну, так дальше слушай. Попала я в это машинное отделение не сразу. Когда я семь лет назад прилетела на эти острова, первым моим местом был Фаял, где недавно опять была катастрофа. Полгода лаборанткой там проработала, после чего мне автоматически продлили контракт уже на пять лет, чего я и не знала, и отправили вот сюда – тоже в лабораторию. Чего меня с места сорвали, я так и не поняла. Ну и работала я здесь лаборанткой всего пару недель. Но потом произошли какие-то события, после которых к нам пришли из администрации, и спросили, есть, мол, желающие подзаработать, но только придется спускаться на несколько уровней ниже. Тогда еще кадровик посмеялся, мол, мужиков туда не затащишь, и приходится рассчитывать на вашу бабскую совесть. Многие из девчонок тогда не согласились, а я, дура, пошла – соблазнилась на женихов.

– А чего ж другие не соблазнились? – перебила ее Маргарита.

– А это ты у них спроси, правда, мало кто из них жив остался.

– Ты имеешь ввиду тот случай, когда всю лабораторию каким-то газом траванули? – спросила Маргарита, припоминая давний случай, наполовину стершийся из ее памяти.

– Да, именно тот случай и есть! Так, значит, ты его помнишь?

– В общих чертах, – ответила Маргарита, – сменщик мой рассказывал, опуская некоторые детали.

– Ха, ха, – тихо сказала женщина, – а в деталях, как раз, и кроется самый ужас-то. Там, знаешь, как было? Девчонки, не из моей, правда, смены, сидели, значит, работали: проверяли то ли партию новой вакцины, то ли экспертизу какую им заказали, когда бомба рванула на Терсейре…

– А, да, да, было, точно… – отозвалась Кондрашкина. – Кажется, был тогда взрыв: пятьдесят-шестьдесят трупов в итоге. Потом комиссия приехала, которую тоже тогда взорвали… – неожиданно вспомнила Маргарита, с удивлением про себя отмечая, что и это событие всплыло в ее памяти, показывая лишь маленький свой краешек. Она, в который уже раз за эти десять минут, снова подумала о том, что не может вспомнить каких-то деталей и по этому инциденту, будто мозг старательно подтер нужную информацию, служащую связующим звеном между важными фрагментами. И если восстановить эти стертые звенья, то можно нарисовать полную картину…