Рейс в одну сторону 2

– Спасибо, – сказала Маргарита, – в долгу не останусь.

– Да, ладно, чего уж там, – буркнула раздатчица, не оборачиваясь.

Маргарита прошла в тот узенький коридорчик, на который указала раздатчица. Найдя третью дверь справа, она толкнула ее: в нос ударил затхлый запах – похоже, здесь сдох не только кондиционер.

Красный дисковый телефон стоял на столе. Кондрашкина сняла трубку, и как только нацелилась указательным пальцем на нужное отверстие в диске, где была написана первая цифра необходимого ей номера, тут же услышала в трубке женский голос:

– Алло, что вы хотели?

Маргарита сначала растерялась, а потом, взяв себя в руки, ровным голосом произнесла:

– Пожалуйста, семнадцать-тридцать-пятьдесят.

– Ждите, – ответили ей.

В трубке повисло молчание. Маргарита села на стул, стоявший тут же рядом, и, не отрывая трубку от уха, принялась окидывать рассеянным взглядом стены кабинета, до которых ей не было никакого дела. Старые желтые обои с какими-то простенькими цветочками: незабудки, васильки, ромашки… Кое-где виднелись засохшие пятна, похожие на давно пролитый сок, а, может быть, и кровь. Маргарита с равнодушием взирала на эти пятна и ждала, когда ей ответит неприятный скрипучий голос одного из замов, от которого многое зависело на этом объекте.

– Алло! – проскрипела вдруг трубка.

Рука Маргариты вздрогнула, и она чуть не выронила трубку из рук: это был тот самый голос, который Маргарита вынуждена была слушать в утренний час. Она, заранее зная, с кем ей предстоит разговаривать, так и не смогла привыкнуть к нервировавшему ее прокуренному баритону, за что постоянно себя ругала, чувствуя себя не профессиональным психологом, а загипнотизированным кроликом перед удавом.

– Здравствуйте, это Кондрашкина, – начала, было, она.

– Привет, привет, мне другие и не звонят. Чего-то ты меня забыла, дорогая, – сказал заместитель таким наглым тоном, что ей тут же захотелось бросить трубку к чертовой матери и никогда больше не связываться с этим человеком. Но она, пересилив себя, спросила:

– Вы можете оказать мне одну услугу?

В трубке вздохнули, словно это была такая тяжелая, ну, просто неподъемная работа – оказывать эту услугу, что для этого требовались все ресурсы объекта…

– Почему же только одну, Марго? Мне приятно делать для тебя всё, о чем ты попросишь.

Маргарита помолчала, всё еще думая прекратить разговор и выйти из этой вонючей комнаты.

– Мне нужен выход на пятый уровень, – сказала она.

Тот, не раздумывая, и даже с некоторым раздражением, ответил:

– У тебя всегда был туда доступ. Чего ты хочешь на самом деле?

– Я хочу пойти туда не одна, – сказала она, нервно кусая губы, опасаясь, что заместитель сам ее опередит и первым бросит трубку.

Прошла минута. Маргарита ждала, вдавив трубку в ухо, отчего оно занемело, не чувствуя боли от вмятого в плоть пластмассового кругляша.

– Уф, задала ты мне задачку, – ответил, наконец, заместитель. – Ты же понимаешь, что он… – при этом заместитель сделал ударение на последнем слове, после чего повисла продолжительная пауза.

– Знаю, – ответила Маргарита.

– Знаешь? – деланно удивился заместитель, – Тогда какого же черты ты…

– Мне только на пятнадцать минут – не больше.

В трубке снова раздались проклятия и мат.

– Да ты знаешь, что такое эти пятнадцать минут на «башне»?

– Знаю, – ответила Маргарита.

– Ничего ты не знаешь, и не понимаешь, и выгораживать я тебя не стану – сама будешь всё расхлебывать!

– То есть, вы мне отказываете? – в этом ее вопросе, скорее был не сам вопрос, а приговор, который подписывал себе заместитель, если не выполнит просьбы Маргариты.

– Нет! – крикнул он, – я тебе никогда не отказывал, но ты же понимаешь…

– Понимаю, – перебила она его, – и, тем не менее, прошу: только пятнадцать минут.

– Нет! – отрезал он, – десять, и не секундой больше!

– Хорошо, ответила Маргарита, – я согласна.

Она заранее знала, что нужно назвать чуть большую цифру, чем хотелось, чтобы, в итоге, получить, что нужно.

– У тебя всё? – прокричали в трубку.

– Да, – ответила Кондрашкина.

В трубке помолчали.

– Когда?

– Сегодня, в десть утра.

– Готово: двое внесены в список. И запомни, разбираться с ним будешь сама!

Тут же она услышала гудки.

Маргарита тяжело вздохнула и приложила руку к груди: сердце билось, как бешенное. Этот человек постоянно выводил ее из себя одним только голосом, но она ничего не могла с собой поделать – иногда к нему приходилось обращаться по таким вот вопросам, касающимся нарушения правил, давно установленным между ней и Морозовым – главным по объекту. Заместитель, один из шести, был что называется, всегда настороже, когда к нему обращалась Маргарита, но, не смея ей отказать, выполнял ее просьбы, несмотря на сопутствующие риски, и втайне желая, чтобы это поскорее закончилось.

Маргарита вышла из душной комнаты и вдохнула воздуха, пусть и не такого свежего, какой был в рабочем коридоре или в ее медкабинете, но все же, не такого противного, какой остался за плотно закрытой дверью, которой она с ненавистью хлопнула. Раздатчица, услышав этот хлопок, поняла, что то был не сквозняк – здесь их просто не бывает.

Маргарита вышла из узкого коридорчика и направилась, было, в общий зал, но раздатчица ее спросила:

– Не получился разговор?

– Всё нормально, – ответила Кондрашкина, – спасибо.

– Обращайся, если что, – ответила раздатчица, нарезая хлеб тонкими ломтиками, чтобы немного сэкономить: сегодня подвоза не было, что казалось странным в такой урожайный год, какой выдался на ближних островах. Значит, что-то опять случилось. Раздатчица, не вникавшая в детали работы объекта, тем не менее, переживала за состояние своих закромов, от полноты которых зависела жизнь местных островитян.

Маргарита подошла к столу, где Елена, скучающим взглядом смотрела в интерактивное окно, находившееся от нее в пяти метрах. Она не могла разглядеть, что там происходило, да этого и не требовалось – надвигался шторм, про который знали еще со вчерашнего вечера: местное бюро по прогнозам погоды объявило штормовое предупреждение, и особенно делался упор на то, что будет сильная гроза.

– Ты где была? – спросила Елена Кондрашкину, подошедшую к столу.

– Где была – там уже нет, – ответила Маргарита, через силу улыбнувшись.

– Случилось что?

– Нет, всё нормально.

– Но, я же вижу!

– Тогда смотри в другую сторону – у тебя есть задачи поважнее, поняла? – строго сказала Кондрашкина, показав Елене глазами на ее плоский живот.

– Да?

– Два! – бросила Маргарита, – и, взяв свой поднос, пошла его относить к грязной посуде.

Елена молча посидела, глядя тоскливыми глазами на пустые тарелки, расставленные по всему столу, и стала их неспеша собирать в свой поднос. Однако, она не успела его поднять, чтобы самой отнести к горе посуды: вернувшаяся Кодрашкина перехватила ее руку и сказала:

– Я сама. И, впредь – не более килограмма в руки, понятно?

Елена кивнула, не понимая, как теперь она будет таскать в своей лаборатории десятикилограммовые ящики, когда будет очередной привоз расходного материала.

Как только Маргарита, громыхая нервно подносом, поставила его, наконец, на стол, над ее ухом раздался отвратительный голос:

– Привет!

Она оглянулась – перед ней стоял Малыш.

Глава 4

Маргарита одарила Малыша тем взглядом, которым обычно удостаивались настоящие хамы и наглецы, заслуживающие лишь оскорблений, или презрительного молчания. Так она поступила и в этот раз. Не говоря ни слова, спокойно обойдя Малыша стороной, и, кивнув Елене, чтобы та шла за ней, она направилась к выходу из столовой.

Малыш проводил ее мерзкой улыбкой, скользнувшей по обожженному лицу. Правая его щека в этот момент нервно дернулась, причинив боль правому же глазу: он приложил к нему ладонь, и отвернулся, чтобы Маргарита случайно не увидела, что у него небольшие проблемы. Но Кондрашкина и не думала оборачиваться: теперь у нее была цель номер один – довести Елену до «башни.

Время близилось к десяти. Маргарита вела Елену наверх, и та, не переставая, спрашивала, куда они идут. Кондрашкина сначала молчала, а потом, наконец, сказала, что это сюрприз, на что Елена ответила, что сюрпризов ей больше не хочется.

– У меня уже есть один, – сказала она, отдыхая на лестнице.

Маргарита быстро на нее глянула и бодро ответила:

– Не ной – это приятный сюрприз. А тебе я покажу еще один.

Она повернула на лестничный пролет, ведущий на четвертый этаж, и, задержавшись на несколько секунд, встала, дожидаясь подругу.

– Долго нам еще, Рит? – жалобным голосом спросила Елена, которой надо было пройти еще пять ступенек, чтобы дойти до Кондрашкиной.

– Потерпи, немного осталось: всего-то двадцать метров.

– Нет, это для меня высоко, – ответила Елена, но, тем не менее, продолжала тяжело подниматься, держась за крепкие перила лестницы.

Маргарита поднялась на последнюю ступеньку, и, пройдя небольшую площадку, оказалась перед стеклянными дверьми, ведущими в огромную комнату. В эту комнату она вошла первой. Маргарита не страдала одышкой, у нее не было физического недомогания, в отличие от Елены, бывшей сейчас не в духе. Ее личико, еще полчаса назад полное радости и задора, теперь побледнело, щёки впали, глаза стали еще более грустными, словно ее вели на тяжелую каторгу с каторги полегче.

– Ну и где мы? – спросила она, когда поднялась на последнюю ступеньку.

– Укромное место: здесь я иногда отдыхаю, – ответила Маргарита.

Елена окинула взглядом зал таких размеров, что он напомнил ей цех кондитерской фабрики, где работала ее мать. Высоченный потолок, огромные, во всю стену окна, с пуленепробиваемыми стеклами: прекрасное место для проведения выходных, особенно, когда на улице стояла солнечная погода. Маргарита позволяла себе иногда даже позагорать в этой комнате, представляя, будто находится на настоящем пляже.

Елена всё осматривалась, и, подойдя к окну, выходившему на западную часть острова, засмотрелась на корабли, стоявшие на рейде – охрана четверти периметра прибрежной полосы.

Маргарита хотела, было, постоять с Еленой рядом, но тут заметила человека, притаившегося за кадкой с большущей пальмой. Человек, правда, не скрывался – просто, в последнее время, он стал незаметен даже для самого себя. Он давно наплевал на свое здоровье, а потом, следуя его примеру, приближенные наплевали и на него. Власть, которая пока еще была в его руках, постепенно переходила в руки замов, и он всё больше становился похож на номинальную фигуру, способную подписывать документы, не читая их, потому что этих проклятых бумажек с каждым годом становилось всё больше, и все они были такими непонятными. Маргарита чувствовала, что ему осталось не долго, но, тем не менее, старалась держаться с ним так, будто он всё еще силен и бодр.

– Здравствуй, родная моя, – произнес он тихо, когда она подошла к нему. Он поцеловал ее в лоб. – Как твои дела?

Маргарита пожала плечами: не будет же, в самом деле, она рассказывать, что с ней произошло за все эти дни, которые были, как один похожи друг на друга, то есть – странные до невозможности.

– Да всё у меня нормально, – ответила она и улыбнулась.

Он мягко улыбнулся в ответ.

– Ведь врешь же всё, а?

– С чего бы? – деланно удивилась она. – Работа идет нормально, питание у меня – будь здоров, а от мужиков отбоя нет!

– Нашла себе кого, что ли? – спросил он, не сводя с нее глаз.

– Нет пока,– ответила она и отвернулась.

– Ну, рассказывай, как там все обстоит на самом деле, – сказал он и прислонился к спинке большой деревянной скамьи, сделанной ему на заказ. Он закрыл глаза, приготовившись слушать ту, которая была точь-в-точь его погибшая дочь.

Маргарита не знала, с чего начать, но рассказать что-нибудь было надо, иначе он просто так не отстанет.

– Ну-у, – начала она, – работаю, значит, два через два, как положено. Зарплату получаю, больных лечу, как могу. Вот и всё, вроде.

Морозов открыл глаза.

– Если ты не хочешь со мной говорить, так и скажи. Мы же с тобой понимаем, что «просто и хорошо» в этой компании быть не может. Ведь, так? – он посмотрел на нее, как на маленькую девочку, за которой в детский сад пришли родители, и вдруг обнаружили, что та натворила таких дел, за которые придется теперь расплачиваться всей семье.

Она вздохнула.

– Не хотела вам этого говорить, – начала она, – но я пришла сюда, чтобы побыть в одиночестве. А подругу захватила с собой, чтобы дать ей немного развеяться – это, во-первых…

– И много у тебя таких пунктов, Марго? – спросил он, откидываясь на спинку скамьи.

– Еще один, – ответила она спокойно. – Вторым пунктом будет просьба, точнее, требование, чтобы Елену, – в этот момент она показала глазами на Коржикову, любующуюся видами из восточного окна, – никто не трогал без моего ведома.

Он посмотрел, наконец, на худенькую девушку, улыбающуюся пролетавшим мимо чайкам, и сказал:

– Без твоего ведома ничего на этом объекте я делать не буду.

– Всё шутите, Константин Константинович?

Он улыбнулся:

– Что наша жизнь без шутки, Марго?

Он встал и подошел к северному окну, за которым, без всяких препятствий, в виде настроенных складов, небольших заводов и казарм, расстилался океан. Вдалеке, километрах в пяти от берега, стояли на рейде несколько серых кораблей, выполнявших оборонительные функции. Вдоль берега иногда проплывали сторожевые катера с подводными тепловизорами, нужных для обнаружения вражеских водолазов-диверсантов.

Морозов вздохнул – эту картину он наблюдал каждый день много лет подряд, когда сидел и работал в своем кабинете, или, глядя из набиравшего высоту вертолета, летевшего на другой остров по срочному вызову. Сколько диверсантов: пойманных, арестованных, допрашиваемых было на его памяти, знал только его личный секретарь – Скородумов, бывший верным слугой вот уже, как лет двадцать, или двадцать пять. Морозов не старался запоминать мелочей, связанных с его обслугой, тем более, что память человека имеет некоторые ограничения, о чем ему настойчиво твердили все могзгоправы, многих из которых давно не было в живых, и он, помня их рекомендации, не перегружал мозг ненужными данными…

Маргарита не хотела больше с ним говорить: одного намека на то, что ей нужно уединение, было достаточно. Однако он не уходил, продолжая стоять у окна, словно не понимая ни слов, ни намеков.

– Ну, что ж, – сказала, наконец, она, – пойду я, пожалуй: у меня и так было пятнадцать минут, которые я выторговала у вашего заместителя.

Морозов резко обернулся.

– Как ты сказала: выторговала?

Она пожала плечами:

– Ну, попросила, если вы так хотите – суть от этого не меняется.

Морозов закашлялся и отвернулся от нее. Через минуту, промокнув рот носовым платком, он сказал:

– Мне вот интересно, когда ты начала от меня скрывать опасную для жизни людей информацию? – спросил он, сверля ее холодными серыми глазами.

Маргарита, не выдержав этот взгляд, вдруг отвернулась. Морозов увидел, как дрогнула плавная линия ее плеч, а в следующую секунду до него донеслись звуки, которых он не слышал очень давно: она шмыгнула носом и вдохнула так, будто ей не хватало воздуха.

Он подошел к ней и ласково приобнял:

– Ты можешь мне рассказать всё, что здесь творится?

Она повернула к нему свое лицо: на глазах блестели слезы, и нос покраснел.

– То, что творится на объекте, должны знать ваши заместители, а не я.

– Очевидно, мои заместители не всё знают, – произнес он медленно, дав понять, что иногда и в их хорошо отлаженной системе бывают сбои. – Ты мне можешь сказать, в чем дело?

– Не могу я ничего объяснить, – ответила Маргарита, нервно потирая свое левое плечо.

– Почему? – он снова спросил ее, как ребенка, не понимавшего элементарных вещей.

– Потому что не знаю! – резко ответила она, и добавила, снова шмыгнув носом. – Я ничего уже не понимаю: либо за мной идет слежка, либо я схожу с ума… Но вывод один – кому-то очень нужно устроить тут нервозную обстановку, и пострадавшими будут простые люди, вроде меня, или Елены, – она вновь кивнула в сторону Коржиковой, которая с блаженной улыбкой наблюдала за ними: пожилой мужчина нежно обнимает за плечи молодую женщину, а та плачет и что-то ему рассказывает, прямо, как в мексиканской мелодраме…

– Лен, подойди сюда, – позвала ее вдруг Маргарита.

Та в первую секунду ее не расслышала: все мысли Елены гонялись, то за чайками, то за героями мыльной оперы, иногда у нее просто так кружилась голова, но одно она знала точно – сейчас она не услышала ни одного слова, которое произнесла Кондрашкина.

– Опять у нее эйфория, – прошептала Маргарита. – Елена Петровна, подойдите, пожалуйста, сюда! – вновь повторила Кондрашкина громким четким голосом.

Елена, наконец, очнулась и услышала только последнее слово «сюда». Она сделала первый неуверенный шаг к Маргарите, но потом встала, как лошадь, которой кто-то сказал «Тпру!»

– Ну, иди, иди, – сказала Кондрашкина, поманив ее рукой.

Елена снова сделала несколько шагов, и этого было достаточно, чтобы Морозов разглядел ее бледное лицо.

Он поморщился, но так, чтобы Елена ничего не заметила, зато это увидела Маргарита и ткнула его в бок. Морозов тихо ойкнул и сказал:

– Ничего не могу с собой поделать – тяжело смотреть, когда вот такие сопливые девчонки погибают почем зря.

Маргарита злобно на него глянула:

– Ну, так и не допускайте этого, хотя бы на этот раз?

– А что, были и другие разы? – удивился он.

– Вот только не надо, Константин Константинович: скольких вы уже…

– Тише, тише, дурочка моя, – он отвернулся, – пойдем к скамье.

Маргарита посмотрела на Елену, выглядевшую так жалко, что хоть сейчас отдавай ее в детский дом.

– Лен, мы еще чуть-чуть поговорим, а ты, пока, посмотри в окошко, или, хочешь, за компьютером посиди.

– Нет, Маргош: компьютер мне и там надоел.

– Тут есть сеть, – сказала Маргарита одними губами.

– Да? – Елена округлила глаза. – Та самая – настоящая? – тоже лишь губами спросила она.

Маргарита махнула рукой и пошла к Морозову. Он не стал садиться на скамью: ему было лучше так – меньше болело всё внутри.

– Марго, – начал он, – мне недолго осталось.

– Да что вы такое говорите… – начала она.

– Стоп, Марго, не надо, – сказал он. – теперь послушай меня! Мне осталось несколько недель, ну, может, от силы – пару месяцев. Самое главное заключается в том, что моя власть уже не моя….

– Кто-то из ваших замов прибирает всё к своим рукам? – не выдержав, перебила его Кондрашкина.

– Нет, – ответил Морозов, и, поморщившись, потер себе грудь, – всё гораздо хуже: от нас хотят избавиться, как от лишнего груза проблем, понимаешь?

– Нет, – сказала Маргарита, не веря своим ушам, – то есть, как это…

– Очень просто. Кто-то уже «наелся» нашими технологиями, кому-то уже неинтересны наши разработки, не нужны наши кадры, и так далее… – он тяжело задышал, – поэтому и финансирование постепенно прекращают. Сегодня даже пожаловались, что снова не было подвоза продуктов – короче, ограничения идут по всем направлениям, только не все об этом знают. В общем, что я хочу тебе сказать: скоро здесь будет совсем жарко, и тебе придется позаботиться о себе самой.

– А как же люди, которых здесь… Сколько: тысяч пять или шесть?

– Десять тысяч триста три, даже нет – четыре человека, но при условии, если вот эта девочка сможет родить, правда, не представляю, как это у нее получится… – он закашлялся.

– Совсем плохо? – участливо спросила Маргарита.

– Нормально, – ответил он, вновь потирая грудь, – это еще хороший день.

– Диагноз вам так и не поставили?

– Нет, не могут они ничего.

– Но как же так?

– Марго, не всё в руках человека, ты же знаешь.

– Знаю, – грустно ответила она. – Но как же я без вас?

– Подумаю еще над этим – время пока есть, не бойся.

Он вновь посмотрел на Елену, заворожено смотревшую на приближавшуюся черную тучу, из которой то и дело выбрасывались розовые линии небесного электричества. Грома слышно не было: комната имела отличную звукоизоляцию, но, тем не менее, иногда воздух дрожал, когда разряд был слишком близко.

Маргарита молчала. Молчал и Морозов. Тут к ним обоим повернулась Елена:

– Скажите, а если сейчас выйти на улицу под зонтиком, молния в меня не ударит? – спросила она с такой детской непосредственностью, что в глазах у Морозова блеснула влага: Маргарита разглядела ее при свете очередного разряда молнии, вспыхнувшего за северным окном, справа.

– Да, вот она – беременность, – задумчиво сказал Морозов.

– А? – спросила Елена, не расслышав, что он сказал.

– Нет, на улицу нельзя, – пояснила Маргарита, – это может быть опасно.

Елена улыбнулась.

– Ну, тогда ладно, – произнесла она смиренно, и вновь повернулась к окну.

– Послушай, – сказал Морозов, взяв Кондрашкину за руки, – я хочу предложить тебе одну, скажем так, авантюру: что если, я отправлю вас на какой-нибудь из островов, и вы там переждете все потрясения?

Маргарита с сочувствием на него посмотрела.

– То есть, вы хотите сказать, что нас там никто не достанет?

– Нет, – махнул он рукой, – не это я хочу сказать. Во-первых, вам поменяют имена. Во-вторых, найдут надежных людей, способных вас защитить. Ну, и, в-третьих, кто сказал, что в ближайшее время обстановка не изменится так, что всё встанет с головы на ноги?

– А не наоборот? – спросила Маргарита, улыбнувшись.

– Нет, именно так, как я сказал: рано, или поздно всё прояснится: надо только набраться терпения и не высовываться – мы все сидим на пороховой бочке.

– Неужели, и впрямь всё так серьезно? – спросила она, не веря, что это происходит прямо сейчас, а не в отдаленном будущем. – Неужели вы, со своими возможностями и связями, не можете ничего сделать?

Морозов вздохнул:

– К сожалению, в компанию проникли такие люди, которым никто и ничего не дорого, в том числе и мы с тобой, – сказал он и тут же кивнул на Елену, – а с этой дурочкой они тем более не станут церемониться, понимаешь меня?

Маргарита кивнула.

– Ну и как же нам быть? – спросила она.

– Я же говорю – подумаю, а потом тебе сообщу, – ответил Морозов.

Кондрашкина кивнула. Не ожидала она такого разговора, который оказался настолько откровенным, что никому о нем нельзя было рассказать. Она вновь почувствовала себя такой одинокой, что даже стоя сейчас рядом с Морозовым, не ощущала его присутствия, словно он уже был где-то далеко-далеко, а с ней разговаривала его голограмма. И только его руки, сжимавшие ее ладони, были слабым доказательством того, что он еще здесь. Странное ощущение какой-то раздвоенности Маргарита постаралась подавить тем, что переключилась на другую тему.

– Константин Константинович, – спросила она.

– Да, моя хорошая.

– У меня тут недавно вышел один инцидент… – она не решалась ему рассказать о том самом ночном происшествии.

– Ну, ну, продолжай, – участливым тоном подбодрил ее Морозов к дальнейшему рассказу.

– Короче, несколько дней назад, в ночное время, кто-то проник в мой кабинет, и я думаю, это было что-то вроде невидимки, проходящего сквозь стены…

Морозов вдруг так ей нехорошо улыбнулся, что она, на какое-то мгновение, увидела перед собой совершенно другое лицо – лицо неизвестного ей человека. Она в ужасе отшатнулась.

– Кто вы, черт побери?! – вскричала Маргарита.

Елена резко обернулась от крика подруги и подбежала к ней.

– Что с тобой Марго? – спросила она, но в этот момент Морозов дотронулся до Елены каким-то прибором, напоминающим шариковую ручку, и девушка упала на пол, потеряв сознание.

– Кто ты? – вновь спросила Кондрашкина, – отходя от того, кого минуту назад считала своим приемным отцом.

Тот, кто стоял перед ней, молчал: он явно чего-то ждал.

Маргарита сделала еще один шаг назад. Ее взгляд случайно упал на скамью, где за второй пальмой, стоявшей в углу так, словно ее пытались вмять в стену с такой силой, что даже пластиковый горшок треснул, увидела тускло поблескивавший мужской ботинок, торчавший как-то боком, словно за кадкой лежал человек, а его нога случайно вылезла наружу.

Она снова посмотрела на того, кто сейчас стоял перед ней, и не двигался с места: он замер, как андроид, которому вдруг вырубили питание – он застыл, словно искусно сделанная скульптура. Маргарита, не двигаясь, смотрела на это существо и заметила, что его глаза стали тускнеть, словно из них уходила вся влага, оставляя после себя лишь тонкую прозрачную сухую пленку. Существо не двигалось, и Маргарита сделала шаг вперед, протянув к нему руку. Расстояния было недостаточно, чтобы дотянуться до плеча Морозова-андроида, и Кондрашкина сделала еще один шаг. Теперь ее ладонь коснулась шероховатой поверхности дорогого костюма. Ее пальцы сжали руку, но ничего не произошло. Она дотронулась до кисти андроида и почувствовала холод.