VEROLIKI. История моих рукопожатий: бизнес-роман о силе коммуникации и настойчивости

Кроме всех очевидных преимуществ, у Вадима была новая «Ява», недавно купленная с нуля. Отличный мотоцикл, на который я даже смотрел с некоторой завистью.

В то время мне нравилась одна красивая девушка, жившая в соседнем поселке. Она приезжала туда на каникулы к родственникам. В один из вечеров мне захотелось произвести на даму сердца впечатление, и я попросил у Вадима его мотоцикл.

Буквально светясь от счастья, я подъехал к дому девушки, посигналил и крикнул:

– Выходи, покатаемся!

Однако новенькую «Яву» моя дама сердца не оценила. Коротко переговорив со мной с балкона, она объявила, что останется дома.

– Ну, не хочешь – как хочешь. Давай тогда, пока!

– Увидимся…

Пожав плечами, я развернулся и поехал назад. Был прекрасный теплый вечер, уже немного темнело, но дорогу еще было хорошо видно. Я выжимал газ и наслаждался скоростью. Обиды на девушку я не держал: что может такая городская принцесска понимать в настоящих мужских радостях! Мое тело и голову – а я был без шлема и какой-либо защиты, только в шортах и в майке – приятно обдувал свежий ветер, и мне буквально казалось, что весь мир лежит у моих ног.

Вскоре я заметил, что впереди едет другая «Ява», только более старая. Приглядевшись, я узнал мотоцикл своего приятеля. И тут мне в голову пришла мысль понтануться и обогнать его. Идея меня повеселила, и я прибавил газу.

Я совсем не учел, что у того парня на мотоцикле не было зеркал заднего вида. Все произошло в один миг. Вот я еду по трассе, вижу мотоциклиста, иду на обгон – и бац… я с ужасом понимаю, что мой мотоцикл идет четко в его заднее колесо.

Чтобы избежать столкновения, я резко дал по тормозам. Мотоцикл вместе со мной начало крутить из стороны в сторону. Я вцепился в руль мертвой хваткой, пытаясь маневрировать. Но бесполезно. «Яву» несло вперед, вбок, подбрасывало на неровностях дороги. На очередной кочке мотоцикл подкинуло в воздух – и я вылетел в кювет вместе с ним…

Дальше все разворачивалось как в замедленной съемке… Передо мной проплывало темнеющее небо, дорога, трава… Мотоцикл падал на землю и разлетался на тысячи мелких кусочков… Я чувствовал, как меня отбрасывает в сторону. А потом… свет резко погас.

…Темнота. Вокруг темнота и… чьи-то голоса. Я слышу крики людей, которые становятся все громче. Я пытаюсь пошевелиться, но тело не слушается. Что со мной произошло?

С трудом я открываю глаза и делаю первую попытку подняться. Руки трясутся, но все же с трудом удерживают мой вес. Никогда не думал, что я такой тяжелый… Присев и дотронувшись до головы, я понимаю, что мои ладони вымазаны в чем-то липком, подношу их к лицу и вижу нечто густое и красное. Это кровь. От испуга я по привычке резко вскинул голову. Жуткая пронзающая боль молниеносно пробежала от шеи по позвоночнику до кончиков пальцев.

Жадно глотая воздух, я попытался успокоиться. Огляделся и обнаружил, что нахожусь в кювете рядом с куском металлолома, который еще недавно был новенькой «Явой».

Все мое тело, насколько я только мог разглядеть, было ободрано, будто с меня сняли кожу. Я выглядел как свежая туша, только что вышедшая из-под ножа мясника. На мне болтались какие-то лохмотья – видимо, остатки моей новенькой белой майки. Теперь она стала полностью черной от крови и грязи. Кровь ручьями стекала по шее из разбитой головы – позже выяснится, что я влетел затылком в столб. Мир предательски покачнулся, к горлу подкатил первый приступ тошноты. Силы снова оставили меня, и я упал в красную мокрую траву.

В темноте гул голосов за моей спиной стал громче и отчетливей.

– Живой, слава богу, живой, – разобрал я чьи-то слова.

Я вновь приоткрыл глаза и повернулся на бок. Все вокруг плыло, словно я попал в шторм. Кто-то из зрителей первым опомнился и кинулся в нашу сельскую больницу, которая была неподалеку от места аварии.

С трудом я встал. Шатаясь и спотыкаясь, пошел следом за этим человеком в больницу. Тут ко мне подбежал мотоциклист, который ехал впереди, подхватил меня под руки и повел вперед.

Идти даже с его поддержкой было трудно. Руки и ноги меня не слушались. Мир рассыпался, как пазл, на отдельные картинки. Дорога. Свет фонарей. Доктора, бегущие мне навстречу. Помню, как от них пахло медикаментами и спиртом. Как на их белых халатах оставались кроваво-красные пятна. Холл в больнице, коридор. Помню, как посмотрел вниз и увидел на светлой плитке ярко-алые следы от моих ног.

Я периодически отключался, а после чувствовал резкие удары по щекам и бьющий в нос запах нашатыря. Желто-белый электрический свет заставлял морщиться и жмурить глаза.

Медсестра, бледная от ужаса, быстро вкалывала мне какие-то препараты.

– Обезболивающее, – пояснила она.

– Неси еще, – распорядился доктор. – Ему много надо.

Топот ног удаляется. Белая дверь, которую открывает чья-то рука передо мной.

Меня положили на кушетку в самом близком ко входу кабинете. Я смотрел на потолок и потрескавшуюся побелку на нем. Голова наконец перестала кружиться. Сильно пахло лекарствами, особенно какой-то горьковатой гадостью, которой мазали мое искалеченное тело.

Врачи, торопливо обрабатывая раны и накладывая швы, рассказывали, что чудовищной силы удар перебил руки и ноги. Там, в грязном кювете возле разбитой «Явы», осталось много моей крови. Ни одна медицинская энциклопедия не могла объяснить докторам, каким чудом я выжил.

– Тебе повезло, парень! С такими травмами, как у тебя, вообще не живут. Сильнейшее сотрясение, гематома на полголовы – вот так плохо ездить без шлема! – множественные ссадины, ушибы и переломы. Другой бы не выдержал такого удара, но ты крепкий оказался! – без умолку выпаливала медсестра, бинтуя меня и вкалывая все новые уколы: обезболивающие, противовоспалительные. Возможно, только этот бесконечный поток слов и помогал мне не потерять сознание. – Потерпи немного, скорая вот-вот вернется с выезда и отвезет тебя в район. Там хорошие врачи, хорошее оборудование. Тебя быстро на ноги поставят.

Слова ее уплывали куда-то мимо моего сознания. Я снова почти отключился. И вдруг, словно новая вспышка света, мой мозг пронзила мысль: мы же с Вадимом запланировали на днях поехать в Москву. У меня там встреча, мы с людьми договаривались. И как я теперь поеду, весь в кровище и бинтах, как?

Парень, который помог мне дойти до врачей, все еще стоял в коридоре, с тревогой заглядывая в дверную щель. Кажется, он чувствовал свою вину в случившемся. Я с трудом приподнялся на локтях и кивнул ему, подзывая к себе:

– Поезжай ко мне домой, там Вадим, он меня ждет. Скажи ему, что я разбился, дело плохо. Скорая на выезде, а мне надо в районную больницу. Пусть он сам отвезет меня.

Парень кивнул и исчез за дверью. Я не знаю, сколько прошло времени: соображал я после удара с трудом. Все происходило словно в каком-то бреду. В больнице появился Вадим, коротко о чем-то переговорил с врачами – я услышал только его низкий голос, отражавшийся от стен в коридоре, но разобрать слов не мог.

Через мгновение он появился в кабинете.

– Ну ты, брат, даешь, – вздохнул он. – Не больно?

– Нет пока…

– Пойдем-ка, прокатимся в районную больничку.

Мой товарищ сгреб меня в кучу, как будто ему было совсем не тяжело, и посадил в машину. Зашумел мотор, замелькали деревья, заборы и фонари, погружая меня в полусонное состояние. Вскоре, кажется, я действительно отключился, потому что не помню, о чем мы с Вадимом говорили.

Помню только, как пахло бензином в салоне – после больницы я почему-то резче стал различать запахи. Невыносимо болела голова – гораздо сильнее, чем спина, руки и ноги. Она болела даже сквозь все обезболивающие, которыми меня обкололи наши сельские врачи. У меня до сих пор остался «сувенир» с той аварии – шишка на затылке.

В районную больницу мы добрались, когда на дворе уже стояла глубокая ночь. Двухэтажное здание, окруженное березами, светилось редкими окнами на фоне черного неба. Я с трудом выбирался из машины. Воздух вокруг был свеж и приятно прохладен. Голове как будто сразу стало чуть легче, но только на секунду.

Врач встретил нас на крыльце и помог Вадиму отвести меня в кабинет. Там он провел осмотр и, сделав глубокий вдох, сказал, что с такими травмами оставит меня на госпитализацию в больнице.

Я плохо понимал причины своих действий, но четко запомнил, как внутри меня поднялась сильнейшая паника. Крик вырвался из груди и разнесся по всему кабинету:

– Нет. НЕ-ЕТ. Я тут не останусь. Я не буду лежать в больнице.

Ошарашенные таким поведением врач и прибежавшие на мои крики санитары пытались удержать меня на койке и успокоить.

– Я не буду ложиться в больницу. Мне нечего тут делать.

Что тогда творилось в моей голове, сказать трудно. Помню, что я просил написать лекарства, которыми надо лечиться, и кричал, что восстановлюсь сам.

Медики многозначительно переглянулись.

– Сумасшедший, что возьмешь, – шепотом процитировал Высоцкого доктор, намекая, видимо, на мою травму головы. – Удерживать вас без вашего согласия не имеем права, – уже громче добавил он, разводя руками.

Пока я непослушными пальцами выводил подпись под отказом от госпитализации, медики выписывали мне рецепт на нужные препараты. И с этим листочком я вновь оказался в машине, среди запаха бензина и мерного успокаивающего урчания мотора. Мелькали фонари, погружая меня в транс, тихо бормотало радио – и мне казалось, что это все еще сельская медсестра что-то приговаривает себе под нос, бинтуя мне руки и ноги… Под действием препаратов или от нервных переживаний этого вечера вскоре я крепко уснул.

Проснулся я уже в собственной кровати. Комнату заливал свет. Я попытался привычно потянуться, но тело отозвалось тугой немой болью. Было такое чувство, словно меня сильно избили и замотали в слои крепкой пленки.

В голове яркими кадрами вспыхивали моменты вчерашнего дня: трасса, встречный ветер и радость от скорости. Вот меня резко подрезает товарищ, вот разлетаются в стороны обломки мотоцикла, вот мои ладони в крови… И тут я вздрогнул.

– Вадос! – хрипло позвал я, надеясь, что он еще не уехал.

Ответом мне стало только тихое тиканье часов на стене. В безмолвии дома медленно кружилась пылинка в солнечном луче и гулко стучало мое сердце.

Только тут я понял, что натворил.

Вадим в Москве и дома будет не скоро. Игорь в Краснодаре. Мать живет в станице Калининской – это соседнее село. И я всем вчера наказал не говорить ей про случившееся, чтобы она не волновалась. То есть теперь я остался совсем один.

И если вчера я не ощутил всех «прелестей» своего сломанного тела – сначала от шока, потом от препаратов, – то сейчас я в полной мере все прочувствовал. Мне было сложно встать с кровати самостоятельно, не говоря уже о том, чтобы нормально себя обслуживать – готовить еду и менять бинты. Любое действие давалось с огромным трудом. У меня болело буквально все: каждый сантиметр тела, каждая клеточка. Тяжело было даже дышать. Руки перебиты, ноги перебиты, даже позвоночник, голова – сплошная шишка. Я осознал, какую ошибку вчера совершил, самонадеянно отказавшись от госпитализации. Да и прокатиться без шлема было не лучшей моей идеей.

Но менять что-либо было уже поздно. Надо было действовать в тех обстоятельствах, в которые я угодил. Я жил в коттедже на двух хозяев: половина дома принадлежала нам, вторая – соседям. Собрав все силы в кулак, я глубоко подышал и решился. Сквозь чудовищную боль принялся стучать в стену… Раз, другой, третий… Мне казалось, что при каждом ударе меня переезжает поезд, выстукивая ритм тяжелыми железными колесами прямо по моей спине. Наконец пришла соседка и спросила, что у меня случилось, по какому поводу шум. Тяжело дыша и с трудом ворочая пересохшим языком, я объяснил ситуацию.

– Надо за мной, наверное, поухаживать, – грустно и смущенно закончил я.

– Ох, горемыка, – вздохнула соседка, сходила к себе за едой, а после вымыла руки и принялась делать мне перевязки.

Смена бинтов каждый раз была настоящей пыткой. Старые, пропитанные лекарством и кровью, прилипали к телу, а боль была такая, словно с меня пытались содрать кожу вместе с мясом до костей.

Эта добрая женщина дежурила возле меня день или два: готовила обеды, давала таблетки, ставила уколы. Труднее всего давались мне ночи: если вовремя не уснуть, в темноте и тишине боль порой становилась такой ужасной, что я тихо скулил до утра в одиночестве, в своем беспомощном состоянии, до прихода соседки. С ней мне было не так жутко.

Но однажды я задремал днем, а когда открыл глаза – увидел на пороге комнаты Людмилу, с которой мы познакомились совсем недавно. Изредка виделись, но я чувствовал к ней большую симпатию. Я был очень рад, хотя и не ожидал увидеть ее у себя дома. Я даже сперва подумал, что мне она снится. Зажмурился и вновь открыл глаза. Люда все еще стояла в дверном проеме и грустно смотрела на меня.

– Проходи, – растерянно улыбнулся ей я, насколько вообще мог тогда улыбаться.

В голове роем носились мысли. Как она узнала, что со мной случилось? Откуда? Кто ей рассказал?

Между тем она села рядом со мной и принялась изучать лекарства, стоявшие у кровати.

– Голова болит? – встревоженно спросила она и, не дождавшись моего ответа, сказала: – Сейчас пообедаем, и я дам тебе таблетку. После еды она лучше усваивается. Я борщ привезла, ты любишь борщ?

Несколько дней Люда провела со мной. Мне было приятно то, как она заботилась обо мне, кормила с ложечки. Сначала я сопротивлялся и пытался доказать, что справляюсь сам, но она в ответ только твердила, что врачи пока не рекомендуют мне лишний раз двигаться. Позвоночнику нужен покой для восстановления. Вскоре я расслабился и позволил ей ухаживать за мной. В такие моменты я не чувствовал себя ни слабым, ни беспомощным. Я ощущал себя спокойно, находясь в ее заботливых руках, и верил, что теперь выздоравливаю быстрее.

Ночи перестали быть жуткими и мрачными. И я спокойно засыпал под ритм мерного дыхания моей новой соседки.

Перевязки все еще давались с трудом, но нежные женские прикосновения помогали мне успокоиться. Благодаря им я на время забывал о боли, даже когда от меня отрывался очередной кусок бинта, пропитанный засохшей кровью. А вскоре раны и вовсе уступили место свежей, еще совсем нежной розовой коже.

С первого дня Люда всерьез взялась за мое лечение. Я ничего не обещал ей, но в какой-то момент неожиданно для себя понял, что уже не представляю себе жизни без нее. Я привык, что ее милое лицо с неизменной улыбкой – это первое, что вижу по утрам; привык к постоянной заботе, вкусным котлетам, супам и плову; привык к нежным прикосновениям, когда она меняла мне повязки; к тому, что дома кроме лекарств пахнет ее духами… И к тому, как на кухне звенит ее голос, когда она что-то напевает, моя посуду или готовя обед… Я понял, что не хочу уже расставаться с ней.

Позже обо всем, что со мной случилось, конечно, узнала мама. Она сразу же приехала, привезла пирогов, солений и варений. К тому моменту со дня аварии прошло уже несколько недель и на меня уже было не так страшно смотреть. Стараниями Людмилы я приходил в норму и стал сравнительно хорошо себя чувствовать.

Мои раны заживали медленнее, чем хотелось бы. Я сильно потерял в здоровье. О тренировках и вовсе пришлось забыть. Лежа без движений на кровати, я обдумывал многие вещи и особенно слова, которые, вернувшись из Москвы, сказал мне Вадим:

– То, что ты мотоцикл мне разбил, – это ерунда, фиг с ним. Ты в этой аварии оставил здоровье, которое не вернешь. И надо быть аккуратнее, потому что в такие моменты ты отдаешь часть своей жизни, которая невосполнима. Да, ты потом восстанавливаешься, но ты восстанавливаешься не на 100%.

И тогда я решил: надо быть аккуратнее. Однако придерживаться этого правила мне удавалось не всегда. После этого случая я попал в аварию на машине, у меня были переломы на сноуборде, я тонул в реках. Много раз был на грани. Но тогда я прямо запомнил слова Вадима – надо себя беречь. По крайней мере, стараться.

Потому что здоровье – это то, чем ты расплачиваешься за свои глупые, легкомысленные поступки.

После аварии я не садился на мотоцикл 16 лет. Но потом я попробовал подняться на гору на эндуро – и влюбился в него. С тех пор я регулярно катаюсь на эндуро по разным горам. Обожаю.

Но я вновь забежал вперед, и до моей первой поездки в горы мне еще предстоял большой путь…

В целом тот год был сложным, хотя и местами веселым. Я долго искал себя, скитался, пробовал разные варианты заработка. Мне нужен был опыт, и в конце концов я его приобрел.

Из всего случившегося я понял, что на человека сильно влияет его окружение. Тот же Вадим был старше меня, опытнее и потому мог оказать на меня воздействие, в том числе негативное. И это закончилось для меня условным сроком. Авария на мотоцикле тоже стала следствием моей неправильной жизни: легкомыслия и наивной веры в свою неуязвимость.

В итоге я осознал, куда не надо идти. Я понял, как ценно мое здоровье, которое легко потерять и невозможно восполнить полностью. И я осознал цену опрометчивых поступков и как важно не совершать глупостей, о которых потом пожалеешь.

Сахарный завод

9

Тяжелый труд – это тоже неверный путь. Там ты оставляешь много здоровья.

Постепенно мое здоровье приходило в норму. Все крепче становились отношения с Людой, я начал задумываться над тем, чтобы остепениться, а также найти серьезную работу.

Параллельно поступил в юридический колледж, где познакомился с завучем Анной Леонидовной. Несколько комплиментов, шоколадок – и она помогла мне вовремя сдавать все контрольные. В дальнейшем по учебе я тоже не напрягался.

Поиски работы привели меня на элеватор, куда я устроился охранником. Предприятие находилось в Тимашевске. Я перебрался сюда и начал жить вместе со своей девушкой и ее родителями.

Благодаря ответственному подходу к работе и прокачанной коммуникабельности вскоре я стал старшим смены. Первое помогло мне быстро вникнуть в суть и строго следовать должностным инструкциям, а второе – подружиться с начальником охраны предприятия.

Меня поставили на руководящую должность спустя месяц с момента трудоустройства. В подчинении у меня оказалось 12 человек. И тут я понял, на какую золотую жилу набрел! На территории предприятия буквально под ногами, как мусор, валялись кучки отрубей – отходов производства, которые тоже годились для кормления птицы и скотины.

Это натолкнуло меня на идею нового бизнеса. Мы с подчиненными убирали отходы, собирали их в мешки и вывозили с территории элеватора. Ну а после продавали в селах, где в каждом дворе есть какая-нибудь скотина, а потому хорошие и дешевые корма всегда востребованы. По факту это было не воровство, хотя у меня и не было никаких официальных документов на мой товар. И вывозили мы его по ночам. Других сложностей и неудобств у нас не возникало.

Заработав денег, я решил, что пора вновь попробовать создать бизнес. Поскольку отрубей было вдоволь, я решил вложить деньги в уток. Купил то ли 100, то ли 200 голов. Все это утиное стадо поехало жить в село к моей бабушке: кормить их несложно, у дома речка, камыш, трава, двор огороженный. Все условия уже созданы, осталось только вырастить птицу.

Я сдал уток бабушке и отбыл в Тимашевск на работу.

Когда я приехал в село в следующий раз, я буквально не узнал бабушкин двор. Вся трава, которая местами была мне по колено и даже по грудь, была съедена под корень. Осталось только голое место, будто задний дворик закатали в асфальт. Сильно поредел густой камыш, где раньше невозможно было пройти. Подросшие утки налетели на меня, как крокодилы. Они хватали меня за ноги, тащили за штанины – требовали еду. Дошло до того, что это неуправляемое, вечно голодное стадо начало съедать по мешку корма в день! Я устал его возить в село, но деваться было некуда.

В общем, когда утки выросли, мы пустили их на мясо и выдохнули. Утятиной была надолго обеспечена вся улица. Немного я сдал в заводскую столовую, договорившись с заведующей. Но большую часть мы так и не смогли реализовать и съели сами. Бизнес не пошел. Я подсчитал, что выгоднее было бы все эти отруби продать, чем кормить ими уток. Кроме того, у меня еще было много долгов, с которыми нужно было рассчитаться. Я вновь занялся продажей отрубей и смог быстро поправить финансовое положение.

Однако хорошо жилось мне недолго. Начальник охраны узнал о «подпольном бизнесе» и прикрыл мне эту лавочку. Мы разругались, я перешел на другой пост. Там с работой тоже не заладилось, и я уволился.

И вот какая образовалась ситуация: денег нет, работы нет. Я студент, мне надо платить за учебу. Живу у девушки с ее родителями. Без дела сидеть мне было никак нельзя: требовался стабильный заработок. И я устроился на сахарный завод грузчиком. За физический труд там платили очень хорошо: раза в четыре больше, чем на предыдущей работе.

Но был один нюанс: в охране не надо было работать. А тут пришлось не просто работать, а вкалывать. Это был ужас, конечно.

Казалось бы, ничего сложного – берешь мешок с сахаром с конвейерной ленты и загружаешь в вагон. Только мешок весил 50 килограммов, и мне приходилось кидать его в высоту: по-другому вагоны не грузились.

Так за смену мы вдвоем с напарником могли погрузить 64 тонны. Работа даже снилась ночами, и я кидал на голову подушку – так же, как на смене мы закидывали на голову эти злополучные мешки.

До сих пор в красках вспоминаю первые смены на заводе. Помню, как возвращался домой и у меня болело все тело, будто меня били все восемь рабочих часов!

Чтобы забыться, я наливал себе полный 250-граммовый граненый стакан водки, выпивал и ложился в кровать. Крепкое спиртное было для меня как снотворное, по-другому я тогда не мог заснуть. В итоге я втянулся в работу, в перерывах даже ходил на бокс: тренировки, спарринги… И через несколько месяцев уже мог мешок сахара подкинуть на 2,5 метра в высоту!

Но, несмотря на то, сколько физической энергии было у меня в том молодом возрасте, я проработал грузчиком, наверное, только месяца четыре. А потом я себе сказал: СТОП. Это слишком тяжело, а значит, небезопасно для моего здоровья, которое я уже и так подорвал в этом году. От перенапряжения, прошу прощения за интимные подробности, у парней, да и у меня, открывался постоянный понос. Мы дружно сидели на «Трихополе»: мне он хотя бы помогал, а кому-то не очень. И я понял, что нужно остановиться, пока окончательно не угробил свой организм.

Тогда я себе сказал: это последняя работа в жизни, где ты так тяжело физически трудишься. Как сказал на чердаке в Питере, что больше не буду бомжевать, как пообещал больше не связываться с криминалом в СИЗО… Для меня самое важное – никогда себя не обманывать. Поэтому все данные себе слова я сдержал.

После увольнения с сахарного завода моей целью стало найти работу, где можно получать деньги без огромных физических усилий. Деньги, которых хватило бы, чтобы содержать семью и закрывать потребности.

Поэтому я принял важное решение. В день увольнения я пришел домой и сказал своей Людмиле: «Давай собирать вещи, мы переезжаем в Краснодар».

Каким бы ты ни был от природы крепким и спортивным, ты оставляешь на тяжелой работе немало здоровья. А здоровье – один из важнейших ресурсов, которые у нас есть. Его легко потерять и невозможно восполнить на 100%.

Необходимо внимательнее относиться к своему организму, давать себе время на отдых и находить способы заработка, которые не только не ведут к нарушению закона, но и не вредят физически.

Семь работ за год

10

Помещая себя в более успешную среду, ты вынужден подтянуться к этой среде. Потом ты перерастаешь эту среду. Чтобы вырасти дальше, тебе нужно поместить себя в такую среду, где люди будут еще круче. Я постоянно ищу такое окружение.

Работа в Краснодаре

ОХРАНА

Я вдоволь натаскался тяжелых мешков на сахарном заводе, поэтому по приезде в Краснодар стал искать работу в другой сфере. По счастливому стечению обстоятельств мой друг подкинул вакансию охранника на пивном заводе, где работал сам.

«Это как раз то, что надо, – решил я. – Никаких тяжестей, и при этом хорошая зарплата».

Впрочем, в качестве постоянной я эту работу не рассматривал. Мне уже довелось поработать в охране, и я понимал, что это не мое. При всей легкости и ненапряжности она не несет перспектив, не качает твои скилы, не дает развития. Ты действуешь механически, как заводная игрушка, без вовлеченности, и со временем начинаешь закисать.

Как следствие, при отсутствии интереса к выполнению должностных обязанностей я был не прочь иногда выпить пива с орешками и поболтать с коллегами в рабочее время.