Проклятие Велеса

Для любой женщины важно знать, что с нею будет хотя бы в ближайшее время. А когда это пропадает, исчезает опора под ногами. И хорошо, если новую опору удается быстро найти. А если ничего не предвидится и вообще впереди полная неясность, тогда наваливается ощущение безысходности и краха. И надо иметь сильную натуру, чтобы противостоять собственной беспомощности. Однако чтобы узнать о своих способностях, нужно оказаться в таком положении. Марии не приходилось раньше испытывать подобного. Но она взяла себя в руки. Она умела это делать. Потому всегда была для Алексея незаменимой, хоть тот обладал сильным характером. Между тем у нее проскочила мысль, что можно поднапрячься и попытаться воротиться, но если бы точно было известно, что возврат непременно вернет их в парк. Однако от этой мысли тут же пришлось отказаться, ибо туман мгновенно схлынул и овраг перед ними предстал во всей своей красе. По дну бурным потоком билась узкая речушка. Сзади и впереди – заросли. Жиденькие на склонах и густые наверху. Двое стояли на куцей тропке, которая вилась вдоль берега бурливой речки. Тропа испещрена копытами лошадей – это указывало на то, что она, вероятно, используется больше для верховой езды, нежели для пешей ходьбы. Впрочем, это не факт. Там, где ты никогда не бывал, предугадать что-либо сложно. И не стоит этим заниматься, не разобравшись в главном: где они и как им тут быть дальше. Вокруг тишина. Все это так сильно поразило их, что лишь в самую последнюю очередь они обратили внимание на себя. И обомлели от лиц, которые увидели друг у друга. Такие лица бывают тогда, когда стоят на месте, с которого и нужно сойти, и нельзя сходить, потому что всякий шаг в любую сторону может стать последним. А последнего шага всегда страшатся, ибо всякий раз перед глазами пробегает длинная дорога впереди, которая не пройдена до конца, но которую так хочется пройти. Нет, на лицах не было сумасшедших эмоций с гримасами ужаса, они стали как маски, застывшие и бездушные, под которыми улавливалась тихая тоска по тому, что только что потеряно. И все же стоять на месте было нельзя, следовало перебороть себя, чтобы своими глазами увидеть, где оказались. Алексей пошевелился и сделал глубокий продолжительный вздох:

– Пошли.

Мария с трудом разлепила плотно сжатые губы:

– Куда?

Сейчас почему-то ему странно было слышать этот вопрос. Ведь Мария прекрасно знала, что именно он ей ответит, просто по той причине, что другого отзыва у него обыкновенно не могло быть:

– Перед нами только одна тропа. Вот по ней и двинемся! – Но прежде, чем сдвинуться с места, он огляделся, стараясь охватить глазами вершины склонов оврага. Хотя что он мог там увидеть? Подступившие к краю деревья да их макушки высоко в небе. Вдобавок солнце било в глаза. То солнце, к которому они стремились вырваться из туманного плена. Прищурив глаза, приставив ко лбу козырек ладони, Алексей сделал решительный взмах рукой, в которой была сабля, как будто острым лезвием надвое рассек перед собой густой воздух. И потом еще раз, точно вторым взмахом прибавлял себе решительности. – Трогаем! – Первый шаг стал большим, за которым последующие были не меньше.

Мария, поспевая за ним, сразу приноровилась к этому шагу, как всегда, везде приноравливалась к мужу. Под подошвами их обуви зашуршала натоптанная земля тропы. Та медленно поднималась по склону оврага, отдаляясь от бурного потока на дне. Вилась между деревцами и редким кустарником. Где-то на середине склона Алексей резко остановился, Мария едва не ткнулась носом ему в лопатку. Под кустом увидел человека. Быстрым взглядом узнал гонца. Тот лежал на спине с раскинутыми руками, разорванной на груди одеждой, оголенной окровавленной грудью, в которой зияла глубокая колотая рана.

– Убили! – ойкнула Мария, выглядывая из-за плеча мужа. – Добили раненого, негодяи. Кто они такие?

– Искали грамоту Великого князя, – догадался Алексей. – Не нашли. Со злости закололи. По-видимому, душегубы, ватажники, – предположил и удивился, что вдруг вспомнил старое название убийц, разбойников. Причем мозг словно заклинило, и уже невозможно было выковырнуть из него этих понятий. Они казались естественными, как этот день и солнце над головой. И что еще озадачило Алексея, так это то, что Мария восприняла услышанные слова как давно известные и много раз слышанные. – Вот только зачем ватажникам понадобилась грамота?

– А может, не грамоту искали, а деньги? – вопросительно рассудила женщина. – Какой прок им от грамоты? Душегубством занимаются ради наживы. Наверно, это они в тумане охотились за тобой.

– Денег у меня нет. – Опасливая усмешка слегка тронула его губы.

– Но им-то об этом неизвестно, – напомнила она резонно, затем без обиняков уверенно добавила: – Хотя не за деньги твои им обещано наполнить мошну, а за твою голову. – Забегала глазами по земле, обратила внимание на обломок сухого сука рядом с трупом, наклонилась, подобрала.

Алексей оторвал взгляд от гонца, поднял голову, прислушался. Вокруг как будто никаких посторонних шумов. Впрочем, этой тишине после обнаружения трупа государева человека он не доверял сейчас. Странно, но о гонце теперь он стал думать не иначе, как о государевом человеке, каким тот изначально представился ему, когда лежал на земле со стрелой в спине и впервые назвал его боярином. Куда вдруг после тумана подевались лихие люди? Не могли же провалиться сквозь землю. Значит, где-то здесь, поблизости. К тому же он привык к такой тишине, которую знал с детства, а тут ее звучание несомненно имеет иную окраску. Посему не только надо смотреть во все глаза, но и слушать всеми ушами. Полностью выпрямившись, Алексей еще некоторое время вслушивался в затишье. Пока не донесся шепот Марии:

– Ты думаешь, они недалеко? – Она точно прочитала его мысли. Впрочем, это не удивительно – совместная жизнь приучила ее разгадывать мужа с полуслова и с полувзгляда, кстати, так же, как и его понимать жену.

– Возможно, – протянул он озабоченно. – Все возможно. Исключать нельзя ничего. Теперь смотрим во все глаза!

Медленно оба снова тронулись по тропе. На этот раз удалось прошагать всего несколько шагов и остановиться как вкопанные. Сверху неожиданно громко разнесся свист. За ним – разноголосое злобное улюлюканье. И по склону вниз посыпалась разношерстная лихая ватага.

– Вот они, – выдохнула Мария. И, видя, как Алексей вскинул саблю, стараясь прикрыть собой жену, тоже подняла сук.

Разношерстная орава человек в пятнадцать с кистенями, саблями, луками и ножами мгновенно окружила их. Лица злые, заросшие, грязные. Иные в шрамах, иные с выбитыми зубами, но был и с отсеченной рукой, был и с одним глазом. Эти лица мелькали перед глазами Алексея и Марии, трудно было остановить взгляд на ком-то одном. Алексей поворачивался то в одну, то в другую сторону, крутил головой и водил саблей перед собой, давая понять, что взять его будет непросто. Мария повторяла движения мужа, выставив вперед сук. Ватажники стали потешаться над нею, скалиться и делать выпады в ее сторону, пока одного из них в рваном зипуне она удачно не огрела суком по шее. И сразу потеха прекратилась, тем более что сабля Алексея в тот же миг еще больше распорола зипун неудачнику. После этого от нападавших вперед выступил здоровяк с торчащей вперед, как метла, бородой, в широком зипуне, на голову выше остальных, с косым глазом и кистенем в руке:

– Вот и свиделись, боярин!

Алексей и Мария узнали голос, который слышали в тумане. Алексей, впрочем, не удивился этому, его поразило другое: речь этих людей, когда он слушал их выкрики, отличалась от той, какой с детства был обучен, но вот странность: он хорошо понимал ее и, кажется, готов был говорить так же. Чувствовал, что такие же ощущения испытывает и Мария. Хотел спросить, почему тот называет его боярином, но, чувствуя, что вопрос не ко времени, отложил его. Посмотрел в глаза косому:

– За головой моей пришел?

Покачивая кистенем, тот равнодушно откашлялся:

– Так теперь это очень просто, боярин. Ты нынче как кур ощипанный. Без смеху смотреть на тебя не станешь. У ливонцев в полоне одежку-то свою растерял. Обрядили тебя с боярыней в срамное. Такое ни один холоп с холопкой и смерд со своей бабой на себя не напялят. То-то же, боярин, а то все петухом ходил!

Алексей смотрел хмуро, не доверяя его безразличному тону:

– Ты меня с кем-то путаешь. Я тебя не знаю.

Косой усмешливо пожал плечами:

– Выходит, ливонцы память отшибли? Своего бывшего холопа не признал.

– Я у ливонцев не был! – отринул Алексей, переступив ногами и косясь на остальных чуть утихших ватажников, чтобы вовремя защитить Марию, отбить нападение, если таковое последует.

– Вона как. Да мне все равно, где ты был. Я на тебя зла не держу, боярин, хоть по твоему умыслу посекли меня два года назад крепко – думал, не выдюжу. Но оклемался. Убежал с твоего двора, пока ты в полоне был. Ватажку собрал из беглых холопов и служу теперь всякому, кто мошну мою наполняет. – Перевел усмешливые глаза на Марию. – А ты, боярыня, небось, тоже меня не припоминаешь?

– Впервые вижу! – опасливо ощетинилась женщина.

– Не в сладость, видать, у ливонцев было? Смотрю, простоволосая ты нынче, боярыня, без косы и с непокрытой головой: ни кокошника, ни очелья, ни даже повойника.

Интуитивно чувствуя, что в этом ватажник усматривает нечто неправильное, ненормальное, очевидно, не принятое в женской среде, Мария вынуждена была через силу кивнуть, признавая косвенно, что у ливонцев, действительно, был не мед. Хотя понятия не имела, кто такие ливонцы и за каких бояр ее с Алексеем принимает косой. Предстояло как-то умело невзначай выудить это. Но как, в голову пока не приходило никаких мыслей. Надеялась, Алексей что-нибудь придумает, чтобы прояснить обстоятельства. Чуть успокаивало то, что косой не проявлял особой вражды. А обращаясь к ней, говорил скорее сочувственным тоном. Почему именно так, не брала в толк, пока не услышала.

– На боярина твоего не злюсь по твоей милости, боярыня, что спасла ты от погибели свою холопку, мою бабу, два года тому. Поклонюсь за это в ноги тебе. – Сделал поклон. – Так что голова твоего боярина мне нужна сейчас не для того, чтобы снести ее с плеч, а чтобы с нее не упал ни один волос, пока я не доставлю боярина к месту. На государева гонца не смотри – гонец получил, что заслужил. От него остался лишь вот этот знак гонца. – Вытащил из-за пазухи деревянную пластинку с нарезкой, показал и вновь сунул за пазуху. – Ему говорилось, чтобы подобру отдал грамоту, но он вместо этого накинулся на ватажников с саблей наголо. Коли б не туман, гонца угомонили быстро бы и грамоту получили. Но в тумане он куда-то подевал ее, выведать не довелось, потому как по недогляду пустили ему кровь.

То, что Алексею здесь не угрожает смерть, было узнать отрадно. Но к какому месту их повезут, где оно и что произойдет на этом месте, оставалось загадкой, посему напряжение полностью не проходило и озабоченность оставалась. Мысли Марии путались в голове. Она терялась, не находя ту, которую можно было сейчас выдернуть, чтобы осторожно попытаться нащупать ответ. Обронила только:

– Не понимаю, ничего не понимаю. Не знаю я тебя.

– Как ладно получается! – усмехнулся косой. – Я теперь ничейный. Сам свой. Да ты сук-то отбрось, боярыня, с него навару никакого. И ты, боярин, сабельку положи, не маши попусту, нас все одно не одолеешь. Много нас. К тому же убивать тебя мы не собираемся. Сопроводим туда, где ждут.

– Кто ждет?

– Там узнаешь. Нам знать негоже про ваши боярские дела.

– У меня тут нет никаких дел.

– Может, нет, а может, есть. Я о том не ведаю.

Алексей еще крепче сжал рукоять, не верилось ему в обещание косого, что с его головы волос не упадет. Он видел лица других ватажников, и они не внушали никакого доверия. Казалось, болтовней своей косой попросту усыпляет внимание, чтобы противник расслабился и проворонил нападение. И тогда ватажники косого в мгновение ока набросятся и разорвут в клочья.

– Не верю я в твое благородство. – Алексей супил брови, смотрел исподлобья, но цепко, чтобы не пропустить первый же выпад в свою сторону или в сторону жены. – Не приближайся! Положу нескольких.

– Ну положишь, и что с того? – безучастно покривился косой. – Никого не испугаешь этим.

– Жизней лишу, – уточнил Алексей, надеясь, что эти слова подействуют отрезвляюще.

– Жизней? – Кривой насмешливо пожал плечами. – А кто за них цепляется? Кому они такие нужны? Мы и живем-то для того, чтобы головы сложить в ватажной схватке. Для иного они не надобны.

– А по мою голову кто тебя отправил? Кто набить мошну обещает?

– Холоп либо смерд сулить не станет, – последовал неопределенный ответ. – Что с них взять? Им нечем набить мою мошну. Вот и понимай сам, боярин, как знаешь. Кони ждут тебя наверху. Время тянуть не след. Не идет тебе это обличье. Не боярское оно. Переоденешься там, как подобает боярину.

Не двигаясь с места, Алексей хмурился. Предложение косого вызывало двоякое чувство. То, что ватажники не дорожили собственными жизнями, делало их более опасными в этих обстоятельствах. И то, что наверху ждали кони, могло быть обыкновенной ложью. Однако то, что главной целью для косого было набить свою мошну, это очевидно. И ради этого он сделает все. Тем более что, сгубив гонца, косой наверняка лишился определенной части суленной ему мзды. Значит, сейчас из кожи вылезет, чтобы не потерять оставшегося. Судя по его поведению, он действительно не намерен убивать их, ибо, если б это было не так, косой действовал бы с налета и, возможно, дело быстро б закончилось. Следовательно, скорее всего, не врет – видимо, на самом деле кто-то, о ком умалчивает косой, поручил отыскать и сопроводить к нему боярина, думалось Алексею, за которого приняли его. Обстоятельства поворачивались так, что ни у косого, ни у него выбора не оставалось. Косой наступит на горло, чтобы добиться своего. А ему с Марией, пока не разберутся, в какую историю угодили и какое место в ней занимают, деваться некуда. Придется уступить. И все-таки Алексей решил выкинуть коленца:

– Тогда послушай: я не двинусь с этого места, пока не скажешь имени того, кто ждет меня!

– Имя тебе известное, боярин, но мне велено забыть его. Вот я и забыл, – ушел от ответа косой. – Помню лишь, чей холоп принес мне обещание набить мошну, ежели доставлю твою голову в целости и сохранности к указанному двору.

Короткая насмешка изменила лицо Алексея:

– Уже лучше. И чей же был холоп? В чьем дворе ожидают меня?

В косых глазах визави прочитать ничего не удавалось, но голос был с хитрецой:

– Боюсь ошибиться, боярин. Умишка-то у меня на всех не хватает.

– Ты не бойся! – подтолкнул Алексей. – Я не выдам, а Бог тебе зачтет.

– Оно, конечно, ты к Богу ближе, боярин, знаешь лучше моего, – задумчиво протянул косой и расплылся взглядом по Алексею. – Вот только в чем заминка: тебя-то Бог послушает ли? Не жалует он тебя, боярин, коль в полон к ливонцам отправил. Видать, прогневил ты его чем-то. А как не прогневить, коль ты холопам своим понапрасну душу вынимаешь, когда не в духе. Но душа, она отходчива, а вот порченые члены век стоят в глазах.

Алексей покраснел от напряжения. Всегда тяжело отдуваться за другого человека, особенно за того, о ком понятия не имеешь. Пришлось выкручиваться:

– Посмотри внимательно, сейчас я совсем другой человек. Бог помог бежать из полона ливонцев – стало быть, простил мне мои грехи. Я обещал ему, что больше никогда моя рука не поднимается на холопа и смерда. Слово данное сдержу!

– Да, да, – оживившись, громко со звоном в голосе подхватила Мария, обобщая. – Мы совсем другие.

– Так ли, боярыня? Вон боярин из рук саблю не выпускает, погубить ватажников грозится.

– Коль ему отбиваться придется. Ведь твои руки тоже не пустые, – парировала она, кивая на кистень.

Косой приподнял его, посмотрел так, будто в первый раз увидел, и вдруг решительно отбросил от себя. Алексей пораженно вытаращил глаза. Ибо практически противник отдал себя в его руки. Достаточно одного взмаха саблей, чтобы голова косого слетела с плеч и покатилась по склону оврага вниз в бурный поток воды. Впрочем, если б он так сейчас нацелился, это стало бы самой большой глупостью. Ведь вокруг торчали ватажники, и у них у всех в руках было оружие. Алексей быстро пробежал глазами по мрачным лицам. Он хорошо помнил, как недавно они улюлюкали, окружая его с женой, размахивали ножами, саблями и кистенями, готовые размозжить им головы. Даже одному из них пришлось располосовать острием сабли зипун за потехи над Марией. Они и сейчас смотрят волками, хотя не издают никаких звуков. Явно побаиваются косого. Поэтому голову сносить тому глупо, себе дороже. Косой заметил опасливый взгляд Алексея и махнул ватажникам рукой. Все как один неохотно кинули оружие на землю. После этого косой откашлялся:

– Такое мое слово, боярыня. – Показал на брошенное оружие.

Крыть Марии больше было нечем, но и промолчать в ответ нетактично. Хотя думать о корректном поведении с разбойником, доверять слову злодея нелепо. Сейчас он принимает ее за другую, но вдруг по каким-то чертам поймет, что она не та, что не она два года назад спасла его бабу, – тогда в мгновение ока его расположение может развернуться на сто восемьдесят градусов. И наступит ужас. Тем не менее в данную минуту ей показалось, что косой будто бросил им соломинку, за которую стоило ухватиться. А там куда кривая выведет. И хотя кривая не очень надежная опора, надо было на что-то решаться. Тем более когда это единственный выход из создавшегося положения. Мария перевела взгляд на мужа:

– Мне кажется, слово убедительное, боярин.

Алексей заиграл желваками. Его ход мыслей был примерно таким же, как у Марии. Можно, конечно, упираться рогом и дальше, но ни к чему хорошему такая упертость не приведет. Наступил момент, когда вплотную подошли к развязке, когда остается лишь одно: пойти на поводу у косого. А дальше – открыть дверь в незнакомый мир. Можно это сделать пинком и загреметь под барабаны, а можно тихой сапой, прикинувшись, что после полона у ливонцев многое вылетело из памяти. Полон есть полон. Пытки, членовредительство. Можно показать сохранившийся на теле недавний шрам, оставшийся после уличной драки, когда ночью пришлось защитить незнакомую женщину от подвыпивших парней. Предъявить как доказательство мучений в полоне. Если, конечно, придется кому-то предъявлять. В крайнем случае – отдать свою жизнь подороже. В этом плохо одно: жизнью Марии он не имеет права рисковать. Но похоже, она все понимает и подталкивает принять предложение косого. Алексей опустил саблю, некоторое время раздумывал, бросить ее на землю либо нет, и решил не делать этого. Все-таки до конца довериться косому не мог. Нашел другой выход: протянул ее жене. Та отбросила сук и приняла из его рук саблю. Он заложил руки за спину:

– Веди к лошадям, – обратился к косому.

Тот двинулся вверх по тропе. Ватажники на пути расступились. Алексей шел за косым, Мария – за ним, а за нею вытянулись в цепочку разбойники. Наверху плотной стеной встретил лес. Молчаливо-мрачный. Тропа уводила вглубь деревьев с высокими кронами, сквозь которые слабо проникало солнце. Косой не оглядывался. Знал наверняка, что все безмолвно идут следом. Осторожно подвигался по лесу, чутко прислушивался к его тишине. Без колебания убежден был, что всякую минуту стоит опасаться нападения. Такими ватагами, как у него, лес кишмя кишел. И все они готовы перегрызть глотки друг другу, лишь бы чем-то поживиться. А в его руках, увы, нет кистеня. Впрочем, не сомневался, что кто-нибудь из ватажников подхватил кистень с земли, чтобы позже передать вожаку. Вскоре под тенью деревьев увидели трех лошадей. Две под седлами, одна без. Привязаны поводьями к деревьям. Остановившись перед ними, косой показал на двух, что были под седлами:

– Вот, боярин, кони для тебя с боярыней. – Отвязал их, передал поводья Алексею. Затем отвязал третью и, недолго думая, с ходу запрыгнул ей на спину. Подождал, когда Алексей поможет сесть в седо Марии и сядет сам. – Держись крепче, боярин, кони сноровистые.

До этого ни Алексею, ни Марии ездить верхом на лошадях не приходилось. Но чтобы не обнаружить своего неумения, ни он, ни она не подали вида. Хотя для Марии это стало своего рода испытанием на смелость и на мгновенное умение приноровиться к обстоятельствам. Когда косой тронулся с места, она, как помнила по фильмам, ударила пятками в бока лошади и ослабила повод. Та двинулась за конем косого. За нею направил свою лошадь Алексей, держа в руке саблю, которую вернула ему жена. А позади пешим порядком потянулись ватажники.

3

Парень с девушкой стояли возле стола. Он торопливо сворачивал свиток, она растерянно следила за его руками. Свернув, Виталий сунул его в полиэтиленовый пакет и посмотрел на Аристу:

– Едем?

– Мне боязно возвращаться. – Глаза у девушки были широко раскрыты, в них метался страх.

– Но ты же слышала, что сказала старуха. – Парень покосился на дверь, точно ожидал снова увидеть в проеме горбатую старуху с обшарпанной клюкой в руках. Однако ее там не было, и он с облегчением выдохнул воздух. – Надо вернуть на место.

– Может, ты один съездишь? – Ариста отступила от стола, показывая этим, как ей не хочется ехать с ним.

– Я уже не вспомню, где грамота лежала, – озадачился он. – Когда брал, даже не обратил внимания.

– А я тем более, – подхватила Ариста. Помолчала и выдала: – Брось где-нибудь в овраге, и пусть валяется!

– Как у тебя все просто! – Виталий нахмурился и шагнул к двери. – Я пошел.

Она не ответила. От хлопка двери вздрогнула. Села на стул. Но через секунду подскочила и кинулась следом. Щелкнула замком. Догнала его на выходе из подъезда.

– Передумала? – Виталий рукой придержал открытую дверь, пропуская Аристу первой.

– Я подумала, что нашли свиток мы вдвоем с тобой, значит и вернуть на место должны вдвоем, – проскользнув мимо него, отозвалась девушка. – А то опять появится горбатая старуха и станет стучать своей клюкой. Мне страшно. О какой беде она говорила? Кто она такая? Откуда взялась? Как призрак.

– Она и есть призрак, – подтвердил Виталий, направляясь к машине. – Из прошлого.

Идя за ним, Ариста после слов парня поежилась, испуганно огляделась. Двор пустой. Череда машин вдоль подъездов. Никого на детской площадке. Тишина во дворе. И только редкие звуки доносились откуда-то из-за дома. Девушка прошептала:

– Но ведь призраки – это не живые люди. А старуха была живая.

Парень нахмурился, подошел к машине, открыл для Аристы дверь:

– Призраки разные бывают.

Она умолкла. Села в машину. Втянула голову в плечи. Уставилась в одну точку на лобовом стекле. Он положил пакет с государевой грамотой на заднее сиденье, проворно сел за руль, и машина мягко тронулась с места, покатилась со двора. Замелькали московские улицы с табличками на домах, с вывесками над входами в торговые предприятия и другие центры, светофорами, камерами и шумом транспорта на дорогах. Расстояние до парка «Коломенское» неумолимо сокращалось. И это заставляло Аристу скукоживаться, как будто она пыталась уменьшиться, вдавливаясь в мягкую спинку сиденья. Виталий заметил это:

– Ты чего?

Она вздрогнула:

– Не знаю. Неспокойно как-то на душе. – Ей показалось, что ее шепот в машине был таким громким, что его услышали снаружи. Вытянула голову и пробежала глазами по улице. Успокоилась, поняв, что страхи напрасны.

Машина затормозила перед перекрестком на светофоре. Виталий повернул лицо к Аристе:

– Уже недалеко ехать. Немного осталось. Сейчас отыщем место, где взяли этот свиток, оставим там и забудешь обо всем, будто ничего не было.

– Но ведь было.

– Много чего в жизни было. Зачем все помнить?

– Ужасная старуха!

Пару секунд Виталий раздумывал, поведать Аристе легенду о горбатой старухе или нет. Слишком девушка волнуется, узнавая предания. И решил ничего не говорить. В это время как раз на светофоре загорелся зеленый свет. Стоявшие автомобили двинулись, набирая скорость. Виталий тоже надавил на педаль газа. И тут слева неожиданно подрезал красный автомобиль. Парень надавил на тормоз, крутанул руль, но уйти от столкновения не успел. Произошел удар. И обе машины встали. Виталий нажал на аварийный сигнал и возмущенно выскочил из авто. Из красной машины тоже высыпали двое. Раздались крики, обвинявшие друг друга. Ариста, видя, что на Виталия наседает большинство, поспешила ему на помощь. Двое забегали вокруг автомобилей, размахивая руками. Девушка смотрела на них с яростью: чего бегать, когда все видно как на ладони. У красной машины помято крыло, у авто Виталия – бампер. Однако двое парней кружились как ошпаренные. И когда Виталий заикнулся, что будет вызывать ГАИ, они вдруг разом юркнули в свою машину и та сорвалась с места. Только ее и видели. Виталий растерянно глянул вслед, обращаясь к Аристе:

– Номер запомнила? В бардачке блокнот. Иди запиши.