Последнее знамение

Мальстен услышал позади себя шаги: вошел Даниэль Милс. Обычно он не делал этого без приглашения, однако сегодня предпочел проигнорировать негласные границы между лагерем и хижиной. Он замер чуть подальше от Мальстена и стал с усилием напряженных глаз разглядывать охотницу, которая не обратила на него никакого внимания.

– Нам без надобности красть ваши деньги, – сказал Даниэль, услышав последнюю фразу Аэлин. – Мы здесь не за этим.

Мальстен почувствовал, как взгляд Даниэля буравит ему затылок. Аэлин проигнорировала его слова.

– Скоро снова отправлюсь на охоту. Может, удастся собрать какие-нибудь новости о том, как обстоят дела на материке. Из Малагории слухи туманные, но, похоже, там идет тихая война.

Мальстен прерывисто вздохнул, услышав эти слова. Его так и тянуло расспросить Аэлин о Малагории, но он в очередной раз прикусил язык.

– Может, в этот раз выберешь другое направление? – предложил он. – В Олсаде и Фрэнлине опасно.

– Было опасно. Теперь там ничего не отличается от любого другого города, – покачала головой Аэлин. – А работы там хватает.

– Меня беспокоит, что ты ходишь на охоту одна, – тихо пробормотал Мальстен. Реакция последовала незамедлительно. Аэлин повернулась и смерила его гневным взглядом.

– А меня это не беспокоит. Я впервые за долгое время занимаюсь тем самым, чему учил меня отец. – Она резким движением закрыла ящик комода. – Соберу еще денег и смогу расширить зону охоты. А пока довольствуюсь тем, что есть.

Мальстен опустил голову. Смерть Грэга Дэвери была одним из самых черных пятен на его совести. Если бы он не поддался на уловку Ийсары, отец Аэлин был бы жив. Как и многие…

– Прости, – вздохнул он. – Я не хотел ограничивать тебя в твоих действиях. Просто пытаюсь сказать, что волнуюсь.

Аэлин раздраженно отвела взгляд.

– Хватит, – буркнула она.

– Что «хватит»? – не понял Мальстен.

Аэлин посмотрела на него, как на злейшего врага.

– Хватит таращиться на меня с видом неприкаянной сиротки! – От ее восклицания Мальстен удивленно округлил глаза, а Даниэль, стоявший позади него, сделал шаг назад. Охотница же шагнула вперед и продолжила, буравя Мальстена взглядом: – К тебе сюда пришли данталли, которые хотят, чтобы ты их обучал. Тебе есть, чем заняться. Весь материк считает тебя мертвецом, больше никто не охотится за тобой. Твой главный враг мертв. Откровенно говоря, сейчас у тебя нет проблем. Так что иди и займись обучением своих данталли, а меня оставь в покое!

Мальстен растерянно застыл.

– Аэлин…

Она резко качнула головой и прошла мимо него, отпихнув со своего пути Даниэля. Тот проследил за ней взглядом, на губах появилась оценивающая улыбка.

– Непростая женщина, – тихо пробормотал он. – Похоже, между вами кошка пробежала.

– Ты что-то хотел? – с трудом подавляя собственное раздражение спросил Мальстен.

– Отчасти твоя охотница уже озвучила то, что я хотел сказать. Мы пришли сюда, чтобы ты учил нас прорываться сквозь красное. Чтобы подготовил к возможному нападению людей Рериха.

Мальстен пожал плечами.

– Насколько я помню, это был ваш план. Я на него не соглашался. К тому же на ком мне, по-твоему, вас тренировать?

Даниэль сдержанно улыбнулся.

– Как насчет нее? Она как раз показательно носит красное. А ты, кажется, не против малость на нее повлиять.

Мальстен шагнул к нему, став угрожающе близко.

– Не впутывай в это Аэлин, – строго произнес он. – Ты не представляешь, через что ей пришлось пройти.

– Так просвети меня.

Несколько мгновений Мальстен внушительно смотрел на Даниэля, а затем качнул головой и стремительно покинул хижину, как это сделала Аэлин меньше минуты назад.

Глава 3

Сельбрун, Крон.

Девятнадцатый день Сойнира, год 1490 с.д.п.

Киллиан Харт занес руку для стука в дверь кабинета Карла Бриггера, но в нерешительности опустил ее. С того дня, как он приехал сюда из Леддера и напросился на учебу с другими молодыми жрецами, глава Культа будто игнорировал сам факт его существования. Он не вызывал его к себе для беседы, не доносил ему новости о малагорской операции, не обсуждал с ним его персональные успехи.

По правде говоря, Киллиан был немного обижен на Бриггера, хотя с трудом признавался в этом даже самому себе. Задумываясь об этом, он толком не понимал, отчего решил, что Бриггер будет выделять его среди прочих. Можно подумать, ему и без того было недостаточно особого отношения – косых взглядов и тайных перешептываний – от лица других молодых жрецов. Они не оставляли без внимания ни одно его движение. Никто не старался сблизиться с ним, но он слышал, как его обсуждают. Молодые жрецы побаивались его, глядя на уродливый шрам на щеке, оставшийся после битвы со спарэгой. Но, казалось, куда больше их пугали ярко-желтые глаза Киллиана, которые изменили цвет после богомерзких экспериментов Ланкарта, превративших его в одним богам известно что. А еще Киллиан чувствовал, что ему завидовали: его приближенность к Бенедикту Колеру многим не давала покоя. Звание ученика великого палача Арреды поставило на нем клеймо, которое – он знал – уже нельзя будет смыть. Если бы это хоть немного компенсировалось особым отношением от главы Культа, Киллиан чувствовал бы какую-то справедливость, а так… он просто казался самому себе изгоем, и его единственной отрадой были усердные тренировки, которые на деле только подкрепляли его образ отшельника.

Киллиан вздохнул и вновь поднял руку, на этот раз постучав.

– Харт, это ты? – донесся до него скрипучий голос Бриггера. – Заходи.

Киллиан отворил дверь и вошел в серый скудно обставленный кабинет практичного старика. Бриггер неизменно сидел за столом, на котором были рассортированы различные бумаги. Киллиан вспомнил, как Бенедикт относится к бумажной работе, и едва удержал презрительный смешок. Того и глядишь, Культ превратится в рассадник бюрократии.

– Проходи, не стой в дверях. – Старик оторвался от бумаг и нетерпеливо указал на стул, стоявший прямо напротив его рабочего места. У стены стоял другой стул. Киллиан вспомнил, что в тот день, когда приходил сюда вместе с Бенедиктом, занимал именно его. Казалось бы, прошло так мало времени! А по ощущениям, миновала целая жизнь.

– И закрой дверь. Не устраивай моим старым костям испытание сквозняком, – проворчал Бриггер, когда молодой человек сделал шаг вперед.

Плотно закрыв дверь, Киллиан неспешно прошагал к стулу, на который ему указали, и сел. Внутри него вдруг всколыхнулась нетерпеливость, от которой он почти отвык. Ему казалось, что после экспериментов Ланкарта он хорошо научился ждать и жить в условиях неизвестности. Похоже, он поторопился с выводами.

– Вы посылали за мной, жрец Бриггер, – подтвердив свои слова кивком, сказал Киллиан, подталкивая старика начать разговор. – Не ожидал. С момента моего прибытия из Леддера вы и словом со мной не перемолвились.

– По-твоему, у меня есть время вести задушевные беседы с учениками? – Поредевшая бровь Бриггера медленно поползла вверх, тусклые глаза смерили молодого человека взглядом, вполне способным заменить гневную отповедь.

Киллиан прочистил горло, возвращая себе уверенность.

– Тем больше меня удивляет наша сегодняшняя встреча, – с деланным смирением произнес он. – Если вы вызвали именно меня, значит, вам есть, о чем со мной поговорить.

Это – первое, – хотел добавить он, но промолчал, решив не распаляться в диалоге с Бриггером. Не хватало еще вылететь из кабинета за наглость, так и не узнав, в чем заключалась причина вызова. Чем дольше Киллиан сидел здесь, тем больше волновался. Внутри него зарождалось и крепло какое-то недоброе предчувствие.

Бриггер хмурился и не начинал разговор, что заставляло тревогу Киллиана крепнуть.

– Да, – скрипуче и будто нехотя протянул старик. – Мне есть, о чем с тобой поговорить, Харт. Пришли вести из Малагории.

Киллиан вздрогнул и резко выпрямил спину, как будто ему в позвоночник вогнали длинный кол. Алчущими желтыми глазами он уставился на Карла Бриггера, немо умоляя его не томить, а тот, как назло, не спешил продолжать.

– И какие новости?

Бриггер глубоко вздохнул и заговорил медленно, с осторожностью подбирая слова:

– Малагорская операция с самого начала была очень рискованным мероприятием. Ты наверняка и без меня это понимаешь. – Он откашлялся. – И на данный момент кронское отделение Культа, открыто ее поддержавшее, предстает не в самом выгодном свете. Во всем Совете Восемнадцати сейчас волнения. поговаривают, что главная цель операции не достигнута. Бенедикт и его люди пропали со связи, от них не было никаких вестей. Было даже неизвестно, удалось ли им миновать пустыню Альбьир и дойти до Грата. К войскам Совета за время блокады Малагории обратились несколько сыновей прежнего царя. Наибольшую поддержку получил Амин Мала. Он долго пытался войти в Грат, но там был настоящий переполох, на подступах к городу случалось множество стычек разных отрядов, поддерживающих других претендентов на малагорский престол…

Киллиан слушал, но не мог сосредоточиться на деталях. Он чувствовал, что Бриггер блуждает вокруг да около и никак не подойдет к сути своего рассказа.

– На данный момент аркал Бэстифар шим Мала и его подельник Мальстен Ормонт считаются без вести пропавшими. Их тела не удалось обнаружить при осмотре гратского дворца…

Киллиан заерзал на стуле и не выдержал.

– А что с Бенедиктом? Он добрался до Грата? Если он еще в Альбьир, ему может быть нужна наша помощь…

Бриггер поморщился, словно от зубной боли и приподнял руку, останавливая поток слов молодого жреца.

– Тихо, не тараторь, Харт.

– Что с Бенедиктом? – настойчиво повторил Киллиан.

Бриггер глубоко вздохнул и покачал головой.

– Увы, Харт, у меня плохие новости.

Киллиана охватила дрожь. Он сжал руки в кулаки, пытаясь унять тремор.

– Он…

– Мертв, – на выдохе закончил за него Бриггер, прикрыв глаза. Несколько мгновений он сидел, не шевелясь, затем устало потер переносицу. – Ренард и Иммар тоже погибли. Была ожесточенная схватка в главной зале гратского дворца, там нашли множество других тел. Среди них были и малагорские дворцовые стражники, но Ормонта и Мала среди них не оказалось.

Киллиан понял, что уже полминуты не дышит. В висках у него застучало, слова Бриггера доносились до него глухо, словно он произносил их сквозь подушку.

– Для нас это означает провал операции, – продолжал старик. – И пусть Совет Восемнадцати пока не вменяет нам это в вину, на материке смута. К нам хлынуло множество малагорских беженцев, в разных городах начались беспорядки, с размещением людей проблемы, стольких рабочих мест не сыскать. Королевства не были готовы к такому наплыву. – Он покачал головой. – Пока саму Малагорию рвут на кусочки, внимание правителей приковано к этому процессу. Но когда стервятники поутихнут, все вспомнят, кто затеял весь этот переполох, и взгляды королей повернутся в нашу сторону.

Киллиан кивал невпопад, смотря перед собой.

– Должны будут полететь головы, Харт, – внушительно проговорил Бриггер. – И я вовсе не хочу, чтобы пострадавшей стороной оказалось наше отделение. Я предупреждал Бенедикта, что, если операция будет провалена, я не поручусь за него перед Советом. Ты понимаешь, что я тебе говорю?

Киллиан кивнул, хотя он и не понимал слов Бриггера. Не понимал, к чему ему подробности ссор этих падальщиков. У него не укладывалось в голове одно треклятое слово, сказанное старшим жрецом.

Мертв.

Оно могло быть произнесено в адрес кого угодно, но не Бенедикта Колера. Не этого великого человека, который почти четверть века выходил сухим из воды. Не может быть, чтобы там, за Большим Морем его забрала Рорх. Не может быть, чтобы…

– Харт! – окликнул Бриггер, помахав перед лицом Киллиана рукой. – Мне жаль, что приходится сообщать тебе это все вот так, но у меня просто нет другого выбора. Надеюсь, ты понимаешь.

– Конечно, – бесцветно произнес Киллиан. – Я могу идти?

Карл Бриггер откинулся на спинку своего стула и громко выдохнул.

– Можешь. – Он досадливо покачал головой. – Похоже, боги благоволят тебе. Иначе они бы позволили Бенедикту взять тебя с собой.

Киллиан поднялся со стула, рассеянно кивнул и вышел из кабинета.

Глава 4

Серокаменные коридоры кронского отделения Культа сливались в непроходимый холодный лабиринт. Ноги ступали по полу, заплетаясь и обессиленно шаркая. Киллиан шагал, иногда натыкаясь на стены, и не разбирал дороги. Да и, по правде говоря, ему было все равно, куда теперь идти. Все происходящее внезапно потеряло для него смысл. Разговор в кабинете Карла Бриггера казался кошмарным сном, Киллиан был уверен, что вот-вот проснется и все обернется для него мороком Заретта. Не могло же и в самом деле случиться непоправимого. Ведь не могло?..

Третий этаж здания окутывал Киллиана тишиной. Комнаты молодых жрецов пустовали: все были на занятиях. Киллиан брел по коридору в одиночестве, слыша, как его шаги эхом отскакивают от стен, которые словно были готовы прийти в движение и раздавить неприкаянного юношу.

Мертв.

Это слово все еще звучало у него в ушах, будто Бриггер шел позади и продолжал повторять его снова и снова. Киллиан потряс головой, чтобы сбросить с себя наваждение, но у него ничего не вышло. На губы против воли попросилась неуместная рассеянная улыбка смертника.

Вот если бы я все-таки сел на тот корабль, все могло бы пойти иначе. Не нужно было меня останавливать! Когда Бенедикт вернется, я брошу ему это в лицо! Посмотрим, как он среагирует…

Киллиан на миг остановился. Вернется? Кто, по его мнению, должен вернуться на материк? Бенедикт навсегда остался на том берегу Большого моря. Киллиан даже не знал, устроили ли ему нормальные похороны. Учитывая, сколько времени прошло с предполагаемого начала малагорской операции, тело должны были найти в крайне плачевном состоянии. И наверняка на нем были страшные раны, ведь Бенедикт Колер никогда бы не сдался без боя.

Киллиану перехватило горло от этой мысли.

Нет, нет, нет, я не стану об этом думать!

Но приказать себе было проще, чем исполнить приказ, и ужасающие картины сами по себе лезли ему в голову.

Ноги понесли Киллиана дальше по коридору. Глаза жгло, в памяти то и дело всплывали воспоминания, связанные с Бенедиктом. Их честные беседы, их тренировки, их бешеные скачки из Олсада в Сельбрун и из Сельбруна в деревню некроманта…

Я был слаб, – с досадой вспоминал Киллиан. – Но больше я себе этого не позволю. Когда он вернется, он убедится, что я…

Мысль оборвалась на полуслове. Киллиан снова застыл, судорожно вздохнув.

Никто не вернется. Почему сознание никак не может этого принять?

Мертв, – вновь прозвучало в голове голосом Карла Бриггера. Он сказал это так… буднично, будто для него это не было ужасной трагедией. Пауза, которую он сделал, больше напоминала формальность. Все то время, пока Киллиан пытался заставить свою картину мира не рассыпаться на кусочки, Бриггер твердил о каких-то делах, на которые Киллиану было совершенно наплевать. Как кого-то вообще могли заботить какие-то дела, когда случилось непоправимое? Неужели старик в действительности относился ко всей команде Бенедикта, как к пушечному мясу?

В памяти всплыл образ Ренарда Цирона. Перед самой малагорской операцией это живое воплощение Жнеца Душ стало Киллиану добрым приятелем. Теперь и он разлагается в гратском дворце…

Никто из них не вернется.

Никто не возьмет его в команду, потому что никакой команды больше нет.

Он снова совсем один.

Киллиан попытался вдохнуть и почувствовал, что горло будто что-то перекрыло. Он лихорадочно делал вдох, но легкие не получали воздуха. Киллиан отшатнулся назад, налетел боком на стену и отчаянно ухватился за нее. Ногти трескались, судорожно царапая камень. В голове стучал учащенный пульс, внутренности скручивало узлом от страха.

Успокойся, успокойся, успокойся, – твердил внутренний голос, только от этой треклятой команды не было никакого толку.

Он вспомнил тот день, когда Ренард застал его за подобным приступом. Он заставлял его вдыхать механически, концентрируясь только на этом и больше ни на чем. Захлебываясь в собственных слезах, Киллиан постарался последовать совету мертвого друга. Он вдыхал снова и снова, заставляя себя делать это под счет, чтобы сконцентрировать панически разбегающиеся мысли.

Я снова все потерял. Я снова один.

Они больше не вернутся! Не вернутся! Их больше нет!

Кажется, я тоже сейчас умру… прямо здесь…

Помогите!

Мне нечем дышать!

На помощь!

Пусть это кончится, пусть это кончится!

Разбудите меня, кто-нибудь, пусть я проснусь! Это все не может быть правдой, не может!

Он не знал, сколько простоял так в коридоре, цепляясь за грубую стену и сдирая ногти в кровь. В какой-то момент дыхание начало возвращаться к нему, и Киллиан понял, что плачет. На грудь что-то тяжело давило и грозилось разорвать его изнутри. Вместе с тем накатывала злость. Неумолимая горячая злость на весь мир, на Бенедикта, на Ренарда и на богов Арреды за то, что малагорская операция обернулась этой ужасающей трагедией.

Пространство понемногу обретало смысл, и Киллиан шатающейся походкой направился на первый этаж. Ему нужно было выйти на воздух как можно быстрее.

Он не помнил, как спустился вниз, вся дорога будто плыла в тумане. С распухшим от слез лицом он припустил мимо дежурных жрецов у главных дверей и бегом кинулся на тренировочную площадку, не замечая любопытных взглядов других молодых жрецов, пристально наблюдающих за ним.

Схватив меч и став напротив манекена, он сделал первый взмах и ударил с такой силой, что по всей руке от кисти до плеча пробежала болезненная вибрация. На первом взмахе он не остановился и вырвав тупое лезвие тренировочного меча из манекена, ударил снова. Затем еще, еще и еще. Он не замечал, что кричит, не замечал, как вокруг него собирается толпа любопытных жрецов. Он не видел перед собой даже манекена, который он кромсал, нанося разрушительные удары вслепую один за одним.

Толпе жрецов постепенно надоело за ним наблюдать, а Киллиан все продолжал и продолжал наносить удар за ударом, пока последний взмах не заставил его обессиленно выронить меч. Ноги предательски подкосились, и Киллиан рухнул, ухватившись за манекен, как если б тот мог поддержать его. Из груди вырывались судорожные всхлипы, глаза болели от слез, текших по обветренным щекам. Промозглый зимний ветер нещадно бил его по разгоряченному телу, но Киллиан не чувствовал холода. Он рыдал в голос, не помня себя, хороня свои мечты о будущем и оплакивая своих друзей, павших в бою далеко за Большим морем.

Глава 5

Сонный лес, Карринг

Девятнадцатый день Сойнира, год 1490 с.д.п.

Хижина, которую выделили Бэстифару, была далека от роскоши, к которой он успел попривыкнуть в Грате. Она была скудно обставлена и в ней катастрофически не хватало света. Несмотря на тепло очага, сюда проникал влажный зимний морозец, столь характерный для нерадушного материка. Бэстифар не испытывал от холода сильного дискомфорта и даже не ощущал дрожи в своем воскрешенном бледном теле, пересеченном уродливым шрамом, но все же его так и тянуло впустить в этот ветхий дом немного света, чтобы хоть что-то напоминало ему о Грате. Он скучал по этому городу, и всеми силами старался подавить тревоги за его судьбу. Было невыносимо сознавать, что он бессилен что-либо сделать для помощи Грату. По крайней мере, пока.

Остаток дня и ночь Бэстифар провел в хижине, погруженный в свои мысли. С одной стороны, он испытывал любопытство по отношению к новым ощущениям своего тела: боги Арреды не скупы на юмор, поэтому предоставили аркалу-вольнодумцу возможность испытывать боль во всем ее многообразии. Он не преминул этим воспользоваться: бередил швы, щипал кожу, меняя силу сдавливания пальцев, наступал сам себе на ноги и отвешивал звонкие пощечины. Та боль, что он себе причинял, вовсе не была невыносимой, а вкупе с удовлетворенным любопытством казалась даже приятной, пусть он и прекрасно помнил, что боль бывает другой. Найдя себе столь специфическое развлечение, Бэстифар некоторое время пребывал в приподнятом расположении духа: даже в своем нынешнем положении он видел множество возможностей, которые и не снились ни одному аркалу. Однако, с другой стороны, утратив способности, которые сызмальства были неотъемлемой его частью, Бэстифар чувствовал опустошение и не знал, как с ним сладить.

Мрачные прогнозы некроманта не напугали его. Ланкарт пророчил ему прожить вечность в этом захолустье, однако Бэстифар был уверен, что можно найти лазейку, которая поможет ему вновь обрести свободу. Он не знал, пытался ли кто-то до него отыскать эту лазейку. Если никто на это не отваживался, Бэстифар шим Мала был готов стать первопроходцем…

Холодное зимнее утро встретило его стуком в дверь.

– Не заперто! – крикнул Бэстифар, когда стук повторился.

Дверь открылась, и в хижину вошла Мелита. Заметив ее в отражении напольного зеркала, Бэстифар не спешил поворачиваться. Он изучал покойницу с придирчивостью усидчивого школяра. Острый подбородок, большие глаза, тонкие черты лица, статность… Мелита была по-своему красива и обладала легкой, почти неслышной походкой. И все же было в ней нечто пугающее, выдающее, сколько сотен лет она уже пребывает в таком состоянии. Бэстифар смотрел в зеркало на себя и понимал, что отличается от нее чем-то неуловимым, чего не мог объяснить.

– Доброе утро, живчик, – ласковым голосом поприветствовала его Мелита, приблизившись. – Как спалось?

Бэстифар наконец повернулся к ней и мысленно согласился с ее определением. По сравнению с ней он и впрямь был живчиком – несмотря на то, что провел около месяца в состоянии не очень свежего покойника. По крайней мере, именно так сказала ему сама Мелита, пока вела его к хижине вчера вечером.

– Я обнаружил любопытнейшую особенность своей новой ипостаси: ей оказался не нужен сон, – осклабился он.

Мелита немного склонила голову, посмотрев на него с материнской снисходительностью, от которой Бэстифара потянуло поморщиться.

– На самом деле, сон нам нужен. Просто меньше, чем живым людям, – проворковала она. – Мы здесь, кстати, стараемся соблюдать режим сна и бодрствования живых людей.

Бэстифар изогнул бровь.

– Имитировать, ты хотела сказать?

В лице Мелита не изменилась, но ее взгляд будто подернулся дымкой печали. Однако это мимолетное выражение быстро испарилось, когда она посмотрела на приподнятую бровь Бэстифара. Она вдруг сделала к нему шаг и коснулась его лица.

– У тебя очень живая мимика, ты это знал?

Живчик, живая… Она каждый раз акцентирует на этом внимание, – подумал Бэстифар, и его слегка передернуло от навязчивой близости Мелиты.

– Спорим, я назову твое любимое слово? – усмехнулся он, отстраняясь. Мелита насупилась, но он предпочел этого не заметить. – Так для чего вы подражаете живым?

– Чтобы не забывать, каково это, – многозначительно ответила она. – Ты поймешь. Со временем.

От тяжеловесности ее слов у Бэстифара чуть не заломило виски, и на этот раз он не отказал себе в том, чтобы поморщиться.

– Но ты же, я полагаю, не об этом пришла поболтать? Чем обязан?

– Ланкарт попросил позвать тебя на завтрак. Мы собираемся в трактире.

Бэстифар кивнул, хотя, прислушавшись к себе, голода не ощутил. А ведь при этом он ничего не ел около месяца. По идее, он должен быть голодным, как зверь.

– Это, я так понимаю, тоже имитация? Вам ведь не очень-то нужна еда?

Мелита улыбнулась.

– Быстро схватываешь. И, как ты понимаешь, мы стараемся придерживаться человеческого режима питания.

– Едите по часам? – не унимался Бэстифар. – За сотни лет я бы, должно быть, растерял все ориентиры.

– Нам напоминает Ланкарт, – сказала Мелита. Бэстифару показалось, что она отвечает нехотя. – Ему все еще требуется еда и сон. Он… не такой, как мы.

Это уже интересно. Значит, сам колдун все-таки живой. Хотя бы в каком-то смысле, – отметил для себя Бэстифар.

– Ладно, пойдем в ваш трактир. Вряд ли тут найдется много других развлечений.

Мелита улыбнулась и молча направилась к выходу из хижины. Бэстифар последовал за ней. Он задумывался о том, что стоило сохранять дипломатические отношения с этой женщиной. Ему совсем не хотелось приставать с расспросами к Ланкарту, который только этого и ждал. А она, как он успел вчера выяснить, была его супругой и играла здесь не последнюю роль. Она должна много знать… в том числе и о том, как Бэстифара угораздило оказаться в этом богами забытом месте.