Любовь опричника

– Так брат серчать станет. Обвинит нас, что не уберегли.

Мать хитро улыбнулась и чуть слышно сказала:

– Мы ему скажем, что сбежала она вместе с драгоценностями. Забрала их и скрылась. А сами, золото приберем до поры, до времени, а ее на погосте схороним.

Две заговорщицы улыбнулись друг другу, и ушли в женскую половину терема.

…….

Ксения не могла уснуть всю ночь. Хоть глаза и смыкались, но ощущение тревоги и близкой беды не давало ей расслабиться. Под самое утро усталость полностью овладела девушкой, и она сама не заметила, как погрузилась в страшный сон.

Во сне она видела отца, стоявшего под иконостасом и молодого черноволосого опричника Даниила. Он улыбался ей и протягивал руки. Но вдруг, родной терем исчез, и Ксеня очутилась в лесу, а рядом стоял Андрей и смеялся, держа в руке длинную светло-русую девичью косу. Ксения, увидев свои волосы в руках опричника, схватилась за голову, но коса была на месте. Она не могла понять, как это может быть. Андрей, увидев, что коса на месте, вновь отрезает ее, но каким- то чудесным образом волосы отрастают вновь и вновь.

– Боярыня, – сквозь странный сон, девушка услышала звонкий голос Лушки, – тебя хозяин кличет. Сказал, чтоб торопились. Во дворе ждёт. Ну, а если не выйдете, то сам сюда придёт. Так что поднимайся красавица, не гоже мужчину в постели встречать.

– Ступай, передай ему, что скоро прийду.

Андрей прощался с матерью и сестрой, когда увидел Ксению. Обрадованный ее появлением, опричник сразу покинул родственников и подошёл к девушке.

– Мне в Новгород нужно, искать будут, – опричник взял холодную ладонь девушки в свою горячую руку, – ты здесь у моей матушки побудешь. Я вернусь и свадьбу сыграем.

– Отвези меня к отцу, – надеясь смягчить сердце ненавистного ей мужчины, промолвила Ксения, – прошу. Не оставляй здесь.

– Нет, – грозно ответил Андрей и отбросил ручку девушки, – здесь меня дожидаться станешь.

Отвернувшись от Ксении, Андрей зашагал к своему воротному коню.

– Глаз с неё не спускайте, – велел опричник матери, садясь в седло.

Ворота закрылись за Андреем, и Ксения осталась одна в чужом доме.

– Что стоишь, как вкопанная, – проходя мимо Ксении, буркнула боярыня Матрёна Ивановна, – в светлицу ступай. Разговаривать с тобой буду.

Ирина Савельевна смерила презрительным взглядом невесту своего брата и последовала за матерью.

Ксении ничего не оставалось, как повиноваться боярыне Кожемятиной.

В светлой боярской горнице девушку ждала боярыня Матрёна Ивановна, стоявшая напротив иконостаса и усердно шептавшая молитву. Не обращая внимания на то, что в горницу вошла Ксения, игнорируя всем своим видом, Матрёна Ивановна продолжала молиться.

– Вы хотели побеседовать со мной? – Решилась на вопрос Ксения. Она не привыкла к такому отношению, и в душе у девушки полыхал огонь негодования.

Матрёна Ивановна, явно услышав заданный Ксенией вопрос, даже голову не повернула в ее сторону. И только, когда сама сочла нужным закончить молитву, повернулась к непрошеной гостье.

– Как смогла сына моего охмурить? – Сведя светлые, поредевшие брови к носу, спросила боярыня.

– Охмурить?

– Именно охмурить? – Подойдя к девушке вплотную, повторила свой вопрос боярыня Матрёна Ивановна.

Ирина, сидевшая на лавке возле оконца, прищурив маленькие глазки, наблюдала за Ксенией.

– Разве моему сыну подходит такая невеста? – И бесцеремонно, мать боярина Андрея, сорвала с девушки убрус, под которым Ксения спрятала остриженные волосы.

Ксения стояла пред Матреной Ивановной с непокрытой головой. Стыд обуял девушку, и она опустила взгляд.

– Что молчишь, али сказать нечего? Бесстыжая! – Бранила Ксению мать Андрея. Посмотрев на дочь, она ещё сильнее начала унижать девушку.– Вот моя ягодка, невинный ангелочек. А ты беспутная, видать не с одним уж и мужиком была, раз косу отрезали. Как отец- то с матерью на твои бесстыдства смотрели. А может они тоже бесстыдники. Ведь как в народе говорят, яблоко от яблони…

– Не смейте наговаривать. – Не сумев стерпеть унижения, вспыхнула Ксения.– Что вы знаете о моей семье? Мой отец знатный боярин, ни чета вам! Новгородский посадник! К нему сам посол Княжества Литовского на ужин приходил. Матушка, царствия ей небесного, тоже не из простых бояр была. Ее род к Гедиминовичам идёт. А вы кто? Безродные! Разбогатели лишь после того, как сын ваш в опричники пошёл. А до этого кем вы были?

Матрёна Ивановна, не ожидавшая такого напора и ответа со стороны Ксении, разинула рот. На толстых щеках проступили красные пятна. Нижняя губа и без того оттопыренная, задрожала и поддалась вперёд.

– А косу мою у вашего сына ищите! Это он постарался. Надеялся, что только таким образом меня подле себя удержит. Ненавижу его!

– Что? Что? – Молчавшая до этого времени Ирина, соскочила со скамьи и подбежала к матери, помогая ей присесть.– Да как ты смеешь так разговаривать? Где уважение?

– Уважение? – Пылая огнём негодования, не умолкала Ксения.– К кому, к вам? Нет у меня к вам никакого уважения. И знайте, ваш сын хладнокровный убийца. Трус и убийца! Он своему другу в спину кинжал воткнул. Разве так поступают смелые?

– Уйди, зараза, – откинувшись на стуле, – заорала Матрёна Ивановна. – Сгною! Света белого не возлюбишь!

– Я уйду, – уже возле дверей молвила Ксения, – но мои слова останутся, и будут преследовать вас. Ваш разлюбезный сын трус и убийца!

Глава 3

Начало лета.

Рассвет прокрался в девичью горницу сквозь щели в потемневших от времени досках потолка. Лушка, веснушчатая дворовая холопка, едва приоткрыв скрипучую дверь, просунула в комнату своё лицо, озаренное утренним солнцем.

– Боярыня, Ксения Захаровна, – прошептала она, – просыпайтесь, хозяйка вас кличет.

Ксения, проснувшись, ещё некоторое время лежала, глядя на яркое пятнышко лица Лушки, резко контрастирующее с темным деревом потолка.

Уже целых полгода Ксения была в услужении у матери Андрея. Каждый день, борясь с тоской и отчаянием, Ксения тайком выбегала на дорогу, ведущую к Новгороду, и всматривалась вдаль, надеясь увидеть отца. В её памяти всё еще живы были тёплые воспоминания о счастливом детстве, проведённом в любви и ласке, о доме, где никогда не звучали бранные слова, где не существовало тяжкого труда. Сейчас же её жизнь – череда бесконечных хлопот, унижений и постоянного страха. Мир, в котором она оказалась, был суров и жесток, разительно отличаясь от того, что она знала раньше. Отсутствие вестей от отца все сильнее и сильнее толкали ее мысли в сторону тревоги. В глубине души Ксения понимала, что что-то ужасное произошло, но отгоняла эти мысли, не желая признавать страшную истину. Она пыталась приспособиться к новой жизни, и даже находила в работе некоторое утешение. В эти моменты, погруженная в свои дела, она отвлекалась от мучительных воспоминаний об отце. и избегала грозных взглядов Матрены Ивановны и Ирины Савельевны – двух сварливых и властных женщин, которые управляли всем домом.

Работа, хоть и тяжелая, позволяла ей на время забыться, найти относительное спокойствие в круговороте повседневных обязанностей. Но смириться с этим положением дел, гордая и волевая девушка, не могла. В её уме созревал план побега, и она терпеливо ждала подходящего момента для его осуществления.

– С утра злая ходит, – уже переступив порог девичьей горницы, сетовала Лушка, – на Марфу накричала. За что? Кто ее разберёт.

Ксения подошла к маленькому столику, заставленному необходимыми принадлежностями. Лушка, взяв кувшин с водой, заботливо начала поливать руки боярыни.

– Ксения Захаровна, – не умолкала молоденькая холопка, – слышите, как воробьи чирикают. Я сегодня собираюсь в лесок сбегать, пролесок нарвать, да глянуть, не созрела ли земляника. Вишь как солнце парит, наверняка налилась краснотой ягода.

– Да, – грустно улыбаясь, ответила молодая боярыня. Она помнила, как раньше, в своём родном доме, собирала землянику с отцом, как он рассказывал ей сказки, сидя под тенью старой липы. – Лето на дворе. Возьми меня с собой. Хоть чуть- чуть свободной себя почувствую.

Она замолчала, погрузившись в свои воспоминания, её взгляд стал далёким и задумчивым. Мысли о побеге, о воссоединении с отцом, о возвращении к прежней жизни, заполнили её сознание, обещая надежду, и в то же время вызывая болезненную тоску по прошлому. В этот момент, в этом мгновении, Ксения Захаровна Самохина жила между жестокой реальностью и хрупкой надеждой на лучшее будущее.

– После обеда Ксения Захаровна, пойдём, если Матрена Ивановна отпустит, – ответила девка.

Лучи солнца, пробивающиеся сквозь оконца, освещали горницу. Частички воздуха играли в лучах. В светлице, на своём огромном дубовом стуле, похожим на трон, восседала Матрёна Ивановна. Красные щеки на круглом лице говорили о хорошем здоровье хозяйки дома. Увидев Ксению, боярыня Матрёна Ивановна небрежно махнула рукой, подзывая к себе девушку.

– Вы меня звали? – Спросила Ксения.

– Весть пришла, – сквозь зубы прошипела боярыня, – сын возвращается. На днях дома будет. Велел к свадьбе готовиться.

– Я против свадьбы, – сверкнув очами, ответила Ксения, – без благословения своего батюшки не пойду под венец.

– Дура, – крикнула Матрёна Ивановна, – тебя разве кто- то спрашивает? Где твой отец? – Разведя в стороны руки, с ухмылкой продолжала говорить хозяйка, – я его не вижу. Нет его. И в этом доме я главная! Сказала, готовься к свадьбе, значит готовься! Не смей перечить мне!

– Вы хозяйка, но и я не челядь, – огрызнулась Ксения, – без благословения отца не будет венчания. Так и знайте.

– Ничего, – успокоившись, ответила Матрена Ивановна, – приедет мой голубчик и вмиг спесь с тебя сведёт. Он умеет укрощать непокорных. Пошла вон!

Оставив позади просторную горницу, Ксения оказалась в своей скромной светлице.

«Что же делать?» – терзалась девушка.– «Уже и пост миновал, а отца все ещё нет. Может, что случилось с ним?» – маленькие соленые капельки предательски потекли по щекам.– « Не пойду за нелюбимого. Стольким молодцам отказала, а за этого под венец идти? Не бывать этому! Убегу. К отцу пойду, только он сможет защитить меня».

План побега Ксения раздумывала с того самого момента, как появилась на дворе Кожемятиных. Все ждала подходящего случая и вот, наконец, он настал. Зимой и весной пуститься в бегство, Ксения не решилась. Но теперь на дворе лето и оттягивать больше было нельзя. Либо сейчас, либо – вечная неволя с нелюбимым.

Осторожно приоткрыв дверь и выглянув, Ксения, убедившись, что в коридоре никого нет, достала узелок, спрятанный под кроватью.

«Сегодня ночью я покину этот проклятый дом,» – решила она.

Время до полуночи тянулось как никогда долго. В лес с Лушкой Ксении идти не позволили. По приказу Матрены Ивановны, девушке принесли подвенечное платье, мужскую рубашку и бисер. Она должна была расшить бисером платье и рубашку жениха. Небрежно бросив свадебные одежды на кровать, Ксения тайком пробралась на кухню и незаметно для прислуги взяла краюху хлеба.

Время до полуночи тянулось как никогда долго.

Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая небо в багряные и золотые тона. Ксения прислушивалась к каждому шороху, боясь быть обнаруженной. В животе предательски урчало от голода, напоминая о скудном ужине. Девушка знала, что путь предстоит неблизкий и легким он не будет. Но страх перед нелюбимым мужем был сильнее всех опасений.

Развязав узелок, Ксения достала грубые мужские штаны изо льна и рубаху. Облачившись в мужской костюм, девушка уверенным движением взяла со стола ножницы и, не раздумывая, отрезала косу, которая к этому времени уже спускалась ниже плеч. Девичью косу вместе с алой лентой, заплетенной в неё, Ксения, без капли сожаления, бросила в печь.

– Вот так вот, – промолвила девушка, натягивая на голову мужскую шапку и надевая рваный кафтан. – Пусть боярыню ищут, а я холопом притворяюсь. Так до родного города и дойду.

Все свои девичьи вещи, она засунула в топку печи и, взяв лучины, подожгла все, что она спрятала в топке.

Ксения на цыпочках подошла к двери, прислушиваясь. В доме царила тишина. Она медленно повернула ручку и, стараясь не скрипнуть половицами, вышла в коридор. Сердце бешено колотилось в груди, готовое выпрыгнуть. Впереди ее ждала неизвестность, но она была готова рискнуть всем, лишь бы не жить в ненависти.

Сжимая в руке небольшой узелок с едой, Ксения, оглядываясь по сторонам, вышла из терема. Пробежав через двор, Ксения добралась до ворот. Она бесшумно проскользнула к воротам, откинула засов и, не теряя ни секунды, бросилась бежать в сторону темнеющего леса.

Всю ночь Ксения пробиралась сквозь заросли можжевельника, лавировала между сосен, но не теряла лесную дорогу из виду. Она не шла по тропе, боясь столкнуться с нежданными встречными, осторожно ступая по траве, девушка шла вперед, подгоняемая страхом и надеждой.

Как только начало светать и солнечные лучи, пробиваясь через мохнатые шапки сосен, осветили все вокруг. Лес сразу наполнился трелью птиц. Устав всю ночь идти, Ксения остановилась и присела возле дерева. Облокотившись об ствол, глаза Ксении закрылись. Сон и усталость взяли вверх и девушка уснула.

Сон сморил девушку, и сколько времени она спала, Ксения не знала. Неожиданно мужская рука коснулась плеча боярыни.

– Просыпайся хлопец, – хриплым голосом произнёс, будивший девушку, старик. – Нельзя одному в лесу быть. Видать сильная беда заставила в лесную чащу идти. Пойдём, не бойся.

Незнакомец, оперившись на кривую палку, пошёл прочь от Ксении. Девушка повиновалась и робко последовала за сгорбленным стариком.

Взору Ксении представилась телега со скарбом, на которой сидела крестьянская баба с грудным ребёнком; мужик, с длинной чёрной бородой с небольшими проседями, подтягивающий подпругу; да двое ребятишек в рваной одежде – вот, что из себя составлял обоз.

– Семья моя, – подводя Ксению к телеге, ответил старик, – на Белоозеро идём. Сын с женой, да с детьми. Невыносимо жить стало, вот и решили счастье испытать. Слыхал я, что на Белоозеро много народу идёт. Свобода там. А ты, куда путь держишь?

– Куда глаза глядят, туда и иду, – ответила боярыня.

– Коли хочешь, с нами можешь пойти, – не замолкал старик, – лихое время сейчас. Одному никак нельзя по лесу ходить.

– Я не боюсь зверей, – уверенным голосом произнесла Ксения.

– Так не о зверях и речь, хлопец, – встрял в разговор мужик.

– О людях? – Уже не так уверенно спросила девушка.

– О них самых. От зверя можно увернуться, обхитрить, а вот от человека не уйдёшь. Зверь он, что? Честный пред тобой стоит. А человек, всегда что- нибудь за пазухой держит.

– Вы меня не знаете, а с собой зовёте, – не унималась Ксения, – а вдруг я лихой человек?

– Так ты ж молоденький хлопчик, – улыбаясь во весь рот, сказала баба, – да дед Никодим в людях разбирается. Плохого за версту чует.

– Хорошо, – согласилась Ксения, – пойду с вами.

– Ну вот и ладно, – подытожил дед, – Ну, а ты чего сидишь, как барыня? – сурово спросил сноху.– Когда поесть сваришь? Живот к спине прилип, а она сидит.

– Так Семушка заплакал, кушать просил. Сейчас уже все готово будет, не сердячай дед.

Женщина, уложив спящего ребёнка в телеге между мешков, подошла к костру. Взяв деревянную ложку и почерпнув из котелка, что висел над костром, махнула рукой и, подняв подол платья, ухватилась им за ручку котелка. Сняв приготовленную еду, женщина поставила котелок на землю и подала ложку деду.

Самый старший, а это был дед, почерпнул из котелка и поднёс ко рту ложку. После старик передал ложку сыну, ну, а тот в свою очередь жене. Женщина, отпив, подала единственную ложку Ксении. Девушка взяла её и тоже почерпнула содержимое котелка. Но лишь отпив глоток, Ксения выплюнула все, что взяла в рот.

– Это ужасно. Как вы это едите?

– Это тюря, – баба удивленно посмотрела на Ксению, – али ты тюрю никогда не ел?

Боясь выдать себя, Ксения сразу ответила, что пришло в голову.

– Я из дворовой челяди. Нам кашу, да репу давали.

– Наверное, не на дворе, а в доме служил? – Продолжала говорить женщина. – То – то я смотрю, что руки у тебя беленькие, словно работы никогда не видывали. Если б не короткие волосы, да мужская одежда, то решила, что девка сидит пред мной.

– Уймись, Стешка. Прикусывай иногда язык, перед тем как глупость молоть, – осадил дед невестку.

Ксения, сконфужено натянула на кисти рук рукава и потупила взгляд.

– Ешь, – скомандовал дед Никодим, – тюря хоть и простая еда, но полезная. Да и нет больше ничего.

– Вот, – вспомнив о хлебе, развязывая и доставая из узелка, говорила Ксения, – хлеб у меня есть. Угощайтесь.

Глаза женщины, увидев драгоценную краюху, засверкали недобрым светом.

– Откуда у тебя целая краюха, – не сводя с хлеба взгляд, поинтересовалась Степанида.

– На боярской кухне, перед уходом взяла, – ответила Ксения и протянула хлеб Стеше.

Женщина хотела взять хлеб, но стариком всей силой ударил по руке свою невестку.

– Не лезь вперёд. Знай своё место. —Вместо отца грозно ответил муж Степаниды.

Стешка с разочарованием отвернула взгляд.

– Дай сюда, хлопчик, – дед взял из Ксениных рук хлеб и разломил на две части. – Это забери, – протягивая полкраюшки Ксении, велел дед, – ну, а за это благодарствуем.

Дед честно поделил хлеб и раздал всем, сидящим.

– Отпотчевали того, что Бог послал, – сказал дед Никодим, вытирая рукавом губы, и обратился к Ксении. – От кого бежишь, хлопец?

– От несправедливости, дедушка, – ответила Ксеня. – Хочу лучшую долю для себя найти.

– Да…, – протяжно молвил мужик, – все мы её ищем. Только есть ли она? – Помолчав, добавил, – трогаться пора.

Потушив костёр, обоз вместе с Ксенией поехал по лесной тропе, уходя все глубже в лес. Вечером, как только стемнело, немного свернув в чащу, путники остановились на ночлег. Мужики разложили шкуры у костра, женщина убаюкивала ребенка, а старик, присев на телегу, достал из мешка деревянную дудочку. Полились тихие, грустные мелодии, словно рассказывающие о нелегкой судьбе простого люда. Ксения завороженно слушала, забыв о своих страхах и тревогах. В этот момент она почувствовала себя частью этой семьи, частью этой общей беды и надежды на лучшее будущее. Ну, а как только рассвело, они вновь, отправились в путь.

Проехав версты четыре, к ним навстречу на вороном коне подъехал всадник.

Низко наклонив голову и сняв шапки в знак почтения, путники стояли как вкопанные.

– Куда путь держите, добрые люди? – Остановившись, поинтересовался всадник.

– На Белоозеро идём, – за всех ответил дед.

– Что есть ценное?

– Ничего нет, мил человек. Сам видишь, нищие мы, – отвечал дед Никодим.

Всадник наклонился над телегой и, достав рукой мешок, взял его и высыпал все содержимое на дно телеги. Из мешка посыпались тряпки, да разная ненужная утварь. Всадник посмотрел на старика.

– Проваливайте, – велел незнакомец, дернул под уздцы коня, и помчался прочь.

– Ироды, – плюнула вслед всаднику женщина, собирая все скромные пожитки обратно в мешок. – Чтоб вас черти задавили.

– Покоя нет от этих опричников, – бормотал под нос мужик.

Ксения застыла, словно громом пораженная. Холод сковал кончики пальцев, ноги подкашивались, а сердце бешено колотилось, готовое вырваться из груди.

– Что с тобой, паря? – Увидев испуганную Ксению, спросил дед.

– Опричников боюсь, – это все, что смогла выдавить из себя девушка. Она узнала незнакомца. Это был Андрей. Он возвращался в усадьбу. И теперь, он, узнав, что Ксения сбежала, начнёт охоту на неё.

Наутро второго дня, Ксению вновь разбудил старик.

– Пойдём – ка со мной, – прошептал дед.

Ксения, молча, встала и пошла за дедом Никодимом. Отойдя на некоторое расстояния от лагеря, дед, также шёпотом сказал:

– Через две версты развилка на Новгород. Туда ведь путь держишь? – Прищурив взгляд хитрых глаз и глядя из-под лохматых бровей, спросил старик.

Ксения, молча стояла. Она не знала, что и сказать.

– Нет, – это все, что смогла вымолвить девушка.

– Лицо испачкай, да руки, – продолжал говорить дед, – если я понял, что ты девка, а не парень, так и те, от кого прячешься, поймут.

Ксения лишь махнула головой в знак согласия.

– Видать сильное лихо приключилось с тобой, раз решила косу отстричь. Не бойся меня. Интересоваться не буду. Не зачем мне знать, целее буду. Только вот, что я тебе скажу, – дед наклонился над ухом и чуть слышно молвил, – в свой дом придёшь, сразу никому не открывайся. Люди разные бывают. Тебе в лицо улыбаются, а сами козни строят. Приглядись. Ну, а потом, видно будет.

Ксения, озадаченная и удивленная тем, что дед раскрыл её, молча стояла и слушала его напутствия.

– Когда убедишься, что тебе не грозит беда, тогда и надевай свой боярский сарафан.

– Так вы догадались, что я боярыня?

– У холопа, да и у холопки, будь они трижды дворовые или домовые, никогда не будет таких нежных и белых ручек. И личико твоё не видало ни жары, ни холода. А теперь, пока все спят, ступай по тропе к развилке. Не нужно лишних свидетелей того, что ты в Новгород идёшь.

– Спасибо, что не выдали.

– И вот ещё, что, – напоследок молвил старик, – опричник этот плохой человек. Остерегайся его, но не забывай, что и добрые люди есть на земле, даже в этой дьявольской одежде. Ну, все, ступай и поторапливайся. Скоро мои проснутся. Иди по тропе и помни, что я сказал.

– Спасибо вам, дедушка, – ласково произнесла Ксения и пошла по лесной дороге.

Через несколько часов, Ксения дошла до развилки, о которой говорил старик. Присев на корточки, девушка взяла в руку землю и нанесла себе на лицо, тем самым испачкав его. Тоже самое она повторила с руками. Теперь, испачканное лицо приобрело коричневый цвет и не выдавало боярской белоснежной кожи. Натянув шапку, Ксения повернула влево и уверенно направилась в сторону своего родного города.

Чем ближе она подходила к знакомым местам, тем сильнее билось ее сердце. Страх, перемешанный с надеждой, терзал душу. Что ждет ее дома? Поверят ли ей? Сможет ли она доказать свою невиновность? Эти вопросы роились в голове, не давая сосредоточиться на дороге.

Она старалась держаться в тени, избегая встреч с людьми. Опасалась, что ее узнают, схватят и вернут обратно, в Усадьбу Кожемятиных, откуда она с таким трудом бежала. Каждый шорох, каждый звук заставлял ее вздрагивать и прятаться.

Наконец, вдали показались знакомые очертания городских стен. Ксения остановилась, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Нужно было придумать, как проникнуть в город незамеченной и найти тех, кто сможет ей помочь. Она знала, что времени у нее совсем немного, и любая ошибка может стоить ей жизни. Глубоко вздохнув, Ксения двинулась вперед, навстречу своему прошлому и неизвестному будущему.

Глава 4

– Отворяй ворота! – кричал всадник, его голос звенел от напряжения и усталости. Конь, под стать хозяину, нервно перебирал ногами, вздымая пыль и комья земли. Ворота, скрипя, распахнулись, и Андрей, не дожидаясь полного открытия, въехал во двор своей вотчины.

– Андрюшенька, – выскочив из терема на крыльцо и протягивая полные руки, причитала от радости Матрёна Ивановна.

– Братец, – обрадовалась Ирина, – как рады видеть тебя.

Андрей спрыгнул с коня, подал поводья мужику, а сам, перескакивая через ступеньки, вбежал на крыльцо.

– Здравствуй, матушка, – улыбаясь, ответил Андрей. Обнял и троекратно, как принято на Руси, поцеловал мать, – и ты, сестрица.

– Как долго тебя не было, – молвила боярыня Матрёна Ивановна, – вся измаялась, переживала: где ты, что с тобой, жив ли. Времена нынче худые. Как только весточку получила от тебя, что возвращаешься, так сразу на сердце легче стало. Поди, аж целый великий пост не было тебя. Разве ж так можно? Ну, слава Богу, что на Троицу приехал.

– Не волнуйся, маменька, – обнимая мать за плечи, отвечал сын, – теперь надолго приехал. Свадьбу сыграю, жена деток нарожает, вот никуда и не уеду. Где Ксения- то? – Высматривая молодую боярыню, поинтересовался Андрей. – Что- то встречать жениха не вышла?

– Пойдём в дом, братец, – открывая дверь терема, приглашая зайти, молвила Ирина, – негоже на крыльце стоять.

В горнице мать и сестра молчали о Ксении. Ирина велела девкам стол направить, а мужикам баньку истопить. Сидя, за богато убранным столом и, откусывая кусок жареной на вертеле курицы, да запивая вешнянкой, Андрей повторил вопрос, заданный на крыльце своего родового дома.

– Где Ксения?

Мать и сестра молчали.

– Лушка, – вытирая рушником губы, крикнул Андрей служанку.

– Слушаю боярин, – поклонившись, покорно ответила, прибежавшая на крик хозяина, из сеней молодая холопка.

– Позови боярыню Ксению Захаровну, а если не пожелает прийти по-хорошему, скажи, что силой приведу.