Любовь опричника

Любовь опричника

Светлана Ильина

© Светлана Ильина, 2025

ISBN 978-5-0067-2898-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Январь 1570 года Великий Новгород накануне погрома опричниками Ивана Грозного. Боярина Самохина, отца юной красавицы Ксении, не минула участь многих знатных людей города быть убитым в тот страшный день. Ксению спасает молодой опричник, влюбившийся в девушку с первого взгляда. Но каковы его настоящие намерения? Так ли он честен перед Ксенией или это коварный план завладеть красавицей.

Опричник – Телохранитель, человек, состоящий в рядах опричного войска, то есть личной гвардии, созданной русским царём Иваном Грозным в рамках его политической реформы в 1565 году.

(Иногда опричников сравнивают с чекистами, НКВД, КГБ)

…

Лето 1569 года.

Жаркое лето Новгорода достигло своего апогея. Небо, словно выжженное солнцем, оставалось безупречно чистым уже на протяжении месяца. Земля, иссушенная нещадной засухой, покрылась трещинами, словно потрескавшаяся глиняная посуда. Воздух стоял неподвижный, густой и горячий, словно раскаленный металл.

В такой знойный день, когда даже птицы прятались в тени, на площадь въехала карета. Не просто карета, а настоящий символ роскоши и могущества. Ее появление вызвало настоящий переполох среди горожан. Две дюжины всадников, облаченных в доспехи блестящие на солнце, сопровождали карету, словно живая стена из стали и гордости. Каждый из этих всадников принадлежал к одному из знатнейших польских родов, их знамена, развевающиеся на ветру, говорили о величии и мощи Польского королевства.

Карета, украшенная позолотой и сложной резьбой, остановилась на главной площади, вызвав еще больший шум и перешептывания среди собравшейся толпы. Из кареты, с нескрываемым достоинством, вышел польский шляхтич. Его парчовый кафтан, расшитый серебряной нитью, сверкающий на солнце, говорил о богатстве и влиянии. Под кафтаном скрывался нарядный жупан, видимый из-под широких полов. Соболиный мех обильно украшал его головной убор, а перья черной цапли, элегантно прикрепленные к нему, добавляли изюминки в его величественный образ. Этот шляхтич, несомненно, был послом, и его внешность подчеркивала важность его миссии. На площади его ожидало несколько бояр, одетых не менее роскошно. Их атласные и парчовые кафтаны, богато украшенные золотой и серебряной тесьмой, свидетельствовали о их высоком положении. Поверх кафтанов они носили легкие, длинные ферязи с длинными рукавами, имеющими специальные прорези. В левых руках они держали мягкие, теплые колпаки из соболиного и куньего меха, подчеркивающие их богатство и статус. Бояре, в знак глубокого уважения, поклонились в пояс, приветствуя посла. Шляхтич ответил им взаимным поклоном, его движения были грациозными и уверенными. В окружении новгородских посадников и бояр, польский посол, в сопровождении знатнейших польских шляхтичей, поднялся по белоснежному каменному крыльцу в терем. Польские всадники, после того, как исполнили свою роль в торжественном прибытии посла, спешились и разбрелись по двору, их доспехи отражали яркий свет летнего солнца. Ответ на приветствие был дан на русском языке, подчеркивая важность дипломатических отношений между двумя державами.

Воздух напрягся в ожидании важных переговоров, которые должны были состояться в стенах теперь уже заметно притихшего Новгорода.

– Слышь, Марфа, – шепнула дворовая девка другой, – смотри какой красавец, показывая на молодого шляхтича девушка.

– Да они ж все охальники, – тоже шёпотом ответила собеседница, – смотри как своими глазищами зыркает.

– Марфа, Глашка, – позвала девушек старуха, – где вас черти носят?

Девушки встрепенулись и побежали к старухе.

В новгородском тереме обсуждался очень важный вопрос. Посол вышагивал по шелковому ковру, высоко подняв голову. Новгородские вельможи дружно что- то говорили.

– Если вы примите предложение Сигизмунда, то в богатстве и почете свой век проживать будете. А если нет, то …., – не успел закончить посол, как его перебил боярин, стоявший у дверей.

– Мы русские, православные, не можем под власть схизматиков идти. Крест православный царю целовали, клятву верности давали, – делая шаг вперёд от двери, молвил боярин Самохин.

– Да, да, клятву давали, крест целовали, – вторили другие.

– Вы запамятовали, как ваших отцов Иван Третий убивал за то, что не покорились? – Настаивал посол.– Забыли, как сиротами стали, как дома жгли? Если сейчас не решитесь, то смерть вас ждёт.

В зале наступила тишина, но долго она не продлилась. Вначале одно слово, а затем сотни полились из уст собравшихся. Одни вспоминали разорения и убийства, другие говорили о верности Москве и царю.

– Тихо, – стукнув посохом, басом прикрикнул на всех архиепископ, – забыли, кто вы есть? Хотите под ляхами спину гнуть? Мы русские и царь у нас один – помазанник божий Иоанн Васильевич. И только пред ним нам отвечать.

Посол польского короля Сигизмунда, несолоно нахлебавшись, сел в карету и отправился в обратный путь.

– Захар Васильевич, – сказал архиепископ, подойдя к боярину, первому осмелившемуся вслух, выказать свое отношение к королю Сигизмунду, объединившему Великое княжество Литовское и Польшу в единую Речь Посполитую, – спасибо тебе.

Боярин Самохин улыбнулся и промолвил:

– Нужно царю письмо написать о нашей верности, да поскорее. А то худое слово быстрее хорошего летит.

……………

Усадьба боярина Самохина.

Захар Васильевич Самохин не принадлежал к числу самых богатых новгородских бояр, но и нужды не испытывал. Его достаток был вполне достаточным для комфортной жизни. Крепкий, добротный дом из бревен на каменном фундаменте, окруженный высоким забором, являлся символом его благополучия.

Просторный двор вмещал в себя не только жилой дом, но и ухоженную конюшню, где содержались породистые скакуны, а также загоны с мелкорогатым и крупнорогатым скотом. Это составляло основу его его материального благосостояния. Богатство Самохина не было единственной причиной уважения, которым он пользовался среди новгородцев. Его ценили как справедливого и мудрого боярина, человека, равно уважающего как знатных бояр, так и простых людей- чернь. Говорили о нем как о доброжелательном, но в меру строгом хозяине, человеке, чуждом интригам и заговорам.

Захар Васильевич вел размеренную, спокойную жизнь, далекую от придворных дрязг и политических игр, сосредоточившись управлении своим имением и заботе о семье.

Десять лет назад его супруга, Агафья Алексеевна, скончалась от тяжёлой лихорадки, оставив после себя лишь единственную дочь- Ксению. Смерть жены стала для Захара Васильевича тяжелым ударом, но он не искал утешения в новом браке, посвятив себя воспитанию и образованию своей дочери. Он окружил Ксению заботой и любовью, стараясь дать ей все необходимое для счастливой жизни Ксении. Ксения росла не только красавицей, но и девушкой с непростым характером, унаследовав независимость и твердость духа от своей новгородской земли В Великом Новгороде, городе, славившемся своей непокорностью и самобытностью, Ксения Самохина считалась одной из самых красивых и желанных невест. Ее красота притягивала множество женихов – как из числа влиятельных новгородских семей, так и из других городов, желающих обрести руку и сердце этой прекрасной девушки. Однако, Ксения не спешила принимать предложения. Ее крутой нрав, непримиримость к слабости и несправедливости отпугивали многих. Некоторые сваты, узнав о её независимом характере, сами отказывались от своих намерений, другие же были с позором прогнаны Ксенией из дома, что в других городах Московского царства могло обернуться для девушки общественным порицанием. Но в Новгороде, где женщины славились силой духа и независимостью, Ксения чувствовала себя защищенной, имея право сама выбирать свою судьбу. Она была воплощением истинно новгородской боярышни, не боявшейся открыто выражать свою волю и отстаивать свои убеждения. И несмотря на множество предложений руки и сердца, ни один мужчина так и не смог покорить сердце этой гордой и независимой красавицы, Ксении Захаровны Самохиной. Ее выбор оставался загадкой, а её сердце – непокоренной крепостью.

– Ксеня, – сидя за длинным дубовым столом и хлебая щи, да закусывая пирогом с куриными потрохами, проговорил отец, вошедшей в горницу дочке, – может, хватит уже женихов со двора гнать? Тебе семнадцать лет, пора угомониться. Посмотри на своих подружек, все мужнины жены, да у некоторых не по одному дитя в доме бегает. Не у ж то ты хочешь всю жизнь со стариком – отцом прожить?

– Батюшка, – ласково молвила Ксения, присевшая напротив своего отца, – неужели я так тебе наскучила, что ты избавиться от меня желаешь?

– Да, ну, что ты такое сказываешь? Внуков хочу понянчить, а то боюсь, не успею.

– Успеешь, батюшка, – молвила, улыбаясь Ксеня, выходя из-за стола и обнимая отца.

…………

6 января 1570 год.

Снег в этом году долго не радовал. Лишь под самый Новый год, в конце декабря, небеса разверзлись, и на землю обрушилась такая масса снега, что сугробы выросли почти в человеческий рост.

– Ксения, – торопливо кричал боярин Самохин, запыхавшись от ожидания, – где ж ты? Уж упарился весь, пока тебя жду. Скоро ли?

– Иду батюшка, – послышался ответ из горницы. Дверь распахнулась на пороге появилась Ксения.

– Ах, какая ты у меня красавица! – восхищенно воскликнул отец, любуясь дочерью. – Пойдём скорее, а то опоздаем к службе.

– Говорят, слуги государя к нам прибыли, – вполголоса шепнула Ксения, – шастают по дворам, проверяют, рыскают кругом, как у себя дома хозяйничают.

– Тише, тише дочка, – ответил отец, оглядываясь по сторонам, – в нехорошее, злое время живем. Того и гляди в изменники запишут.

Боярин нахмурился. Слухи о царских опричниках, словно зимний ветер, проникли в каждый уголок их вотчины. Недобрый знак, предвещающий перемены. Он поспешил укрыть дочь под теплой шубой, и они вышли во двор, где их ждали сани, запряженные тройкой вороных.

Пока сани скользили по заснеженной дороге к церкви, Ксения не переставала смотреть по сторонам. Замечала угрюмые лица крестьян, перешептывания у колодцев, настороженные взгляды, которыми их провожали. Страх витал в воздухе, пропитывая все вокруг.

Отец с дочерью поднялись по каменному высокому крыльцу в храм. Служба уже началась, и в церкви народу было столько, что все толкались.

– Не отходи от меня, – велел Захар Васильевич дочке.

В церкви было людно. Молитвы звучали громче обычного, словно люди пытались заглушить тревогу в своих сердцах. Боярин Самохин стоял в первом ряду, смиренно склонив голову, но Ксения видела, как напряжены его плечи, как сжаты кулаки. Она знала, что отец переживает не только за себя, но и за будущее их рода, за судьбу их земель.

От спертого воздуха лампадок, да множества людей Ксения почувствовала слабость. Отец, погруженный в беседу с бояринома Астафьевым, внимательно слушал его шепот. Не желая прерывать важный разговор, Ксения тихонько, стараясь не потревожить никого, вышла на крыльцо. Глубокий вдох морозного воздуха мгновенно принес облегчение. – Что же вы на улице, в храм не заходите? – раздался голос поднимавшегося по ступеням молодого человека, облаченного в соболью шапку и черный парчовый кафтан, подбитый мехом.

– Душно там, – отозвалась Ксения и отвернулась, не желая встречаться с незнакомцем взглядом.

– А я уж подумал, не еретичка ли ненароком? – Не унимался мужчина.

– Душно мне стало, разве не поняли меня?

Мужчина потёр усы и небольшую бородку, усмехнулся и с лукавой улыбкой продолжил вести беседу.

– Чья ж ты будешь, красавица?

– Отцова, – не поворачиваясь, ответила Ксения.

– Ух, ты?! Не только красива, но и дерзка, как я погляжу. Как имя твоё?

– Ксения. – Понимая, что незнакомец не отступит, решила назвать своё имя девушка, – дочь боярина Захара Васильевича Самохина.

– Самохина? Слышал о нем, – так же с ухмылкой ответил мужчина, – стало быть, Ксенией Захаровной величать.

Ксеня повернулась и гордо посмотрела на любопытного незнакомца. И в этот самый миг взгляд светло лазоревых глаз девушки встретился с карими, словно цвет темных вод реки Волховец, глазами мужчины. Миг, но в душе девушки что- то случилось. Сердце застучало так сильно, что на мгновение Ксеня подумала, что его стук слышат все. Комок подступил к горлу. А по животу началось разливаться странное тепло.

– Дозволь и я представляюсь, – снимая шапку и кланяясь в знак почтения, сказал незнакомец, – Даниил Владимирович Воронов, слуга государя нашего Ивана Васильевича.

– Опричник? – Изумилась Ксения, никогда раньше не видевшая опричников, и тем больнее разговаривая с ними.

– Он самый, – с гордостью в голосе, проговорил Даниил, – а ты что ж испугалась?

– Нет, – стараясь не показывать свое отношения к опричникам, ответила Ксеня.

Даниил Владимирович происходил из древнего рода Вороновы – Кобриных. Род этот славился своей храбростью и преданностью государю, хотя и были в истории семьи и темные пятна, о которых предпочитали не вспоминать.

Высокий, темноволосый, он сразу занял место в сердце девушки. Много женихов сваталось, и красивых, и знатных, но именно Даниил ранил душу и сердце Ксении. Его взгляд, полный решимости и какой-то скрытой печали, не давал ей покоя.

– Батюшка твой на службе? – Вдруг поинтересовался Даниил. Его вопрос прозвучал неожиданно, вырвав Ксению из потока мыслей.

– Да, – ответила Ксения и в этот самый момент из храма начали выходить люди. Служба закончилась и все спешили по своим делам. Звон колоколов еще отдавался в ушах, а толпа уже несла их в разные стороны.

Ведущих беседу девушку и мужчину разделил людской поток. Они потеряли друг друга из виду. Ксения тщетно пыталась разглядеть его среди множества лиц, но Даниил словно растворился в толпе. Но, стоявший внизу под лестницей молодой, светловолосый опричник, внимательно слушал разговор и наблюдал за Ксенией и Даниилом. Его холодный взгляд не упустил ни одной детали. Он прекрасно понимал, что эта встреча – не просто случайность, а часть какой-то большой и опасной игры. Опричник усмехнулся, предвкушая предстоящие события.

– Пойдём домой, – потянув за рукав дочь, с тревогой велел боярин Захар Самохин.

Ксеня, лишь кивнула головой и послушно села в сани.

– Батюшка, а что случилось? – озаряясь по сторонам, поинтересовалась Ксения. – Зачем к нам столько опричников понаехало?

На улицах Новгорода в этот зимний день мало встречалось местных жителей, но зато много было слуг царевых. Всадники в чёрных одеждах, рыскали туда- сюда. Лавочники, пытались по – раньше закрыть свои торговые места и укрыться с семьей в домах.

– Не знаю, Ксения, но чувствую, что к худому приехали в наш град. Укройся получше, – отец накинул меховую шубу на дочь так, что она накрыла ее с головы до ног, – не нужно, чтоб кто- нибудь из них тебя заприметил.

Скрывшись за высоким забором своего терема, боярин в горнице сбросил на пол шубу и приказал никому не открывать ворота.

После обеда боярин Захар Васильевич Самохин не находил себе места. Посылал холопов к боярам, выведать что, да как. Холопы возвращались взволнованные и испуганные.

С наступлением сумерек в ворота дома Самохина раздался настойчивый стук, заставивший встревожиться всех обитателей женской половины терема

– Кого это нечистая принесла в такой поздний час? – Закудахтала тетка – приживалка Ефросинья.– Ночь на дворе. К добру, али к худу?

– Тетушка, – пыталась успокоить Ефросинью Ксеня, – по делу срочному, вот так и стучат, торопятся.

Боярин Самохин, накинув на плечи теплую шубу, вышел на крыльцо. Ворота распахнулись, и во двор въехали всадники, облаченные в черные одежды, верхом на вороных конях.

«Пришли! Не миновали мой терем!» пронеслось в голове хозяина дома.

– Прошу в дом, гости дорогие, – пригласил незваных гостей боярин, – рад, очень рад, что зашли. Весь день ждал вас, а вы все не шли, да не шли. Уж беспокоиться начал.

Опричники, неспешно войдя в терем, заняли места на лавках.

– Милка, Ванька, – крикнул боярин, – а ну- ка быстро собирай на стол. Гости дорогие пришли, уважить нужно.

– Давай знакомиться, – сказал один из опричников, явно главный.

– Новгородский посадник, боярин Захар Васильевич Самохин, – сразу без пререканий представился хозяин дома.

– Знаем кто ты, – самоуверенно сказал темноволосый опричник, – а ты- то нас знаешь?

– Слуги государя нашего, вот только имя запамятовал.

– Опричник Даниил Владимирович Воронов, боярин из Вологды, а друг мой, опричник Андрей Савельевич Кожемятин, боярин из Боровичей, так сказать сосед ваш.

– Ещё раз, гости дорогие, не побрезгуйте, – говорил Захар Васильевич, приглашая гостей к столу, который уже накрыли, – отведайте, что бог дал вместе со мной.

Опричники небрежно сбросили с себя чёрные плащи, шапки, кинув их на скамью, а вот колчан со стрелами аккуратно поставили.

– Богатый стол собрал боярин, – наливая себе в чашу вишнянки, сказал Даниил, – никак ждал кого?

– Так ведь вас – то и ждал, – оправдывался хозяин дома, – кого ж ещё.

– Польского посла также встречал? – Вдруг подал голос, до этого молчавший опричник Андрей и, сощурив свои маленькие белесые глазки, внимательно наблюдал за боярином.

– Да Бог с вами! Вот крест, – боярин Самохин перекрестился, – могу на Святом писании поклясться, что не был у меня посол. Да разве можно его так встречать? Кто он? Схизматик проклятый, а вы наши русские, православные.

– А где ж близкие? Не у ж то один в таких хоромах живешь? – Спросил Даниил.

– Зови сюда, – поддержал сотоварища Андрей.

– Так, – замямлил боярин, он никак не хотел показывать свою дочь этим душегубам, ведь все знали, что это за люди, но и противится не мог. Страшно было не за себя, за дочку. – Жена то померла, уж годков десять, пожалуй, будет. Вот и вдовствую один одинёшенек.

– Врешь. Небось, ляха с дочкой встречать ходил? – Соскочил со своей скамьи, Андрей. – Лях пригожее, чем мы?

– Андрей, – потянув за рукав своего друга, ответил Даниил, – боярин беспокоится за дочь. Нужно и его понять, – и обратился к боярину, – слыхали мы, что в твоём тереме живет краса ненаглядная. Далеко за пределы Новгорода разлетелась молва о нраве и красоте. Покажи красу неземную. Не бойся, ничего плохого ей не сделаем. Посмотрим, поклонимся, да уйдём. – Подтолкнув в плечо Андрея, с улыбкой добавил. – А может, кто из нас Ксении Захаровне понравится, да согласится женой стать, так мы только рады будем.

– Ксения? Знаете имя дочери, – растерянно произнёс боярин.

– Кто ж не знает? Да и виделся я с ней нынче утром, на крыльце храма. А сейчас хочу ещё раз взглянуть в прекрасные очи. – Улыбался Даниил.

– Милка, – крикнул боярин, – позови Ксению, пусть к гостям выйдет.

В дверях светлицы появилась молодая женщина. Ее изящная фигура, подчеркнутая длинной русой косой, перекинутой через плечо и украшенной небесно-голубой лентой, лишь усиливала притягательность ее бездонных лазурных глаз. Густые, темные ресницы, словно бархатные крылья, отбрасывали тень на ее румяные щеки.

– Дочь моя, Ксения Захаровна, – подойдя к девушке, ответил отец.

Ксения подняла взгляд, и ее глаза встретились с тем, о ком она думала, возвращаясь из храма.

Даниил почтительно поднялся из- за стола, поклонился в знак уважения и пригласил девушку к столу.

– Будьте украшением стола, Ксения Захаровна, – ласково, словно мурлыкал, говорил Даниил, – рад вновь видеть. Там, у церкви не договорили с тобой. Прости уж.

Ксения смотрела на Даниила, и между ними, казалось, протянулась невидимая связь. Даниил, очарованный новгородской красавицей с первой встречи, был покорен ее красотой. У опричника было много женщин, но чувства, которые он испытывал к Ксении, были чем-то возвышенным.

Андрей сидел в стороне и наблюдал за девушкой. Худосочный, с тонкими белокурыми волосками на голове, жидкой бородкой и маленькими хитрыми глазками, Андрей не мог представить подле себя Ксению. Ведь он такой невзрачный, а она, словно, лебедь белая. Она и не сразу заметила его, лишь только взглянула на него тогда, когда Андрей сам решил представиться.

– Боярин Андрей Савельевич Кожемятин из Боровичей, – словно выкрикнул своё имя опричник. И вперил взгляд своих блеклых глаз на Ксению.

– Как и батюшка рада принимать вас в нашем доме, – ответила Ксения и холод пробежался по телу девушки от едкого взгляда Андрея.

Вечер прошёл быстро. Гости и хозяин дома пили вишнянку и медовуху, закусывали жареными свиными ушками и окороком, нарезанным на кусочки, пирогами из зайчатины и куриных потрохов, кушали различные разносолы. На горячее из кухни принесли жареного гуся и запеченную рыбу. Гости, наевшись вдоволь, поднялись из-за стола и собрались уходить.

– Так может, заночуете? – Из приличия поинтересовался боярин Захар Васильевич, надеясь на отказ, но был разочарован ответом опричников.

– А почему бы и нет? – Молвил Даниил. – Прикажи своим слугам проводить Андрея Савельевича в его комнату, а мне б хотелось с тобой ещё побеседовать, боярин Самохин.

Хозяин дома сразу распорядился о ночлеге.

– Добрых снов тебе, Ксения Захаровна, – пожелал Даниил девушке, которая скрылась в женской половине терема.

В горнице остались боярин Самохин, да опричник. Оставшись наедине с боярином, Даниил сменил тон. Улыбка сползла с его лица, уступая место серьезности и тревоге.

– Послушай, что скажу тебе, Захар Васильевич, – прошептал Даниил, – не просто так твою избу я выбрал. Знаю, что хороший ты человек, поэтому предупредить пришёл. Уезжай поскорее из города. Сам уезжай, да дочь свою увози. Иначе беда будет страшная.

– Что ж ты такое молвишь, добр человек? Какая беда? – Не понимал ничего боярин. – Куда ж я из своего дома уеду?

– Есть родственники подальше от Новгорода? Али ж на богомолье в монастырь уезжай, – говорил Даниил, – торопись. Коли завтра рано утром не уедешь, беда будет.

– Понял тебя, Даниил Владимирович, спасибо, что предупредил.

Даниил взял свои вещи и покинул горницу.

Рано утром, пока все домочадцы спали, опричники вывели своих коней из боярской конюшни, вскочили на них и уехали.

– Красивая Ксения, – первым начал разговор Андрей, – всю ночь во сне видел.

– Не по тебе такая красавица, – заревновав к девушке, пробурчал Даниил, – кто ты и кто она, – добавил опричник.

– Ну да, – обидчиво бубня себе под нос, молвил Андрей, – кто я? Разве мой род может с ее сравниться?

– То то, – услышав краем уха Андрея, отвечал Даниил, – род бояр Самохиных, с двенадцатого века идёт. Не по тебе Ксения.

– Род не род, а все равно моей будет, – простившись с другом, зло пробурчал Андрей в спину удаляющегося от него Даниила

Проснувшись утром, боярин Самохин осведомился о гостях.

– Как уехали? – Удивился и в то же время испугался боярин.– Даже не простившись! Вот, что значит опричники. Нелюди Малютинские.

Отпив отвар с кулебяками, Захар Васильевич собрался дойти до своего друга боярина Шутского. Накинув тёплую шубу, отороченную соболиным мехом, боярин Самохин вышел из терема.

Яркое морозное солнце светило, но никак не согревало. Мороз сковывал дыхание. Казалось, в такое утро в городе должен был слышен лишь треск деревьев, окутанных в снежные покрывала, да запах дыма, разносившийся по округе из домовых труб. Однако печи в этот день не топили, а в воздухе витал запах смерти.

Снег, вчера ещё сверкавший и радующий своим белоснежным цветом, окрасился в багряный.

Повсюду были слышны крики, визг и плач. Боярин Самохин остановился посреди улицы и круглыми от непонимания глазами смотрел на бежавших новгородцев, ищущих спасения в любом потаённом закутке.

– Что такое? – Басом спросил боярин, схвативший за рукав бегущего со всех ног мужика.

– Беги боярин, беда пришла, – только и смог протараторить мужик, вырвавшись и стремглав, побежавший дальше.

Захар Васильевич повернул в сторону своего терема и быстрым шагом направился домой.

– Гойда, гойда! – Донеслось позади, отец Ксении повернул голову и пред ним предстала страшная картина: на чёрном коне у которого с груди свисала собачья голова, восседал черный опричник. Он был похож на одного из всадников апокалипсиса. В руке сабля, которой чёрный дьявол рубил всех, кто только ему попадался на пути.

Боярин замер, словно громом пораженный. Ноги намертво приросли к земле. Страх сковал его, парализовав волю. Он не мог отвести взгляда от жуткого всадника, приближающегося с каждой секундой. Сабля сверкнула на солнце, предвещая неминуемую гибель. Захар Васильевич закрыл глаза, ожидая удара, но вместо боли услышал лишь предсмертный крик. Открыв глаза, боярин увидел, что опричник уже мчится дальше, оставляя за собой кровавый след. Вокруг лежали тела убитых, стоны раненых разносились по округе. Новгород захлебнулся в крови. Началась расплата за вольнодумие.