Легкое бремя. Дневник неидеальной мамы

Жизнь в потоке

Я решила стать детским психологом в седьмом классе. Дети были интересны мне, сколько я себя помню, так что жизнь мамы маленькой девочки для меня была настоящим Диснейлендом. Каждый день Маша делала что-то новое, чему-то училась, видела что-то в первый раз. В первый год жизни физические и ментальные возможности человека развиваются со скоростью гоночного болида. Появляются новые двигательные навыки: держать голову, переворачиваться, сидеть, ползать, вставать, ходить. Постоянно сокращается время сна: четыре дневных сна, три, два, один. Младенцы осваивают человеческую речь, переходя от крика к гуканью – коротким, отрывистым вокализациям: «га», «гу», «ка», «гх». Затем к гулению – протяжным цепочкам гласных, похожих на крик чайки. И через лепет, представляющий собой слогоподобные «ба», «да», «ма», – к первым словам. За год ребенок переходит от грудного вскармливания, через пюрешки, к пище кусочками и к году может есть с общего стола. Меняются даже мебель и коляска: из люльки, если она была, в детскую кровать или в кровать родителей – это как повезет. Из слинга и лежачей коляски – в эргорюкзак и коляску-трость, а потом и к коротким пешим прогулкам. Из шезлонга для новорожденных – в высокий стульчик для кормления.

Тебе, маме, нужно адаптироваться не только к новой роли, но и к постоянно меняющимся условиям родительства и к новому ребенку. То его нужно качать на руках, чтоб уснул, помогать пройти через колики, то у него конфликт с грудью. То он начал ползать, и тебе нужно срочно обезопасить всю квартиру… И нет всему этому конца. Я подозреваю, что лет до восемнадцати, а дальше это уже будет не моя проблема. Хотя чем старше ребенок, тем медленнее становится темп изменений.

Все, что касается развития твоего ребенка, его первых маленьких шагов в качестве человека на земле, выглядит для меня как чудо. Равно как и само рождение – как Рождество. И, как по словам евангелиста Луки Пресвятая Богородица слагала в сердце своем слова пастухов, так каждая мама складывает в своем сердце все, что ее ребенок делает в первый раз. Так делала и я, записывая все происходящее в свою память и в записную книжку с изображением Мадонны Литты.

3 недели

Маша гукает, общается. Рассматривает рейки в кроватке, батарею, черно-белые картинки, горох на моей блузке.

Начала улыбаться, следит глазами за погремушкой, берет в ручку предмет и держит недолго.

Начинает держать головку, лежа на животе, отжимается на ручках.

5 недель

Маша ночью спит хорошо, а днем – не очень. Осваиваем слинг, в нем – засыпает, а я в это время делаю домашние дела.

6 недель

Долго и с удовольствием смотрит на лицо разговаривающего с ней человека, улыбается в ответ, отвечает своими словами:

– Кай! Ай! Агу!

7 недель

Подолгу гуляем в слинге. Маша убаюкивается моими шагами.

Я подвесила ей в люльку колечко с бубенчиком на ленточке. Маша поняла, что это она вызывает движение и звук, когда попадает по игрушке ручкой. Упражняется, радуется, когда у нее получается.

2 месяца

Первый раз ездили вместе с Машей в троллейбусе и автобусе. Она с интересом смотрела в окно и недовольно кричала, когда мы останавливались.

3 месяца

Маша научилась переворачиваться со спины на живот и делает это при каждой возможности.

Научилась хватать все, что видит. Тянет в рот все, что попадется под руку.

Нашла свои ножки и ручки, рассматривает их, хватает ноги в руки, играет.

Переворачивается на живот и пытается ползти, если не получается, «ругается».

Сидит у меня в слинге и рукой пытается схватить мою чашку, перебирает мои бусы.

4 месяца

Много гулит: издает озорные звуки, похожие на крики чайки. Может громко завизжать, делает это, чтобы привлечь внимание.

Учится ползать, двигает руками-ногами, лежа на животе, поднимает попу и проталкивает себя ногами. Устает и начинает «ругаться».

Узнает свое имя, отзывается.

С удовольствием «летает» на папиных руках.

Научилась сосать свою ногу.

Интересуется всем вокруг, на руках у взрослых или в слинге жадно смотрит во все стороны, крутит головой, хватает все, до чего может дотянуться.

5 месяцев

Любит трогать разные фактуры и поверхности, любит все хрустяще-шуршащее. Например, дорваться до пачки влажных салфеток или хрустящего пакета.

Начала задумываться: вижу, как останавливается ее взгляд и в ней происходит внутренняя жизнь.

Играет с бабушкой и дедушкой, получает удовольствие от общения с ними. Иногда посматривает на меня вопросительно: можно им доверять?

6 месяцев

Маша научилась ползать и переживает скачок сепарационной тревоги. Хочет спать только рядом со мной. Просыпается и проверяет, что я рядом. Если нет, горько плачет и ползет меня искать. Шарит ручкой в полусне и трогает меня: контролирует.

Хочет сидеть со всеми за общим столом и хватать все со стола. Когда мы едим, ни за что не соглашается сидеть в своем шезлонге внизу.

7 месяцев

Маша много лепечет, забавно говорит слогами.

Появилось то, что в книгах называется «боязнь семимесячных»: опасается незнакомых, особенно дяденек.

Боится шуруповерта. Сначала побаивалась и рыка блендера, а теперь полюбила залезать ко мне на руки, когда блендерю. Имитирует рык прибора.

8 месяцев

Прорезался первый зуб.

С папой играют в кубики: он строит дом, а Маша ползет и разрушает его.

Самостоятельно пьет из маленькой чашки. Берет за ручку правой рукой. Иногда в процессе выливает все на себя. Во время еды даю Маше в руку ложку, но ей больше нравится копаться в миске рукой, трогать и размазывать еду по столу.

9 месяцев

Маша ходит, держась за опору.

Понимает речь: осторожно, «ладушки», мама, папа, некоторые другие слова.

Если попросить «Дай!», даст то, что у нее в руках, только если это не еда. Появились первые слова: мама, папа, баба, ляли – это все, кто ей нравится. Повторяет за взрослыми.

10 месяцев

Маша ходит без опоры. Выпускаю ее из коляски походить на улице, на площадках. Это что-то новое и интересное и для меня, и для Маши. Она хорошо умеет падать, группироваться.

11 месяцев

Много капризничает, кричит, добивается своего.

Не может долго сидеть в коляске, в высоком стульчике, – скучно.

Может кричать и делать вид, что плачет, чтобы на нее обратили внимание.

Любит мои ручки и записные книжки. Как увидит, орет и требует, пока не получит или ее не отвлекут. Подражая мне, «пишет» в тетрадях.

Гуляет на улице, на площадке, почти не падает. Любит наблюдать за старшими детьми.

«Кормит» меня хлебцами и хохочет.

Не признает, снимает шапку, панамки на резинках и с завязками тоже отрицает.

Приехали на дачу.

Залезает ручками в печку и дымоход. Потом ходит с черными ладошками. Кладет в дымоход игрушку. Закрывает дверцу. Открывает и проверяет, там ли игрушка.

Вот так и прошел год. Младенец как газ: он заполняет все время твоей жизни, все двадцать четыре часа в сутки, и даже этого мало. В первый год ребенку необходим взрослый, на сто процентов вовлеченный в ткань его жизни. Таких взрослых может быть несколько, но ребенок должен их хорошо знать и любить. И хотя бы один взрослый должен быть с младенцем постоянно. Как правило, этим взрослым была я. Иногда я чувствовала себя «принесенной в жертву» своей прекрасной, любимой дочке.

День сурка

– Чем занимаешься? С ребенком сидишь?

Как же меня раздражали эти слова! Когда ты дома с младенцем или с маленьким ребенком, ты делаешь что угодно, только не сидишь.

– Маленькие детки – маленькие бедки, – повторяют матерям младенцев все, кому ты осмелишься пожаловаться на усталость и недосып. Собеседник тут же достает из-за спины эту фразу, защищаясь ею, как щитом, от твоей боли: мол, подожди, вот станет твой ребенок подростком, тогда узнаешь…

Сейчас, когда я пишу эту главу, Маша – подросткиня, а ее брату Феде шесть лет. И мне точно легче, чем тогда, когда у меня была одна Маша младенческого возраста. Во-первых, ты постепенно привыкаешь к бытовым трудностям и повышенной нагрузке, как бы накачиваешь нужные мышцы. Во-вторых, уход за младенцем – это физически тяжелая, изматывающая работа. Ты постоянно носишь ребенка на руках. Полностью обслуживаешь его физиологические нужды: поесть, переодеться, помыться, – все это требует твоего активного участия. И полностью навыками самообслуживания ребенок овладеет только годам к пяти. Чаще всего нужно прилагать активные усилия для того, чтобы ребенок уснул, по несколько раз в день и, возможно, несколько раз ночью. А если их не прилагать, ты пожалеешь. Маша, например, просто начинала орать, если не могла вовремя уснуть, а сама она этого не могла.

С младенцем не соскучишься. Вернее, в жизни с младенцем чувства интереса и скуки каждый день танцуют танго. Потому что каждый день по структуре, по распорядку, по рутинам похож на другой, как вторая половинка яблока на первую. Но при этом каждый день что-то меняется, каждый день ты сталкиваешься с новым вызовом. И эти эмоциональные качели непросто выдерживать.

Когда наша рутина более-менее устаканилась, каждый мой день с Машей строился по одной и той же схеме.

Маша просыпалась в шесть утра в стойком намерении бодрствовать. Открыв глаза, она сразу начинала действовать: переворачиваться, куда-то ползти, вставать, разговаривать, будить меня, неделикатно трогая ручками мое лицо, а то и вовсе лупила ладошками по моей голове. Никакого времени на раскачку, никакого потянуться, полежать минутку в кровати – в бой!

Я брала Машу и уходила на кухню: в комнате спал муж, и так рано он вставал только летом на даче за грибами или на рыбалку.

Я быстро умывалась и чистила зубы. Расстилала на кухонном столе байковое одеяло, на него пеленку, водружала на стол Машу и делала ей материнский массажик с прибаутками:

– Потягунюшки-порастунюшки… трушки-потрушки, пекла баба ватрушки…

У меня были песенки для умывания, для мытья попы. Я знала много игр, потешек. И конечно, пела Маше колыбельные. Мне нравились детские стишки в народном стиле и просто придуманные, из развивающих программ, которые я вела до появления Маши. И я сопровождала ими наш день.

Потом я клала Машу в детский шезлонг или позже на коврик на полу, давала ей игрушки, а сама тут же, на кухне, делала свои дела. Кормила ее грудью, и в восемь тридцать она засыпала на первый дневной сон. Это было самое простое укладывание за день. И в этот первый сон Маша могла проспать минут сорок, а я – позавтракать, почитать любимые блоги в браузере на компьютере – это была еще досмартфоновая эпоха. Маша просыпалась, я играла с ней в ее погремушки, разговаривала. После подгузничных процедур голопопое время на пеленке – попу надо проветривать. Сколько же за день получалось описанных пеленок!

Когда Маша уставала, я одевалась на улицу, сажала ее в слинг, и мы шли гулять. Моим любимым прогулочным направлением была Петропавловская крепость. Я шла по улице Лизы Чайкиной до Александровского парка, проходила мимо большого булыжника с надписью «Здесь будет установлен памятник Шаляпину». Этот камень стоит там уже лет пятнадцать, но памятника все нет. На моем девичнике перед свадьбой мы с подружками запускали с него небесный фонарик. Я шла мимо зоопарка, а Маша внимательно смотрела вокруг, разглядывая все, что могла увидеть. В слинге она успокаивалась и никогда не кричала. Через мост на Заячий остров, мимо городошной площадки. Посмотреть с тоской на Эрмитаж: мне так хотелось в Эрмитаж! Но я не решалась, эта прогулка была бы слишком долгой для нас. Где переодеть Машу, как покормить, чтобы никого не смущать, а что, если я захочу в туалет? Нет, в Эрмитаж я схожу еще не скоро.

Наконец я ступала на песок пляжа Петропавловской крепости, где мелкие, тихие волны набегали и откатывались обратно в Неву. Лишь отдаленный шум машин напоминал о том, что я в большом городе, – такие там тишина и дзен. Я в сердце города, и здесь спокойно, как в эпицентре урагана. На этом месте Маша всегда засыпала, а я шла дальше, заходила в крепость. Мимо по булыжной мостовой проходили и улыбались мне иностранные туристы. Я выходила из крепости с противоположной стороны: мост с фигуркой зайчика под ним, туристы кидают монетки – нужно попасть на бревно, на котором стоит ушастый. Я переходила через дорогу и снова попадала в парк, с той стороны, где была симпатичная кофейня в гроте. Тут передо мной вставал вопрос: зайти за чашкой изумительного капучино, который можно выпить на ходу, но Маша точно проснется, а поспала она маловато. Сон или кофе, кофе или сон?

Маша открывает глаза и рассматривает радужную люстру кофейни в гроте. Надо было идти мимо! Возвращаемся домой, разматываю слинг, даю отдых спине. Снова игры, подгузничные процедуры, кормление, обед с мужем и еще один послеобеденный сон для Маши.

Игры, прогулки, кормление, мытье попы, переодевание… Иногда самой придется несколько раз за день переодеться: на тебя писают, какают, срыгивают по несколько раз на дню. А позже, когда дети подрастают, начинают пачкать тебя едой, ручками в грязи или краске, ботинками, когда берешь их на руки на улице, кровью от ссадин и разбитых губ.

Спокойно посидеть за столом нереально. Маша к вечеру становится капризной, приходится есть с ней на руках, постоянно прерываться или продолжать трапезу под плач и крик. После такого, когда уложишь ребенка, хочется поесть еще раз, хотя время уже к полуночи.

Для вечернего купания дочки нужно помыть ванну, набрать воду, проверить температуру. Если повезет, кормление на сон и укладывание пройдут за сорок минут. Учитывая мой собственный недосып, мне бы самой лечь с Машей – это было бы самым правильным решением. Но после целого дня с ребенком, который завтра повторится точь-в-точь, мне казалось, что мое время только начинается. Мне хотелось посмотреть кино, выпить чаю в одиночестве, написать в блог, почитать, заняться рукоделием. А еще нужно прибраться на кухне, поставить и развесить стирку с пеленками и детскими одежками. В итоге спала я мало.

У меня была очень счастливая жизнь, но в ней не хватало баланса времени с ребенком и времени с собой. А еще казалось, что у всех есть выходные. А мои от будней отличались лишь тем, что, когда я гуляла с Машей, видела на улице людей, у которых настоящие выходные, и завидовала. Мне было хорошо, но в то же время копился внутренний дефицит общения с другими взрослыми людьми, приятного досуга, дефицит времени в уединении. А еще у меня скоро закончились личные деньги, потому что я больше не зарабатывала. У нас с мужем была договоренность по финансам: большую часть заработанного мы оба отдавали в семейный бюджет, а меньшую оставляли себе. Эти личные деньги для меня были отдушиной: я могла их потратить на что-то не необходимое без чувства вины. И их больше не было. Правда, и вариантов, как потратить их, тоже стало меньше: ни сходить на стрижку или маникюр, ни купить косметики. Да и краситься времени нет: тон, тушь, гигиеническая помада – вот и весь макияж молодой мамы. Я надевала джинсы и топы для кормления и уже не понимала, что сейчас носят. Не сходить в театр или кино. Мне очень хотелось в кино: там можно лежать в кресле полтора часа и смотреть интересный фильм! В итоге в кино я первый раз сходила, когда Маше было полтора года, а в театр и Эрмитаж и того позже. Но хотя столько всего было против меня – городская среда, финансовая ситуация, неравномерное распределение обязанностей с мужем, – я все же находила способы разнообразить этот день сурка.

Незатейливые радости молодой мамы

Когда Маше исполнилось три месяца, начался курс педиатрических лекций для родителей у педиатрини с моих беременных курсов. Я еще во время беременности поняла, что нужно вникать во всю эту историю с детскими болезнями, потому что на государственную систему здравоохранения надежды никакой, а денег на наблюдение ребенка в коммерческом медицинском центре у нас не было. Лекции длились по три часа. Мои родители самоотверженно вызвались помогать мне с Машей. Мы приезжали на их машине, я раздевала Машу, кормила ее грудью, одевала обратно и отдавала родителям. Они клали ее в коляску и шли гулять.

– А что, если она у вас не уснет?

– Что ты, дети на улице отлично спят! Ты у нас спала по три часа в коляске в этом возрасте!

Расчет был на то, что Маша проспит хотя бы два часа, а потом ее принесут ко мне, я ее покормлю, и она побудет на лекции, или родители понянчатся с ней в соседней комнате.

Бабушка с дедушкой уверенно положили засыпающую Машу в коляску и направились в сторону метро «Удельная». По дороге Маша уснула, но стоило им остановиться у киоска, чтобы купить себе по пирожку, как глаза грозной младеницы открылись. Обратно они бежали чуть ли не бегом. Маша не любила лежать в коляске, если не спит, и скорее превратила бы жизнь взрослых в ад, чем пролежала бы там лишнюю минуту.

Педиатрические курсы я, с героической поддержкой моих родителей, окончила, и они мне очень помогли. Помогли не терять голову и не тревожиться, когда Маша болела. Я всегда знала, что делать, а в моей аптечке был набор необходимых лекарств. По крайней мере, я была в медицинском плане экипирована года на три вперед. А через три года случилось то, к чему я готова не была, но об этом позже.

Когда Маше стукнуло четыре месяца, я начала вести группу в «Бегамике». Сама же ее и собрала: моя университетская подруга Полина, ее знакомая, две женщины с курсов для беременных. Потом подтянулись мамы с младенцами, которых нашел «Бегамик».

Добирались мы с Машей на транспорте. Мы жили на Петроградской стороне, а «Бегамик» был на Васильевском острове. Туда мы ехали на троллейбусе или на маршрутке, Маша на мне в слинге. С коляской этот путь был непроходим. Вроде не так далеко, пешком минут сорок, но пешком нужно, как по ступенькам, спустить и поднять коляску с каждого и на каждый поребрик на каждом перекрестке. Зимой на тротуарах непроходимая каша, а коляска-вездеход с большими колесами не пролезала в дверь нашей квартиры, да и поставить ее в прихожей было негде. Так что я еще на этапе беременности выбрала коляску-трансформер «Инглезина» с шириной шасси в пятьдесят два сантиметра, чтобы проходила в дверь и в сложенном виде помещалась между первой и второй входными дверями квартиры; в старом фонде расстояние между ними сантиметров тридцать. Обратно из «Бегамика» я обычно шла пешком, а Маша успевала по дороге поспать.

В транспорте ко мне то и дело обращался кто-то из попутчиков:

– А как она у вас там сидит?

– А вы уверены, что такому маленькому ребенку стоит ездить в троллейбусе?

– А это ей точно не вредно?

Или еще на остановке интересовались моей слингокурткой:

– Это у вас куртка такая или у вас там еще внутри какой-то рюкзачок? А где такую можно купить?

Мне приходилось их успокаивать:

– Да, так можно.

– Ей там хорошо.

– Нет, не туго.

– Да, я уверена.

А еще, рассказывать про магазин «Маматеррия» и его хозяйку, мою знакомую слингоконсультантку Вику.

Наша группа в «Бегамике» называлась «Мама и малыш» и проходила раз в неделю. Я разыгрывала для детей небольшие истории с игрушками. Мы садились в круг на ковре и играли под музыку на маракасах, барабанах, колокольчиках. Я показывала мамам игровые массажики, игры с детьми на коленках вроде «По кочкам, по кочкам». Потом мы пили чай и болтали. Такие дни проходили для меня легче и веселее.

Сейчас я в Финляндии, а моя университетская подруга Полина живет в Швейцарии. Мы созвонились выпить чаю по видеосвязи.

– Помню, как ты крутила Машу вверх ногами, у меня есть такая фотка, – говорит Полина.

Это я занималась с Машей динамической гимнастикой – комплексом упражнений, которые родители могут сами выполнять дома с детьми. Маша любила это. А Федя так не хотел, и я с ним не стала этого повторять.

– На фотке она вообще там нормально себя чувствует!

– Мне нравились твои занятия по нескольким причинам, – продолжает Полина. – Было ощущение организованного времени для ребенка и для меня. Я чувствовала себя хорошей мамой, потому что вожу ребенка на какую-то «развивайку». Я оттуда узнала про какие-то прикольные штуки, о которых ты мне рассказывала: слингобусы, игрушки.

– Знаешь, сейчас все больше говорят о том, что «развивайки» не нужны и даже вредны. Но я до сих пор считаю, что мои «развивайки» были хорошими.

– Мне кажется, что вредная история – это когда ты вместо того, чтобы любить ребенка, его развиваешь, пытаясь без конца из него что-то выжать. Но в целом, конечно, ему нужна развивающая среда, внимание, какая-то организованная деятельность.

Полина родила за три месяца до меня, другая моя школьная подруга – на полгода позже. Так что, кроме всего прочего, я могла поехать в гости к одной из них. Наши дети занимали друг друга. Маше всегда было интересно с новыми людьми, в новой обстановке. В это время я не нужна была ей всецело и могла немного выдохнуть. С подругами мы обсуждали насущные вопросы: соски, подгузники, грудное вскармливание, детские болезни. А еще – свое эмоциональное состояние, то, как нам дается материнство, какие на этом пути появляются сложности и препятствия. Здорово было поговорить с кем-то, кто понимает, на что похожа твоя жизнь.

Я снова спрашиваю Полину:

– Помнишь, как мы встречались, когда Маша и Ксюша были младеницами? Про что мы говорили? Я помню, как ты начала замечать, какие распускаются цветы, когда появляются бабочки и как меняется природа. И как твой муж думал, что это странно. Когда гуляешь каждый день с ребенком, ты начинаешь все это замечать.

– Да, может, еще потому, что жизнь становится такой перегруженной, и эти мелочи начинают иметь значение. А еще мы с тобой разговаривали про какашки.

– Да?

– Желтые, зеленые, жидкие, творожок…

«Правильные» какашки должны быть похожи на творожок, ведь младенец питается только грудным молоком. Мы считали, что зелеными они быть не должны. Хотя современная педиатрия говорит, что это норма.

– И это не казалось странным?

– Вообще нет. У меня было такое ощущение, что я теперь обладаю каким-то уникальным знанием, которое надо нести в мир. – Полина смеется.

– Помню, как мы говорили о родителях, – продолжаю я. – И ты утверждала, что все, кто с твоей дочкой будут сидеть, должны прочитать Гиппенрейтер. – Мы смеемся.

Книга Юлии Борисовны Гиппенрейтер «Общаться с ребенком. Как?» – на то время самая передовая книга о воспитании из вышедших на русском языке. В ней говорилось о важности безусловного принятия, о том, как использовать «я-сообщения» в коммуникации, как растить ребенка без эмоционального насилия.

– Я нашла способ подпихнуть своим родителям и родителям мужа эту книжку в качестве подарка. Но думаю ни те, ни другие не читали ее.

– А ты смирилась с этим? Ладно, заберите ее уже как угодно!

– Да.

Пока «сидишь» с младенцем, еще можно ходить к родственникам: своим родителям или родителям мужа. Там с удовольствием подержат малышку на руках, а ты можешь посидеть спокойно и выпить чаю. Но о своих заботах тут не поговоришь, тем более о трудностях, – поднимется ураган тревоги. От бурных оваций бабушек Маша с ее возбудимой нервной системой могла перевозбудиться так, что вечером долго не засыпала. Так что нужно было быть начеку и вовремя вернуть ее себе на руки, заметив первые признаки беспокойства.

Пока ты ходишь по гостям, еда дома не готовится, белье не стирается, полы не моются, а пыль не исчезает с полок, как по волшебству. Значит, все это нужно наверстать, вернувшись домой. Мой муж работал из дома, и, уходя, я заботилась о том, чтобы у него был обед, оставляла ему инструкцию, что и как разогреть. Сейчас мне странно, что я брала на себя всю эту физическую и ментальную нагрузку. И не потому, что мы об этом договорились, эта программа была встроена по умолчанию у меня в голове. Кто и когда загрузил ее туда?

А еще есть такое добровольно-принудительное развлечение, как поход с ребенком в поликлинику. Наша располагалась в сорока пяти минутах пешей прогулки. Можно было подъехать на трамвае, но как затащить коляску на три крутые ступеньки вверх? Когда Маша родилась, узнав, что у меня есть такое право, я пыталась перевести ее в ближайшую поликлинику, до которой идти было всего десять минут. Но в нашей поликлинике меня отговорили, пригрозив тем, что в случае болезни из той поликлиники врач к нам не придет.

В поликлинике некоторые врачи и медсестры недовольно вздыхали, видя мой слинг.

Зато, когда я пришла с Машей в коммерческий медицинский центр к ортопеду по рекомендации, он воскликнул:

– Вау, какой у вас классный слинг! В нем же у ребенка самое лучшее положение ножек для развития тазобедренных суставов.