Легкое бремя. Дневник неидеальной мамы

Я собрала вещи, оделась в добеременную одежду, которую муж принес из дома. Джинсы висели на мне, как будто волшебным образом увеличились на пару размеров. Дочку положили в высокую тележку на колесиках и закрыли с лицом пеленкой: от больничных микробов. Мы пошли по бесконечным коридорам в выписную.

Нас с Машей не встречали с шариками и наклейками на машине. Но у меня в душе искрили брызги шампанского. Я не покупала специальный конверт на выписку – дорого, а нужен ли будет потом? Да и жарко, лето же. Я переодела Машу из роддомовской распашонки в купленную для нее заранее одежду. Пока я это делала, Маша истошно орала, а незваный фотограф это запечатлевал. Оказалось, по умолчанию снимают всех, кто выписывается, не спрашивая. А ты потом можешь выкупить эти фото или нет. На следующей неделе мне принесли домой распечатанную фотокнигу. А когда я не стала ее покупать, утилизировали. Я взяла лишь пару фото. Фото с орущей Машей подарила свекрови. Но вернемся на нашу выписку: я дала медсестре мягкое плюшевое одеялко в розовую, сиреневую и желтую полоску, которое сшила во время беременности, и розовую ленточку, купленную в больничном магазине. Медсестра мастерски завернула Машу в кулек и завязала на нем бант. Когда мы дошли до машины, кулек пришлось распаковать, чтобы усадить Машу в автокресло. И вот мы поехали домой.

Знаете, как слоны рожают в природе? Стая стоит поодаль от роженицы, окружив ее по периметру. Они держат безопасное пространство. Когда слоненок появляется на свет, слониха аккуратно переворачивает его лапами и хоботом, помогая выбраться из околоплодного пузыря. Она трубит что-то на слоновьем, и вся стая стремительно приближается к ней и к слоненку, размахивая ушами. Они вторят молодой маме торжественными звуками и кладут свои хоботы на новорожденного, приветствуя его, – празднуют. Вслед за взрослыми слонами подходят слонята и тоже приветствуют нового члена стаи. Они делают этот опыт рождения коллективным.

Вот и мне хотелось праздновать вместе со своей семьей, и мы праздновали. Мой папа подарил мне цветы. Мы приехали домой, все хотели подержать Машу на руках, говорили, причитали. Мы заказали пиццу, но я не пила шампанского и не ела, так как соблюдала послеродовую диету. Тем не менее внутри меня, равно как и снаружи, в нашей маленькой квартире на полуторном этаже десятками голосов трубил праздник.

Беби-блюз

Через неделю после родов приходят слезы. Это нормально и случается более чем с половиной женщин. Ученые связывают это состояние с резким изменением гормонального фона. Тебе просто хочется плакать.

Я была счастлива и в то же самое время грустила и плакала. Не знаю, что там происходит с гормональным фоном, но психологически я бы объяснила это так. В моей жизни произошло тектоническое преобразование, когда за несколько дней полностью сменились уклад и образ жизни. Изменилась моя позиция в структуре собственных жизненных приоритетов. Эти перемены были желанными, к лучшему. Но в то же время жизнь стала физически сложнее и на меня упал тяжеленный ментальный груз: ухаживать, хранить и оберегать жизнь маленького человека, который сам пока не может ничего и которому круглосуточно нужен рядом вовлеченный взрослый. В семье появился новый соучастник, маленький, бесконечно любимый и сверхценный, и все это нужно было переварить. Мне открылась новая палитра сильных чувств, некоторые я ощущала впервые в жизни. При этом я была накачана гормонами изнутри, а мое тело было в полном раздрае и тоже перестраивалось после резких изменений. Плакать – это наименьшее доступное и самое правильное, чего в этой ситуации хотелось, что можно и нужно было делать.

А еще с рождением ребенка тебя окутывает доселе незнакомый первобытный экзистенциальный ужас! Это похоже на пропасть, о существовании которой ты знала, видела фото, слушала рассказы. И вот теперь стоишь на самом краю этой бездны, смотришь вниз и ужасаешься. В твою жизнь пришел ребенок – новая, уникальная личность, которой до этого не было. Где он был до этого? Он пришел из небытия. Из того небытия, куда почти десять лет назад ушла моя любимая бабушка. Из того небытия, откуда не возвращаются. Он – из другого мира. Нарния, рай, звездная пыль – называйте как хотите, он оттуда. И своим приходом он подвинул тебя на ступеньку ближе к финальному небытию, к которому ты непрерывно идешь каждый божий день. А тебе ведь столько еще нужно сделать до последней ступеньки. Но это подождет. Сейчас это потустороннее существо, твой новорожденный младенец, – самое главное, что есть в этом мире. Твоя миссия – хранить его покой и здоровье. Он – сокровище. А ты – оболочка, которая дала ему жизнь, и теперь отцветаешь. И когда ты это все осознаешь, становится трудно дышать. Но дышать нужно, и плакать, а утром вставать, и ночью вставать тоже, и делать все, что велят биологическая и гендерная программы, а потом повторить, и еще раз, и еще, и еще…

Материнство и агрессия

Муж уехал на дачу отдыхать от нервотрепки, связанной с родами. Последние недели он сам себе стирал, готовил чебупели и носил мне в роддом клубнику с черешней. Вместе с другом он купил коляску, которую я предварительно долго выбирала: нашла только пару моделей, которые проходили в наш узкий дверной проем. А в это время на даче мужа ждали друзья и пляжный футбол.

Я же не могла взять отгул от своего новорожденного материнства. Да и не хотела. И осталась дома в Петербурге вдвоем с Машей. Мне так интересно было броситься во все это с головой: пеленки, подгузники, бодики, соски, грудное вскармливание и стрижка ногтей на крохотных младенческих пальчиках. Я чувствовала себя женщиной Альмодовара и действительно была ею.

Испанский режиссер Педро Альмодовар создал в своих фильмах образ женщины сильной, не сидящей сложа руки, но действующей. Его женщины всегда на высоте ситуации, даже тогда, когда проблемы валятся на них пачками, даже тогда, когда они на грани нервного срыва.

Педро бы мной гордился! Мне не нужна была помощь мужа. Я была для своей младеницы вселенной. Ей было достаточно меня, а мне – ее. Никто не мог мне помешать наслаждаться долгожданным временем с моей восхитительной маленькой дочкой.

И вот ночью я слышу шорох в замочной скважине. Жили мы на полуторном этаже, и наша дверь была видна сразу, когда заходишь в парадную. Кажется, кто-то пытается открыть дверь в квартиру. Вор? Но украсть у нас можно разве что пару сосок и стопку пеленок. Видимо, коварный злоумышленник не искал сложных путей и вломился в первую попавшуюся дверь. А может, это маньяк-насильник? Я вышла в прихожую и с ужасом увидела, как дверь тихо приоткрылась и в квартиру протиснулся незнакомый мужик с серым землистым лицом. В руках у него был нож. Я встала в дверях. Во что бы то ни стало я должна была защитить свою младеницу, ведь теперь она самое дорогое, что у меня есть. Злой дядька напирал, пытаясь попасть в квартиру. Тогда я положила руку ему на лицо и хладнокровно, своими собственными пальцами, ставшими по-звериному сильными, выдавила глаза, как Рутгер Хауэр в «Бегущем по лезвию». Негодяй был повержен. А я не чувствовала ничего, кроме облегчения: я спасла своего ребенка, я все сделала правильно.

Мне стало жутко лишь тогда, когда я проснулась. И вместе с тем это ощущение силы осталось со мной. В этом сне я будто бы соединилась со своей первобытной, животной, агрессивной частью. С тех пор я боролась за Машу. В поликлинике, когда мне предлагали медицинские манипуляции или лечение, которые я не считала безопасными. С родственниками, когда они предлагали мне «дать ей ремня». Выбирая для нее самые лучшие садик и школу: не ту, где хорошие рейтинги, а ту, где ей будет комфортно. И лучшее место для жизни, когда мы переехали в другую страну.

Я чувствовала, что для ребенка могу сделать то, что не способна была сделать для себя. Будучи интровертом, я никогда не любила ходить по инстанциям, звонить, разговаривать, добиваться. Но для Маши я могла это сделать. Мои тревоги, мой дискомфорт, мои желания и то, сколько у меня сил, больше не имели значения. Я взяла на себя ответственность большую, чем ответственность за собственную жизнь.

Психоаналитики сказали бы, что я была одержима архетипом матери. И в этой одержимости я не всегда делала правильный выбор, но многому училась. И потом смогла использовать этот опыт и в своих интересах тоже.

Медовый месяц материнства и концепция каскадной заботы

Первый месяц я купалась в материнстве, как в ванне с магниевой солью. Впитывала в себя новую роль, и мне было мало. Я была единым целым со своей младеницей.

А еще я была полна решимости все успевать, держать любую диету и вставать к Маше ночью столько, сколько потребуется.

Звонила мама и спрашивала, чем помочь. Но мне хотелось, чтобы меня в количестве двух разногабаритных человеческих тел просто оставили в покое.

Когда Маше стукнуло три недели, она впервые сфокусировала взгляд на моем лице. И в этот момент я осознала, что передо мной другой человек. Что у нее есть индивидуальное сознание. Что я смотрю на нее своими глазами, а она на меня – своими. До этого как будто я смотрела за нее – мы были едины. Я стала ощущать дочку иначе: не органом, извлеченным из меня, а отдельным человеком. Предыдущей такой ступенькой был момент, когда я во время беременности узнала, что у меня будет девочка, а не мальчик. В тот день я почувствовала связь со своей прекрасной будущей дочерью. Я шла по улице и мысленно разговаривала с ней о том, какая она у меня умница и что у нас все получится. А следующей ступенькой был момент, воспетый Достоевским: когда Маша в первый раз мне улыбнулась. Ей был месяц, она лежала на покрывале, а я сидела над ней и что-то говорила. Она смотрела на меня и вдруг как улыбнется! Этой улыбкой она как будто бы говорила мне: ты самое важное, что есть в моей жизни, свет моих очей, все, что я хочу, – быть рядом с тобой. Или это то, что я чувствовала к ней?

Чего мне хотелось в мой медовый месяц материнства? Радоваться новой роли, освоиться в ней. Смотреть на своего ребенка, когда она бодрствует и когда спит. Замечать каждую ее черточку, каждый новый навык. Держать на руках, кормить, переодевать, гулять с ней.

Было ли это все легко? Вовсе нет.

В это время я с удовольствием отказалась бы от бытовых забот. От необходимости убирать квартиру, готовить еду, взаимодействовать с внешним миром. Когда мне звонили на мобильный по каким-то деловым вопросам или с рекламой и спрашивали, удобно ли сейчас говорить, я отвечала:

– Нет.

– А когда можно перезвонить?

«Перезвоните, пожалуйста, через десять лет», – хотела ответить я.

Я лишь мечтала о возможности лишний раз сходить в туалет, в душ и поспать днем. Ах, если бы я просто додумалась отключить телефон!

В этот первый месяц материнства, несмотря на физическую слабость, я чувствовала себя хорошо. Я была счастлива. Риски, связанные с родами, позади, моя дочка здорова, мы вместе. Я получила все, о чем давно мечтала. Казалось, у меня еще много сил в запасе.

Нужна ли была мне помощь? Сейчас я думаю, что да. Хотя тогда отказывалась направо и налево, когда предлагали подержать ребенка, погулять с коляской. Мне было некомфортно расставаться с Машей, это было слишком рано. Время прогулки было единственным временем, когда я сама выходила на улицу, для меня это было своего рода отдыхом. Если бы кто-то пошел гулять с коляской, я, скорее всего, в это время принялась бы готовить или убирать квартиру. Мне было бы неловко использовать это время для отдыха. А попросить помочь мне постирать или убраться я бы не осмелилась.

Гордон Ньюфелд сформулировал концепцию «каскадной заботы». Представьте себе каскад водопадов. Вода в таких водопадах спускается как бы по ступенькам, падая сверху и наполняя естественные бассейны ступенькой ниже, а с этой ступеньки – еще на ступеньку ниже. Таким же образом, говорит Гордон, должна быть организована забота о маленьком ребенке и его матери. Чем меньше ребенок, тем больше он привязан к человеку, который проводит с ним больше всего времени. Чаще всего это мама, в западноевропейских и скандинавских странах это вполне может быть папа, или и мама, и папа. Иногда таким человеком становятся бабушка или приемные родители. Этот человек, чаще всего все же мама, тратит всю свою «воду» – свои ментальные, эмоциональные и телесные силы – на то, чтобы наполнить бассейн потребностей ребенка. Но в мамин бассейн тоже должна приходить вода. Близким людям имеет смысл заботиться о женщине с младенцем, освобождая ее от повседневных бытовых дел, помогая морально: интересуясь тем, как она вообще себя чувствует, что у нее на душе, предлагая свою помощь, когда она понадобится. Жаль, что я узнала об этой концепции позже, чем мне это было необходимо, зато теперь не устаю об этом рассказывать.

Хорошей помощью для недавно родившей женщины могут быть оплаченный клининг квартиры, готовая еда, помощь со старшими детьми, поход в салон «Багамы для мамы» с детской комнатой и няней, куда можно прийти с младенцем и сделать массаж, маникюр, подстричься. А еще здорово, когда интересуются твоим здоровьем и настроением. Когда ты становишься мамой, твои близкие резко переключают свое внимание на новорожденного, а о тебе как будто забывают. Когда ты была беременной, все спрашивали о твоем самочувствии, трогали твой живот, разговаривали с тобой. Теперь же с порога тянутся к младенцу, а на тебя и не смотрят. Спрашивают, что у нее нового, как она поела, покакала, и ничего – о тебе. Помноженное на временное вынужденное исключение из деловой и социальной жизни, это чувство не из приятных. Не то чтобы я хотела, чтобы меня спросили, как я покакала, но узнать, что я поела и ела ли вообще, было бы неплохо.

Фильм Даррена Аронофски «Фонтан» с Хью Джекманом – серьезная драма о том, как Хью, доктор-исследователь, пытается создать экспериментальное лекарство, чтобы вылечить от рака свою жену. Там есть параллельная фантазийная сюжетная линия, где Хью – конкистадор и едет в дальнее путешествие в Южную Америку, чтобы найти по заданию своей королевы Древо Жизни, дающее бессмертие. Героически преодолев все испытания, смертельно раненный, он доходит до чудесного дерева и пьет его сок, который должен даровать ему бессмертие. Его рана заживает, но через мгновение сквозь его тело начинают прорастать цветы, несколько секунд – и нет Джекмана, лишь Древо Жизни и поляна прекрасных, сочных, благоухающих цветов. Там потом еще сложная философская конструкция, когда Хью летит в шарике в духовно-космическом пространстве. Так он обрел бессмертие через собственную смерть – смерть своего эго.

Так чувствовала себя и я. Как будто я как личность закончилась и теперь являюсь лишь средством для продолжения жизни на земле, удобрением для следующего поколения, инкубатором для ребенка.

Но я верю, что это не так и молодые мамы могут чувствовать себя по-другому. Для этого им нужна поддержка, питательная среда в обществе. Для этого молодой маме нужно иметь возможность, когда она будет к этому готова, продолжать привычную социальную и культурную жизнь.

В Берлине, например, есть сеансы в кинотеатрах, куда можно прийти с младенцем. Я не была на таком, но, как я понимаю, там звук прикручен потише, в зале есть свет и все для того, чтобы комфортно разместиться. Еще в Берлине есть много киндер-кафе с игровой зоной для малышей, куда можно прийти с младенцем или тоддлером, встретиться с друзьями без отрыва от ребенка.

Патронажная медсестра

Зимой 2023-го я приехала в Берлин к своей подруге Тае, которая к этому моменту жила там уже более десяти лет. Мы пришли в королевский дворец Штадтшлосс, который теперь являлся резиденцией Форума Гумбольдта. Это не оригинальный дворец, а построенный в пропорциях старого, с тремя восстановленными историческими фасадами и новым, современным – внутри. В «Википедии» сказано, что во дворце представлены коллекции государственных музеев Берлина, Берлинского городского музея и университета Гумбольдта, «а также он призван служить оживленным местом встречи людей и мировых культур». Минуя вход на экспозицию, мы заворачиваем в музейный кафетерий. Я беру кофе с паннакоттой, а Тая – тарелку с обедом, и мы устраиваемся за столиком на проходе. Гудят голоса, где-то рядом надрывается младенец, но мы не слышим. Я рассказываю Тае о том, кто такая патронажная медсестра в России:

– Это нужно не тебе, а системе. Сестра должна отчитаться, поэтому она к тебе приходит. Я сама знала больше о том, как ухаживать за младенцем. Например, я обрабатывала пупок не зеленкой, а мирамистином.

– Сейчас же запрещена зеленка.

– Правда?

– Вообще нет такого!

– Она же все пачкает… Зачем зеленка, если можно без нее? Нас на курсах научили, я это все знаю. А она: «Первый раз слышу! Надо зеленкой, не выдумывайте!» – Тая закатывает глаза. – Патронажная сестра приходит, когда ей удобно. Мне тогда очень хотелось поспать, пока Машуля спит, но никогда этого не удавалось. Только моя голова коснется подушки, она звонит: «Я к вам зайду через пятнадцать минут». Маша только уснула… Приходит сестра – приходится ее будить. У меня потом весь день наперекосяк. Но я должна показать ребенка, чтобы она галочки поставила. Патронажная сестра приходит в первый месяц раз в неделю и еще звонит, и ей нужно

отчитываться. Приходя в первый раз, она рассказывает тебе, какой теперь должна быть твоя жизнь: влажная уборка каждый день, – Тая смеется, – диета кормящей мамы: каши гречневая, овсяная, отварная говядина, индейка, кефир, чай с молоком… Это было не поддержкой, а кошмаром. И естественно, никого не интересует, в каком ты психологическом состоянии, не началась ли послеродовая депрессия, никто и не поймет этого.

– Обалдеть! – удивляется Тая. – Ну здесь совершенно не так. Здесь эта специалистка называется акушеркой, люди ищут ее сами и находят на свой вкус. Она самозанятая, но работает по страховке. Я имею право на нее и выбираю ее из списка в интернете. Она нужна, как вода, речь о твоем благополучии, и больше ни о чем. Ее работа начинается еще до родов: она приходит на знакомство и разговор. И ведет беременность параллельно с твоей врачиней. – Я обожаю то, как Тая ловко и естественно использует феминитивы. – Ты можешь даже наблюдаться только у акушерки, без врачини. Она деревянной олдскульной трубочкой слушает твой живот. Когда она приходит к тебе – это психотерапевтический разговор на час. Она приезжает к тебе на велике, или у меня была одна акушерка – на «Веспе» ездила. Вы сидите у тебя на диване, с чаем. Она разговаривает с тобой тихо и спокойно, с полуулыбкой. Главная ее задача – усилить тебя, поддержать, провести за руку через это состояние: ты для нее во всем молодец!

– Знаешь, в российской практике, мне кажется, их задача – показать тебе, что жизнь не сахар, и, если ты решилась рожать, забудь вообще о том, что ты можешь чего-то хотеть.

– Обалдеть, – грустно вздыхает Тая. – Тут не так. У тебя есть возможность ей звонить, если появляются какие-то сомнения, страхи. У меня был случай во время беременности близнецами. Иду по улице, чувствую какие-то странные ощущения и начинаю волноваться: может, мне надо к врачу? Я прямо в переходе метро набираю номер своей акушерки и рассказываю ей. Она говорит: «Попробуй то-то и то-то». У нее был практический совет для меня, как сделать, чтобы это ощущение ушло. Она сказала: «Совершенно не волнуйся, такое действительно случается. Ну конечно, у тебя ведь еще и двойная нагрузка».

– Мне иногда хочется родить еще раз в Европе.

Тая продолжает:

– Когда моя акушерка приходила ко мне после родов, она говорила: «Боже, как ты все это делаешь! Мои глаза не налюбуются». Моя мама, когда пришла через неделю после родов, спросила: «Че думаешь с животом делать?» А акушерка: «Я могу тебя сфотографировать? Это так прекрасно! Это мгновение не может остаться незапечатленным». Это на мой телефон, чтобы мне осталась фотография на память. А это мгновение выглядело так: на моем огромном голом пузе лежат эти дети, одновременно пьют молоко. И ты тоже ее глазами начинаешь это видеть: может, не уродливо, а прекрасно? А она продолжает: «Я прихожу к вам каждый раз, и это для меня такая радость! И конечно, именно такие семьи, как ваша, должны становиться многодетными. Кто еще, если не вы!» Если тебе этого не говорят, ты вообще даже не подозреваешь, что, может быть, у вас что-то симпатично, может быть, у вас что-то классно. И вот она тебе это все наговаривает, и ты такая лежишь, суперженщина, с какими-то вообще супердетьми и суперситуацией: ну ты даешь, оказывается!

– А расскажи о родах, как они здесь проходят? – спрашиваю я.

– Когда я приехала на первые роды, меня встретила дежурная акушерка. Роды вообще ведут акушерки. И когда уже ребенок должен вот-вот родиться, она идет за врачом, до этого врача нет. Это была ночная смена, а у акушерки ярко-красные губы, как на праздник! Я в наушниках с аффирмациями для гипнородов. – Это программа, по которой готовилась к родам в том числе принцесса Уэльская Кейт Миддлтон. – И я не слышу, что она мне говорит, только вижу, что она мне улыбается своими красными губами. И я такая: прекрасно, как хорошо! Марк – это Таин муж – мне потом рассказал, что акушерка ему кивнула: «Вы из тех, кто рожает в наушниках! Знаю-знаю, такие бывают». И она просто сидела рядом, ничего мне не говорила. Прекрасная родовая палата, свет приглушенный, свои туалет и ванна. У меня было ощущение, что

только я там одна, такая важная гостья, и только мной все занимаются. Муж мажет мне губки гигиеничкой. В какой-то момент я ей говорю: «Я все нормально делаю?» Она на меня смотрит: «Вы все прекрасно делаете!» Потом она пришла с молодой врачиней, и та говорит: «Я фрау такая-то». И все, потом родился ребенок. Они сразу вырывают у тебя ребенка из рук, чтобы обмакнуть ножку в чернила, сделать отпечаток и сфотографировать. Потом все уходят и оставляют тебя с мужем и ребенком на два часа в палате. А через три дня мы сели в такси и поехали домой втроем. Я позвонила своей патронажной акушерке, когда родила. И в первый день, когда мы вернулись домой, она приходит и ходит каждый день в течение долгого времени. Она звонит и спрашивает, когда тебе удобно, чтобы она пришла. Если у тебя все супер, она начинает ходить реже, раз в два дня. Она осматривает тебя, ребенка, делает какие-то приятные ништяки. Например, приходит с маслом бергамота и делает послеродовой массаж живота. Взвешивает ребенка, учит тебя с ним обращаться, смотрит, правильно ли ты прикладываешь его к груди. Она приходит с протокольными листами и все, за чем нужно следить, учитывает.

– В России тебя никто не смотрит. Тебе надо пойти в консультацию, а это нереально. С младенцем не прийти, на коляске ты не заедешь. Тебе надо договориться с кем-то, кто с ребенком посидит, тебе нужно кормить, а там очередь. Мой врач из больницы сказал: приходи через три недели, сделаем УЗИ. Я пришла. Муж три часа гулял с коляской в это время, а я сидела в очереди. Я решила, что больше не пойду ни к какому врачу. Вот будет Маше год, тогда схожу. – Тая вздыхает. – И твое ментальное состояние вообще никто не мониторит, – добавляю я.

– Тут это вглядывание в женщину начинается уже в роддоме. Приходит врачиня, которая каждый день спрашивает, как ты себя чувствуешь, смотрит, как заживают половые пути. И дает какие-то указания насчет ментального состояния. Вот она пришла, и там был Марк, и она говорит: «Сегодня день номер три, и это такой особый день, когда у женщины возможны скачки настроения. И тут прошу обратить внимание папы: последите за мамой, как она себя чувствует. Слезы в такой день – это нормально, можно и поплакать». И акушерка то же самое делает. Прощупывает живот, говорит: «Как замечательно у вас восстанавливается матка, она у вас совсем маленькая!» Она оставляет такое саше: «Если проблемы геморроя, можно растворить это в ванночку и посидеть в ней». То есть она тебя не спрашивает, а говорит: «На всякий случай, если есть такая проблема, я положу тут несколько пакетиков, надо просто развести в воде». Потом эта же акушерка через несколько недель приходит к тебе с комплексом упражнений, и вы их вместе делаете. Потом она начинает спрашивать: «Что у вас с предохранением? Вы должны уже задумываться об этом». По всем аспектам жизни, которые сопутствуют тебе и семье после рождения ребенка, она является специалисткой. Она же тебе притащит информацию о детских центрах у твоего дома, встречах молодых мам, беби-музыке.

– Классно, потому что у тебя нет сил на эти поиски и исследования.

– Ну да, и ты не в курсе, никогда не была мамой. Акушерка тебе помогает это все найти. И у тебя есть право бесплатного обращения к ней на все время грудного вскармливания. Даже если ты кормишь до четырех и потом у тебя вопрос по отлучению от груди, ты делаешь ей звонок. Или на тему прикорма.

– Ну что, помчали забирать детей из садика?

– Да, пора!

Я слушаю Таю и думаю, что эта помощь в начале родительского пути очень важна. Она задает тон твоего самовосприятия как мамы: будешь ли ты критиковать и мучить себя или относиться к себе с принятием и заботой. Зачем я обо всем этом так подробно рассказываю здесь, когда для большинства из тех, кто будет читать, это недоступная роскошь? Я уверена, что лучше знать, что где-то так. Можно найти для себя поддержку где угодно, в любой стране. Когда не знаешь ничего другого, кроме того, что тебе предлагают: детская поликлиника, патронажная медсестра, – то и не ищешь! Но ведь все это – услуги, которые мы можем принимать или отказываться, голоса, которые можем слушать или нет. Можно подписаться на доулу из ютьюба, найти себе консультантку по грудному вскармливанию, читать что-то поддерживающее в интернете, найти единомышленников в своей стране. Я уверена, что мы можем выбирать, но для этого нужно знать, какой выбор вообще возможен.