Год семьи

– Стыдно признаться, я закончила философский факультет,– в грустной манере, но с редким очарованием улыбнулась незнакомка, улыбка мнилась шофёру столь же неотразимой, что и внешность.

– Такая умная… Такая образованная…Такая красивая…Другой работы не нашлось? – сбивчиво, мучительно буксуя, спотыкаясь на каждом слове, с трудом произнёс Колыванов, словно только-только, минуту назад потерял веру в людей, окончательно разуверился в справедливости и, как принц Гамлет, разочаровался окончательно и бесповоротно.

Вообще, если откровенно, Василия Колыванова с полным правом и основанием можно сравнить с Гамлетом. Правда, не в том смысле, что шофёр-дальнобойщик уподобляется принцу крови, а, наоборот, по тонкости ума и разнообразию мысли. Другими словами, качество души и томление духа ставят Колыванова в один ряд и на одну доску с принцем датским. Говоря проще, шофёра можно смело сравнивать с персонажами Шекспира.

Между прочим, хотя за столетия утекло много воды, личность Шекспира по-прежнему вызывает неподдельный интерес. И конечно, последнее слово за Колывановым, потому как за ним народ и широкие массы населения. Со своей стороны, Василий мечтал разгадать научную загадку всемирной литературы: кем был Шекспир, кто автор пьес и сонетов. Улыбнись шофёру удача, его ждали бы почести, успех и признание, не говоря уже о материальном вознаграждении. Что ж, справедливо, ведь не каждый способен внести свой вклад в науку и разрешить научный спор. Разрешить, рассудить, разрубить, разрулить…

– Другой работы не нашлось. Хорошо ещё эта нашлась,– легко, улыбчиво, непринуждённо, но с грустью и на горькой ноте ответила красавица, а Колыванову пригрезился воздушный летний дождик, который ясным днём кропит пространство – невесомая капель при свете солнца. В народе не зря говорят, дождь не потеря, а находка, дождь нагнёт, солнышко поднимет, дождливое лето не осени чета.

– А муж? Муж работает? – сконфуженно и косноязычно полюбопытствовал Колыванов.

– Хотите узнать, замужем ли я? – без усилий разгадала она невинную хитрость. – Отвечаю: замужем. Муж – филолог. Философ и филолог – слишком большая тяжесть для семейного бюджета. Неподъёмный груз.

– Что же делать? – с потерянным видом пробормотал Колыванов, стыдясь за себя, за страну, за соотечественников и за устройство мира. – Что делать?

– И кто виноват. Вечные вопросы России.

– Я хотел… Я думал… Где выход? – в подавленном и даже угнетённом состоянии насилу произнёс Василий.

– Как я понимаю, сейчас вас интересует не столько выход, сколько вход, – мимолётная усмешка скользнула по лицу женщины. – Если я пущу вас без покупки, хозяин выгонит меня. Терять работу я не могу.

«Такую можно и полюбить, – сосредоточенно размышлял Колыванов. – На такой, можно и жениться».

Если смотреть правде в глаза, незнакомка приглянулась ему, несмотря на строгий с его стороны подход к браку и высокие требования. Причина крылась в соответствии и в совместимости. По большому счёту, в мире не так много женщин, которые, по мнению Колыванова, годятся в жёны.

"Странно, – встрял задумчиво внутренний голос. – Как многое в жизни зависит от случая. Пошёл по нужде, а встретил, можно оказать, суженую».

По совести говоря, мысль кружила по кругу и, как в натуральной воронке, углублялась с каждым витком. Спору нет, судьба мягко стелет, да жёстко спать, не говоря о том, что, с одной стороны, жизнь горазда на сюрпризы, с другой, чему быть, того не миновать. И не секрет, голая реальность иной раз богаче самой буйной фантазии – так вдруг учудит, что не приснится в самых смелых мечтах. Не зря, видно, поётся в популярной песне:

Любовь нечаянно нагрянет,

Когда её совсем не ждёшь.

Пока внутренний голос напевал знакомую мелодию, Колыванов обдумывал свой выбор, взвешивал все за и против. И не надо лукавить и кривить душой, найти жену себе под стать, по общему мнению, не просто и не легко, ошибка чревата тяжёлыми последствиями. А дашь промашку, пеняй на себя, расхлёбывать приходится всю жизнь.

Если смотреть трезво и подходить ответственно, Колыванов знал, чем увлечь женщину. В России, по большому счёту, на женщин безотказно действуют мужская откровенность и содержание души. Говоря проще, окажи мужчина доверие женскому полу, открой свой внутренний мир, и женщина не устоит или даже проявит взаимность.

– Вы любите животных? – пустил Василий пробный шар, чтобы пролить свет на характер и содержание.

В ответ она испытующе глянула на него, словно решала и взвешивала, стоит ли ему доверять.

– А вам зачем? – спросила она после некоторых раздумий.

«Так просто её не раскусить», – предостерёг внутренний голос. Между тем, женщина загадочно молчала и не высказывала ни точки зрения, ни взглядов, ни мировоззрения, ни ожиданий, ни надежд.

«Будь что будет»,– выразился забубенно внутренний голос, и Колыванов вздумал рискнуть, хотя понимал, что вполне может угодить впросак: разоткровенничаешься, а тебе плюнут в душу и поднимут на смех. А ведь известно, смех и до плача доводит, смех без причины – признак дурачины.

– Все животные двигают только нижней челюстью, – сдержанно доверился ей Колыванов, готовый, как улитка, в любой момент захлопнуть створки раковины и замкнуться в себе.

– Все или есть исключения? – по внешнему виду трудно было понять, то ли ей на самом деле интересно, то ли она испытывает его, то ли решила вывести на чистую воду, то ли махнула рукой и стреляет из пушки по воробьям.

Не случайно, воробьи неподдельное внимание народа тоже привлекли: сова на ловлю – воробей под кровлю, воробей с места на взлёт, а грачу разбег требуется, не робей, воробей, синица не выдаст.

– Все без исключения, – уверенно подтвердил Колыванов.

– А крокодил? – возразила она насмешливо.

Задумавшись, шофёр собрал волю в кулак и наморщил лоб, чтобы извлечь из памяти необходимые сведения, но понял, что опростоволосился, сел в лужу, сплоховал.

– Вы правы, крокодил – единственное животное, которое двигает верхней челюстью, – покаялся Василий, краснея от стыда.

– Вот видите! – торжествующе воскликнула она лукавым голосом. -Хотели ввести меня в заблуждение?

– Ни за что! Никогда! – горячо запротестовал шофёр и, чтобы опровергнуть подозрения, признался со всей искренностью, на какую был способен. – Летучая мышь ориентируется в пространстве с помощью ультразвука.

Нет причин сомневаться, его откровенность не осталась незамеченной, собеседница оценила её по достоинству и ответила взаимностью:

– В прошлом году один американский фермер вырастил самую большую в мире тыкву, – по-женски вкрадчиво сообщила она и призналась, что вес тыквы составил больше полу-тонны. Колыванов, в свою очередь, постарался оправдать доверие. Нам ли не знать, как дорого стоит доверие. С какой стороны ни взгляни, доверие окрыляет, его ценить следует и заслужить надобно. Если пренебречь советом, получится, как уже случалось: капусту доверили сторожить козлу, медведь караулил пасеку, конь стерёг сено, за мясом приглядывал волк.

– По старинному закону все лебеди в Англии принадлежат королеве, -

поделился шофёр сокровенным знанием, чтобы сократить дистанцию и достичь понимания.

– Неужели?! – откровенно удивилась женщина, но в долгу не осталась. – Человеческий мозг генерирует больше импульсов, чем все телефоны земного шара.

– Надо же! – отдал ей должное Колыванов, чувствуя, как расстояние между ними сокращается, и сам сделал шаг навстречу. – Когда человек стоит, триста мышц удерживают тело в равновесии.

Похоже, она увидела в нём родственную душу – не исключено, по крайней мере, потому что признательно улыбнулась и охотно поддержала завязавшийся диалог.

– Из всех летающих животных рекордсменом является комар.

– Обычный комар? – притворно усомнился Колыванов, чтобы она не разочаровалась, не потеряла интереса.

– Комар в живой природе – чемпион. За одну секунду шестьсот взмахов крыльями, – не стала она скрытничать – какие секреты, если разговор по душам и начистоту?

– У вас хорошее образование, – оценил радушно Колыванов. – Вы бакалавр?

– Магистр, – призналась она скромно. – Ещё и аспирантура.

– Вот оно что, то-то я смотрю, – одобрительно расценил её слова Колыванов и заинтересованно полюбопытствовал с теплотой в голосе.

– Пишите диссертацию?

– Уже написала.

– Защитили?

– Пока нет, времени не хватает. Я здесь с утра до ночи.

Василий понятливо кивнул и сочувственно молчал – что тут скажешь, если все мы зависим от условий и обстоятельств. Чтобы хоть как-то её утешить, он заметил с явной симпатией и расположением:

– Из одного грамма золота можно вытянуть проволоку длиной в три с половиной километра.

– Да вы что! Я этого не знала, – без присущего женскому полу кокетства, без жеманства и притворства обрадовалась женщина. – Какой щедрый подарок! Постараюсь запомнить.

Разумеется, он жаждал признания и для убедительности изобразил перед ней волшебный рог изобилия.

– Зубы улитки располагаются на языке. В Австралии на каждого жителя приходится по одному кенгуру. Самой распространённой фамилией в мире является китайская фамилия Чанг. Её носят 106 миллионов человек.

– Невероятно! – от избытка чувств женщина воздела руки вверх. – Да вы просто кладезь знаний! Сорбонну кончали или Гарвард? А может, Оксфорд или Кембридж?

– Жизнь – лучший университет, – без пафоса, вполне буднично и даже

обыденно приоткрыл ей щель в свой внутренний мир Василий в надежде на понимание и духовную близость. – Вообще-то я – шофёр и здесь проездом.

– Какая удивительная встреча! – воскликнула женщина, и Колыванов

почувствовал, что они уже не чужие друг другу и до полной близости осталось совсем немного, всего лишь тонкая и зыбкая преграда.

Никто не спорит, браки, разумеется, заключаются на небесах, и Колыванов опасался спугнуть возникшее чувство, но вдруг понял, что ему для неё ничего не жаль, он готов был открыть ей все бездонные кладовые.

– Углерод – самый распространённый элемент Вселенной, – увлечённо сказал шофёр,

– Кто бы мог подумать! – она признательно качнула головой.

– В наскальной живописи древние художники мужчин изображали худыми, а женщин – толстыми.

– Никогда бы не подумала!

– Если считать на небе по одной звезде в секунду, то пересчитать все звёзды нашей Галактики можно за три тысячи лет, – доверительно выложил Колыванов в надежде, что она оценит его чувства и поверит ему.

Действительность, однако, и окружающая среда распорядились иначе. Не зря в народе говорят: обычай старше закона. А ещё сказывают, обычай не лавка – не посидишь, не переставишь. Суровая проза жизни и неурядицы быта, как часто случается, препятствуют вдохновению и поэзии, мешают высокому чувству, что и произошло, проистекло, произросло в очередной раз.

– Извините, мне надо работать, – женщина с опаской спохватилась и тревожно озиралась, словно кто-то её спугнул. – Хозяин увидит, меня выгонят.

– Страшнее кошки зверя нет. Чем тут дорожить? – с досадой возразил Колыванов.

– У меня здесь чаевые! – сообщила она с некоторой гордостью. – Я местом дорожу!

Ему показалось, тело сковал мороз, психика сразу подверглась расстройству, неподъёмная тяжесть едва не раздавила, не расплющила, не размозжила центральную нервную систему. Василий осёкся, словно с разбега уткнулся в стену, и умолк, надежда рухнула, погребла его под собой. Растерянный, в подавленном настроении, в угнетённом состоянии, он не двигался и молчал, слова не проронил, горько переживал, сочувствуя и страдая.

– Может… я заплачу? – робко, чтобы, не дай Бог, не обидеть её, не задеть чувствительных струн, предложил Василий.

Пока он приходил в себя, буквально на глазах, но уже в обратном порядке, свершилась неправдоподобная метаморфоза. Женщина упаковала и запеленала себя, свою привлекательную внешность в мрачный халат, разместила на теле, как сбрую, глухой фартук, нахлобучила на голову растрёпанный парик, отчего причёска смахивала на птичье гнездо, и натянула грубые резиновые перчатки.

Нет смысла спорить и возражать, спустя минуту Колыванов увидел перед собой сварливую ключницу, старую грубиянку, стерегущую нужник от непрошенных гостей.

– Ты, милок, не сумлевайся, – проскрипела она, как деревенские ворота в жаркий день. – Мы хоч люди тёмные, малограмотные, а своё       понятие имеем. Нас не купишь, мы не продаёмси.

Как ни суди, как ни оценивай, поверить в разительную перемену не было ни сил, ни возможности. И уж, казалось бы, всё на свете видел шофёр, всю Россию исколесил вдоль и поперёк, огонь прошёл и воду, и медные трубы, и ничем, похоже, ничем его ни пронять, ни удивить, как старого ворбья.

Старого воробья на мякине не проведёшь, старый карась и на золотой крючок не клюнет. Ан нет, оказывается, и калачи приедаются, и новые песни стареют, и сшито крепко, да порется, и в мутной воде рыба ловится, и в мякине зёрна находят, и курица случаем петухом поёт. Говоря иначе, темна ночь, да не навек же. Помимо всего прочего, курица поёт петухом не к добру или того хуже, по кому-то тужит. Народ относился к примете всерьёз: курице не петь петухом, а коли прилучился грех, птицу на порог, голову долой топором. Уместно оговориться, нередко курица петухом кричала накануне свадьбы, примета сулила удачный брак.

В общем и целом, что сказать, как выразить удивление? Случилась ненароком оказия, короткая встреча, беглый взгляд и – вот на тебе! – тревога в сердце, волнуется кровь, в сухом остатке сожаление и незаживающая рана в груди.

«Нет в мире совершенства», – думал Колыванов. – Гармония отсутствует, век живи, век учись, дураком помрёшь». Шофёр безжалостно корил себя за доверчивость, упрекал за слепоту, ел поедом, пока не обглодал всю психику и нервную систему до полного бесчувствия. Даже внутренний голос участливо предостерёг: нельзя так убиваться и себя терзать. Дескать, и на старуху бывает проруха, и на солнце есть пятна, и бывалые люди попадают впросак. Словом, прояви к себе снисхождение, не бичуй, не режь на куски, не сжигай дотла.

– Погоди, милок, – неожиданно остановила его ключница, когда шофёр понуро брёл к машине. – Закон для всех один, голубь мой. Купи в лавке безделицу какую… сувенир или деткам гостинчик, я и пущу тебя. Ты часом, не один здесь?

– Напарник обедает, – не придав словам значения, ответил Колыванов и в который раз убедился, что по непредсказуемым поступкам, по неожиданному поведению ключница кого угодно могла за пояс заткнуть.

– Что ж ты молчал, садовая голова?! – на простонародный манер она увлечённо всплеснула руками. – Я тут бьюсь-колочусь с ним, едрён корень, а он помалкиват и в ус себе не дует!

– Я не ношу усов,– сдержанно напомнил шофёр.

– То-то и оно! Ежели напарник твой у нас обедат, вот тебе и покупка, гусь лапчатый! Иди смело, имешь право! – она наотмашь распахнула перед ним дверь сортира.

Вопреки ожиданиям Колыванов – подумать только! – молча покачал головой. Отказался, отмежевался, отступился, отринул, отверг. Шофёр и раньше не искал в жизни лёгких путей и не согласился нынче – на поводу не пошёл, на обещания не польстился, на посулы не клюнул. Нравится-не нравится, не мог он по воззрениям совести извлечь выгоду из причуды случая и прихоти судьбы.

Положа руку на сердце или на другой жизненно важный орган, Колыванов вообще никогда не разменивался на мелочи, а в личной жизни и подавно. Не мог он глубокие чувства смешивать с естественными потребностями, совмещать высокую мечту с природной, грубо говоря, нуждой. А если ещё грубее или сугубо научно, любовные отношения и духовная близость не согласуются, не сопрягаются, не стыкуются с физиологией тела и всего организма.

– Передумал? Аль перехотел? – пытливо глянула ключница. – Видать, заждалси, сердешный…А может, застеснялси… Ничо, быват…Надумаешь, приходи, я пущу. Тольки чек принеси, у нас с энтим строго. Хозяин, понимашь, отчёта требует. Вынь ему, да положь! А ты проходи, напарник твой и тебе право заработал.

– За чужой счёт – никогда! – несмотря на романтические чувства и сердечное расположение отказал ей решительно Колыванов.

– Ладноть, семь бед – один ответ. Иди так, едрёна Матрёна, обойдёмси без чека.

– Не пойду.

– Терпеть надумал?

– Потерплю.

– Да будет тебе, не ломайси.

– Я вообще никогда не ломаюсь, – правдиво изложил Василий свою откровенную суть.

– Иди, сделай милость. Уважь старуху.

– Сами сказали: даром за амбаром! – напомнил ей Колыванов.

– Здорово, Ерёма! То сам просилси, а теперь кобенишьси!

– Обедает напарник, а пойду я? – доступно и доходчиво растолковал свою позицию шофёр. – За чужой счёт не привык. На чужих щах не разъешься, чужим умом в люди не выйдешь.

– Сурьёзно, – оценила ключница, кивая. – Видать, гордый.

– Птица, чтобы взлететь, должна быть гордой! – со значением произнёс Колыванов, как народный артист перед многочисленной публикой.

– Тогда терпи, – взяла его сторону и поддержала шофёра ключница, но сразу высказала особое мнение. – На гордых и сердитых воду возят.

По здравым понятиям и заключениям ума, теперь, ясное дело, следовало уйти, скрыться, жить воспоминаниями и страдать. В душе насквозь сквозили чувство утраты, разочарование, сожаление и печаль. Как говорится, ничего утешительного. Грустные и горькие мысли одолевали шофёра, счастье было так близко, так возможно – пригрезилось, растаяло, как дым.

Что ж, если честно, дальше от кузницы – меньше копоти. А с другой стороны, полюбил чёрт луковицу, ест и плачет. Словом, хочешь-не хочешь, охота пуще неволи. Делать нечего, отрешась от чувств, шофёр безотлагательно направился по нужде в соседний лесок, по мере разлуки и удаления незнакомка мало-помалу теряла в памяти зримые черты.

Верь-не верь, но говоря откровенно, женский образ вскоре обрёл некоторую размытость, словно оптика сбилась с фокуса. Взамен нахлынули фантазии, что было, чего не было, зёрна от плевел уже не отделить. На краю сознания, где и мыслей-то не осталось, смутно брезжила фосфоресцирующая тень: прекрасная дама, таинственная незнакомка, вечная женственность, серебряный век, неземная любовь…

Если смотреть правде в глаза, высокие чувства, блин горелый, чаще всего, по обыкновению и как правило, не кончаются браком. Романтическая любовь не терпит, не выносит, не переваривает бытовую обстановку, будничную атмосферу, обыденную рутину и конкретную действительность, даже надеяться нельзя. А печки-лавочки, сундуки-перины, утюги-кастрюли требуют чего-нибудь попроще – кошку на окошке и земной уют.

Надо признаться, Колыванов довольно часто размышлял о семейном климате, но сегодня, после роковой встречи, шофёр задумался о взаимоотношении полов. В своё время, начитавшись разнообразной литературы, шофёр из древних книг восточных мудрецов почерпнул сведения о женском и мужском началах – инь и янь, если уточнять.

Нравится-не нравится, согласен-не согласен, но в каждом явлении, в живых существах и неодушевлённые предметах натурально присутствуют инь и янь. А и то правда, круглые сутки и в любую погоду, куда ни кинь взгляд, противоположности всегда рядом: инь и янь, свет и мрак, правое и левое, горячее и холодное, покой и движение, плюс и минус, правда и ложь – да мало ли, всего не перечесть. Вот и мимолётная встреча содержала в себе противоположные свойства, как с отрицательной, так и с положительной стороны.

В общем и целом, изучая научную философию, Колыванов на личном опыте предпочтение отдавал экзистенции, хотя шофёры в большинстве своём придерживаются, как правило, других взглядов – никто не спорит, шофёр шофёру рознь. Да и вообще – подумать только! – кое-кто из сослуживцев Колыванова понятия не имел об экзистенции, в тонкостях философии водилы автобазы, к огорчению Василия, разбирались слабо. Отдельные невежды и слыхом не слыхивали об экзистенциальной сути бытия – ни сном, ни духом, как изъясняются образованные грамотеи, ни ухом, ни рылом, как выражается простой народ.

С какой стороны ни взгляни, смысл экзистенции, по мнению Колыванова, заключался в непознаваемости окружающего мира. О чём говорить, если всё вокруг есть нелепость, бессмыслица, несуразность и абсурд. И нет ответа, одни вопросы, которых вдоволь и больше, или, говоря иначе, пруд пруди. Вот и встреча с ключницей мнилась Василию сплошной загадкой, на которую он не знал ответа – кромешная тайна с горьким привкусом разочарования и печалью несбывшихся надежд. Экзистенция, одним словом, как формулируют течение философы, к числу которых, ясное дело, Василий причислял и себя.

По иронии судьбы, никто не знает, не подозревает, какие на нашем пространстве случаются казусы. В России некоторые из соплеменников с помощью татуировки располагают на собственном теле универсальную формулу экзистенции: НЕТ В ЖИЗНИ СЧАСТЬЯ! Умри, лучше не скажешь.

Глава 14

На первый взгляд, напарник целиком исчез – дочиста, без остатка, с ног до головы, от начала и до конца, весь сплошь, как говорят, под метёлку. То есть, отсутствовал в полном объёме, со всеми потрохами и даже следы его затерялись, на первый взгляд. В поле зрения, по крайней мере, Тягин не наблюдался – ни в поле зрения, ни в окружающем пространстве, внешняя среда вплоть до горизонта признаков наличия, можно ручаться, не содержала, мягко говоря.

Впрочем, отыскать напарника не составляло труда. Колыванов обнаружил его на задворках харчевни, где располагались грубые деревянные столы, лавки и каменный очаг, на решетке которого жарилось мясо. Жирный и въедливый запах наполнял атмосферу и разносился далеко окрест.

Если смотреть объективно, Тягин беззаботно присутствовал за столом с двумя девицами – красовался, пускал пыль в глаза, рисовался в профиль и анфас. Вообще, по единодушному мнению психологов и врачей, присутствие женщин выводит из равновесия неустойчивых, падких на скоропостижные чувства мужчин. Женщины вдохновляют их на птичье поведение и повадку. Так или не так, но стоит в непосредственной близости появиться женскому полу, никто не успеет глазом мигнуть, птенчик зачирикает, запоёт соловьем, распустит хвост и перья, распетушится, хоть сейчас на насест. Как говорится, соловушка поёт – себя тешит. Вот и Тягин наглядно демонстрировал за столом бойкость характера и характерную живость личности. Кроме того, в глаза ещё издали бросались завышенная самооценка и некритичное отношение к собственной персоне. И не секрет, судя по внешним признакам, по отдельным приметам и журчанию речи, Тягин, надо думать, безоглядно и безответственно забыл о работе, о производственных показателях, о графике движения, да и вообще напрочь игнорировал скоростной режим и сроки доставки груза по назначению.

Между прочим, посетив харчевню, Колыванов в хладнокровной манере и с независимым видом направился к прилавку, где купил бутылку минеральной воды. Если смотреть в корень, теперь и он заполучил долгожданный чек, теперь и он обзавёлся веским доводом, законным правом для посещения сортира. Хотя, впрочем, надобность уже отпала. В лесочке, где шофёр опорожнил мочевой пузырь, чек никто не спросил, обошлось без отчёта и объяснений, без виз, таможенных пошлин и деклараций, без паспортов и квитанций, никто не заполнял анкет, даже расписываться не пришлось.

«Свобода есть осознанная необходимость», – вспомнил Колыванов суждение ключницы и оценил по достоинству её правоту. Видно, не зря обогатила она себя университетским дипломом и званием магистра философии, не зря трудилась нынче на ответственном посту. Но если честно, Колыванов и малой долей сознания не подумал, что оставил женщину безутешной. Ему даже в голову не пришло, что она, может быть, мечтала о встрече, надеялась, грезила и ждала.

Что ж, хочешь-не хочешь, правда есть правда. Он не подарил женщине ничего на память о себе – ни письма, ни цветка, ни перчатки, ни платка. Даже чек после мелкой покупки минеральной воды Колыванов ей не оставил и, конечно, проявил тем самым бессердечие, бездушие и чёрствость характера. А ведь долгими зимними вечерами, глядя на чек, она могла вспоминать мимолётную встречу.

– Вася! – неожиданно встрепенулся Тягин, изобразив восторг и экстаз,

суетился, хлопотал мимикой и телом, демонстрировал неподдельную радость, непритворный энтузиазм.

По сдержанности характера и уравновешенному состоянию психики Колыванов, однако, не ответил взаимностью, держался индифферентно, исключительно строго, почти неприступно, в рамках казённой линии и официальной субординации на производстве.

– Поел? – подчеркнуто сухо осведомился Василий. – А что сидишь? Забыл, что время не ждёт? Почему рейс задерживаешь?

Бросив, девиц, напарник опрометью метнулся к нему, надвинулся вплотную, навалился и забормотал второпях сдавленным голосом, чтобы оградить слова от чужих ушей, предотвратить утечку конфиденциальной информации:

– Ну ты чего, Колыванов?! Их двое, нас двое… Давай! Не всё ж нам пахать и вкалывать до упаду! Право на отдых никто не отменял!