Тайна Пророка Моисея

Я не хотел вспоминать прошлое, хотя понимал, что вынужден буду вспомнить все разговоры, которые я вёл с Кларком. Очень тяжело было "смотреть" в катастрофу. Я всегда с шести лет хотел стать первым среди первых. Я свирепо тренировался в зале, но так же свирепо я "поглощал" учебники, книги, чтобы как можно быстрей вырвать себя на верх блистающего мира!

Я не хотел вспоминать прошлое, поэтому быстро спросил Юлию:

– Борька тоже был здесь, в бункере?

– Да.

Дрезина плавно остановиалсь перед стеной, сложенной из красного кирпича. Сверху опустилась квадратная платформа. Но моя прелесть, которая уютно находилась под моей "мышкой", ещё плотнее прижалась ко мне и начала говорить.

"Товарищ Джо" внимательно осматривал весь дворец, все комнаты, залы, душевые, туалеты. Простукивал пальцами стены, осматривал картины, светильники. Долго изучал книги в библиотеке.

Мишка и Борька приехали в одной машине. Борьку сопровождала Ксения Евгеньевна, а Мищку – Раиса.

Кларк внимательно следил за тем, как они вошли во двор, следил по монитору.

– Он хочет нас поссорить, – тихо сказал Мишка.

– Это тебя он хочет поссорить. А у меня железные яйца, – громовым, сильным голосом ответил Борька.

И он, глядя в обьектив видеокамеры, нарочито рассмеялся, широко открыв рот и хлопая себя по ляжкам ладонями.

Мишка искоса глянул на видеокамеру и тихо сказал:

– Вы, Борис Николаевич, шлифуйте базар, потому что Товарищ Джо амбициозный. Воспринимает себя кукловодом.

– Я всегда любил ломать кукловодов.

– Надо бы тактично провести беседу, но поставить его на место.

– Я его поставлю раком!

Кларк отступил от монитора и, играя усталость, сказал:

– Да, мышата…Я эту страну раздавлю руками этих дураков. Хороши болваны. Люблю с такими работать.

– Но Борька сам по себе, – сказал Джон.

– А я знаю другое. Он был прорабом в "зоне", среди уголовников. И был там "шестёркой", на подхвате у пахана "зоны".

– А если об этом узнает советский народ?

– Он узнает, если я позволю ему узнать.

По – зековски, желая запугать Кларка, желая по – советски "поставить себя", Борька пинком ноги распахнул двери и сильным шагом вступил в зал, щерясь модно, по – советски.

– И вот с такой швалью приходится работать, – тихо сказал Кларк, направляясь навстречу правителям СССР, громко добавил: – Дамы пройдите в соседний зал. Там вы сможете отдохнуть и покушать.

– А вы, Товарищ Джо, почему приказываете нам?! – зло воскликнула Раиса. – вы словно забыли, что Михаил Сергеевич руководетль самой большой страны в мире.

– А потому, – жестоким голосом заговорил Кларк, – что вы, Раиса, на первом курсе университета получали от Миши дорогие – по советским меркам – подарки: французские трусы и чулки, тампаксы и прокладки. Вы прыгали и скакали от счастья. И не знали, что ваш Миша сам пожелал быть агентом ЦРУ. И мы хорошо ему платили. А сейчас пройдите в соседний зал.

– А никуда я не пойду. И вы, товарищ Джо, не командуйте нами, – очень зло сказала Раиса. – Да и кто вы такой? Мелкий офицерик, шпион.

Кларк, словно не услышав слова Раисы, подошёл к Борьке и протянул к его лицу раскрытую ладонь, тыльной стороной вверх. Борька попытался взять его руку для пожатия, но Кларк резко сделал полукруг ладонью и вновь поднёс её к лицу Борьки.

– Я жду.

– Ты, Джо, ломаешь комедию! – тонким голосом воскликнул Борька.

– Я жду.

Борька посмотрел по сторонам – и уже добродушно сказал:

– А это денег стоит.

– Назови цену.

– Миллиард долларов.

– Ты получишь больше.

– А сколько ты получишь, Товарищ Джо? – с презренем в лице спросила Раиса.

– За вашу работу, мышата, я ничего не получу, кроме зарплаты. Борька, я жду.

Борька, сильно щерясь, наклонился к руке Кларка и громко чмокнул её.

– Это что здесь творится?! – крикнула Раиса.

– А это, Раиса, рабочий момент. И так, Раиса, вы будете упорствовать?

– Конечно. Мишка, всё – таки мой муж.

Мишка обнял жену и тихо попросил:

– Рая, разговор всё – таки будет сложный.

– Да знаю я! Продавать будешь страну, как дырявые носки.

– Уйди, прошу тебя, – властно сказал Мишка.

– А ты не смей говорить со мной таким голосом.

– Уйди. Приказываю тебе.

Раиса охнула и с криком: "Не смей так говорить со мной!" – со всего маха ударила Мишку по лысине. Мишка покачнулся и рухнул на пол. Борька громко хохотнул, скаазв: "Она его часто так бьёт". А Раиса – с гордо поднятой головой – вышла из зала.

– Да, – раздумчиво проговорил Кларк, глядя на то, как Мишка неловко и трудно перевернулся на живот и медленно, раком начал вставать на ноги, – русские женщины настоящие воительницы. Коня на скаку остановит. В горящую избу войдёт. А вы, Ксения, тоже удалитесь. Я потом с вами отдельно поговорю о тайне Пророка Моисея.

Трое мужчин сели за стол. И Кларк тотчас заговорил, указывая пальцем на потный нос Борьки.

– Ему нужен авторитет среди народа.

– А как его сделать? – спросил Мишка, прижимая платок к лысине.– Он не люб народу.

– У русского народа есть слабое звено. Если человек высокого ранга пострадал за правду и был унижен властью, то он сразу становился идеальным для простолюдинов.

– Это Борька идеал?! – удивлённо воскликнул Мишка. – Он пропойца, каких мало. Он уже азбуку и арифметику забыл от пьянства. На Политбюро сказал, что из пяти членов – семь не согласны. И замолчал потому, что не знал, что сказал. Пьяным в дупель был.

Борька рывком вскочил с кресла, обрушил огромные кулаки на стол и, брызгая слюной, громоподобно завопил:

– Ложь! Наглая ложь! Он импотент. Яйца отморозил на комбайне. И у меня расспрашивал о Камасутре. И плакал, что не может лишить невинности Раису.

– А ты, Борька, почаще смотрел бы на своё отражение в зеркало. Ты ведь похож на пещерного неандертальца. Ты пропил свои мозги настолько, что в дверь не попадаешь. Он – и это правда! – три раза промахивался, долбился лбом в стену, не видя, что в двух шагах была открытая дверь!

– Я тебе морду сейчас разобью, ботало ты вселенское!

Кларк прикрыл нижнюю часть лица ладонями и тихо шепнул Джону:

– С этими парнями мы легко разрушим СССР.

Борька, изрыгая проклятья, пинком ноги отшвырнул кресло в сторону и рванулся к Мишке. Но из соседнего зала вбежали Раиса и Ксения Евгеньевна. Они стояли за дверями и слущали крики двух правителей страны.

Раиса закрыла собой Мишку и с угрозой в голосе крикнула:

– Посмей только тронуть Мишку, алкаш ты переделанный!

Но багроволиций Борька с щироко открытым ртом уже был рядом, готовый обрушиться на супругов, ослепший и оглохший от ярости. И тогда Раиса сделала стремительный выпад вперёд и нанесла удар кулаком в нижнюю челюсть Борьке. У того громко щёлкнула челюсть. Рот закрылся. А после второго удара – в солнечное сплетение – он распахнулся.

– Я тебя, Борька, предупреждаю, – строго сказала Раиса, – я была чемпионкой Москвы по боксу.

Кларк быстро подошёл к Мишке и, обняв за плечо, отводя генсека в сторону, громко заговорил:

– Завтра ты его в прямом эфире ТВ грубо выкинешь из Политбюро и с поста первого секреетаря горкома партии Москвы.

– С огромным удовольствием. Партия должна очищаться от подобных людей.

– Вот и хорошо. Иди работай, – сказал Кларк и повернулся к Борьке, который растерянно с разъятым ртом смотрел на своего шефа.

– Боря, сейчас немедленно собирай для секретного разговора руководителей республик и предлагай им создать отдельные, независимые республики.

– А как СССР?

– Он исчезнет. А ты будешь Президентом России. Передашь всю промышленность нашим людям. Вот список – кому и что.

Когда зал покинули Мишка и Раиса, Кларк сделал знак Ксении Евгеньевне.

– Вы были "серым кардиналом" при Хрущове и Брежневе. Что вам известно о "Тайне Пророка Моисея"? Что это?

– А вы, Товарищ Джо, откуда знаете эту фразу?

– От дедушки. Он в первую Мировую войну был пилотом на бомбардировщике в отряде Сикорского, который создавал аэропланы и руководил полётами. Однажды Сикорский сам повёл эскадру бомбардировщиков в далёкую экспедицию. В ста километрах от фронта к железнодорожной станции подходили десятки поездов с солдатами. У дедушки горели глаза, когда он рассказывал об атаке на станцию. Каждый аэроплан нёс тысячу килограммов бомб. Отряд зашёл со стороны солнца. На земле его никто не заметил. Огромные четырёхмоторные машины шли медленно. Дедушка говорил, горя глазами: "Мы видели, как эти проклятые немцы выскакивали из вагонов поездов и строились в шеренги. Выводили из вагонов коней, выносили ящики с боеприпасами. Броневики сползали с платформ. Сикорский выпустил в небо сигнальную ракету, когда мы все были над огромной железнодорожной станцией. Мы открыли люки и разом сбросили бомбы на немцев. Внизу начался твориться ад. А мы, развернувшись, вновь полетели на станцию, поливая её из пулемётов. Потом было сообщение, что убитых было более двух тысяч солдат, а раненых никто не считал. Война становилась страшной!" А после успешной атаки все авиаторы собрались в большой палатке и начали пить вино. Пьянка была дикой. В огромной палатке было очень накурено и жарко, и мой дедушка, задыхаясь от смрада, увидев дыру в стене палатки, просунул в неё голову, чтобы глотнуть свежего воздуха. И услышал голоса людей.

– А ты узнал, что такое "Тайна Пророка Моисея"?

– Нет. Марк хитрый. Но я предполагаю…

– Сисястый, говори: что это?

– Я не Сисястый. Сколько раз повторять? Я Серебрянный. Всё молчи.

А потом из трофейных немецких документов, я узнал, что Сисястый руководил Ленинградом во время блокады города. И предложил продать немцам "Тайну Пророка Моисея" за десять миллионов рейхсмарок. Немцы потребовали от Сисятого подтверждение, что "Тайна Пророка Моисея" стоила таких денег. Но Сисястый был кем – то убит. Вероятно, по приказу Сталина. Перед тем, как я уехал в СССР – Рони вызвал меня к себе и попросил, чтобы я спросил вас, Ксения Евгеньевна, о "Тайне Пророка Моисея". Что это такое?

– Я слышала от Никитушки, что это необычное сокровище.

– Вы умная женщина, Ксения Евгеньевна. И вы должны понимать, что СССР скоро накроется женским срамным органом. А о Мишке Рони сказал: "Я ему позволю тявкать так, как я решу". Вы должны отныне работать на США. Попробуйте поискать "Тайну Пророка Моисея". И это просьба самого Рони…

Глава

Лифт медленно поднимал нас вверх, и я спросил Юлию:

– Твой прадедушка использовал эту информацию?

– Нет. Прадедушка был очень осторожный. Но он говорил маме, что всегда был уверен в том, что большевистский режим однажды рухнет. И повторится то, что уже было в истории людей много раз. Потому что там, где нет частной собственности на средства производства – там нет жизни.

Я держал Юлию в своих обьятиях. Я давно заметил, что мне неприятно, когда она отходила от меня. Так маленький ребёнок реагировал на поведение своей мамы, если она забывала о ребёнке или хотела заняться хозяйством. Сварить еду, например. Ребёнок немедленно бросался за мамой, если она всегда работала мамой.

Я ехал на троллейбусе. Впереди сидели мама и её пятилетний сын. Она о чём – то просила его, а он откидывался на спинку сиденья, отворачивался от мамы, смеялся.

– Мы сейчас выходим, – сказала она.

– А я не пойду, – весело смеясь, ответил мальчик.

– Ну, ладно, я пойду одна.

Троллейбус остановился, дверь открылась, и мама поднялась с сиденья, чтобы идти к выходу. Но мальчик вдруг рванулся к ней и обхватил её руками. И они вышли на улицу. Мальчик шёл рядом с мамой и прижимался к ней. Она была для него центром вселенной.

"Я, в сущности, конечно, не женат.

Но сыновей возможных воспитание

Я обумывал, как следует, заранее…"

Катя никогда не говорила мне о своей прошлой жизни. Но я знал от тёти Гали, что она жила в аду. Её мать была проституткой. Катю изнасиловал её клиент, когда девочке было пять лет. И мать начала торговать своей дочкой. А потом в семье проститутки появился мужик, которого мать называла "Настоящим рыцарем", потому что он отбыл большой срок на "зоне" за изнасилование. И он не только насиловал Катю, но и терзал её. Тушил о её тело окурки сигарет, под смех матери. И когда Кате было одиннадцать лет, она убила садиста. Ночью вонзила ему в грудь столовый нож. А потом сама ушла в детсткий дом.

В детском доме у всех девочек была очень мрачная биография.

Катя была злой и жестокой. Но со мной она была мягкой и часто – нежной, потому что знала, что я её любил.

Однажды мы шли по улице, и вдруг перед нами появилась женщина. Она пристально смотрела на Катю, улыбалась ей. А потом сказала:

– Ой, доченька, какой ты стала красивой.

Лицо Кати исказала гримаса злобы. Она шагнула вперёд и, с ненавистью глядя на женщину, сквозь зубы проговорила:

– Пошла на вон, сука!

– Я тебя родила, а ты меня так!

– А я тебя не просила, гадина! Я тебя убью сейчас! – рявкнула Катя.

Я быстро обхватил руками дрожавшую от злобы и ненависти девушку и повёл её прочь от женщины. Катя быстро успокоилась, глубоко вздохнула и мягко сказала:

– Женя, прошу тебя: никогда не говори со мной о семье, о детях. Эта гадина убила во мне душу. Я не люблю жизнь.

– Женя, – услышал я рядом с собой голос Юлии.

Она внимательно сомтрела в мои глаза. И, наверное, увидела, что я вспомнил о Кате.

– Женя, когда ты поехал из Сибири в Москву – Кларк знал об этом?

– Не только знал. Он предложил мне в последний раз навестить детский дом. Я ведь говорил ему, что в Россию больше не вернусь.

– А ты помнишь тот разговор, когда он что – то понял в твоих словах?

– Да. Я говорил о прошлом, о России. И вдруг он вскркнул: "О!" – и замолчал, а потом сдавленным голосом сказал: – Женя, я буду занят два дня. А сейчас – прощай.

– Ты видел его лицо?

– Нет. Тогда я не придал никакого значения, что мы общались только без видео.

– Я могу нарисовать его лицо. У меня фотографическая память. И я хорошо рисую.

Лифт остановился. И прямо перед нами медленно пошла в бок кирпичная стена. Впереди был гараж с автомобилями. Мы вошли в зал, и стена вернулась на прежнее место, став обычной кирпичной стеной. Где – то вверху зазвучала музыка.

– Так приветствует меня мой дом. Женя, давай выберем машину. – Юлия подошла к старому "Москвич – 412" и погладила рукой его капот, сказав с особой нежностью в голосе: – Это мамина машина.

Юлия наклонилась и потёрлась щёчкой о капот "Москвича". Я обратил внимание на то, что на "Москвиче" не было пыли, а на всех других машинах пыль была.

Юлия открыла дверцу, взла из "бардачка" блокнот, карандаш и начала быстро рисовать, говоря:

– Когда я училась в пятом классе, а мне было семь лет – я ходила в школу с мамой. И девочки спросили меня: " А почему с тобой ходит бабушка?" Я удивилась и спросила маму: почему они так сказали? И мама подробно объяснила мне, что она не родная моя мама, что у меня есть биологические родители, которым она платила деньги по приказу прадедушки…

Я смотрел на её красивые, "приятной наружности" пальчики и думал о том: как и где спрятать Юлию в "бункере".

– Не надо меня прятать, – смеясь, сказала Юлия. – Она указала карандашом на "спорткар". – Это я купила для тебя. Нравится?

Мы подошли к итальянской машине, на дверцах которой не было ручек. Но едва Юлия протянула руку к дверце, как она тотчас медленно открылась. И я увидел на щитке приборов, на спидометре- справа, внизу число "420". Значит, за две секунды машина могла развить скорость в 100 километров в час.

Но этот великолепный "спорткар" мог ездить только по дорогам с европейским покрытием. А в России дороги по – прежнему были плохие.

Рядом с итальнским красавцем стоял китайский, хороший, надёжный внедорожник "Т… – 700".

– Женя, ты выбрал его для поездки в Питер?

– Да.

– Он – мужской. Может быть, ты поведёшь его?

Я сделал головой отрицательный жест, но Юлия ждала ответ, и я сказал:

– Однажды на соревновании по мотокроссу моя машина перевернулась, по моей вине. Мой штурман покалечился. И я больше никогда не водил машину.

– А штурман – была твоей девушкой? – с надломом в голосе спросила Юлия, внимательно глядя в мои глаза.

Её вопрос был сложным для меня, но я знал, как ответить, чтобы Юлия подумала о другом.

– Я с шести лет мечтал о семье. Для меня семья не ячейка общества, а основа любого общества.

Но у сильной, властной Юлии в глазах заблестели слёзы. Я прижал её к себе и быстро спросил:

– Юля, Кларк мог узнать фамилию Марка?

– Нет, потому что большевики тщательно уничтожили все документы о первой мировой войне. Чтобы никто в России не знал о героизме русских солдат на Великой войне. Чтобы люди были уверены, что война была позорной. А они – большевики – были спасителями Европы. В разговоре с Ксенией Евгеньевной Кларк сказал, что он пытался узнать: кто был Марк?

– А что сказала Ксения Евгеньевна?

– Она ответила, что все документы о Великой войне были уничтожены большевиками.

Я хотел задать вопросы Ксении Евгеньевне, поэтому вынул из кармана "мобильник". Но Юлия остановиал мою руку.

– Женя, включишь наверху. Если за нами кто – то следит, то он должен знать, что мы в доме, наверху, в комнатах.

Я решил осмотреть ходовую часть "Танка", поэтому попросил Юлию загнать машину на "смотровую яму". Пока я внимательно осматривал, ощупывал рулевые тяги, карданы, тормозные шланги, полуоси, Юлия продолжала рисовать портрет Кларка. Потом она проятнула мне блокнот.

– Я его нарисовала таким, каким он был сорок лет назад. А потом – я состарила его лицо.

Я взял блокном, скользнул взглядом по изображениям человека, а потом – рывком выбросил себя из "смотровой ямы". Я спешил, потому что чувствовал душевное состояние Юлии. Я не должен был говорить о прошлом. Но я, не подумав, сказал и тем обидел её. Она перестала улыбаться.

А у неё шёл романтический период любви, когда малейший жест, взгляд в сторону, если они были похожи на знаки равнодушия – обижали девушку, которая влюбилась в первый раз.

Я обнял ладонями лицо Юлии и начал внимательно смотреть в её серо – зелёные глаза. В них я видел космос – далёкий и бесконечный.

Через два месяца Юлия могла сказать:"В тот день, когда мне было тяжело, ты забрался под машину…"

– Женя, я так не скажу, – мягко проговорила Юлия, прильнув ко мне всем телом, улыбаясь мне, и добавила: – Я заметила – или мне так показалось, что тебя удивило лицо Кларка.

– Да. Это Латуш. Человек из моего сна.

– Женя, расскажи. И идём наверх.

Глава

Едва мы вошли в большой кабинет моей идеальной супруги, как тотчас вспыхнули экраны мониторов и телевизора. На них появилась видеоинформация.

На экране телевизора два седовласых старика, похожих на Святых, медленно несли – неизвестно куда? – огромный венок с чёрной длинной полосой, на которой что – то было написано.

Ко мне подошла Юлия.

– Женя, я тебя стесняюсь…А мне нужно говорить с моими диркторами бизнеса. Смотри телевизор вот так.

И она протянула мне шлемофон. Но я уже включил "мобильник". И сразу раздался негромкий сигнал. Звонил Генналий Петрович. Он торопливо заговорил:

– Женя, здравствуйте. Здесь такое началось после вашего ухода!

– Что началось?

– Борьба за власть между теми, кто прятался от блатных. Они нарочно кидают посуду в кухне на пол, чтобы запугать друг друга. Ходят с перекошенными лицами и нарочно гадят. В туалете писают и какают мимо дырки.

– Я скоро приеду. Сейчас я нахожусь за городом.

В "мобильнике" прозвучал шум, а потом – железный голос Ксении Евгеньевны:

– Женя, не приезжай. Не надо. Ты ведь куда – то собрался ехать?

– Да, в Питер.

– Ага. Ты поедешь в Питер. Но в Москве ты остановишься?

– Да.

– Ну, хорошо, – сказала Ксения Евгеньевна.

Я был уверен, что она хотела поговорить со мной. Но как я мог встретиться с необыкновенной женщиной, которая много знала?

Едва я отключил связь, как Юлия надела на мою голову шлемофон и указала пальчиком на экран телевизора.

– А этот поп – сын Борца – Коко.

Девушка пододвинула ко мне кресло и быстро ушла к мониторам.

Двое седовласых дедули с великим трудом поднялись на ноги. Они оба запутались в ленте и рухнули на брусчатое покрытие. Это была "Аллея Героев". Она проходила рядом с древней стеной Кремля, в которую был вложен "прах" большепвиков.

И двое дедули направились, держа венок с двух сторон, резко отказавшись от помощи пионеров с красными галстуками на тонких шеях – к стене. Перед ней возвышалась скульптура, укрытая большим белым полотном.

Зазвучал голос Борца:

– Барабаны – вперёд! Я начинаю!

На экране появился Борец. Сильно печатая шаг, с выражением героизма на лице – он подошёл к скульптуре и резким движением руки дёрнул на себя белую ткань. И я увидел бронзовый бюст незнакомого мне человека. Я уже готов был переключить каналы на ТВ, как мой взгляд скользнул вниз, на табличку, что находилась под бюстом.

"Серебрянный Ф Д. Герой Гражданской войны. Герой блокады Ленинграда. Верный друг товарища Сталина и товарища Ленина. Верный сын партии, отдавший свою жизнь за счастье народа. Погиб во время штыкового боя, когда шёл впереди своих солдат с винтовкой в руках".

Я внимательно осмотрел бюст Сисястого. На его груди были изображения двух звёзд Героя, четыре ордена Ленина, ордена Боевого Красного Знамени и медали.

Двое дедули деловито и торжественно поставили и привалили к бюсту огромный венок. Потом к венку – по моде времени – подошёл Борец и начал поправлять ленту. Как вдруг прилетело что – то и ударилось о мордоворот Сисястого. Это был целлофановый пакет, вероятно, со сметаной. Он лопнул, и белая жидкость залила мордооворот Сисястого. Потом раздался женский старческий крик:

– Этот Сисястый – палач! Каждый день убивал по сто невинных людей. Он лично убил по приказу Ленина всех попов в Ленинграде!

Борец рывком распрямился и зло крикнул:

– Уберите старуху! Кто пропустил?!

Камера ТВ показала бабушку. Она продолжая кричать. убегала сквозь толпу, вероятно, почитателей таланта Сисястого. За бабушкой, грубо и сильно расталкивая пионеров и комсомольцев прыжками бросился "росгвардеец".

Бабушка, убегая, продолжала разоблачать Сисястого. И Борец, который напряжённо смотрел в её сторону, крикнул:

– Вырубите старую мымру!

"Росгвардеец" догнал бабушку и рубанул её по голове дубиной. Бабушка исчезла в толпе людей, почитателей таланта Сисятого. "Росгвардеец" повернулся лицом к Борцу и, счастливо улыбаясь добрым, простодушным мордоворотом хорошего человека, ответил:

– Я вырубил её! – и добавил красивое слово, вероятно, не зная, что это слово из Великого романа: – Наповал!

Мерно раздавался звук барабана. Вперёд – к бюсту Сисятого выступили, построенные шеренгой, пионеры, но пока без галстуков. К пионерам подступил Борец, держа на сгибе левой руки красные галстуки. Он начал повязывать их на тонкие шейки пионеров.

– Будьте готовы повторить подвиг Сися…Серебрянного!

– Всегда готовы!

А потом Борцу принесли коробку с комсомольскими значками. И рядом с папой встал его сын – поп Коко. В длинной рясе с огромным крестом на золотой цепи. В левой руке он держал ведро с водой, а в правой – кисть.

Борец вынул из кармана пиджака свёрнутый вчетверо лист бумаги, развернул его и сильным голосом начал говорить:

– Честь и совесть нашего времени, достойные потомки советских комсомольцев, получите святые знаки истинных строителей коммунизма и народного счастья. Прошу подойти, Перди…Перду… – Борец замялся.

Из толпы раздался крик бабушки, которая к счастью оказалась живой:

– Пердило! Три года сидел на зоне за грабёж!

Борец метнул свирепый взгляд в толпу. Не нашёл бабушку и буркнул:

– Вот так всегда было в стране, когда честных людей все нелюди старались запакостить. Но сейчас демократия – можно с трибуны ругаться матом.

К борцу подошёл Пердило. Его правая рука лежала в широкой повязке. Коко окропил Пердило водой, сделав кистью крест в воздухе перед его мордоворотом.

– Пер…Перидов, ты лучший среди всех. Знаю, ты был солдатом на СВО.

Борец приколол к его одежде значок, глянул в лист бумаги и сильным голосом сказал:

– Следующий Ню… Ню… Нукаев.

Из шеренги вышел Нюшка, потом – Хайло, Поэт, Грозный, Дятел и его члены банды. Борец широким жестом руки обвёл шеренгу комсомольцев.

– Вот наше будущее. Вот, кто будет править страной.

– Добивать страну! – крикнула бабушка.

Ко мне подошла Юлия, обняла меня и сказала:

– Борец требовал от Кларка, чтобы тот назначил его генсеком – вместо Мишки. Но Кларк только сказал Борцу: " В нужный для США момент, я сделаю тебя президентом России".

Юлия подвела меня к окну. Со стороны летнего кафе из – за столиков в нашу сторону смотрели люди.