Фьямметта. Пламя любви. Часть 2

Фьямма взглянула на Луиса Игнасио глазами, полными смятения.

– Маркиза, вы так странно смотрите на меня, – в голосе Луиса Игнасио явственно чувствовалось веселье, тщательно скрываемое за показным недоумением. – Неужели вас еще не посетил голод? – спросил он с притворным неверием.

О, голод-то ее как раз посетил. Да еще какой! Только его природа была совершенно иной. Фьямма ощутила диссонанс происходящего. Поняла, насколько безучастным, легкомысленно-игривым, обывательски-небрежным голосом маркиз перечислил вечернее меню. Это умение говорить в подобных обстоятельствах так, будто погоду за окном обсуждает, взбесило ее и охладило пыл одновременно. С трудом взяв себя в руки, Фьямметта Джада вывернулась из рук маркиза и произнесла:

– Знаете, ваша светлость, пожалуй, я не буду спускаться к ужину. Попросите служанку принести в мою комнату стакан молока.

Фьямме показалось, что любимый с детства напиток сможет погасить тот пожар, который непристойными речами разжег внутри этот невыносимый мужчина.

– Как прикажете, mi prometida[42], – на лице Луиса Игнасио играла довольная улыбка.

– Не смейте называть меня так!

– Как скажете, mi Caramelito, как скажете.

Маркиз вроде бы согласился, но озорные лукавинки в его глазах и многообещающий тон не оставляли никаких надежд на то, что мнимое согласие получит реальное подтверждение.

Фьямметта сделала книксен и спешным шагом направилась в свои покои. Намерение навестить Хасинту Милагрос внезапно переменилось. Сначала с самой собой и своими чувствами нужно разобраться. Понять, что с ней происходит. А уж потом пытаться обсуждать это с подругой, сестрой маркиза.

Глядя с довольной улыбкой в спину удаляющейся девушки, Луис Игнасио повторил про себя слова деда: «Nunca te arrepientas de lo que hiciste si en aquel momento estabas feliz! – Никогда не жалей о том, что сделал, если в этот момент был счастлив!»

Он был счастлив и ни минуты не жалел о том, что только что сделал. Да, он воспользовался арсеналом средств по обольщению невинных дев. Подцепил юную маркизу на крючок желания и интереса. Но сделал это во имя их с Фьяммой счастливого совместного будущего. А то, что оно точно станет счастливым, Луис Игнасио убеждался с каждым днем всё сильнее. Лишь бы на пути к этому светлому будущему самому не сорваться. Лишь бы удержать в узде собственные порывы, что, находясь вблизи Фьямметты, становилось делать с каждым разом сложнее и сложнее.

* * *

Фьямметта Джада сидела напротив брата в его кабинете, но мысли ее были очень далеко. После вчерашней встречи с маркизом де Велада она ночью почти не спала, а когда засыпала, вновь будто слышала возле уха волнующие и сводящие с ума мужские нашептывания, от которых жар сладострастия разливался по телу.

Всю ночь Фьямметта перебирала в уме прозвучавшие фразы, свои и маркиза. Бранила себя нещадно за некоторые из них. Придумывала, как можно было сказать иначе.

Она заблудилась, запуталась, увязла в эмоциях. Ее чувства были столь противоречивыми, что напоминали заляпанную палитру художника, где все краски смешались. Под стать эмоциям были и мысли. Непоследовательные, несогласованные, а порой и взаимоисключающие. Вот бы кому-то в голову пришло изобрести мыслемельницу, чтобы измельчить путаные думы в муку и запечь в печи. Может, что-нибудь путное и испеклось бы.

Проснувшись утром, Фьямма не стала спускаться к завтраку. Вместо этого распорядилась, чтобы камеристка срочно упаковала вещи. Дабы избежать новой встречи с Луисом Игнасио, юная маркиза решила уехать на виллу в Поццуоли. Однако брат перехватил ее и чуть ли не силой утащил к себе в кабинет, заставив слуг занести собаку и вещи обратно.

И вот сейчас Фьямма старательно отводила глаза от строгого взгляда герцога. Делала она так вовсе не потому, что считала себя в чем-то виноватой. Просто довольно трудно поселить в душе брата, который никогда не гостил в ней за двадцать лет ее жизни.

Нет, Фьямметта старалась относиться к Джанкарло Марии с вежливой благожелательностью, несмотря на то, что новообретенный старший брат воспринял поначалу ее появление с холодной отстраненностью, с течением времени сменившейся сдержанной расположенностью. Фьямма понимала, что такое отношение в большей мере было обусловлено не душевными качествами нового герцога Маддалони, а обидой на отца, который держал в тайне и вторую жену, и дочь. Чего греха таить, она тоже имела личный счет к отцу за то, что скрывал старшего брата. Будь всё иначе, у них с Джанкарло могли бы быть совершенно иные отношения.

Хасинта Милагрос, с кем Фьямма стала довольно близка, любит мужа, и это свидетельствует в пользу последнего. Такая милая, чуткая, приветливая – она не стала бы любить черствого сухаря, лишенного каких бы то ни было добрых чувств.

– Фьямметта Джада, почему о ваших решениях и поступках я узнаю от третьих лиц? – прервал затянувшееся молчание Джанкарло Ринальди.

Фьямма вскинула глаза на брата:

– Что вы имеете в виду, ваша светлость? – спросила она на всякий случай, хотя понимала, к чему клонится дело. Тот факт, что герцог Маддалони обратился на «вы», сулило ей серьезную выволочку.

– Вы, случаем, не забыли, что до вашего совершеннолетия я являюсь опекуном и несу перед нашим отцом, законом и Господом ответственность за вас? Вы были в курсе, какие непростые времена мы переживаем, тем не менее добавили поводов для беспокойства. Ладно я, я мужчина, но за вас волновалась Хасинта, которой все волнения абсолютно противопоказаны. Да и ваша дуэнья. Донья Каталина не молода. Вы же знаете, у нее больное сердце. Как вы могли уехать в Рим одна, даже не поставив меня в известность?!

Фьямма попыталась было возразить, что уехала в Рим не одна, а в компании маркиза де Велада, но, подумав, пресекла свою попытку. Брат был во многом прав. Она действительно не подумала о Хасинте, о том, что подруга станет переживать за нее. В эгоистичном порыве во что бы то ни стало вернуть Анджело Камилло и думать забыла о близких людях.

Чтобы как-то разрядить напряженную обстановку, Фьямметта спросила:

– Почему вы велели своему коккьере привезти меня сюда?

– Вы недовольны моим решением? Цыпленок вылупился из яйца, но его не устраивает скорлупа? Мне казалось, что из нас двоих только я не должен объяснять мотивы поступков.

Герцог заметил, что глаза сестры напряженно округлились и стали похожи на два кусочка нефрита. Удивленного и при этом весьма проницательного нефрита.

– Вы чем-то расстроены? Что-то случилось с Хасинтой или моим племянником?

– Нет, с ними, слава Богу, всё благополучно. Хотя лично меня удивляет, что вы вспомнили о них лишь теперь.

Фьямметта вновь почувствовала укор совести. Она так пыталась избежать новой встречи с Луисом Игнасио, что совершенно пренебрегла обязанностями подруги и тети. Нет, она собиралась по приезде на виллу сразу же написать Хасинте, но маленького племянника действительно до сих пор не навестила.

– Меня расстраивает, – продолжил свою речь Джанкарло, – что в вас, как в моей младшей сестре, нет в достаточной мере должного послушания.

– Увы. Послушание – талант, которым Господь меня не наградил. К счастью, я считаю, – ответила Фьямма, стараясь чтобы слова не прозвучали вызовом.

Тем не менее старший брат взглянул на нее крайне неодобрительно. С трудом, но Фьямметта выдержала борьбу взглядов.

– И всё же, ваша светлость, не могли бы вы объяснить, с какой целью настаиваете на моем присутствии в палаццо Ринальди? То, что хотели устроить мне выволочку за поездку в Рим, я уже поняла и готова признать, что поступила крайне необдуманно. Я не хотела доставить неудобств и неприятностей ни вам, ни тем более Хасинте Милагрос. Постараюсь впредь ставить вас в известность о подобных намерениях.

Герцог кивнул, принимая сказанное, а потом произнес:

– Вы правы, Фьямма, у меня, кроме выговора, есть серьезный разговор. Именно с этой целью я и попросил Филиппо привезти вас сюда.

Строгий и напряженный вид брата заставил напрячься и Фьямметту. Дальнейшие слова Джанкарло подтвердили, что это было небезосновательно.

– Я хотел бы поговорить о вашем будущем. Вам уже двадцать. В течение минувшего года я получил в ваш адрес несколько предложений руки и сердца. До сегодняшнего дня отвергал все, даже вполне приемлемые варианты, давая вам возможность привыкнуть к новому статусу.

Герцог замолчал, а в душе девушки, как всполошенные выстрелом птицы, всколыхнулись неприятные предчувствия. Она решила не ждать приговора, а действовать на опережение.

– Мне хотелось бы, чтобы в этом вопросе у меня была свобода выбора! – выпалила она на одном дыхании.

– Свобода выбора? Как у мухи? – спросил Джанкарло с иронией.

– Что вы имеете в виду? И при чем здесь муха? – осведомилась Фьямма недоуменно.

– Я имею в виду то, что у мухи тоже есть свобода выбора: она может сесть на благоухающий цветок, а может и на дерьмо. После смерти отца вся ответственность за ваше будущее легла на меня, и я не хотел бы, чтобы ваш выбор завел вас в негодную ситуацию. И уж коли вспомнил о нашем отце, объясню нюансы его завещания, касающиеся не только вашего приданого, но и будущего моей жены и детей.

Серьезность тона брата заставила Фьямметту всю обратиться в слух, и Джанкарло Мария принялся объяснять сестре юридические хитросплетения, которые его, герцога, поставили в зависимость от младшей сестры, маркизы.

Маддалони не стал открывать Фьямме всей правды, связанной с отцовским завещанием. Он лишь сказал, что отец распорядился таким образом, что отказ кого-либо из женихов от ее приданого будет гарантировать в случае его преждевременной кончины переход всего наследства в полном объеме к его наследникам и супруге. Говорить о том, что, согласно завещанию, отцовское наследство в таком случае должно перейти к ней, он не стал. И это герцог сделал не оттого, что считал младшую сестру скаредной и меркантильной. Фьямметта Джада ни словом, ни делом не дала повода воспринимать ее жадной до денег. Просто в таком случае у него появлялся реальный шанс надавить на нее, чтобы Фьямма из чувства совестливости и сочувствия к Хасинте и племяннику согласилась принять предложение Луиса Игнасио.

Он остерегался, что юная маркиза может задать вопрос, а куда же денется наследство, если не достанется его детям и супруге, но, к его несказанному облегчению, это сестре в голову не пришло. Когда он закончил рассказ, Фьямметта Джада смотрела на него совершенно растерянно, как будто думала о чем-то своем.

О чем именно, Джанкарло было неведомо. Младшая сестра была для него закрытой книгой, которую он, по большому счету, и не пытался читать. Его с Фьямметтой Джадой связывала Хасинта. Жена была своеобразным посредником между ним и сестрой. Мостиком, соединяющим две родственные, но далекие друг от друга галактики. От супруги он узнавал о сестре гораздо больше, чем от нее самой. И это вполне устраивало его.

– Как ты относишься к брату Хасинты? – задал Джанкарло вопрос, и мысли в голове Фьяммы, как попавшие в силок птицы, заметались, забились в попытке облечься в подходящие слова. Она не была готова к такому повороту разговора, поэтому так запаниковала. Фьямметта даже не заметила, что старший брат вернулся в разговоре к привычному «ты».

– К чему этот вопрос? – спросила она настороженно.

– К тому, что он станет мужчиной твоей жизни. Таково мое решение, и это не обсуждается.

– Нет! Только не он! – воскликнула Фьямма, чем очень удивила Джанкарло Марию.

Герцог не ожидал подобной реакции. Пушкарь ненароком поджег фитиль, и пушка рванула. Фьямметта Джада вскочила со стула и лихорадочно заметалась по кабинету, заставив тем самым подняться из-за стола и брата.

– Фьямма, маркиз де Велада – единственный, кто отказался от твоего приданого. Это его решение многое меняет. Хасинта и мои дети не останутся без наследства. Понимаешь?

– Понимаю… Нет, не понимаю… Ничего не понимаю! Совсем запуталась. И вообще, здесь стало слишком жарко.

– Сядь, успокойся, я налью тебе воды.

Он усадил Фьямму на стул, подошел к креденце, взял в руки кувшин с водой и плеснул немного в стакан. Подал его сестре. Она выпила всё залпом и тут же спросила:

– Можно еще?

На этот раз герцог поступил иначе. Он распахнул дверцы креденцы и достал оттуда бутыль с темным содержимым. Налил четверть стакана и поднес Фьямметте.

– Выпей лучше это. Ром точно поможет.

Не слишком вслушиваясь в его слова, поглощенная мыслями и переживаниями, Фьямма и это содержимое стакана глотнула залпом и тут же, поперхнувшись, закашлялась. Джанкарло тихонько постучал ее по спине, затем взял со стола папку и стал обмахивать раскрасневшееся лицо девушки.

Когда Фьямметта пришла в себя, она спросила брата сдавленным голосом:

– Вы вознамерились решить вопрос с моим приданым самым радикальным способом? Нет сестры – и проблемы нет?

Джанкарло Мария, уловив иронию в словах девушки, ответил потеплевшим голосом с мягкой улыбкой:

– Похоже, когда ты родилась, логика заблудилась и не попала в твою милую головку. Нет сестры – нет и отказа от ее приданого, что является прописанным условием передачи отцовского состояния моим наследникам, – пояснил герцог вкратце суть завещания.

– Хм, где я, а где логика? – произнесла Фьямма с грустной улыбкой на лице. – Впрочем, папа часто говорил моей маме, что женщины и логика, как молоко и виноград, совершенно несочетаемы.

Джанкарло улыбнулся.

– Знаешь, Фьямма, если тебе в эту минуту кажется, что кандидатура маркиза на роль супруга не вполне подходящая, попробуй осознать тот факт, что это всего лишь кажется. Мы с Хасинтой уверены, что ваш союз предопределен Господом. Кроме того, ты должна знать: я уже дал согласие Луису Игнасио на ваш брак и отменять его не намерен.

– Зачем? Зачем вы это сделали? Вы хотите пополнить копилку моих разочарований? Ведь все прежние мужчины моей жизни не дарили мне радость, а только слезы.

– Даже наш отец?

– В итоге и он, – ответила Фьямметта со вздохом.

– Что-то мне подсказывает, что маркиз де Велада – единственный, кто может разрушить эту неприятную тенденцию. С ним ты будешь скорее не плакать, а до боли в скулах улыбаться.

Фьямма взглянула в глаза герцогу.

– Ты правда так думаешь? – спросила она с надеждой, перейдя на привычный приватный стиль общения.

– Сама посуди, – начал отвечать Джанкарло, попутно убирая с ее лица и заправляя за ухо выбившийся из прически локон, – в случае твоего согласия на брак маркиз де Велада готов оплачивать в течение полугода твои уроки в консерватории Пьета дей Туркини[43] у знаменитого Кафариелло[44]. Если помнишь, это тот педагог, который дает уроки музыки супруге нашего короля Марии Каролине. Более того, эти полгода Луис Игнасио согласился пожить в Неаполе и начал подыскивать подходящее для вашей семейной жизни палаццо.

Последнюю фразу Фьямметта Джада пропустила мимо ушей, а за возможность обучения пению сразу же ухватилась.

– А можно уроки вокала у Кафариелло совместить с уроками игры на гитаре у Никколо Йоммелли?[45]

Джанкарло заметил, какой неподдельной заинтересованностью загорелись глаза сестры. Похоже, Луис Игнасио за несколько дней путешествия с Фьямметтой понял о ней гораздо больше, чем он за целый год. Шурин всё точно просчитал. Золотая рыбка заглотила наживку, и именно эта приманка и заставила Фьямму внутренне смириться с известием о предстоящем браке с маркизом де Велада.

Его мысль подтвердила и сама сестра, которая гораздо более спокойным и уравновешенным тоном произнесла:

– Дорогой брат, вопреки собственному желанию и здравому смыслу, я готова пойти навстречу и согласиться с вашим решением. Я стану женой маркиза, но у меня будет одно условие.

Расслабившись поначалу, Джанкарло Мария напрягся снова, однако немного выдохнул, когда услышал:

– Наше венчание должно состояться не ранее чем через месяц. Мне нужно привыкнуть к мысли, что брат Хасинты станет моим мужем.

Маддалони не сомневался, что Луис Игнасио будет не в восторге от такого условия. У маркиза на руках есть папское разрешение на брак. Он может обвенчаться хоть сегодня. Ни один священник не будет вправе отказать ему. Но у него, Джанкарло, пожалуй, тоже найдется в рукаве козырь, который поможет с успехом разыграть и эту партию. Он подскажет шурину, у кого снять палаццо. Один его приятель обмолвился на днях, что остро нуждается в средствах, поэтому готов сдать недавно отреставрированный дворец в Рионе Санита[46].

«В принципе, я могу и сам арендовать на полгода это палаццо. Пусть это будет моим подарком молодоженам. С моей стороны такой шаг будет хорошими откупными маркизу за месяц отсрочки, а Луису Игнасио не придется тратиться. Вот все и будут довольны», – подумал Джанкарло, внутренне потирая руки.

Но, переведя взгляд на задумавшуюся о чем-то Фьямметту, тут же упрекнул себя. Он готов поставить на карту будущее единственной сестры, лишь бы вернуться к наследованию по праву майората.

Фьямметта Джада перехватила его взгляд.

– О чем ты думаешь сейчас, брат?

– О том, могу ли я доверить овцу волку.

Глаза Фьяммы, засверкавшие от выпитого рома яркой зеленью, округлились.

– Ты назвал меня овцой? Ты считаешь, что я настолько глупа?

– Нет, Фьямметта, – усмехнулся герцог, – ты не глупа. Ты своевольна и упряма, как коза. Уточню: я думаю сейчас о том, правильно ли поступаю, отдавая козу волку. Какой будет ваша совместная жизнь с маркизом?

Фьямметта Джада лукаво улыбнулась:

– Я хоть и маленький, но довольно крепкий орешек. Не так-то просто меня проглотить. Случись чего, застряну в глотке.

Джанкарло Мария рассмеялся:

– Ты не орешек, ты медоносная пчела: от тебя пахнет нектаром, но, стоит к тебе притронуться, ужалишь языком, словно жалом.

Он поднялся из-за стола:

– Ладно. Мы с тобой знатно заболтались. Мне надо отправить посыльного к поверенному, чтобы привез подготовленный брачный договор. Раз уж обо всём договорились, сегодня его и подпишем. Я прошу тебя отложить отъезд в Поццуоли. Навести лучше Хасинту Милагрос и племянника. Жена спрашивала о тебе сегодня утром.

Фьямметта кивнула, поднялась и, присев в прощальном полупоклоне, вышла. Проводив ее взглядом, герцог Маддалони улыбнулся. Улыбка, как ни странно, была вызвана не тем, что удалось успешно разрешить довольно непростое дело, от исхода которого напрямую зависело благосостояние его наследников, а тем, что впервые за истекший год по-настоящему ощутил себя старшим братом, со всеми вытекающими последствиями. И от этого теплого чувства, поселившегося в сердце, на душе стало светло и радостно.

* * *

Фьямметта вышла из детской с улыбкой на лице. Маленький племянник был так умилительно хорош, что волей-неволей смутным, беспокоящим мыслям пришлось отступить и оставить ее, хотя бы на время, в покое. Малыш спал, но во сне морщил лобик и носик так, будто хмурился, и невероятно походил этим на ее покойного отца. Фьямме показалось, что будущий шестой герцог Маддалони больше всего во внешности унаследовал от герцога четвертого. Впрочем, всё это может сто раз перемениться.

На примере отпрысков кухарок, прачек и прочих служанок маркиза Гверрацци знала, как сильно меняются с возрастом детские мордашки. Интересно, какими будут ее дети? Фьямметта Джада впервые задумалась об этом. Возможно, так повлиял разговор с братом о предстоящем браке, ведь рождение детей является целью любого супружества. Луис Игнасио наверняка захочет иметь наследников. Он с такой болью и теплотой говорил о погибшей дочери, что у Фьяммы не было и тени сомнения в том, что маркиз будет прекрасным отцом. Но, как ни странно, мысль о детях вызвала у Фьямметты волнительную щекотку где-то в глубине живота.

Для юной маркизы не было секретом, откуда берутся дети. Как-то раз она случайно подслушала разговор кухарки и прачки. Последняя накануне вышла замуж, и повариха принялась расспрашивать о том, как прошла их с мужем брачная ночь. В тот памятный день Фьямметта Джада узнала о жизни столько нового, что ночью долго-долго лежала без сна, обдумывая, а не стоит ли от греха подальше уйти в монастырь. Но природное любопытство и витальная сила заставили девушку разобраться в ситуации до конца.

Она пошла к прачке Лауретте и принялась задавать прямые вопросы, на которые та с большим удовольствием стала давать такие же прямые ответы. Это привело Фьямму в еще большее смятение. Из рассказов прачки выходило, что опасаться ничего не стоит. То, что происходит между мужчиной и женщиной в постели, вовсе не страшно. Напротив, очень даже приятно, а главное – это единственный способ заполучить желанного ребеночка.

Вспомнив рассказ Лауретты, Фьямма представила свою брачную ночь с Луисом Игнасио, и у нее тут же кипятком обдало и уши, и щеки. Вдобавок к этому по спине табунами помчались жадные до ее тела, ненасытные мурашки.

Самое интересное, что после разговора с прачкой Фьямметта Джада попыталась вообразить брачную ночь с Анджело Камилло, но ничего, кроме банального любопытства, тогда не испытала. Ей было интересно, как чисто технически всё это происходит.

Как-то раз Фьямме довелось наблюдать за тем, как ее Джельсомино оприходовал маленькую дворовую собачку. Но соитие животных животрепещущий интерес не удовлетворило. У Джельсомино слишком длинная и густая шерсть. Ей ничего не было видно. Помнится, она рассказала об этом Анджело Камилло, не забыв поинтересоваться, что он думает об их брачной ночи, и удивилась, когда заметила прилив крови к его щекам. Нет, чувство стыдливости и представление о правилах приличия у Фьямметты Джады тоже присутствовали, но неуемное любопытство и живое воображение брали над ними верх.

Занятая подобными мыслями, Фьямма дошла до малой гостиной, и тут, как черт из табакерки, прямо перед ней возник маркиз де Велада. Он как раз выходил из комнаты. Они столкнулись нос к носу в дверях.

Как вести себя с ним? Что говорить? Он ведь не просил у нее руки! Сделать вид, что разговора с братом не было? Или, напротив, самой завести речь об этом? Спросить, зачем она ему? Что он задумал? Или всё же лучше промолчать? Мысли в голове девушки метались в лихорадке, словно их сразила виттова пляска[47].

Фьямметта решила взять себя в руки и постараться не дать понять маркизу, какой ураган мыслей и эмоций он у нее вызывает.

– А вот и ты. На охотника и лиса бежит, – произнес Луис Игнасио вместо приветствия. – А я уж было хотел звать слуг, чтобы разыскали тебя.

Он сделал приглашающий жест, пропуская девушку вглубь гостиной. Она спешным шагом вошла и, остановившись возле консоли, где стояла ваза с букетом белых роз, дополненных небесного цвета гортензиями, взяла и бездумно сломала стебель одной из них. Цветочная шапка повисла грустным голубым облачком. Фьямма не поняла, зачем это сделала. Нужно было руки занять и выместить на чем-то нервозность. Осознав оплошность, девушка повернулась и загородила вазу спиной. Напряженный взгляд выдал всю фальшивость маски безразличия и отстраненности, которую она на себя натянула. Луис Игнасио стоял в паре шагов от нее и с молчаливой ироничной улыбкой наблюдал за ее действиями и выражением лица.

Наконец, Фьямметта Джада подняла глаза на маркиза. После открывшихся перед нею перспектив она увидела этого мужчину по-новому. Во всех смыслах потрясающую внешность Луиса Игнасио наверняка кроили самые искусные подручные небесного Творца. Позавидовавшие их мастерству исчадия ада слепили и вложили в уста этого создания чертовски острый и коварный язык, которому по силам уболтать кого угодно. Стоит этому представителю рода мужского открыть рот – и у слабого пола нет никаких шансов избежать участи жертвы этого демона-искусителя. Похоже, она тоже не стала исключением.

Набравшись смелости, Фьямметта Джада очертя голову ринулась в новое словесное сражение с завзятым краснобаем:

– Вы уже знаете?

– Что именно? – спросил маркиз, не убирая с лица ироничной улыбки.

– Не стоит притворяться, что вы не в курсе.

– Не в курсе чего?

– Того, что я дала согласие на наш брак.

– Ах, это, – произнес маркиз с деланым безразличием.

– Вы не рады? – в вопросе Фьяммы прозвучало больше разочарования, чем собственно вопроса.

– Почему же? Рад, конечно. Просто я нисколько не сомневался, что согласитесь.

– Да? – изумилась Фьямметта. – И что же дало повод не сомневаться в этом?

– Скажем так, я близкий друг богини Провиденции[48].

Фьямметта Джада скривилась.

– Вы снова пытаетесь вывести меня на эмоции?

– О! Это мое второе любимое занятие, – ответил маркиз с лукавой улыбкой.

– Даже так?! А какое первое? – поинтересовалась Фьямметта.

Луис Игнасио изобразил на лице интригу, но произнес как само собой разумеющееся:

– Близость с тобой, конечно.

Глаза Фьяммы округлились, а брови взлетели на лоб.

– Как можно любить то, чего никогда не было?! – воскликнула девушка изумленно.