Генезис

Войдя внутрь, Эмерик замер на мгновение, осматривая холл Звёздной верфи. Пространство, выдержанное в духе минимализма, поражало своей эстетикой. Практически всю правую стену занимала гигантская панель управления – каскад экранов, мигающих индикаторов и голографических интерфейсов. На центральном дисплее пульсировала трёхмерная проекция Земли, окружённая роем графиков и диаграмм.

Левую сторону холла обрамляли панорамные окна, изогнутые волной от пола до потолка. Сквозь них открывался вид на бескрайние доки верфи, где под алым закатом застыли громадные скелеты строящихся кораблей. В центре зала, контрастируя с техногенной мощью панели, располагалась зона отдыха: низкий столик из чёрного стекла, над которым парили голограммы инновационных двигателей, и несколько кресел-капсул с плавными обтекаемыми формами. Их лазурные сиденья казались единственным намёком на человечность в этом бездушном царстве.

Эмерик едва успел заметить Айзека, нервно шагавшего у лифтов. Тот рассекал воздух резкими движениями, а его тень металась по стене, пересекаясь с графиками на панели, – живое напоминание: даже среди машин и алгоритмов человек остаётся заложником своих сомнений.

Айзек был низкорослым и худощавым; его фигура казалась почти хрупкой в темно-синем военном мундире, который, однако, сидел на нём безупречно. На отворотах воротника поблёскивали золотые эмблемы – стилизованные звёзды с микросхемой в центре, знак звания помощника. Эти детали, как и идеальная посадка формы, подчёркивали его статус, несмотря на скромные габариты. Генетические улучшения, исключавшие необходимость в физической силе, оставили след в его облике: светлая кожа, тонкие почти изящные черты лица и глаза – холодные, пронзительные.

Он был ходячей энциклопедией: его мозг, модифицированный для хранения данных, вмещал эксабайты информации. Каждый жест, каждое слово Айзека выдавали расчётливый ум, отточенный для анализа и стратегии. В канцелярской работе он не знал равных: схемы, отчёты, тактические модели – всё раскладывалось в его сознании по полочкам, как детали сложного механизма. И даже сейчас, нервно перебирая пальцами край мундира, он казался не человеком, а воплощённым алгоритмом, готовым выдать решение в любой момент.

– Капитан, опоздание на совещание с Райхертом может стоить вам должности. Вы припозднились.

– Десять напоминаний, Айзек. Ты решил, что я их не видел? – ответил он, стараясь скрыть раздражение.

– Вы склонны игнорировать напоминания, сэр, – пальцы помощника нервно постукивали по планшету.

– Только когда они касаются бюрократической ерунды, – отрезал Эмерик, сжав челюсть, и в очередной раз задался вопросом: Помощники созданы для поддержки, но Айзек… Может, он прав? Или это я слишком вспыльчив после вчерашнего вечера?

Они молча зашли в скоростной лифт, который за считанные секунды доставил их на верхний этаж. Холл встретил их огромными окнами, открывающими панораму города. В центре зала висел макет Солнечной системы – голографическая проекция, парящая в воздухе. Планеты, выполненные в серебристо-зелёной гамме, медленно вращались вокруг светящегося ядра Солнца, а крошечные корабли-маркеры, обозначающие военные базы, пульсировали рубиновыми точками.

Эмерик и Айзек проследовали к залу совещаний, минуя работников, собравшихся у прозрачной перегородки с картой секторов. Когда они проходили мимо, сотрудники замолчали, провожая их взглядами.

Перед входом капитан оставил Айзека и переступил порог. Комната была выдержана в строгой геометрии линий и углов. Стены, пол и потолок сливались в монохромной гамме серого графита и угольно-чёрного. Единственным нарушением этой минималистичной симметрии были огромные окна-софиты, врезанные в потолок. Через них лился солнечный свет, рассеиваясь в воздухе и превращая пространство в подобие аквариума, где каждый жест был на виду.

В центре зала стоял круглый стол из чёрного полированного сплава. Он был окружён восемью креслами. Но, несмотря на технологичность, комната казалась пустынной: голые стены без украшений, лишь за спиной Эмерика главным символом власти был герб космического флота, висевший над дверью. Он представлял собой круглый щит, стилизованный под орбитальную траекторию. Внутри, на фоне голограммы Земли, мерцали золотые линии орбит, соединяющие колонии – тонкую паутину контроля. Планету обвивал серебряный лавровый венок – символ непоколебимой власти Совета. Ниже, у подножия щита, застыли силуэты мужчины и женщины в экзоскелетах с горделивыми позами, а за их спинами – терраформированные ландшафты: красные пустыни Марса и ледяные равнины Европы. Под гербом светилась надпись: «Ex Umbra Consensus – Astra».

«Из тени согласия – к звёздам», – мысленно перевёл Эмерик, сдерживая усмешку.

На него уставились шесть пар глаз – знакомых и чужих, но одинаково враждебных. Шаги Эмерика гулко отдавались в тишине, пока он шёл к своему месту в конце стола. Воздух был тяжёлым, пропитанным недоверием и соперничеством.

«Военные не тратят время на интерьеры», – подумал он, опускаясь в кресло.

Эмерик достал складной планшет – тонкую прозрачную панель, чей экран мерцал голубоватым свечением. Интерфейс проецировал объёмные индикаторы, иконки-голограммы и визуализации данных, переливающиеся в сине-голубых градиентах.

Он сделал вид, что погружён в чтение, хотя взгляд скользил по цифрам рассеянно. Не горел он желанием вести светские беседы с теми, кто считал его выскочкой. Пусть лучше думают, что он занят анализом флотских отчётов, а не игнорирует их. Но иллюзия работала не всегда – слишком уж нарочито идеальным казался его отстранённый вид.

Капитан Ломарк, с которым Эмерик когда-то служил на одном корабле до своего назначения на «Вестник», сидел напротив, его лицо было искажено едкой усмешкой. Ломарк был типичным представителем элиты – высокий, с идеальными чертами лица, которые были результатом многократных генетических улучшений. Его форма, сидела на нём как влитая, подчёркивая стройную фигуру. Но за этой внешней безупречностью скрывался человек, который никогда не упускал возможности унизить тех, кого считал ниже себя.

– Имре, ты так усердно прячешься за планшетом…– начал Ломарк, нарочно опуская звание Эмерика, – удивлён тебя здесь видеть. Я слышал, на Церере снова проблемы с доставкой льда. Ты не должен быть там? – Его губы дрогнули, словно он пытался сдержать поток яда, готовый вырваться наружу.

Эмерик, не отрывая глаз от планшета, демонстративно переключил страницу.

– Ты плохо слышишь? – голос Ломарка взвизгнул. – Или на Плутоне не учили, как вести себя с теми, кто выше?

Капитан медленно отложил планшет в сторону и посмотрел ему в глаза. Ломарк, несмотря на всю свою браваду, был избалованным и безответственным человеком, который получил своё место благодаря семье. Эмерик знал это и не собирался позволять ему унижать себя.

– Ломарк, твои шутки, как твои заслуги – их не разглядеть без связей отца.

Капитан Ренн фыркнул, уткнувшись в планшет, но его плечи дёргались от смеха. Остальные перешёптывались, бросая на Ломарка взгляды, полные пренебрежения.

Его ноготь впился в стол, оставляя царапину, словно он пытался выцарапать своё превосходство, и прошипел:

– Совет закрывает глаза на твои ошибки, но долго это не продлится.

– Но я здесь. А ты всё ещё пытаешься доказать, свою компетентность, – ответил Эмерик, и его губы тронула лёгкая улыбка.

Неизвестно, чем закончилась бы эта перепалка, если бы дверь зала совещаний не открылась с громким шипением. В комнату вошёл адмирал Аккольти – немолодой мужчина с грубыми чертами лица и седыми висками. Его эполеты были украшены тремя звёздами, что выделяло его среди остальных капитанов. Адмирал окинул всех не самым добрым взглядом, но промолчал. Было видно, что и он сам был не в восторге от сложившейся ситуации. До этого момента он фактически был самым главным лицом в системе, не считая Совета, разумеется.

Следом за адмиралом Аккольти в зал совещаний вошла высокая, жилистая фигура в экзоскелете из чёрного металла. Каждый шов костюма был идеально подогнан, а поверхность отражала свет, словно впитав саму тьму. На голове – гладкий овальный шлем, матовый и глухой. Сквозь его поверхность мерцали крошечные огоньки – сенсоры, заменявшие зрение. От шлема к шее спускались провода, сливаясь с экзоскелетом в единый механизм. Эмерик видел этот костюм лишь мельком вчера. Но вблизи он производил невероятное впечатление – сплав силы, науки и чего-то почти мистического.

Все присутствующие встали и отдали честь, их движения были резкими, почти механическими, будто они боялись сделать что-то не так. Рихтер фон Райхерт замер, его взгляд скользнул по собравшимся. Затем он кивнул, разрешая сесть. Его жесты были плавными, точными, словно рассчитаны заранее.

О Рихтере ходили разные слухи. Говорили, будто он никогда не снимал костюм. Одни приписывали ему якобы такое количество лет, что жизнь в нём могла поддерживаться только искусственно. Некоторые считали, что он вовсе не человек, а тайно созданный разумный андроид на службе Совета. А вот слухи о наследственном уродстве жили вопреки логике – людям хотелось верить, что даже в эпоху генной коррекции есть нечто, чего нельзя исправить. Но все сходились всегда в одном – впечатление он производил неизгладимое.

– Думаю, не вижу смысла представляться, – произнёс Рихтер. Его механический голос, лишённый интонаций, резал тишину.  – Я изучил ваши досье. Но что вы из себя представляете…– сенсоры на шлеме медленно скользнули по залу, —нам ещё предстоит узнать.

Аккольти сглотнул, его пальцы впились в стол. Ломарк учащённо постукивал пальцем – Эмерик видел, как он боится, что очередь дойдёт до него.

– Оставляя дом в надёжных руках, – Рихтер повернул шлем к адмиралу, – я ожидал порядка. Но что обнаружил? – На голограмме перед ними всплыли данные: фото, даты, координаты. – Люди исчезают. На Марсе, Венере, Титане… А вы даже не заметили.

Капитан Фергюсон, загорелый и с впалыми глазами, вскочил:

– Командующий, это контрабандисты и беженцы! Мы отслеживали пиратские рейды. Ресурсы флота…

Рихтер резко поднял руку, обрывая его. Сенсоры на шлеме сузились, словно фокусируясь на Фергюсоне.

– На Венере исчезли пятнадцать человек. Вы докладывали, что «всё под контролем». Где они?  В спа-салонах, капитан?

Капитан побледнел. Его рука дрожала, когда он опустился на стул. В зале воцарилась тишина, прерываемая только жужжанием голограмм.

Эмерик с трудом подавил улыбку. Странное удовлетворение разливалось в груди – впервые за годы он не был белой вороной. Капитан Фергюсон, чья самоуверенность обычно затмевала здравый смысл, теперь ёрзал на стуле, словно школьник. Его загорелое лицо блестело от пота, а взгляд метнулся к дверям, словно ища бегства.

– Я, эм, сэр… – начал капитан Фергюсон, но Райхерт прервал его.

– Не утруждайтесь, – Его голос прозвучал, как скрежет металла. – Вы не одиноки. Всё это – некомпетентность. – Пауза. Воздух стал тяжёлым. – Исправьте ситуацию. Найдите людей либо похитителей. Зона вашей ответственности – вся Солнечная система. Методы – ваша проблема. Но если через неделю я не увижу результатов, вам вряд ли понравится, чем это закончится.

Мурашки побежали по спине Эмерика.

– Сэр, – подал голос капитан, самый старший по возрасту из них, его лицо, выражало сомнение. – У нас нет подобного опыта. Нас обучали военной стратегии в космосе, а не ловле людей. Такими вещами должна заниматься служба безопасности. Мы солдаты, а не сыщики.

Рихтер повернул к нему шлем.

– Тогда советую научиться, – произнёс он. – Или освободить место для тех, кто не боится ответственности.

Эмерик кивнул про себя. Мнение Рихтера было жёстким, но справедливым – он вспомнил, как два года назад халатность одного из капитана привела к бунту на Титане, оставив Землю без углеводородов. Невольно вспомнился вчерашний доклад Айзека. Его методы работают, – признал он мысленно. Наделённые властью, они обязаны защищать свои сектора, а не прятаться за спины служб безопасности. И всё же он был рад, что его колонии – шахтёрские. Там каждый человек был на счету, а роботы зафиксировали бы пропажу сразу.

Слово взял Аккольти. Его голос, обычно уверенный, дрогнул:

– Командующий отдал приказ. Я прослежу за исполнением. Свободны.

Капитаны встали, отдав честь. Ломарк швырнул планшет так, что голограммы над столом дёрнулись. Его лицо исказила гримаса – он всё ещё злился на унижение от Эмерика. Остальные шли молча, избегая глаз друг друга. Эмерик вышел последним, бросив взгляд на дверь зала. Оттуда донёсся голос Рихтера – монотонный и безжизненный, режущий тишину. Адмирал Аккольти замолчал на полуслове, будто ему перекрыли кислород.

В коридоре его встретил Айзек. Его лицо, как всегда, было бесстрастным, но в глазах светился интерес.

– Капитан, —пальцы Айзека дрожали от возбуждения, листая данные на планшете. – То, что вы мне переслали… Только за последний месяц пропали 47 человек. Все из пяти колоний, возрастом 25–85 лет. Это похоже на организованную работу.

Взгляд Эмерика был сосредоточен на чём-то вдалеке. Он уже начал прокручивать в голове возможные сценарии.

– Целая сеть, – он повернул голову напряженно – Не какие-то авантюристы, Айзек. У них есть покровитель.

– Вы думаете, здесь замешан влиятельный человек? – спросил Айзек.

– Я пока не думаю, но хочу понять, – ответил Эмерик. – Это не случайный выбор. У каждого из них что-то общее, то, что мы пока не видим.

Они в размышлениях сели в аэрокар, который плавно поднялся в воздух, направляясь к космодрому. Эмерик погрузился в изучение всех данных, что были у него на планшете. Информации было немного: в основном – место, примерное время исчезновения. Он сверил возраст, пол, род деятельности, но какой-то одинаковой закономерности в этом не увидел. Единственное, что их объединяло, – низкий социальный статус, что можно было просто объяснить тем, что злоумышленники не хотели привлекать к себе внимания.

– Айзек, – обратился он к своему помощнику, – ты можешь получить доступ к медицинским картам этих людей?

– Да, правда, потребуется время. Что мы будем искать в них?

– Просмотри хирургические вмешательства. Потеря органов должна отобразиться в карте. Пусть отметки вроде «заменён на искусственный временный орган ввиду непригодности органического» тебя не смущают – так часто пишут, когда пытаются скрыть продажу.

Трансплантация органов пользовалась спросом на чёрном рынке. Подпольный бизнес процветал из-за запрета Совета на воспроизведение тканей в биопринтерах. С началом генетической эры потребовался инновационный метод – синтез биоматериалов в закрытых лабораториях. Тем не менее, извлечь необходимую часть тела у донора оказывалось экономичнее, чем создавать её с нуля. Более того, жители низших слоёв общества нередко добровольно шли на подобные процедуры. Возможно, это проливало свет на их статус.

Айзек посмотрел на него с лёгким удивление.

– Вы довольно много знаете об этом, сэр, – произнёс он, медленно возвращая взгляд к планшету.

– К сожалению, больше, чем мне хотелось бы, – отрезал Эмерик и вышел из аэрокара, оставив Айзека в одиночестве с грузом новых вопросов.

3

Спортивный зал «Вестника», как и сам корабль, был инновационен. В центре помещения парила голубая голограмма, проецирующая биометрические данные Эмерика в реальном времени: пульс, уровень адреналина, мышечную активность. Пол под ногами мерцал интерактивной сеткой – подсвечивая траектории движений и корректируя нагрузку.

Эмерик размял мышцы, чувствуя, как напряжение постепенно покидает тело. Физические упражнения всегда помогали привести мысли в порядок, а сейчас, в ожидании данных от Айзека, они стали спасением. Он встал в стойку на руки, вытянувшись в идеальную линию. Голограмма тут же выделила его скелет зелёным контуром, отметив аномальную гибкость суставов – наследие модификаций. Пол замигал, предлагая усложнить позицию: поднять одну руку, затем другую.

Его тело, усиленное генами тихоходки, аксолотля и медузы, не дрогнуло. Наноботы в его крови, как крошечные инженеры, стабилизировали чужеродную ДНК, подавляя иммунные реакции и ремонтируя клеточные структуры. Тихоходка давала устойчивость к радиации и экстремальным температурам, аксолотль – регенерацию, а медуза —замедляла старение. Врачи флота уверяли, что с таким набором, он мог бы продержаться в открытом космосе без экзоскелета целый час. Но проверять это ему не хотелось.

Эмерик был капитаном, но никогда не чувствовал себя им. Его назначение на «Вестник» стало скорее результатом стечения обстоятельств, чем признанием заслуг. Он командовал небольшой флотилией в добывающем секторе, где главной задачей было обеспечение безопасности транспортировки ресурсов с Пояса Койпера. Это была важная, но монотонная работа, не требовавшая ни стратегического гения, ни героических решений. Теперь же, столкнувшись с задачей, выходящей за рамки обязанностей, он не мог избавиться от мысли – возможно, он недостаточно хорош для чего-то большего.

Эмерик спрыгнул; пол погас, а голограмма схлопнулась в точку. В зеркальной стене он мельком увидел своё отражение: тело, выточенное как оружие, к которому он так и не привык за 95 лет.

– В последнее время всё больше железяк приходится отправлять на диагностику, – раздалось из-за спины. – Было бы неплохо, пока мы здесь, немного обновить наш механический состав.

Эмерик повернулся и приветливо улыбнулся своему штурману, Максимилиану Страйкеру. Тот стоял в дверях, опираясь на косяк. Этот человек был мозгом «Вестника» – с помощью встроенных нейроимплантов он силой мысли управлял всеми системами корабля.

– Ты слишком мало спишь. Я начинаю беспокоиться, – заметил Эмерик, накидывая полотенце на обнажённые плечи.

– Посмотрел бы я, как ты будешь спать, когда в твою голову будут сыпаться ежедневные отчёты о поломках.

Ещё когда проект по созданию космических крейсеров был всего лишь чертежом на бумаге, Совет Солнечной системы начал масштабный эксперимент, который должен был стать ключом к управлению новыми кораблями. Эти крейсеры, оснащенные передовыми технологиями, требовали не просто пилотов, а людей, способных слиться с их системами на нейронном уровне. Для этого Совет начал отбирать пятилетних сирот с выдающимися математическими способностями. Дети, лишённые семей, стали идеальными кандидатами – их можно было полностью контролировать, формировать и улучшать без лишних вопросов.

Целью проекта было не просто развить таланты, но и искусственно усилить их мозг, сделав его устойчивым к перегрузкам при синхронизации с кораблём. Процесс был долгим и мучительным. Детей подвергали бесконечным тестам, тренировкам, а затем и экспериментальным процедурам, которые должны были расширить их когнитивные способности. Импланты вживлялись в зоны мозга, ответственные за логику и пространственное мышление, превращая сознание в живой интерфейс. И некоторые не выдерживали – их мозг буквально «спекался» при попытке соединиться с системой. Но Совет быстро замял все эти инциденты.

Максимилиан был одним из тех, кто прошёл этот путь и выжил. Несмотря на украденное детство и необратимые изменения мозга, он сохранил редкое жизнелюбие – удивительное для его профессии. Он мог разрядить обстановку в самый напряжённый момент, и это делало его незаменимым не только как штурмана, но и как друга.

Внешне он был очень худощав, с тонкими чертами лица, которые выдавали интеллект. Его тёмные, слегка растрёпанные волосы всегда казались немного неухоженными, придавая ему вид вечного студента.

– Я слышал, вам всем всыпали по капитанскому заду, – произнес Максимилиан, его голос звучал с лёгкой насмешкой. Он сел на ступеньки возле двери. – Видимо, знакомство с новым начальством не задалось?

Эмерик вздохнул, вытирая лицо полотенцем. Его тёмные растрёпанные волосы, упали на лоб.

– Это ещё мягко сказано, – ответил он, садясь рядом. – Страшно представить, каково служить у него на корабле. Он, наверное, устраивает порку за любое нарушение субординации.

Максимилиан усмехнулся, его глаза блеснули озорством.

– Тогда я бы не хотел оказаться у него в подчинении. Меня, я уверен, он бы выкинул в шлюз.

Они оба рассмеялись. Максимилиан был одним из немногих, кто позволял себе своевольничать перед Эмериком, и, если быть честным, капитану это нравилось. Штурман был не просто членом экипажа – он был другом, которого ему действительно не хватало.

– Что тебя тревожит на самом деле? – спросил Максимилиан, его голос смягчился.

Эмерик задумался.

– Не знаю. Мне всё это не нравится. Как Рихтер вообще узнал о пропажах, если только что вернулся? Почему адмирал ничего не заметил?

Максимилиан пожал плечами, его пальцы непроизвольно дёрнулись – признак подключения к корабельным системам.

– Не заметил или не хотел замечать? До бедняков мало кому есть дело.

– Тогда зачем это Райхерту? Он у нас птица высокого полёта.

– Птица-ласточка, – ответил штурман. – Такие водились на Земле, летали низко перед дождём.

– Тогда надеюсь, этот дождь не накроет нас всех.

Они замолчали, каждый думая о своём. Перспективы маячили не радужные: Эмерику пришло оповещение от Айзека – помощник ждал его на мостике. Наконец тягостному ожиданию пришёл конец.

– Похоже, Айзек закончил с данными. Пора его навестить, – Эмерик встал и протянул руку Максимилиану.

– Пойдём. Только предупрежу: если он опять будет занудствовать – однажды не откроет дверь своей каюты.

Эмерик оделся, и они вместе вышли в длинный коридор. Стены, собранные из матового металла, складывались в угловатые геометрические узоры; их освещали динамические светодиодные ленты, излучавшие голубоватое свечение. Вдоль стен тянулись интерактивные панели – сенсорные экраны с бегущими данными и мигающие индикаторы систем жизнеобеспечения. Воздух был прохладным и стерильным, будто сам корабль дышал через фильтры, напоминая, что за сталью скрывается сложный механизм, вечно балансирующий между функциональностью и хрупкостью.

– Ты слышал, что в столице снова перебои с поставками продовольствия? – спросил Максимилиан, не отрываясь от планшета с данными. – Говорят, Совет сократил квоты для Европы.

Рука Эмерика сжалась в кулак:

– Они называют это «оптимизацией», а на деле – медленное убийство. Через год колония взорвётся бунтами.

– Ну, по крайней мере, теперь у нас есть тот, кто умеет решать такие проблемы.

Максимилиан вздохнул. Его пальцы снова дёрнулись, отправляя роботам команду. Даже в разговоре он оставался частью системы. Штурман не мог покинуть корабль, и вся его жизнь состояла из бесконечных поломок, перелётов и редких бесед с живыми людьми.

– Знаешь, если честно, я бы не отказался от настоящей еды, свежих овощей, например, – заметил он, вырывая Эмерика из размышлений. – Эти синтетические заменители уже надоели.

– Зато они никогда не кончаются.

Двери мостика раздвинулись, впуская их в царство холодного технологического совершенства. Помещение, выдержанное в той же стилистике, что и коридор, казалось его логичным продолжением. В центре зала парила массивная голографическая проекция – трёхмерная карта сектора, где они находились. Вокруг неё расположились шесть рабочих станций с наклонными экранами, отслеживающими показатели от реактора до механического экипажа. В отличие от обычных кораблей, команда «Вестника» на 70% состояла из роботов, что делало судно невероятно эффективным, но бездушным.

Капсула управления, в которую Максимилиан погружался во время перелётов, напоминала застывшую каплю: обтекаемый корпус с идеально гладкой поверхностью, лишённой швов. Внутри, за затемнённым стеклом, угадывался силуэт кресла, опутанного проводами и датчиками. Оно позволяло штурману сливаться с кораблём, управляя им силой мысли. На корпусе капсулы виднелись микроскопические царапины – немые свидетельства тысяч часов синхронизации.

Айзек уже ждал их у стола.

– Вы были правы, капитан, – начал он, едва сдерживая волнение. – У похищенных людей действительно удалены органы. Мы сузили поиск.

Эмерик подошёл к столу, его глаза скользнули по данным. Максимилиан, скрестив руки на груди, хмуро наблюдал за происходящим.

– Зачем красть людей, готовых и так продать себя? – спросил штурман, указывая на графики с медицинскими записями.

– Не знаю, но начать можно и с этого, – ответил Эмерик. – Значит, нужно выйти на торговца. Что думаешь, Айзек?

Тот на мгновение задумался, его пальцы быстро скользили по экрану, вызывая новые строки данных.

– Думаю, я смогу достать поддельные ID с биометрией кого-нибудь из богатых торговцев. У меня есть… знакомства.

– Вот так так, Айзек, – усмехнулся Максимилиан. – А я-то думал, ты у нас эталон правильности. А у самого сомнительные связи.

Помощник замолчал, его пальцы замерли над экраном. На секунду в глазах мелькнуло что-то дикое, почти животное – словно он снова стал тем, кем старался не быть.