Генезис

Гидеон Р. Торн

Генезис

Пролог

Лабораторный сектор B-7 замер в тишине, разрываемой лишь мерным гулом вентиляции. Элис Вейнмарк поправила волосы, вглядываясь в мерцающую голограмму генома. Зеленоватый свет экрана подчеркивал её измождённое лицо – три бессонных ночи подряд над проектом выжимали из неё все силы. Но сейчас её отвлекала не спираль ДНК, а мужчина за соседним терминалом. Кайл Тернер. Его пальцы порхали по клавиатуре, а пронзительный взгляд, казалось, видел её насквозь, несмотря на защитный костюм.

– Элис, – бархатный голос прозвучал прямо за спиной. Она дёрнулась, едва не выронив планшет. – Опять пропустила обед.

Он протянул шоколадный батончик с миндалём – её слабость. Прикосновение его пальцев к ладони вызвало мурашки.

– Спасибо, – она сжала упаковку так, что фольга захрустела. Щёки пылали, а пальцы предательски дрожали. – Ты вечно…

– Вечно что? – Кайл небрежно примостился на краю стола, игнорируя правила. Его улыбка была опасной, как нестабильный изотоп. – Опекаю? Или мешаю твоему научному экстазу?

Элис нервно рассмеялась, отбрасывая чёрную прядь со лба. Защитный комбинезон внезапно показался нелепым саваном. Она мечтала сорвать его, но ещё больше – чтобы это сделали его руки. Их игра длилась неделями, так и не переступив черту. Гений генной инженерии, король двусмысленностей… и единственный, кто заставлял забыть о сектора А-12.

– Ты… – она сделала шаг вперёд, сократив расстояние до полуметра, – невыносимо самоуверен.

– Это потому что я прав, – он наклонился, и смесь его дыхания с ароматом кофе окутала её. – Мы теряем время на опыты, вместо того чтобы…

Гудение вентиляции стало прерывистым, словно система задыхалась. Лампы мигнули раз, другой – и погрузили помещение в непроглядную тьму. Элис потянулась к терминалу, но экран уже погас. «Перегрузка сети?» – мелькнула мысль, прерванная оглушительным ударом за стеной.

– Энергетический скачок, – произнёс Кайл, но дрожь в голосе выдавала страх.

Из динамиков вырвался шипящий шум, словно сигнал пробивался сквозь радиацию. «…авария… угроза…» – голос сменился визгом, а затем хриплым: «Экстренная… эвакуация…». Элис повернулась к Кайлу – его обычно смуглое лицо стало пепельным.

– Что происходит? – вцепилась она в его рукав.

Он не ответил. Зрачки расширились, отражая трещину, поползшую по стеклянной стене за её спиной. Удар. Ещё один.

– Беги! – он рванул её к двери.

Стекло затрещало, покрываясь паутиной разломов. В последний момент Элис успела разглядеть за ним движущуюся тень. С грохотом взорвавшаяся панель выпустила в помещение его – существо с броней из хитиновых пластин. Глаза-воронки серебрились, затягивая взгляд в пустоту. Пасть с четырьмя челюстями ощетинилась иглами-клыками.

Кайл толкнул её к выходу, но Элис застыла, заметив вспыхнувшую на умирающем терминале надпись: «Протокол 9 активирован».

– Что это… – начала она.

– Двигай! – он втолкнул её в коридор, хватая огнетушитель.

Ноги отказались повиноваться. Ладони скользили по панели шлюза, пока за спиной раздался металлический лязг. Кайл бил тварь баллоном, но щупальце с шипами сомкнулось на его горле.

– НЕТ! – её крик слился со скрежетом захлопывающейся двери, навсегда отрезавшим отзвуки борьбы.

Она побежала. Коридор извивался, лабиринтом безумия, стены пульсировали чёрной слизью. Вспышка сигнальной лампы высветила кошмар: учёный, пришпиленный к потолку щупальцами, с ребрами вывернутыми наружу, ассистентка, едва волочащая тело, бубнила сквозь кровавую пену: «По-о-моги…»

Нога Элис споткнулась о что-то скользкое – из вентиляции торчала посиневшая рука. По клочку лабораторного халата она опознала сотрудника из сектора А-12. «Прото». Память нахлынула: Кайл, смеясь, шутил об их экспериментах. Теперь его тело лежало где-то там, во тьме, изорванное в клочья. Горло сдавила судорога, но пути назад не оставалось.

Она бросилась вперёд, но за поворотом врезалась в чью-то броню. «Свои!» – мелькнуло в сознании. Однако солдаты смотрели на неё пустыми глазами, словно перед ними призрак.

– Сюда! – сержант с лицом, искажённым гримасой ужаса, потащил её за собой. – Изолируем сектор!

Дверь захлопнулась, отрезая крики тех, кто не успел. Молодой солдат с трясущимися пальцами выцарапывал ножом на входе: «НЕ ОТКРЫВАТЬ». Буквы расползались, рвано и неуклюже.

– Что происходит?! – Элис впилась ногтями в плечо бойца.

– Они сбежали… – парень задыхался, глаза метались, выхватывая невидимые тени. – Эти твари… Читают мысли. Прятаться бесполезно.

Грохот. Нечто массивное билось в дверь, прогибая металл.

– Вперёд! – сержант толкнул её в следующий коридор.

Они бежали через лабиринт коридоров, но монстры были повсюду. Из вентиляции выползло существо, похожее на паука с человеческим лицом. Оно впилось зубами в горло солдата – алая дуга хлестнула Элис по лицу.

– Огонь! – кто-то вопил.

Пули рикошетили от хитиновых пластин. Монстр прыгнул на следующего бойца, вспарывая когтями живот.

Элис рвало. Она устремилась за уцелевшими, пока не наткнулась на тело сержанта. Его шлем был раздавлен, лицо – месиво из крови и костей.

– Двести метров до ангара! —закричала женщина-солдат, волоча её за собой.

Элис кивнула, стиснув зубы, но мысли путались. Двести метров – это сколько? Десять шагов? Сто? Больше? Ноги горели, лёгкие рвало на клочья.

Ангар поглотил их гробовой тишиной. Элис зажмурилась, подсознательно ожидая рёва двигателей – но услышала лишь прерывистый хрип собственного дыхания. Когда веки дрогнули, перед ней открылась пустота: взлётная полоса была усеяна дымящимися обломками. Кто-то методично уничтожил все шаттлы, оставив лишь оплавленные скелеты рамок да клубы едкого дыма.

У единственного уцелевшего шаттла стоял Он – человек в белоснежном мундире, будто не замечающий ада вокруг. Его лицо, подсвеченное аварийными лампами, было спокойно. Холодные глаза встретились с её взглядом – это был тот, кто курировал «Прото».

– Постойте! – вскричала женщина-солдат. – Они сбежали… Надо остановить…

Мужчина развернулся медленно, будто заводной механизм. Рука плавно легла на рукоять пистолета.

– Вам удалось выбраться, – произнес он. – Признателен за усердие.

Выстрел грохнул, оглушая эхом. Тело рухнуло, словно подкошенный цветок. Его взгляд, жестокий и неумолимый, упёрся в Элис.

– Доктор Вейнмарк, – голос звучал как скрежет ржавых шестерён. – Сотрудничество было… продуктивным.

– Нет! – Элис отпрянула, споткнувшись об тело женщины. – НЕЕЕТ!

Выстрел. Грохот вогнал в виски раскалённый гвоздь боли. Пуля пробила череп, вышвырнув осколок кости. Она не упала – замерла в конвульсивном танце, пальцы впились в рану, а тёплая кровь сочилась сквозь них. «Живу… Как?» – пронеслось в сознании, уже рассыпающемся на осколки.

Мужчина в белом убрал пистолет, и активировал нейрочип.

– Протокол 9 активирован, – говорил он невидимому собеседнику. – Когда они прибудут – лаборатория станет их могилой.

Элис рухнула на пол. Воздух вибрировал от криков, доносящихся из глубин. Тень накрыла её – тяжёлая, вонючая, живая.

Из пролома выползло оно. Тело – кошмарный гибрид рваных мышц и ржавых прутьев. Серебристые глаза-бездны пылали мертвенным светом. Когти впились в лодыжку, и тело дёрнулось в судороге, когда тварь потащила её к пролому.

Вверху, в смрадном дыму, мерцал огонёк шаттла – крошечная искра, тающая в багровом зареве. Мужчина смотрел в иллюминатор. Его лицо отражалось в стекле, как маска – ни сожаления, ни триумфа. Пустота.

Существо тащило Элис обратно в чрево лаборатории. Рука ухватилась за решётку, пальцы заскользили по ржавчине.

Последнее, что увидела Элис перед тем, как тьма поглотила её, – мерцающий серебристый свет в конце коридора. Он пульсировал, как сердце, обрастая щупальцами и клыками.

Наверху шаттл исчез, словно его и не было. А внизу лаборатория сомкнулась, жадно переваривая жертв.

1

Эмерик стоял в углу зала, его пальцы нервно сжимались за спиной, стараясь сохранить видимость спокойствия. Он молча кивнул в ответ на чей-то неискренний комплимент, чувствуя, как раздражает его этот бесконечный поток лицемерия. Сегодня он был здесь, в самом центре светского мероприятия, где собрались те, кто в обычный день даже не удостоил бы его взглядом. Но сейчас они улыбались, задавали вопросы, рассматривали его как диковинную зверюшку, которую научили танцевать. Эмерик сдержанно улыбался, считая минуты до того момента, когда официальная церемония завершится и он сможет наконец покинуть этот приём без урона для своей репутации.

Чем больше мероприятие набирало обороты, тем дальше к стене пятился он, теряясь среди сияющих силуэтов гостей. Зал, словно вырезанный из единого кристалла, поражал архитектурой: стены плавно изгибались, образуя параболические арки, которые растворялись в куполе-потолке, имитирующем бескрайний космос. Тысячи точечных огней мерцали на его поверхности, словно звёзды, создавая иллюзию скопления, а зеркальный пол удваивал сияние, превращая пространство в бесконечную вселенную.

Мужчины – в чёрных костюмах, расшитых неоновыми узорами. Женщины – в длинных платьях с пышными рукавами-буфами. Эти люди казались живым воплощением совершенства: черты их лиц, тела, даже движения были идеальными, словно выточенными из мрамора. Это был продукт многовековой генной инженерии, доступной лишь избранным. Гены определяли всё: место в обществе, возможности, судьбу. Эмерик, как немногие «простые», получил доступ к улучшениям лишь благодаря службе в армии. Но даже это было временным – модификации действовали только на срок контракта, заставляя многих оставаться в строю до самой смерти. А с учётом того, что с такими апгрейдами жизнь могла длиться века, служба превращалась в пожизненную кабалу.

Эмерик, прижавшись к статуе одного из основателей Совета, наблюдал, как между гостями скользит робот-андроид. Его серебристый корпус, отполированный до зеркального блеска, отражал блики звёздного потолка. Голова с выразительными голубыми сенсорами вместо глаз была слегка наклонена – будто машина сканировала эмоции толпы. На груди робота мерцали голограммы – вероятно, интерфейс для связи с гостями. Когда андроид поднял руку, передавая бокал, Эмерик заметил, как под искусственной кожей шевелятся микросхемы, имитирующие мышечные волокна.

В тени статуй, чьи гротескные формы контрастировали с плавными линиями зала, было проще дышать. Здесь никто не смотрел на него и не пытался завести разговор о том, чего он никогда не поймёт: ценах на экзопланетные курорты, моде на генетические улучшения и «очаровательной наивности» тех, кто вырос на окраинах системы.

Он отпил глоток вина, стараясь отвлечься. Судя по всплеску голосов у входа, «гвоздь программы» – тот, ради кого все собрались, – наконец появился. Эмерик вздохнул с облегчением: как только официальная часть закончится, он исчезнет, запрыгнет в ближайший аэрокар и ляжет спать.

В этот момент его размышления прервал чей-то голос:

– Сегодня просто праздник лицемерия, не находишь?

Эмерик, не сразу поняв, что вопрос адресован ему, наклонил голову.

– Не думаю, что здесь есть место искренности. – он сделал паузу, переводя взгляд на гостей, чьи смешки звучали как отрепетированные трели. – Здесь это нарушило бы дресс-код.

С другой стороны статуи, за которой он стоял, раздался тихий мелодичный смех. Эмерик обогнул скульптуру и встретился взглядом с женщиной. Она была высокой, статной, с правильными чертами лица, выдававшими в ней представительницу элиты. Её тёмные волосы, собранные в строгую причёску, оттеняли острые скулы и лебединую шею. Но больше всего притягивало платье – элегантное белое одеяние с длинными рукавами. Глубокий вырез подчёркивал стройность фигуры, а драпированная юбка, струящаяся мягкими складками, добавляла образу царственности. Несмотря на кажущуюся простоту кроя, натуральная ткань, невероятно редкая в эпоху синтетики, кричала о роскоши каждой деталью. Однако самым гипнотическим были её глаза: их цвет сменился с серого на раскалённо-оранжевый, словно расплавленный металл. Эмерик видел генетические модификации, но такие изменения говорили не просто о статусе – они указывали на доступ к технологиям, о которых рядовые граждане не смели и мечтать.

– Вы слишком серьёзны для такого бессмысленного мероприятия, – заметила она, вращая бокал с марсианским виски так, что жидкость плескалась, словно ртуть, готовая вырваться. Её взгляд скользнул по его форме. –  Хотя, может, ты и прав. Что может быть скучнее, чем чествовать человека, который сам сбежал бы отсюда при первой возможности?

Эмерик нарочито выпрямился, но уголки его губ дрогнули:

– Вы не слишком-то уважительно отзываетесь о «герои Солнечной системы».

– Герои? —Она замерла, глаза сузились – Спросите у тех, кто выжил после «освобождения» Альфы Центавра. Они назовут это иначе.

Она сделала паузу, задумчиво посмотрев куда-то за его плечо, но затем, словно отгоняя от себя какую-то мысль, продолжила:

– Да брось, этот вечер настолько уныл, что даже наш бравый вояка, несмотря на столетнюю разлуку с домом, тут уснёт.

– Не спорю, бомбить половину системы было, наверное, увлекательнее, – с сарказмом ответил Эмерик.

– О, не стоит завидовать, – парировала она, положив пустой бокал на поднос проходящего мимо андройду. – Уверена, твоя работа тоже имеет свои преимущества.

Её глаза снова сменили цвет – на этот раз с оранжевого на фиолетовый. Внезапно она словно забыла о его существовании, и взгляд устремился в толпу, выискивая кого-то.

Эмерик стиснул бокал, почувствовав лёгкое раздражение от потери её внимания. Глупо. Но в этот момент в зал вошёл человек, несущий с собой тишину, но мгновенно привлёкший все взгляды. Это был Рихтер фон Райхерт – «Бич рода человеческого», как его называли за глаза. С одной стороны от него шёл едва поспевающий низенький губернатор Земли, с другой – почти вровень шагал крепкий и широкоплечий адмирал флота. Толпа хлынула к нему, как волна, и зал наполнился шумом рукоплесканий. Райхерт растворился среди людей так же стремительно, как и появился.

Женщина, потеряв интерес к герою торжества, вновь обратила внимание на Эмерика.

– Не будь так серьёзен, – Она приблизилась к нему, запах её духов —тяжелая сладость —заставил его на мгновение отвлечься. Её пальцы легли на его рукав, словно метя территорию. – Понимаю, местное общество может быть невыносимым, но никогда не угадаешь, куда нас заведёт то или иное знакомство.

Он выпрямился, стараясь скрыть, как учащённо забилось сердце:

– Меня зовут Эмерик Имре. Капитан корабля «Вестник». Мы пришвартовались…

– Не вы одни, – она перебила, жестом указав на группу офицеров у входа. – Адмирал собрал всех, да?

Он стиснул зубы, но кивнул:

– Приказ есть приказ. Большего не знаю.

– Знаешь, – её голос стал шепотом, – Райхерт обожает устраивать чистки. Говорят, он уже составил список. – Она поправила прядь, выбившуюся из причёски, и продолжила буднично:—Удачи, капитан. Она вам понадобится не только чтобы улизнуть отсюда…

Она подмигнула, но её взгляд внезапно стал остекленевшим – словно получила сообщение через нейроинтерфейс. Не попрощавшись, она растворилась в толпе, оставив Эмерика с тяжёлым предчувствием.

Он опешил, поняв, что даже не спросил её имени. Но быстро выкинул это из головы, поглощённый мыслями о её словах. Конечно, он предполагал, что их ждут изменения, возможно, смена руководства, но чистки всё же не укладывались в голове.

Избегая контактов, Эмерик решительно преодолел путь к выходу и запрыгнул на заднее сиденье аэрокара. Транспортное средство сверкало оранжево-чёрными панелями; его обтекаемый корпус был украшен сетью датчиков и голографических индикаторов. Эмерик вбил координаты, бросив взгляд на панель управления, где мерцали сине-зелёные символы. За стеклом кузова открывалась панорама ночного мегаполиса – лес небоскрёбов, пронзающих облака, миллионы огней, сливающихся в мерцающую реку. Город жил, дышал технологиями.

Глядя на это, он задумался. Последние двадцать лет он провёл на задворках Солнечной системы, контролируя безопасность транспортировки льда с Пояса Койпера, и не видел ничего, кроме мрака, холода и диких цен на любые излишки. Не всем быть героями – кто-то должен выполнять и обычную работу в это «мирное время». Но неприятное предчувствие сжимало его внутри, будто предупреждая о грядущих событиях.

Добравшись до места, Эмерик с облегчением хлопнул дверью. Аэрокар, издав едва слышный гул, растворился в ночном потоке. Он стоял у подножия одной из периферийных башен, где воздух был гуще от выхлопов, а небоскрёбы, хотя и высокие, терялись на фоне центральных гигантов. Его временное жилище на сотом уровне казалось крошечной клеткой в этом стальном улье. Но даже здесь, вдалеке от кристальных башен и их элитных обитателей, город не отпускал – через окна лифта он видел тот же океан огней, тот же хаос жизни, который не стихал ни на секунду.

«Хоть одна ночь без корабля», – подумал он, входя в квартиру. Пусть аренда стоила полмесячной зарплаты, но это того стоило.

Дверь открылась с лёгким шипением, и его встретил фиолетовый полумрак. Стены, словно живые, мерцали голограммами: на одной – панель прогноза погоды в Солнечной системе, на другой – поток новостей с марсианских колоний. В центре возвышалась кровать с гибким биогелиевым матрасом, а дальше виднелась небольшая комната, служившая ванной.

Комната отреагировала на его присутствие: температура поползла вверх, а из стены бесшумно выдвинулась стойка для одежды. Эмерик уже собирался рухнуть на кровать, но военная привычка заставила сначала аккуратно сложить парадный мундир. Пока он вешал его, стена за спиной ожила: экраны сменили новости на тихую анимацию океана, а встроенные динамики заиграли шум прибоя.

Он лёг на кровать. «Не слишком просторная квартира за свои деньги», – усмехнулся он, окидывая помещение взглядом. Но всё равно должен был признать: после стольких лет в тесной каюте «Вестника» эти стены казались дворцом.

В этот момент нейрочип, защищенный квантовым шифрованием и встроенный в затылок, подал сигнал. Эмерик мысленно активировал канал.

–Айзек, – Эмерик мысленно представил, как швыряет планшет в стену. – Если Земля ещё цела, оставь меня в покое.

Голос его помощника, спокойный и слегка механический, прозвучал в его сознании:

– Капитан, боюсь, это не терпит отлагательств.

– Как всегда, – пробормотал Эмерик, закрывая глаза. – У нас с тобой разные представления о срочности.

На пару секунд Айзек замолчал, взвешивая слова. Затем продолжил:

– Адмирал созывает завтра военный совет. Тема обсуждения мне неизвестна. Время и место я направил на ваш планшет. Встречу вас там на случай, если понадобится моя помощь.

– Не утруждай себя, Айзек. Я справлюсь. Оставайся на корабле.

– Склонен не согласиться, – прозвучал ровный ответ.

Эмерик потёр переносицу, чувствуя пульсацию в висках. Голос Айзека звучал назойливо, будто скрежет сверла. Причина, по которой он сбежал с корабля при первой возможности, была очевидна – его вездесущий помощник. Айзек обладал генетически улучшенным интеллектом, отчего иногда напоминал андроида. Он навязывал помощь, разбирался в поистине сложных вещах и был не просто помощником – личным советником, историком, аналитиком и порой назойливым другом.

– Ты ведь не отстанешь? – спросил Эмерик, уже зная ответ.

Пауза.

– Да.

– Хорошо, – капитан приподнялся на локте. – Есть предположения, что нас ждёт?

– Полагаю, нас пригласили не только ради праздника, сэр.

– Логично, – кивнул Эмерик. – Земляне не славятся щедростью. Думал, устроят смотр или ротацию по Солнечной системе, но не ожидал такой… спешки.

– Командующий Райхерт не любит откладывать дела.

– Или не умеет развлекаться, —добавил капитан. – Что нам о нём известно?

– Кроме того, что он столетие держал в страхе Альфу Центавра? Сведений мало. Отправился туда на корабле «Генезис» подавить бунт колонистов. Они хотели независимости… а Райхерт считал, что ресурсы Альфы Центавра принадлежат Земле. Или лично ему.

– И что он сделал? – интерес Эмерика пересилил усталость.

– Сначала разгромил их флот, – Айзек говорил с лёгким оттенком восхищения. – Затем провёл точечные орбитальные обстрелы, лишив связи и вооружения. После высадил десант на каждую обитаемую экзопланету.

При упоминании орбитальных обстрелов Эмерик непроизвольно сглотнул – однажды ему довелось увидеть, чем заканчивается подобное.

– И это заняло столетие?

– Он справился за несколько лет.

– Несколько лет? – Эмерик хмыкнул. – Значит, либо гений, либо маньяк.

– Статистика склоняется ко второму, – сухо ответил Айзек.

Помощник замолчал, будто анализируя, стоит ли продолжать.

– Тем не менее, – продолжал он. – Райхерт восстановил добычу станций, отстроил инфраструктуру, возобновил поставки в Солнечную систему и создал военные форпосты на окраинах системы.

– И вырастил поколение лояльных Земле людей, – добавил капитан. – Умно. Как он стал главнокомандующим?

– Это сложнее. События произошли задолго до нашего рождения. Пришлю всё, что найду.

Эмерик задумался. Ему исполнилось сто двадцать пять – для обычного человека это глубокая старость, для генетически улучшенного же лишь расцвет сил. Он служил с тридцати лет, сменил десятки кораблей, пока наконец не получил «Вестник» – один из семи уникальных кораблей, равных которому был лишь флагман Рихтера. Получить это кресло считалось высшей честью… Даже если работа, которой приходилось заниматься, не находила отклика в его душе.

– Хорошо, изучу утром, – Эмерик ощутил, как накатывает усталость. – А сейчас дай поспать. Приём вымотал больше, чем погони за контрабандистами.

– Вы просто не умеете развлекаться, – Айзек дразняще повторил его слова.

– А ещё я молчалив и традиционен. Для местных – это преступление.

– Но за него пока не сажают. Доброй ночи, капитан.

Айзек наконец отключился, и Эмерик мог спокойно уснуть. Вот только сон не шел. Легкое хмельное настроение, вызванное парой бокалов вина, сменилось тревожным ожиданием завтрашнего дня. Он лежал, глядя в потолок, где мягко мерцали голографические звезды, и думал о том, что ждет его и его команду. Чистки, о которых говорила та женщина на приеме, новые назначения, а может, и что-то большее. В голове крутились мысли о Рихтере, о его методах, о том, что он может принести с собой.

Эмерик закрыл глаза, стараясь отогнать эти мысли. Но они не уходили, как тени, кружащие в полумраке комнаты. Завтра будет новый день, и он должен быть готов ко всему.

2

Солнце едва поднялось над горизонтом, окрашивая небо в нежные оттенки розового и золотого. Эмерик, несмотря на ранний час, уже добрался до звёздной верфи. Этот архитектурный колосс, возвышавшийся на окраине города, напоминал гигантский монумент. Его асимметричная форма бросала вызов любым канонам: здание вздымалось вверх острыми, словно клинки, гранями, а вытянутые конструкции расходились в стороны, создавая динамичный, почти агрессивный силуэт. Каждый изгиб, каждый угол будто стремился пронзить небо, а зеркальная поверхность стен, отражая первые лучи солнца, переливалась блеском – словно напоминая о технологическом превосходстве человечества.

Размеры верфи подавляли: её шпили терялись в облаках, а основание занимало площадь, сопоставимую с небольшим городом. Здесь, в этих стенах, рождались боевые космические корабли – способные пересекать галактики. Внутри кипела работа: инженеры проектировали новые модели, роботы-сборщики сваривали корпуса, а военные обсуждали стратегии. Тут же, в самом сердце этого металлического левиафана, находился штаб земного командования – место, где принимались решения, от которых зависели судьбы миллионов.

Эмерик, задрав голову, всматривался в острые грани здания. Как символ, – подумал он. Холодный, бескомпромиссный, устремлённый только вперёд. Таким был и прогресс: прекрасный в своей безжалостности.

Эмерик в третий раз пригладил гладкие тёмно-коричневые волосы назад, поправляя воротник белоснежного мундира. Золотые эполеты с двумя звёздами – символ капитана – тяжело давили на плечи, а пояс с блестящим шитьём подчёркивал талию. Пуговицы, отлитые из драгоценного металла, сверкали блеском. Форма, стерильно официальная, будто душила его: ткань натягивалась на плечах, а рукава едва доходили до запястий – наследие плутонианской генетики, с которой не справились даже генные модификации.

Его бледная, почти фарфоровая кожа резко контрастировала с загорелыми лицами землян. Рост в два метра десять сантиметров делал его живым маяком в толпе, а худощавое телосложение, некогда типичное для уроженцев Плутона, теперь скрывалось под искусственно наращенными мышцами. Там, на ледяной окраине системы, люди вытягивались вверх и истончались, словно тени, борясь за выживание в условиях низкой гравитации и вечного дефицита. Но на Земле Эмерик прошёл генную коррекцию – не ради комфорта, а чтобы соответствовать стандартам флота. И всё же в его фигуре угадывалась прежняя угловатость, будто тело бунтовало против навязанного идеала.