Загубленные желаниями

Уверенно объявив о своем намерении и непоколебимости, та развернулась и ушла прочь. Девушки молча, смотрели ей вслед, пока не заговорила Юми.

– Спасибо тебе. Но она права. Я не думала, что будет настолько трудно. Я сделаю так, как сказала Исыль… на следующем испытании…

– Нет. – Строго выпалила Шамила, попутно отмечая то, что ей срочно необходимо увеличить быстроту своего бега. Она решила, что обязательно уточнит у наставника Газодо, который показался добродушным, хоть и строгим на вид человеком, о возможности ее бега вокруг полигона по ночам или ранним утром. – Ты этого не сделаешь…. Пойдем уже. Нужно подумать…

Глава 3

Шамила еще несносным подростком своим упрямым нравом очень часто расстраивала родителей, которые не чаяли в дочери души. Фолкаё желал видеть ее рядом с собой – своей правой рукой, чтобы когда-нибудь передать пост. Он искренне верил в то, что из Шамилы выйдет смелый и справедливый лидер. Но та никогда не желала себе подобного будущего. Вскоре смерть матери и вовсе замкнуло в ней любовь к жизни, омрачила светлую сторону тенью.

Шамила сильно переменилась после побега. Дабы позлить отца, написала в письме, что намерена сбежать «на край земли с любовью всей своей жизни», коим стал ее сосед и друг детства. На самом деле по ее же просьбе юное дарование привело Шамилу в один из трактиров, где облаченная в мужскую одежду внучка свифского лидера, стала случайным свидетелем разговора одной нетрезвой компании военных, среди которых узнала того, кто частенько наведывался в дом отца с доносами и отчетами.

Насколько Шамила тогда понимала, мужчины все поголовно входили в штаб Управления и сейчас обсуждали нечто очень важное в таком малоприметном месте. Друг, что отправился за порциями еды к лавке, долго не возвращался, и Шамила неохотно слушала беседу этих мужчин. Ей был совершенно неинтересен предмет их обсуждения, но не совсем высокопробное «подслушивание» на тот момент являлось единственным способом развлечения.

– Я подумал над тем, что ты сказал мне этим утром, Ба́о. Я не согласен, – спокойно уведомил один из военных, лицо которого нельзя было разглядеть из-за недостаточного освещения. Складывалось впечатление, что свет был нарочно приглушен тяжелым бра, чтобы никого не узнавать.

– Жаль, Ясу́ши, жаль…, – помотал тот, которой сидел к Шамиле махонистой спиной. По безволосой голове и сморщенной широкой шее было несложно догадаться, что мужчине немало лет.

– Мы тебе доверяли…, – вмешался третий собеседник, тяжело вздыхая и заливая в рот макаджин. Лицо этого человека Шамила разглядела хорошо, но «после» девушке никогда не доводилось встретить его вновь. Этому военному было от силы лет сорок. Его неряшливость и пренебрежение простыми правилами этикета вовсю кричали о том, что он точно не состоит в штабе Управления. И нужно было еще разобраться, что вообще среди этих людей делает простой воин.

– Что значит, доверяли? – неестественно засмеялся Ясуши и расслабленно разлегся на спинке своего стула. – Не забывай о моем положении, которое когда-то помогло тебе оказаться там, где находишься, – выставил он указательный палец и направил им в последнего, при этом продолжая широко улыбаться.

– Разумеется, он помнит…, – успокоил его Бао, и Ясуши с хвастливым выражением лица снова самодовольно развалился на стуле. – Простота данного вопроса заключена в том, что важно убедить Орато передать половину власти нам…

– Орато крепко печется за будущее своего пятипалого сынка, нежели за благополучие клана, – включился четвертый военный, личность которого так же было Шамилой не распознано. За исключением лишь его голоса, который тот словно намеренно искажал хрипотцой. – Мамэта не пришлось долго упрашивать – согласился сразу…

– Да Фолкаё – марионетка! Я легко смогу убедить его уговорить отца отписать Управлению половину! – Ясуши явно переусердствовал в своих возможностях, что выставляло его перед остальными буквальным глупцом.

Услышав имя деда и отца, Шамила стала слушать внимательней, но далее так ничего существенного проговорено мужчинами не было – все же те находились не в отдельном помещении, и помимо них в трактире имелись хоть и нетрезвые, но все же посетители. Да и юная особа тогда не имела представления, как нужно действовать. Одним небесам было известно, чего стоило Шамиле удержать себя на месте и не рвануть домой к отцу.

Дабы не привлекать ненужного внимания, она терпеливо ожидала возвращения друга, но тот никак не появлялся. Позже она обнаружит его раненного на полу от клинка какого-то неизвестного пьянчуги, который позарился на сины приметно юного посетителя столь особенного места. Шамила станет свидетелем его смерти от большой потери крови. Именно тогда весь ее рассудок и душу охватит неутолимое чувство великой вины. Глупая затея с побегом станет причиной несчастья в этом злосчастном трактире, которое Шамила так и не сможет себе простить.

Никто не пришёл тогда на помощь. Только хозяин трактира по наводке Шамилы отправил в дом умирающего вестника. А те военные, которых так и не удалось рассмотреть, просто прошли мимо, а свифка так и осталась сидеть рядом с другом с поникшей головой и осознанием того, что случилось невозвратное…

Это было тяжелое время. Родители соседского юноши скорбели по сыну, всякий раз одаривая осуждающим взглядом Шамилу, когда приходилось сталкиваться на улице. Не выходить из дома свифка не могла, потому, как не желала видеться с отцом, который не стал слушать ее рассказы о военных из трактира, а еще позже – просто не поверил. Слишком сильно его тогда возмутило решение дочери сбежать из дома. Усталость от выходок Шамилы и недоверие просто перевесили чашу весов его терпения.

Через пару дней в штабе объявят об исчезновении того самого Ясуши, а еще через месяц найдут его тело недалеко от границы с гунънами. К тому времени Шамила уже принимает важное решение понять суть и цель разговора этих людей. Ее жалкие «поиски» не приносят успеха: Фолкаё не желал прислушиваться, вдобавок приставил охрану и запретил покидать дом. Единственный, кто отозвался – был Батис. Услышав историю о военных в трактире, Советник тут же отозвался с пониманием, чего Шамила совершенно не ожидала.

– Я верю тебе… И это ни в коем случае нельзя оставлять без внимания! В Управлении появился гнусный предатель, и нужно выяснить, кто это – предотвратить нечто ужасное! – Батис был встревожен.

– Я готова помочь! Что я могу сделать?! – Шамила была воодушевлена тем, что, наконец, нашла человека, который услышал ее. И не простой человек, а сам Советник свифского Главнокомандующего, который за немалые годы жизни, бесспорно, успел нажить крепкие и нужные связи.

– Боюсь, дело серьезное, и понадобится много времени…, – удрученно вздохнул мужчина.

– Я понимаю! Пожалуйста, позвольте мне быть рядом! И необходимо все рассказать дедушке! – ее глаза созерцали ожидание и надежду. Теперь-то и Орато, и Фолкаё могли поверить ей.

– Всё не так просто, дочь моя, тяжело выдохнул советник. – Важно не спугнуть врага. Нужно действовать осторожно и умело. А что касается твоего дедушки – я донесу ему об этом сам. Но важно, чтобы он узнал это от меня.

– Я понимаю, – с присущей нетерпимостью подростка кивала она головой на каждое твердое слово Батиса. – Он разочарован во мне, я знаю. Но я готова взять на себя ответственность!

– Дай немного подумать, и я расскажу тебе, что нужно делать…

* * *

Группа с изображенным следом от когтей почитаемого гунънами зверя на нагрудных монетах каждого ее воспитанника, после стирки одежды почти двухсот учеников опоздала на занятие философии.

– Разрешите занять учебные места? – вежливо и виновато попросил Гердеро у наставника, что стояла за красивой резной ширмой, обставленной стопками книг.

– Я донесу до Военачальника об этом недопустимом случае, – протянул нежный, но при этом строгий женский голос. К ученикам грациозно выплыла фигура красивой молодой женщины – той самой наставницы с полигона, которая покорила сердце безнадежно влюбившегося Ханга, и возможно, еще многих воспитанников Лиги.

Каждый наставник помимо патронируемой группы проводил занятия по определенным дисциплинам. Обучение философии было доверено Анне, практиковавшая и другие гуманитарные науки.

Ханг и вовсе застыл на входе, увидев ту, что снилась по ночам вплоть до вынужденного пробуждения. Вовсе не замечая того, как обратил своим оцепенением всеобщее внимание, молодой гунън так и простоял у порога, пока из этого состояния его не вывел строгий приказ наставницы «срочно прийти в себя». Затем дождавшись, пока все окончательно усядутся, она начала знакомство.

– Меня зовут Анна. Весь этот год я буду проводить беседы о понятии бытия и познании мира: как это происходило до разрушения старого мира и после его перерождения в Адияко. Прошу относиться к посещаемости с особым трепетом, ибо я хороша только внешне, а внутри меня – всегда наготове беспощадная магма гнева на тот случай, если кто-то захочет схитрить и несправедливо заработать мое снисхождение на итоговых проверочных испытаниях, – просто отметила она. – Я не терплю опозданий, – строго взглянула она на Гердеро. – И всякого рода глупостей, – перевела взгляд на Ханга, который завороженно вслушивался в каждое ее слово. Ее волосы были распущены и аккуратно собраны за левым ухом, на котором располагались несколько полуколец. На плечах лежала военная куртка, из-под которой вздымалась красивая округлая грудь, а на тончайшей талии над широкими наливными бедрами был натянут пояс. – В этой группе есть уроженка свифского клана. Попрошу этого человека встать.

Шамила медленно поднялась с места и с почтением поклонилась.

– Уже наслышана о твоем подвиге, – отметила Анна, оглядев девушку с ног до головы. – Очень важно помнить о тех, кто рядом и хотя бы приблизительно желает Вам добра. Присаживайся, – доброжелательно попросила она. – Что ж, предлагаю начать занятие. И первое, о чем мы поговорим сегодня – это… о войне. Но для начала об истоках!

Она дождалась внимания каждого и продолжила.

– Адияко – то, что осталось от старого мира, большую часть которого занимала вода, а остальную – континенты и острова. Богатый на ископаемые мир заселяли миллионы жителей многочисленных рас, а разновидностей животных было и то больше. К сожалению, после столкновения с огромной глыбой, упавшей с неба, наш мир раскололся и был выброшен в «тень». Большая часть людей истребилась от огня и воды. Неизвестно, осталось ли что-нибудь от неведомой части мира, но выжила та, в которой имеем счастье жить мы с вами. Трудно предполагать, удивляло ли наших предков разнообразие оттенков небесного купола Адияко, но, наверняка, вдохновляло бы на создание прекрасных картин, музыки и стихов. Уверена, многие согласятся со мной… Итак… Война! Кто-нибудь может дать определение этому слову? – обратилась она ко всем. – Что есть война?

– Поединок! – выкрикнул Ханг, внимательно следивший за каждым ее жестом.

– Гм…. Обоснуй…, – попросила она, одновременно оценив и внешность ученика, и смелость, что редко заставляла так быстро отвечать на заданные вопросы, ну и, наконец, проявленное невежество.

Ханг немного заробел, но быстро нашел ответ:

– Война – это столкновение, несущее насилие и смерть.

– О любви порой можно сказать то же самое, – невзначай тут же дополнила его наставница, чем вызвала улыбку воспитанников. – Поединок – это скорее мера способностей воина…, – протянула она. – Именно в поединке человек проявляет пределы своих возможностей…

– Как и в любви…, – теперь перебил ее Ханг, от чего Анна «поощрила» его задумчивым прищуром. Но продолжила, оставив отклик без внимания.

– Война – сложное явление. Она проста на первый взгляд внешне, но совершенно противоречива изнутри. Ломает всё основательно, но превозносит того, кто сможет подняться. Война избирает победителей и жертв, и часто не по способностям, а по силе духа. Ведь зачастую врага можно напугать не собой, а истинным воином внутри себя. Возьмем, к примеру, поражение вашей группы на ночных испытаниях.

Стоило напомнить об этом событии, как вся группа опустила головы.

– Ну что вы…. Это ваше первое испытание и далеко не первое поражение, – улыбнулась Анна. – Столкновение сомнений внутри себя смогла обуздать только она, – указала она на Шамилу, тут же смутившуюся от того, как на нее покосился Гердеро, вызвав ее недовольство и неловкость – В бою важно сосредоточиться на возможностях, а не на препятствии. И в бою всегда лучше действовать, чем отвечать на действия.

Вслушиваясь в поток ее мыслей, группа застыла в раздумьях. Каждый пытался принять сказанное и сделать некий важный для себя вывод, но Анна тут же огрела всех холодным замечанием:

– Вот так сидя с пустотой в глазах, вы точно не доберетесь до выпускного года… Записываем, господа, записываем!

Новобранцы зашелестели листами и стали быстро начеркивать слова за словами по повторной указке, и с каждой фразой открывая для себя что-то новое.

Судя по заинтересованным лицам, занятия по философии никто пропускать однозначно не будет. Ханг точно решил, что философия – отныне самая важная дисциплина.

* * *

– Напомни, что тебе тогда удалось узнать о родных Хатисай?

– Ну, про учителя Фаццо ты знаешь. А вот о местонахождении Айри последние шесть лет ничего известно не было. За исключением того, что после ее отъезда в Ти из Миццу в сопровождении военных, домой она больше не возвращалась. Среди заключенных в тюрьме Ти она не наблюдается. Но тайный источник сообщил, что в числе «тяжелых» болезненных узников имеется пожилая лежачая женщина, имя которой никому неизвестно. Вероятность, что это Айри ничтожно мала. Больше ничего по матери Хатисай нет.

– А их соседи: Кири и ее мать?

– Мать Кири живет там же, и отвечала на вопросы неохотно, и ничего вразумительного не сообщила. Об Айри якобы ничего не знает.

– Гм…, – хмыкнул Амгул. – Как приняли свифских новобранцев? – сменил он вдруг русло разговора.

– Без изысков и объятий, но мирно…, – выдохнул, наконец, Газодо.

– Их разделили?

– Разумеется.

– Хорошо. – Амгул давно ждал Газодо. Друзья не виделись довольно долго: с тех пор, как Газодо приступил к обязанностям наставника в Лиге. Амгул хоть и был доволен занятостью друга, но тяготился по простому понимающему молчанию Газодо. Встречались в основном в его доме. В здании Управления на подобные темы говорить было небезопасно. – Лазутчики оповестили о чем-нибудь полезном?

– У Фолкаё, кажется, такие же недопонимания с Управлением.

– С чего вдруг? – ухмыльнулся гунън. – Фолкаё – порядочный малый… Его клану жить да радоваться имению такого лидера…

– Его дочь была замешана в какой-то сомнительной истории. Не раз ее видели в компании бродячих псов. На свифской земле они не столь осторожны, нежели на нашей.

– Забавное дело…, – довольно протянул Амгул и вальяжно расселся на софе своей гостиной.

– Что забавного? – одновременно отпивая макаджин, Газодо по-свойски наигранно удивился.

– Забавно то, что бродячие псы управляются кем-то могущественным и влиятельным.

– Мятежи требуют постоянных вложений…

– Именно.

– Что ты хочешь этим сказать?

– А то, что неизвестная крыса так и продолжает хозяйничать в моем чулане. И у этой крысы крепкие связи со свифами, – лидер говорил и улыбался тому, что говорил.

– Думаешь, Фолкаё замешан в этом?

– Фолкаё, при всех своих достоинствах – всё же не Орато, но… кто его знает… Что за работы ведутся в шатрах у Толо?

– Сали́к говорит, что выделил большие сины на выращивание новых сортов для посевных.

– Перед самым Акридом? Не успел в сезон Конваларии?

– Хочет развернуть огромные теплицы. А перед Акридом – это для того, чтобы оценить живучесть сортов. Мне передали пробы – ничего необычного – действительно семена.

– А для чего столько лагерей для этого? Он ведь не один.

– По словам Салика: наблюдают за ветрами и дождями: как те повлияют на урожайность.

– Гм, – Амгул немного помолчал. – Предупреди Тоица, чтобы в Лиге тебя заменили на несколько дней – ты будешь нужен мне, – оживленно вскочил с места и отошел к стеллажу с книгами.

– Для чего? – недоуменно и спокойно поинтересовался друг.

– Мы едем в гости в Ти, – подмигнул ему загадочно Амгул.

* * *

– Завтра же отправишься в Чоккон…

– Наконец-то…, – с хрипом грубо выдохнул собеседник.

Мужчины находились на заросшей травой арене, чьи стены стали разваливаться еще несколько десятилетий назад. Здесь было пустынно, но достаточно живописно. Неподалеку виднелись размытые туманом очертания Толо, подножие которой было окаймлено потускневшей зеленью лесов. А пудровый беж небесной лосы́ докучливо напоминало о царствовании Асафетидного сезона.

Пожилой мужчина с неизменной махонистой спиной и широкой шеей стоял, сомкнув за спиной руки в непривычной для себя одежде, и смотрел далеко перед собой. Так было нужно для секретности во время подобных встреч. Тот самый Бао из трактира редко заменял военное обличие повседневным одеянием горожан, от того испытывал крайнее неудобство всякий раз, когда приходилось это делать.

Окружающая обстановка приводила его в покой, но манеры собеседника раздражали настолько, что тот не мог не отметить это при каждой встрече.

– Пора бы избавиться от привычки изображать хрипящую собаку!

– Я не выходил в свет со смерти Ясуши, Бао. Кто меня узнает? Да и свыкся…

– Отвыкай, Шуи́чи! – грубо оборвал его мужчина, по чьему тону было предельно ясно, каково его истинное влияние. – Дело обрастает всё новыми затруднениями, а продвижения подобны саламандровым хвостам – отваливаются, стоит только достичь мелочной цели. Если б я знал раньше, кто из гунънов доносил на Мамэта, то не Орато бы пользовался содействием Нарана, а я … Кто ж знал…

В руки Бао довольно-таки недавно попали сведения, доказывающие то, что именно Наран осведомлял покойного Орато важными подробностями, и это его крепко разозлило.

– Ты говорил с Джу́ном?

– Да, он готов, – постарался Шуичи ответить обычной – родной манерой, чтобы больше не выводить того, к кому испытывал страх.

– Избавиться от девчонки следует, как можно осторожно и без свидетелей. Торопиться не нужно, но и затягивать будет небезопасно…, – продолжил Бао. Его безволосый и, покрытый старческими пятнами затылок, обдавало прохладой, от чего он позволял себе горбить спину, таким образом, пытаясь сохранить внутреннее тепло. – С этой занозой пора покончить…

– Если б еще тогда ты прислушался ко мне и приказал в суматохе покончить с Фолкаё, а не отрубить ему какую-нибудь конечность, не пришлось бы сейчас тратить время на сопливых учеников-детишек из гунъновой Лиги.

– Тогда поступить иначе мы не могли…, – резко оборвал его старик. – Всему своё время…

Бао являлся управленцем «поварни», связанной с «бродячими псами». В этом он и ощущал свое могущество, и каким бы он не казался доброжелательным пожилым человеком, сочувствием и человеколюбием не обладал вовсе.

Для того, чтобы разобраться в причинах его одержимости, будет верным отсчитать время, когда Бао еще не был рожден в Адияко. Этот человек – потомок достаточно древнего и богатого рода, занимавшегося просвещением. Война отобрала у его семьи возможность жить безбедной жизнью. Провинция, в которой Бао родился и дорос до десяти лет, нещадно сожгли гунъны, истребив почти всех жителей. Бао и десятку таких же, как он, детям удалось спастись. По неизведанным для врага тропам, они сумели добраться до столицы. Тогдашний лидер – отец Орато – распорядился, чтобы сирот распределили на местную фабрику рабочими, где каждому предоставили кров и пищу.

Время детства Бао было тяжелым. Будучи ребенком, ему приходилось трудиться целыми днями, не имея возможности полноценно высыпаться. Никто не сожалел им, ибо все были наравне. Так уж сложилось, что фабрикой владел не совсем благочестивый и весьма невежественный свиф. Несмотря на то, что родился в клане, прославленном открытиями, образованием и стремлением применять знания во благо людей, подобной чуткостью наделен не был. Напротив, всячески принижал ученых, считая их заносчивыми мечтателями.

С тех пор, как до него дошли слухи, что среди сирот имеется мальчик из семьи знатного ученого и богатого рода, раз и навсегда определил его мишенью для укоров и насмешек. Бао и так подвергался тяжелому недетскому труду. А остальные сверстники под страхом наказания перед хозяином фабрики вынужденно усложняли ему жизнь, всячески издеваясь над «братом по несчастью».

Однажды, в одно красивейшее утро сезона Равновесия юному Бао удалось сбежать. На окраине Ти пришлось задержаться, так как большое количество людей в военных мундирах находилось именно там. Это были не обычные военные в затоптанной обуви и заштопанных запыленных куртках, а статные представители Управления в солидно выкроенной и чистой одежде. Вели мужчины себя спокойно, словно и не было войны. Бао, незнавший мирной жизни, вдруг понял, что и в военное время можно жить полноценно, а не коротать дни в бесконечных ожиданиях чего-то лучшего.

Тогда Бао дал себе слово, что обязательно выберется из этой «ямы». Понял, что нужны сины, чтобы попасть на службу и во что бы то ни стало, стать частью того самого Управления, в котором служили эти – как ему тогда показалось – подлинно управлявшие войной люди. Уже тогда юный Бао сделал вывод, что силен тот, кто имеет власть. А власть однозначно кроется в знании и умении этими знаниями управлять.

Там же – на границе истощенного мальчишку приютила пожилая бездетная семья с достаточно немалым сбережением. Пытливый ум и находчивость помогли Бао с легкостью учиться в школе в местной провинции и с помощью наследства после смерти приемных родителей перебраться в столицу и поступить на работу в городскую казарму обычным смотрителем. Как-то он удачно проявил себя перед военачальником той казармы, и его определили писарем. А война затем сделала так, что после ухода военачальника на его место утвердили Бао.

Уже став зрелым мужчиной, он осознал еще одно правило: могущественен тот, кто управляет имеющейся властью. И никто, и ничего не переубедило его с тех пор. Совсем скоро появились сторонники, и с годами его окружение все больше обрастало желающими изменить внутриклановый строй.

Бао стал тем человеком, который имел определенное влияние на Управления обоих кланов. С Дугаром – председателем Управления Ти – его связывала договоренность; с Сали́ком – председателем Управления Чоккон – соглашение. И там, и здесь он имел защиту и пособничество.

«Всему свое время» – это выражение стало некоторым уставом жизни. Служило ли оно успокоением или оправданием, а, вероятно, и тем, и другим – неизвестно, но повторял он его всякий раз, как возникало спорное убеждение или образовывалась ситуация, в которой причины и следствия не выстраивались в очевидную логику событий.

– Смерть девчонки станет прекрасной причиной начала новой войны. Будь внимателен, Шуичи. Не оплошай.

* * *

Перед трапезной появилось свободное время, и по заблаговременной договоренности Моцо, Тирид и Шамила встретились под переходным мостом между зданиями. Здесь было более менее спокойно, и никто не мог подслушивать их разговор.

Погода с утра не благоволила теплом, поэтому на воспитанников по обыкновению были накинуты куртки.

– Что у тебя? – Шамила сегодня выглядела сурово. Даже Моцо грубым характером и прямолинейностью почувствовал ее негодование.

– Ничего. Меня стараются избегать.

– Я бы тоже избегал тебя, – подшутил, пребывающий почти всегда в хорошем настроении Тирид. – Вообще-то я надеялся, что в первый же день ввяжешься с кем-нибудь в драку. Но прошел очередной оборот полного дня, а Моцо еще не размял свои кулаки об чью-нибудь физиономию.

Моцо в ответ лишь буркнул. А Шамила задумчиво сидела под невысоким калиновым деревцем.

– Что это было на испытании ночью? – теперь вопросы были к Шамиле.

– Юми слепнет, когда испытывает сильные чувства. Пришлось подсобить.

Теперь о «своём» задумался Моцо.

– Рассчитываешь на помощь в нужный момент? – предположил недоверчивый во всем однокланец.

– Она увлекается военной историей. Думаю, совсем скоро подружится с работниками Читальни. А там, возможно, удастся выйти на того, кто укажет на хранилище с описями.

– Так ли уж и нужна эта Юми? Сама не пробовала выписать сверток?

– Да пробовала… Не всё положено выдавать свифам из гунъновой Читальни…

– Неплохо…, – с воодушевлением отметил Тирид план однокланки.

– У нас есть время, – Шамила же не выглядела столь восторженной, нежели ее друг.

Пребывание в Лиге и для свифки стало нелегким делом. Но она имела определенные указания от Батиса – ее интересовало хранилище с описями, где под надзором работников Читальни содержались вырезки, уставные публикации, значимые во время войны нововведения в виде сводов правил, событийные архивы и описи-схемы столичных построек. Последнее и являлось первостепенной причиной прибытия в Лигу свифских новобранцев.