Медвежья дочь: Проклятие богини Судеб

Чародей недобро сощурился. Мужик испуганно вытаращился и затряс головой.

– Мокошью клянусь, не подсматривал. Что ты! Что ты! Я малину собирал да грибы пошли после дождичка. Перун батюшка благословил на доброе дело. Больно нужно мне за молодыми смотреть. Чай не родственники.

Яр выпустил ворот рубахи мужичка и подсунул ему под нос кулак с изодранными костяшками после недавней драки.

– Еще раз рот свой откроешь, зубы пересчитаю. Мог бы бросить тебя там под кустом, но тащу в лекарскую избу на себе. Будь благодарен, дед, – пригрозил чародей. – И девку не тронь. Скажешь, в случае чего, что я виноват. С кабаном спутал.

Мужик, забыв про стрелу в бедре, взвился, обиженно выпятив нижнюю губу.

– Меня, по-твоему, с кабаном так легко спутать?

Яр фыркнул.

– Разве нет? Вон упитанный какой, чем не кабан. Ну-ка, похрюкай.

Рада засмеялась. Чародей оглянулся на нее и улыбнулся, жестом показывая, что беспокоиться не о чем.

– Я тебе похрюкаю, – пробубнил мужичок, исподлобья поглядывая на Яра, но больше в спор не вступал.

Когда они дошли до ворот, солнце коснулось уже макушек сосен на западе. В небе плыли фиолетовые облака. Потихоньку сгущались сумерки. Над высокой травой стелился туман и казалось, что скрывается под ним нечто злое и опасное, готовое испить крови неосторожного путника.

В посад они вошли без лишних вопросов. Стража даже спрашивать не стала у мужика, где он шальную стрелу поймал. Лица воинов были серьезными, взоры устремлены вдаль, высматривая затаившегося врага.

Вдали возвышался княжеский детинец, огороженный рвом и крепкими стенами. Рада смотрела на него, и он казался ей таким же недостижимым, как сама Правь, хотя почти два лунных оборота назад она жила в таких же неприступных стенах и не знала ни о какой нечисти, чародеях и о волшебных зверях, что с ней теперь разговаривают.

Несколько больших лекарских изб находились на главной широкой улице Купецка. Выглядели срубы опрятно, добротно.

Они остановились посередине дороги, размышляя в какую избу отвести неудачливого мужичка. Тот вроде поутих, перестал кряхтеть, разве что лоб блестел от пота.

Позади них раздался топот копыт. От главных ворот посада неслись всадники. Развивались плащи, блестела кольчуга.

– Разойдись, княжич едет! – кричали воины, что скакали первыми, разгоняя зевак.

Рада едва успела отойти на обочину, как мимо них пронесся отряд дружинников. В центре колонны девушка заметила княжича Ростислава. С их последней встречи он возмужал, окреп и напоминал молодого бога Ярилу в сияющих доспехах.

Девицы, стоявшие рядом с Радой, зашептались, захихикали при виде красавцев-воинов.

Мужик, до этого притихший, вдруг ожил и заголосил на всю улицу, привлекая к себе внимания толпившегося люда и дружинников.

– Княжич! Княжич, смилуйся, устреми свои ясны очи на простого смерда. Врага впустил в наш славный град…

Яр пытался зажать ему рот рукой, но мужик прокусил чародею палец и вырвался вперед, чуть не попав под копыта испуганных лошадей.

Дружинники нахмурились, осадили коней и уставились на голосящего холопа, что повалился в дорожную пыль и бил лбом о землю, позабыв о больной ноге.

– Не гневайтесь, велите слово молвить, – причитал он.

Рада увидела, что Ростислав неторопливо приближается к ним на белом красивом скакуне и спряталась за Ласточкой, делая вид, что расправляет спутавшуюся гриву.

– Чего тебе, мужик? – обратился княжич, глядя на мужика свысока.

Темные глаза смотрели строго, испытывающе.

– Да вот подстрелили меня сегодня, – не поднимая головы, жаловался мужичок. – Вот этот гад с разбойничьей мордой и девкой своей убить меня хотели…

– Враки все это, – вышел вперед Яр. – Охотились мы. Думал, кабан шуршит в кустах. Выстрелил, а там этот негораздок чего-то вынюхивал. Кто знает, может, он враг?

Княжич, узнав чародея, усмехнулся.

– Эй, мужик, ты знаешь, как говорят в Империи? – Ростислав жестом велел дружинникам поднять нерадивого смутьяна. – Молчание – золото.

– Но я ж…Я хотел…Все для князя… – мужичок растерялся, пыл сошел на нет.

Ростислав спешился, подошел к Яру и похлопал того по плечу.

– Знаешь ли кто этот человек с разбойничьей мордой?

Мужик замотал головой так сильно, что казалось, она отскочит прямиком на дорогу.

– Охотник на нечисть, – заявил Ростислав. – Он защищает наши земли от врагов и всякой падали, а ты на него клевещешь?

– Да ни разу в жизни, княже, – смутился мужик, с опаской поглядывая на дружинников и на Яра. – Девка это все. Она стрелу выпустила. Тот добрый человек чуть ли не на руках меня нес. Девка. Она подшутить решила.

– И где твоя девка? – спросил Ростислав.

– Да вон, за лошадью скрылась. Стыдно небось, паршивке, – тыча толстым пальцем, нажаловался мужичок.

Яр замахнулся кулаком на пустомелю, тот вжал голову в плечи, пряча лицо за руками.

– Стой, чародей, – остановил его Ростислав. – Виновница, может, покажешься.

Рада вздохнула и вышла из своего укрытия. Встала рядом с Яром и дерзко взглянула на княжича. Чего теперь страшиться? Сейчас он признает в ней проклятую княжну и запрет в подземельях детинца.

– Рада? – Ростислав уставился на девушку так, будто мертвеца увидел. Его лицо мгновенно переменилось, проступила юношеская мягкость, которую Рада помнила, лед в глазах растаял, в них затеплилась радость, удивление. – Ты ли это, княжна?

– Кто ж еще, – ответила девушка. – Не морок.

Ростислав ошарашенно продолжал смотреть на нее. На губах появилась робкая улыбка. Он было дернулся к ней, чтобы обнять, как старого друга, но вовремя остановился, вспомнив о любопытной толпе.

– Слышал я, что стряслось в Славолеске. – Княжич собрался, запрятал мальчишескую радость за маской высокомерия. – Недобрые слухи ходят о тебе, княжна славолеская.

– Мало ли что говорят, да всего не переслушаешь, княже, – Рада поняла, к чему он ведет. Хочет уличить ее в смерти князя Володара.

Ростислав кивнул. Принял ответ.

– Что ж, Рада, будь гостьей в моем славном граде. Где ты остановилась? Этот чародей с тобой?

– Много вопросов, Ростислав. – Девушка преобразилась. Куда подевалась запуганная, смешная девчонка, блуждающая по лесам. Перед всеми предстала княжна – статная, несмотря на простую одежу, с непроницаемым взглядом и властностью. – Да не для всех ушей ответы. Хочешь поговорить, найдешь меня. Я не прячусь ни от кого.

Яр поразился скорой перемене. Такой девице грех не прислуживать, хоть в ноги теперь падай.

Чародею стало горько от мысли, что Рада не пара ему, охотнику, из далекого закрытого ото всех Чарогорья. Как он смел потешаться над ней, забыв о том, что она княжна, пускай и ненастоящая, но все же воспитание никуда не денешь. Как посмел желать ее?

Ростислав кивнул, бросил на Раду последний взгляд и оседлал коня.

– Я найду тебя, княжна славолеская. Не сомневайся.

Он ударил жеребца по бокам, животное встало на дыбы.

– Домой, – скомандовал княжич, и отряд продолжил свой путь до княжеских стен детинца.

Про мужика все забыли. Люди потихоньку расходились, перешептывались и с настороженностью посматривали на Раду.

– Почему ты не сказала, что знаешь Ростислава? – накинулся на девушку Яр.

Рада пожала плечами.

– Что бы это изменило, Яр? – она повернулась к чародею. – Я не княжна, а чудовище. Слышал, что он сказал? Слухи обо мне дурные ходят. Скорей всего, меня выставили виновной в смерти князя.

Яр схватил девушку за плечи и заглянул ей в глаза. Они были пустыми или прятали страх с болью где-то глубоко, на самом дне.

– Княжич не сделает тебе ничего плохо, – выпалил чародей. – Мы не отдадим тебя без боя.

Рада с сомнением посмотрела на Яра, поражаясь тому, что он тревожился о ней. Неужели проявилась истинная личина чародея-грубияна? Он волнуется?

– С чего бы такая забота? Я же тебе поперек горла встала, как рыбья кость?

– Забыла? Нас связали золотые нити, и мы должны изменить что-то в этом мире. Я уверен, что боги защитят тебя, потому что ты им нужна. Не зря наш путь прошел через Купецк. Может, здесь есть ответы на вопросы? Не унывай раньше времени, медведица.

Иван стоял на базаре возле прилавка с травами, выискивая редкие виды. Их с Трояном приняли в лекарскую избу. Правда, его чин едва ли дотягивал до лекарского, скорее помощник, мальчик на побегушках.

Иван не жаловался. Он любил заниматься сбором трав, проводить обряды, чтобы отогнать хворь или беса от больного, зашептать кровь или прикосновением успокоить тревогу, забрать чужую боль. Последней способностью колдун старался не пользоваться, ему и своей боли хватало.

После драки с чародеем, он чувствовал себя иначе – возмужавшим, словно Яр крепким ударом смел маску бесхребетного юнца.

Иван гордился тем, что заступился за девчонку, не смолчал. Даже жаль, что Троян исцелил раны, не оставив ни одного шрама на память об этом событии.

Он перебирал склянки с зачарованной жидкостью. Снадобье, где плавала змеиная голова в болотной жиже, помогало избавиться от стеснения, также наделяла испившего хитростью.

– Полезная штука, – решил Иван. – Может, пригодится.

– Девицу стесняешься на сеновал позвать? – подмигнул торговец. Высокий и тощий, как жердь, старик с кожаной повязкой на голове начал перебирать бутылочки, придирчиво рассматривая их, видимо, что-то выискивая. – Вот это отменная вещь.

Торговец положил в руки Ивана грязную, пыльную склянку. Колдун провел пальцем по стеклу, чтобы разглядеть содержимое. В прозрачном настое плавала пестрая бабочка. Черный кант обрамлял изящные крылья. Окраска менялась в зависимости от света. Рыжий перетекал в бордовый, бордовый в черный, черный в синий. Странная бабочка.

– Что это? – насторожился Иван.

– Прямиком из самой Империи зелье. Называется огненная лихомань, – ответил старик. – Свойства у нее необычайные. Приворожит любую девицу и убьет соперника.

– То есть как? Как это зелье понимает, кого влюбить, а кого убить? – не понял Иван. – Чепуха какая-то.

Он хотел было вернуть бутылёк торговцу, но тот остановил его.

– Бабочка чувствует намерения человека. Хочешь влюбить – подумай о дорогой сердцу девице, и вода станет бирюзовой. Захочешь убить – жижа станет вязкой и алой, как кровь. Потом подлей ее в напиток или в еду и пожинай плоды.

– Зачем ты мне его отдаешь? – с подозрением спросил Иван. – Подвох есть?

Глаза торговца стали стеклянными. Он смотрел словно сквозь колдуна.

– Человек считает, что совершает выбор сам, но выбор уже давно сделали боги. Все предрешено. Любовь или смерть? Смерть или любовь? Выбор сделан,– хрипло произнес старик.

– О чем ты говоришь? – Иван вплотную подошел к прилавку, вглядываясь в старика.

Он захотел швырнуть проклятую склянку с бабочкой куда подальше и побыстрее уйти с базара к Трояну. Разжечь травы, забыть этот кошмар. Но кто-то положил руку на его плечо.

– Здравствуй, мальчик, – прошептал знакомый женский голос, иглами впившийся в душу.

– Богиня? – Колдун, не оборачиваясь, знал, что это она. – Что тебе нужно? Как ты здесь оказалась?

Он все-таки рискнул взглянуть на нее.

Мокошь скрыла истинное лицо. Она предстала перед ним в облике обычной женщины в сером потертом плаще. Такую и рассматривать не станешь, просто не заметишь в толпе.

– Боги ходят среди людей, – усмехнулась Мокошь, повторяя слова Трояна, когда они всей компанией прибыли в Купецк.

– Нас могут услышать, – понизил голос Иван и тут понял, что суета на базаре смолкла.

Купцы, смерды, стража, животные – все оцепенели, как замороженные. Крупная рыбина, выпрыгнувшая из бочки, застыла в полете. В полуденном солнце ослепительно мерцал ее мокрый чешуйчатый бок. Дерущиеся петухи остекленели с раскинутыми в полете крыльями и даже перья, разлетевшиеся в разные стороны, замерли в воздухе.

Колдун оторопел. Никогда ему не доводилось зреть ворожбу времени.

– Что это за глумы со снадобьем? – решил спросить Иван, когда пришел в себя. – О каком выборе ты говоришь?

Мокошь рассмеялась. Ее смех звонкими бусами рассыпался по земле. Во рту у колдуна пересохло.

– Любовь или смерть? Что ты выберешь, Ванюша? – Она склонила голову по-птичьи в бок и загадочно улыбнулась, от чего у Ивана пробежал холодок по спине.

– Я знаю, что ты прикипел к проклятой девчонке. Твое сердце так сладко стучит,– богиня подошла к колдуну и склонила голову к его груди, прикрыв глаза. – Так сладко, – прошептала она. – Любовь прекрасна, но она порой бывает злой и укусит больнее волка. Не боишься?

– Не боюсь, – неуверенно пробормотал Иван.

Загадки Мокоши загоняли в угол.

– Рассказать тебе побольше о золотых нитях? Я слышу, что ты постоянно думаешь о них. Почему княжна и чародей связаны ими? – продолжая прижиматься к нему, спросила богиня и, не дождавшись ответа, начала рассказ: – Было это давно, Ванюш. Мир тогда только родился. Боги создали людей. Любили их, дарили всевозможные блага, прося лишь об одном у них – не забывать про требы.

Человек хуже зверя. Оскотинился, обленился. Лежали князья в своих палатах, гнили от безделья. Народ, глядя на своего правителя, тоже стал забывать о богах. Жрал да спал. Пшеница боле не колосилась в полях, коровы не давали молока, и даже воздух стал дурным и тяжелым.

Хотели они лишь одного – убивать ближнего своего. У соседа дом богатый, хлеб вкуснее, жена краше. Вместо того, чтобы славить богов и жить по справедливости, они избрали один путь – зла. И расползлось оно от края до края земли, пробудило нечисть. Полилась кровь.

Нужно было что-то менять. Думали боги, как исцелить мир от зла и придумали – спрясть золотые нити.

Прикладывала я их к разным судьбам, пока не нашелся человек с чистыми помыслами, что желал спасти людей и княжество от смуты. Соединились нити с его сердцем, а от его сердца нашли они другие светлые души, наполненные любовью и добром. Так уничтожили они темную заразу, принесли в княжества веды Рода, Сварога и Перуна и вернулась благодать к людям.

Только время от времени просачивается зло в этот мир и ищут боги тех, кто изменит его к лучшему, чтобы установленный порядок не нарушался.

– А как же ненависть? Ведь нити могут объединить злые сердца? – вспомнил Иван слова Трояна. – Для чего?

Мокошь отстранилась. Серьезно взглянула на него.

– Это уже Морана постаралась. Она пробралась к моим золотым нитям и искрой, высеченной с ее серпа, очернила их. Ей нужны смерти. Чем их больше, тем сильнее богиня становится.

Ненависть тоже меняет судьбы, только ведет к одному концу – смерти и разрушению. Из-за этого нити стали переменчивыми. Питаются они либо любовью, либо смертью. И разный исход может быть, потому что именно золотые нити неподвластны богам.

– Значит, Рада может не полюбить чародея? И тогда я… – Иван разволновался, охваченный призрачной надеждой завладеть девушкой.

– Нет,– отрезала Мокошь. – Они либо полюбят друг друга, либо умрут. Разойтись они боле не смогут.

– Зачем мы все тебе нужны? – сорвался Иван, вцепившись в Мокошь. – Почему я должен стать предателем и отвести девчонку в Навь? Как я понимаю, у нее есть защитник. Для чего нужен я?

– Ты ключ, – изрекла богиня.

– Я ничего не понимаю, – сдался колдун, оседая на землю. – Ничего.

Мокошь скинула капюшон с головы. Она провела пальцами по чужом лицу, словно стягивая невидимую паутину, и предстала перед юношей во всем своем величии.

– Поймешь, – оскалилась богиня. – Предай проклятую княжну.

– Тогда чародей убьет меня, – набравшись смелости, заспорил Иван. – Я хочу уйти. Хочу жить.

Мокошь склонилась, сжала пальцами подбородок колдуна и заставила смотреть ей в глаза.

– Ты сделаешь все, что я прикажу. Это твоя судьба. Ты ключ,– прошипела богиня и растворилась в воздухе.

Звуки хлынули на Ивана со всех сторон. Заскрипели телеги, кричали зазывалы, смеялись дети. Жизнь помчалась дальше и никому бы в голову не пришла мысль, что сейчас здесь была сама Мокошь.

«Любовь или смерть. Смерть или любовь».

Иван не знал для чего ему этот выбор, но чувствовал, что в любви он проиграл.

Тогда смерть.

Глава 17

Белослав расположился в жестком деревянном кресле в книжной клети. Перед ним на столе были разбросаны ветхие свитки с почти выцветшими письменами, клочки бересты с записями чужих туманных размышлений да пара древних талмудов, на которых блестели медные застежки. На одной из них от сырости появились следы ржавчины. Обложки книг были потертыми, с замятыми краями. Кое-где страницы прогрызли мыши. На одной из книг остались следы пальцев Белослава, которые случайно коснулись пыли и смазали ее.

Ни одного упоминания о подземелье и ни намека на карту. Она должна быть, ведь у каждого князя имелись в тереме тайные ходы, чтобы в случае опасности незаметно покинуть осажденные стены и спастись.

Белослав подпер голову кулаком и постукивал пальцами по дубовой столешнице, словно надеялся, что этот ритм поможет привести мысли в порядок. Он перевел усталый взгляд на догоравшую лучину – единственный источник света в этой комнате – и вздохнул.

За окном не умолкал летний ливень. Створки узкого окна поскрипывали на ветру и монотонный звук убаюкивал нового князя Славолеска, не давал сосредоточиться. Тело подсказывало сдаться сну, но Белослав, как бы не хотел, не мог поддаться соблазну. От него слишком многое зависело в последнее время – Заречное Царство, Заволчье, отец, его дружина и Забава. Нужно думать, как все исправить.

Белослав отодвинул кресло и встал, потянувшись. Оглянулся на окно, сиюминутно подумав о том, прикрыть его или оставить так. Ему нравился сладкий запах дождя и его терпкая свежесть.

Не удержавшись, он уперся ладонями в теплое, влажное дерево подоконника и полной грудью вдохнул прохладный ночной воздух.

Славолеск пах иначе, нежели Волчий Град. Пряно, густо, с легкой горчинкой, напоминающий крепкий медовый отвар, согревающий в зимнюю стынь. Ветер принес запах хвои и дыма, от погасшего костра дружинников. Под рубахой кожа покрылась мурашками, и князь вздрогнул.

Вдруг он вспомнил недавнюю встречу с Советом. Хотелось бы забыть этот кошмар, не слышать шепотки за спиной о том, что его околдовал волхв и вселил в голову дурные помыслы.

Белослав хмыкнул. В чем-то Совет был прав.

Приближенные почившего князя Володара, как полагается, собрались на пиру, чтобы обсудить дальнейшие дела княжества.

Длинный стол, накрытый красной скатертью, ломился от угощений и напитков. Слуги суетились по гриднице, разнося яства и разливая крепкий ставленный мед по золоченным кубкам.

Белослав, как полагается, сидел в центре стола в княжеском кресле и внимательно рассматривал каждого члена Совета, прислушивался к их разговорам и шуткам, мысленно подмечая слабости и выделяя основные черты в характере того или иного советника, чтобы в будущем использовать эти знания в собственных целях.

Люди, как куклы с ярморочного представления, чтобы они вели так, как тебе нужно, стоит лишь надавить на больную точку или польстить самолюбие, тогда они сделают все, что прикажешь.

Так с ним игрался Радгой. Догадался, что его слабость – Заволчье и отец. И еще женская беспомощность – Забава.

Сам чародей сидел по правую руку от князя и вел беседу с черноволосым, толстым мужчиной в черном бархатном кафтане, наглухо застегнутым на все крючки до самой короткой шеи. Кажется, его звали Мстиславом, и он отвечал за казну.

Лицо Мстислава покраснело от духоты и лоснилось. Он держал в руках ногу от жареного поросенка и, нахмурившись, слушал волхва. Губы, измазанные жиром, надулись. Когда Радгой закончил говорить, Мстислав как-то недобро взглянул на Белослава и мотнул головой.

Скоморохи корчили смешные рожи, плясали, вызывая хохот у гостей. Чародей, отвлекшись от разговоров, захлопал в ладоши, засвистел, вливаясь во всеобщее веселье. Потом он повернулся к князю и похлопал его по плечу.

Белославу не понравился подобный жест бесцеремонного обращения, и он смахнул чужую ладонь с плеча.

– Что за панибратство, волхв? – напомнил ему молодой князь. – Где твое почтение?

Радгой ощерился, но ничего не сказал. Понял, что совершил ошибку. От меда чародей расслабился, развязался язык, и он стал еще неприятнее Белославу. Хотелось пройтись по его хмельной роже кулаком, но князь просто отвернулся, снова вернув внимание к советникам.

– Мы объявим княжествам войну, – громко объявил Белослав.

Ему показалось, что никто не услышит того, что он сказал в таком гомоне, но слова, как отравленные стрелы, долетели до каждого.

Советники замерли. Они, шепчась, недоумевая, медленно поворачивались к князю.

Веселье разом закончилось.

Музыка оборвалась, оставив после себя протяжное гудение струн гуслей. Скоморохи перестали кривляться и испуганно таращились на Белослава, пока стража не выгнала их прочь в коридор.

– Мы объявим княжествам войну, – повторил молодой князь, обведя холодным взглядом присутствующих.

Мстислав усмехнулся, смахнув со смоляных усов медовуху.

– Зачем тебе войну затевать, княже? – обратился он, снисходительно посмотрев сначала на Белослава, а потом на Совет, ожидая от него поддержки.

– Чего хочет каждый князь, взойдя на престол? – с кривой усмешкой, спросил Белослав и, не дожидаясь пока кто-то из присутствующих начнет спорить, продолжил: – Земель. Владеть всем Царством.

Он бросил мимолетный взгляд на чародея. Тот остался доволен ответом.

– Князь, – один из советников поднялся изо стола. Есислав – воевода. Высокий, сильный воин, чья голова уже покрылась нитями седины. Говорил он осторожно, желая не сердить правителя, но и не боясь показать, что княжеское решение не по сердцу пришлось. – Много лет я служил Володару и никогда никто не помышлял о войне. С соседями бывают разногласия, но всегда старались их решить мирным путем. Неправильно это, княже, разжигать войну против трех правителей сразу. Да они нас изничтожат за один день.

– Славолеск будет под защитой чародеев из Чарогорья и ведьминского ковена из Волчьего Града, – влез Радгой. – Они встанут с нами плечом к плечу.

– И что потом? – поинтересовался Мстислав. – Делить земли с ведьмами да с чародеями? Я против, чтобы эти нечистые отродья находились среди нас. Чародеи пускай прячутся дальше в своей общине.

Белослав заметил, что по пальцам Радгоя пробежал огонь, который он сразу подавил, дабы не вызвать подозрений. Темные глаза сощурились.

– Ты кого нечистым отродьем назвал? В них горит божественная искра. Это тебе не тупой скот, – в тихом голосе чародея звучала явная угроза.

Мстислав все же отодвинулся от Радгоя и замотал головой.

– Я хотел сказать, что чародеи потом попросят себе земель и может, посягнут на княжеское место.

Белослав восхитился проницательности Мстислава. Да, в этом и заключался план чародея – убить князей, стать единой властью и раздать земли чародеям да ведьмам с людьми в придачу, чтобы темным богам приносить кровавые жертвы.

– Тем более это ударит по казне, князь, – добавил Мстислав. Его широкое лицо скривилось, собралось в складки, стало жалобным, как у попрошайки с халуги. Хотя маленькие черные глаза продолжали хитро бегать, изучая Белослава и Радгоя. Казначей быстро думал чью сторону стоит занять. – Если начнется война, то мы не сможем собрать дань с деревень. Нашу землю разорят, сожгут и люди будут умирать от голода, а там и мы следом забудем о сытой жизни. Против трех княжеств даже чародеям не выстоять. Это сущее безумие.

– Есть одно твердое правило у чародеев, насколько я помню. – Из-за широкой спины Есислава показалось худое вытянутое лицо с редкой бороденкой на подбородке. Белослав забыл имя этого советника, что странно. Лицо у него было неприятным, скользким и, тем самым, запоминающимся. – Что, навредив людям, они становятся бесами.

Тишина разлилась по гриднице. Было слышно лишь потрескивание пламенников на стене. Советники обменивались непонимающими взглядами, перешептывались и пожимали плечами.

Белослав посмотрел на Радгоя и, увидев на его лице смятение, понял, что советник с противной физиономией оказался прав.

– Ярило дал чародеям заповеди, – продолжил говорить он. – Где говорится, что чародей, убивающий безвинных и использующий дар во вред, лишится искры и обернется чудовищем.

Советник соединил кончики пальцев между собой и гадко улыбнулся. Вероятнее всего, он остался доволен собой, что поставил на место волхва. Тот слишком вызывающе вел себя, чем многих раздражал.