Я ничего не должна тебе, мама. Когда материнская «любовь» становится клеткой…

– Александр, посмотри на меня! Сожми мою руку. Сильнее. Чувствуешь, как пальцы давят? Дыши глубже. Ты в безопасности. Мы все здесь вместе. Попробуй сосредоточиться на моем голосе… Вот так… Глубоко вдохни… Выдохни…

Постепенно он начал успокаиваться. Его дыхание выровнялось. Маргарита кивнула, давая понять, что он справился, и вернулась на свое место.

В этот момент Алла, которая тоже любила вмешиваться со своей помощью, предложила:

– Давайте устроим сеанс групповой терапии? Это поможет отвлечься.

Маргарита, хоть и скептически относилась к инициативам Аллы, решила, что это сейчас не худшее предложение.

– Если все согласны, можете немного рассказать о себе, и мы обсудим ваши проблемы. Это поможет справиться с тревогой.

Обстановка была напряженной, но в то же время чувствовалась какая-то сплоченность. Люди, которые раньше едва знали друг друга, теперь сидели плечом к плечу, готовые делиться своими страхами и переживаниями. Маргарита понимала, что это может стать началом чего-то важного – не только для них, но и для нее самой. Ведь в такие моменты, когда мир вокруг рушится, люди начинают понимать, что действительно ценно.

Однако ее взгляд время от времени возвращался к Анне. Та сидела с чуть надменным выражением лица, которое всячески пыталась спрятать за улыбкой. И возможно, другим это было не заметно, но не ей, врачу-психиатру, умеющему читать невербальные аспекты. Маргарита сдерживала раздражение. Она не любила таких людей. Но не могла позволить себе конфликт. Ее задача была сохранить спокойствие и помочь тем, кто оказался в этой ловушке.

Первой решила рассказать свою историю Алла. Она всегда стремилась быть в центре внимания, и сейчас не упустила возможности. Маргарита заметила, как женщина выпрямилась, словно готовясь к выступлению, и начала говорить. Ее голос звучал уверенно, но в нем чувствовалась какая-то наигранность. Алла явно хотела произвести впечатление на врача, показать, что она не просто пациентка, а человек с глубокими переживаниями и сложной судьбой. Маргарита знала, что Алла часто преувеличивает, чтобы вызвать сочувствие, но сейчас это было неважно. Главное – дать людям возможность выговориться.

История первая. Алла

1. Треугольник Карпмана

Алла выпрямилась, ее голос звучал уверенно, но в нем чувствовалась легкая дрожь, словно она боялась, что ее не поймут или не оценят. Ей было 46, но усталость, накопленная годами, будто прибавила лишнее десятилетие: морщины у рта залегли жесткими складками, а тени под глазами напоминали синяки. Короткие волосы, когда-то аккуратно стриженные, теперь торчали пучками, будто их рвали на ходу. Свитер мешковатого кроя, украшенный ярким геометрическим орнаментом, и широкие брюки скрывали фигуру, словно Алла намеренно пряталась за бесформенной тканью. Но узоры – кричащие, почти детские – выдавали подсознательное желание прорваться сквозь серость.

Она начала рассказывать, и ее слова лились потоком, как будто она давно ждала момента, чтобы выговориться. Пальцы сжимали старый смартфон так крепко, будто это был якорь, удерживающий ее от падения в пропасть. Она не ждала звонка – она просто не могла отпустить контроль, даже иллюзорный.

– Меня зовут Алла, – начала она, оглядывая присутствующих, но взгляд ее скользил мимо лиц, будто она боялась встретить осуждение. – Я в разводе, и у меня есть дочь-подросток. И я… я всегда стараюсь быть хорошей матерью.

Она поправила свитер, словно пытаясь прикрыть невидимую рану. Яркие линии орнамента сползали вбок, обнажая потертый воротник.

– Моя дочь – умничка, учится на отлично, правда, пока не знает, куда будет поступать. А для меня это очень важно. Я хочу, чтобы она получила образование, ведь я сама не смогла закончить институт… Рано вышла замуж, посвятила себя мужу, а он… – Голос ее дрогнул, и она провела ладонью по волосам, будто хотела стереть воспоминание. Движение было резким, почти болезненным – жест человека, который десятилетиями живет в режиме «надо», забыв, что такое «хочу». – Он построил карьеру, пока я его обслуживала. А потом ушел к молоденькой девочке. Оставил нас с дочерью. Но я не сломалась. Я все для него делала, и для его семьи тоже. Помогла его сестре устроиться на хорошую работу к своему знакомому. Перевезла его мать из деревни в город, чтобы у нее был доступ к медицине. Ведь она старая, больная женщина. И я до сих пор ей помогаю. Всегда всем помогаю.

Она замолчала, словно ожидая, что кто-то похвалит или хотя бы поддержит словом. Но все молча смотрели на нее, и Алла почувствовала, как ее уверенность начинает таять. Продолжив, ее голос стал тише. Она бессвязно перечисляла то, чем была наполнена ее жизнь:

– Я работаю продавцом в магазине. У меня лучшие результаты продаж, но зарплату мне почему-то не поднимают. А мне ведь деньги нужны не для себя. Я помогаю частному приюту для бездомных животных. Сама скольких кошек подобрала с улицы! Свозила в ветклинику, стерилизовала, кастрировала, сделала прививки, кого-то вылечила от лишая. И на все это нужны деньги. Каких-то кошек я пристроила, а трех оставила себе, потому что их никто не забрал. – Она улыбнулась, но в ее улыбке было больше грусти, чем радости. – И бывший муж иногда объявляется, чтобы повидаться с дочерью. Но даже видя, что в моем доме без мужской руки все разваливается, никогда не помогает. Никогда.

Алла замолчала, опустив голову. Ее пальцы нервно теребили край кофты, а глаза были устремлены в пол. В столовой повисла тишина, нарушаемая только редкими вздохами и шорохом одежды. Маргарита, чувствуя, что атмосфера стала слишком напряженной, мягко улыбнулась и обратилась к Алле:

– Алла, спасибо, что поделилась. Ты сказала, что всегда всем помогаешь, но тебя никто не ценит. А как ты думаешь, почему так происходит?

Алла подняла взгляд, но не сразу ответила. Ее губы дрогнули, словно она пыталась найти слова, которые бы оправдали ее действия.

– Я… я просто хочу, чтобы всем было хорошо. Я не могу смотреть, когда кому-то плохо. Мне кажется, что если я не помогу, то никто не поможет.

Маргарита кивнула, ее голос звучал спокойно, но в нем чувствовалась легкая настойчивость:

– А ты задумывалась, что, помогая всем, ты не даешь людям возможности решать свои проблемы самостоятельно? Когда ты берешь на себя их заботы, они не учатся справляться с трудностями. И, возможно, именно поэтому они не ценят твою помощь – они просто не понимают, сколько усилий это требует.

Алла сжала губы, ее глаза наполнились не слезами, а чувством вины. Она вдруг осознала, что, возможно, своими действиями она лишила других возможности расти, становиться сильнее. Ее уверенность, которую она так тщательно строила, начала рушиться.

– Но если я не буду помогать, кто тогда… кто позаботится о них? – голос Аллы дрожал, и она сама удивилась своей неуверенности. Она привыкла быть сильной, привыкла быть той, кто держит все под контролем. Но сейчас чувствовала себя потерянной.

Маргарита вспомнила, как Алла приходила к ней на арт-терапию и постоянно отвлекалась на СМС-ки, пытаясь решать рабочие вопросы, хотя была на больничном. Она не могла отпустить контроль до того, пока ее не просили отложить телефон, чтобы не мешать группе. И сейчас, если бы была связь, то Алла бы обязательно решала какие-нибудь задачи по телефону, который ни на минуту не выпускала из рук. Ее, казалось даже не так пугала происходящая ситуация, как то, что без нее там не смогут что-то решить.

В чем-то Маргарита ее понимала, она же тоже всегда старалась быть хорошей девочкой, правильной для всех. Да, она не бросалась всех спасать, но жертвовала собой в другом.

– Алла, ты не обязана быть спасателем для всех. – Маргарита наклонилась чуть ближе, ее взгляд был теплым, но твердым. – Ты можешь позволить себе быть просто человеком. Ты заслуживаешь заботы и поддержки так же, как и те, кому ты помогаешь. Но важно понимать, что, помогая без запроса, ты лишаешь других возможности развиваться. Они не учатся решать свои проблемы, потому что ты всегда делаешь это за них.

Алла закрыла глаза, стараясь сдержать нахлынувшие эмоции. Она вдруг поняла, как устала. Устала от бесконечной гонки, от ожиданий, от чувства, что она никогда не сможет сделать достаточно. Ее мысли метались, как будто она впервые задумалась о том, что, возможно, она сама лишила себя права на отдых, на помощь, на простую человеческую благодарность.

– В психологии есть такое понятие, как «Треугольник Карпмана», – Маргарита решила объяснить Алле ее поведение. – Это модель созависимых отношений, известная еще как «драматический треугольник», отражает бессознательную игру, в которой участники попеременно примеряют маски Спасателя, Жертвы и Преследователя, замыкаясь в порочном круге страданий и манипуляций.

Спасатель начинает как тот, кто стремится решать проблемы окружающих, часто без запроса. Его помощь – не акт альтруизма, а способ подтвердить собственную значимость. Однако, когда усилия остаются непризнанными, в нем нарастает обида. Усталость от роли «невидимого героя» толкает его к переходу в следующую роль – Жертву.

Жертва ощущает бессилие, словно ее жизнь контролируют внешние обстоятельства или люди. Здесь включается «выученная беспомощность»: человек верит, что любые действия бессмысленны, и выбирает пассивность, даже если она разрушительна. Но когда Жертве указывают на ее ответственность за ситуацию (например, обвиняя в излишней зависимости от Спасателя), защитная реакция превращает ее в Преследователя.

Преследователь атакует, критикует, доминирует. Его агрессия – часто проекция собственной боли, попытка переложить вину на других. Он манипулирует через страх, создавая иллюзию контроля, но эта роль лишь углубляет конфликт, возвращая участников к началу цикла, и история повторяется.

Ключ к выходу из треугольника – осознание ролей и их механизмов. Например, Спасателю важно научиться помогать только там, где это уместно, Жертве – брать ответственность за свой выбор, а Преследователю – распознавать истинные источники гнева. Терапия помогает трансформировать эти модели в здоровые отношения: вместо спасения – поддержка, вместо беспомощности – проактивность9, вместо обвинений – честный диалог.

Разрыв цикла требует мужества увидеть, как эти роли стали частью идентичности. Но именно это открывает путь к отношениям, где нет места манипуляциям, а есть взаимное уважение и равный обмен – не драма, а диалог двух целостных личностей.

В этот момент Анна невольно сжала руки в кулаки. Ее лицо оставалось непроницаемым, но внутри она чувствовала, как нарастает раздражение. Слова Маргариты о треугольнике задели ее за живое. Она вспомнила, как ее подруга говорила ей то же самое: «Ты всегда играешь роль спасателя, но на самом деле ты просто жертва своих же ожиданий». Анна тогда спорила, пыталась доказать, что эти роли не про нее. Но все же она знала, что подруга права, просто не всегда могла обуздать свою гордыню, закрывающую ей глаза на происходящее. Гордыня всегда нашептывала на ухо, что подруга переносит на нее свои нерешенные проблемы, впустую набрасывается с обвинениями и просто пытается перестроить ее под себя. Но сейчас, слушая Маргариту, она чувствовала, как ее гордыня начинает сдавать позиции.

– Алла, – продолжила Маргарита, слегка сменив вектор беседы на осознанность, – ты упомянула, что помогаешь даже бывшему мужу и его семье. А как ты думаешь, почему ты продолжаешь это делать? Что ты чувствуешь, когда помогаешь им?

Алла задумалась. Ее голос стал тише, почти шепотом:

– Я… я думаю, что, если я перестану, они подумают, что я плохая. А я не хочу, чтобы они так думали.

Маргарита мягко улыбнулась:

– А ты сама как думаешь, ты плохая?

Алла резко подняла голову, ее глаза расширились:

– Нет! Я… я стараюсь быть хорошей. Я всегда стараюсь…

– Но быть хорошей для всех – это невозможно, – прервала ее Маргарита. – И это не твоя обязанность. Ты можешь быть просто собой. И этого уже достаточно.

Алла снова опустила голову. Ее плечи дрожали, и она чувствовала, как внутри нее усиливается чувство вины.

В этот момент Анна не выдержала. Ее голос прозвучал резко, почти грубо:

– А что, если она просто не знает, как по-другому? Может, она просто не умеет жить иначе?

Все взгляды устремились на Анну. Маргарита повернулась к ней.

– Анна, вы говорите это так, будто сами знаете, о чем речь. Вы тоже чувствуете, что помогаете другим, но не получаете ничего взамен?

Анна сжала губы, ее глаза сверкнули. Она не ожидала, что Маргарита так быстро переведет разговор на нее. Но отступить не могла:

– Я просто говорю, что не все могут вот так взять и перестать быть спасателями. А как же человеческое милосердие? Помощь близким?

Маргарита кивнула:

– Вы правы. Но важно понимать, что, спасая других, мы часто забываем спасти себя. И тогда, кто будет помогать? Есть такое важное правило: сначала помоги себе, а потом окружающим. Я бы добавила: только после их просьбы и если у тебя есть для этого ресурсы.

Анна отвернулась, ее лицо стало каменным. Она чувствовала, как внутри нее бушует буря эмоций. Она ненавидела, когда кто-то пытался залезть ей в душу. Но в то же время понимала, что Маргарита права. Она сама бегала по этому треугольнику: то спасатель, то жертва, то преследователь. И не знала, как остановиться.

В помещении снова воцарилась тишина. Каждый из участников группы думал о своем. Маргарита понимала, что этот момент стал переломным. Люди, которые раньше боялись говорить о своих чувствах, теперь готовы были открыться. И она знала, что это только начало.

2. Синдром отложенной жизни

– Алла, – обратилась к ней Маргарита. – Ты так много рассказывала про других, но я так и не услышала, а где во всем этом ты? Что важно в жизни для тебя самой?

Алла задумалась на мгновение. Ее глаза загорелись, как будто она нашла то, что действительно важно.

– Для меня самое важное – это моя дочь, – начала она, ее голос звучал снова уверенно, но в нем чувствовалась легкая дрожь. – Я хочу, чтобы она закончила школу с отличием, поступила в институт. Она у меня умничка, такая старательная! И по дому помогает, и уроки сама делает. Я ей всегда говорю: «Ты должна учиться! Должна всего добиться!» Я ведь не смогла… – Она замолчала, словно боясь продолжить. – Но я хочу, чтобы у нее все получилось. Чтобы она была счастливой.

Маргарита внимательно слушала, в ее взгляде читалась легкая настороженность. Она тихо переспросила:

– А где во всем этом ты?

Алла нахмурилась, ее брови сдвинулись, словно она не понимала вопроса.

– Я? Но я же говорю о дочери. Ее жизнь – это и есть моя жизнь. Я все для нее делаю, чтобы она была счастлива.

Маргарита покачала головой, ее голос звучал мягко, но настойчиво:

– Алла, твоя дочь – это отдельная личность. Да, ты как мать должна помочь ей найти себя в этой жизни. Но как ты можешь это сделать, если сама себя не нашла? Ты учишь ее быть счастливой, но знаешь ли ты, что это такое – счастье?

Алла замерла. Ее губы дрогнули, словно она пыталась найти ответ, но не могла. Она чувствовала, как внутри нее что-то сжимается, как будто ее мир, который она так тщательно строила, стал рушиться.

– Я… я ведь стараюсь, – начала она, но голос ее звучал неуверенно. – Я всегда говорю ей, что она должна быть счастливой, что должна добиваться своих целей. Я ведь хочу для нее только лучшего!

Маргарита кивнула:

– Это прекрасно, что ты хочешь для дочери лучшего. Но как ты можешь научить ее быть счастливой, если сама не знаешь, что это такое? Когда ты в последний раз что-то делала для себя?

– Я… я всегда любила рисовать, – тихо сказала она, словно признаваясь в чем-то сокровенном. – Когда-то давно я мечтала стать художницей. Но потом… потом жизнь сложилась иначе. У меня нет времени на это. То мама заболеет, то дочь нужно вести на дополнительные занятия. А сейчас еще подруга попросила помочь. Вот как закончу все дела, обязательно займусь своими мечтами! – Она нервно посмотрела на телефон, связи на котором не было, и подумала о том, что ее мать и дочь вовремя уехали из города, они отдыхали в санатории, находились в безопасности.

Маргарита мягко улыбнулась:

– Ты говоришь о том, что когда-нибудь займешься собой. Но это «когда-нибудь» может никогда не наступить. Это называется синдром отложенной жизни. Когда человек постоянно откладывает дела и решения, а по сути – саму жизнь. Он как будто застревает в бесконечном ожидании и не живет настоящим. В результате он упускает возможности, чувствует неуверенность в себе и неудовлетворенность. Жизнь не существует где-то там, она происходит здесь и сейчас. В то самое время, когда ты не хочешь ее замечать, переключаясь на проблемы других.

Алла опустила голову. Ее пальцы снова начали теребить край кофты. Она чувствовала, как внутри нее нарастает тревога. Она вдруг поняла, что Маргарита права.

В этот момент Катя невольно вздрогнула, почувствовав, как слова Маргариты отзываются в ее собственной душе. Она тоже всегда откладывала свою жизнь на потом. Хотела путешествовать, хотела учиться, хотела найти себя, но всегда находила причины, чтобы отложить это. Она хотела что-то сказать, но не решалась.

А вот Диана не выдержала. Ее голос прозвучал уверенно:

– Алла, тебе обязательно нужно пожить для себя! Ты ведь тоже личность. Ты заслуживаешь счастья так же, как и твоя дочь. Ты не можешь постоянно забывать о себе. Это неправильно.

Алла подняла голову, и с растерянностью посмотрела на эту юную девочку, которая годилась ей в дочери. Она чувствовала, как внутри нее что-то ломается. Она вдруг поняла, что всю жизнь жила для других, но забыла о себе. Она всегда откладывала свои мечты, свои желания, свои интересы на потом, но это «потом» так и не наступало.

– Но как? – прошептала она. – Как я могу начать жить для себя? Меня же не поймут.

Маргарита снова улыбнулась:

– Ты не обязана бросать все сразу. Но ты можешь начать с малого. Выдели время для себя. Пусть это будет всего час в день, но этот час будет только твоим. Займись тем, что тебе нравится. Рисуй, гуляй, мечтай. Ты заслуживаешь большего. – Сказав это, Маргарита задумалась, а не откладывает ли она свою жизнь на потом? Когда Алла рассказывала про дочь, Маргарита вспомнила своих сыновей. Влад, шестнадцать – возраст, когда мальчик становится мужчиной, а она не видела, как ломается его голос. Максим, восемь – еще верит в сказки, но уже учится скрывать слезы. Как они там без нее? Бабушка, конечно, любит их, но бабушка – не мать. Какими бы они были, если бы она, как Алла, растворилась в них полностью? Или, наоборот, если бы не уехала, продолжая жить в браке, где любовь давно превратилась в пытку?

Алла… Ее история была как зеркало, в котором Маргарита смутно узнавала себя. «Должна», «надо», «потом» – эти слова звучали в голосе пациентки, как эхо ее собственных мыслей. Возможно, за гиперопекой Аллы скрывалось то же, что гложет ее саму: страх оказаться ненужной, если перестанешь жертвовать собой.

«Трудное детство, ответственность за других, завышенные ожидания родителей…» – Маргарита мысленно перебирала гипотезы. Алла, наверное, росла с чувством, что ее ценят только за действия, а не за то, кто она есть. Как и она сама: родители-врачи, привыкшие к ежедневным страданиям пациентов настолько, что перестали замечать боль даже в собственной семье. Для них «пятерка» была нормой, а слезы – слабостью. Маргарита до сих пор ловила себя на том, что хвалит сыновей за оценки, а не за смелость признать ошибку.

Она вздохнула, глядя перед собой, но не замечая никого. Развод, переезд, попытка начать все заново – это ли не побег «синдрома отложенной жизни»? Пока она устраивала жизнь в Крыму, сыновья взрослели без нее. Что если ее «потом» для них уже наступило, а она, увлеченная планами, этого не заметила?

Маргарита представила Влада – его едкую иронию, которой он прикрывал ранимость. Максима – его тихие вопросы по вечерам: «Мама, а когда ты приедешь?» Она хотела дать им все, но, возможно, самое важное – себя – откладывала на потом. Как Алла с ее картинами.

Жизнь – здесь и сейчас. Даже если «здесь» – это столовая клиники, а «сейчас» – мучительное осознание, что меняться страшно, но необходимо.

3. Измена

– А знаешь, – неожиданно оживилась Алла, обращаясь к Маргарите. – Я же пробовала жить для себя. И у меня это не получилось. Может, не мое это? Как думаешь?

– А как ты сама считаешь? – избежала прямого ответа Маргарита.

Глаза Аллы загорелись новым блеском, Жертва начинала отступать, выпуская на ринг Преследователя.

– Пару лет назад я решила махнуть на все рукой и позволить себе жить так, как раньше не позволяла. – В ее голосе слышалась самоирония. – Муж тогда уже не скрывал свою интрижку на стороне, и я подумала, чем я хуже? Мужским вниманием обделена никогда не была, вот только не подпускала к себе никого. Замужняя же! А тут психанула! Закрутила роман с одним… Все забросила! Семью, дом. Для себя жила! Сначала вроде все было хорошо, но потом мужчина тот стал просто мной пользоваться. То денег дай взаймы, и даже не отдавал. То отвези куда-нибудь. Если собирались в совместную поездку, пока муж был в командировке, то все оплачивала я: бензин, проживание, питание, развлечения. Вот оно – для себя – понимаешь? И ведь за два года ни одного подарка мне не сделал! А потом муж узнал. Как? Да не важно! Главное, что узнал. И ведь сам изменял, но выставил виноватой меня. И дочери сказал: «Смотри, мамка твоя совсем стыд потеряла!» А мне и в правду не стыдно было тогда! Вот только развелись мы после этого. Лишила я дочку отца, и какая я мать?

Алла остановилась, переводя дух, и продолжила с большей агрессией:

– А любовник мой тут же испарился. Не нужна я была ему, ни замужняя, ни тем более свободная. Женат был. Я знала с самого начала. Но ведь думала, что он меня любит, а не жену. Дура была! Потом уже узнала, что не я одна у него в любовницах ходила. Но хуже всего, что об этом узнала моя мать! Вот уж кто крови попил тогда! И если дочь простила мне эту ошибку, то мать нет. Вот оно ваше: поживи для себя! Спасибо, пробовали, знаем!

Алла, закончив свой рассказ, смотрела на Маргариту с вызовом, но в глубине ее глаз читалась неуверенность. Она ждала осуждения, но в то же время надеялась на понимание. Ей было важно, чтобы кто-то сказал, что она не одна такая, что ее чувства и поступки имеют право на существование. Но все молчали, шокированные не столько историей, сколько откровенностью, которая являлась защитой жертвенности.

Маргарита, чувствуя на себе взгляд Аллы, внутренне сжалась. Ей хотелось сказать что-то утешительное, но слова застревали в горле. Она понимала, что Алла ищет не просто поддержку, а подтверждение того, что ее жизнь не была напрасной.

– Спасибо, что ты поделилась с нами такой личной историей, – наконец произнесла Маргарита, но в ее голосе не было привычной уверенности. Она чувствовала, что эти слова звучат слишком банально, но ничего лучше придумать не могла.

Алла, не чувствуя искренности, тут же перебила:

– Осуждаешь?

У Маргариты в памяти всплыла картина ее непростых отношений: объятия и поцелуи, скинутая в порыве страсти одежда, и всегда ограниченное время с понедельника по пятницу. А по выходным – семья. Там семья. А она просто любовница на период рабочей недели. Ей бы хотелось хоть раз провести выходные или праздники вместе, остаться на ночь… Но она с этим смирилась и даже не требовала большего. Но было то, что сильно ее тревожило – мысль о том, что она могла оказаться просто таблеткой от боли. Временным антидепрессантом. Она появилась в жизни любимого человека в момент переживания предательства. Если бы не это, она бы вряд ли стала объектом любовных утех.

Именно поэтому она не спешила с отказом Стасу. Этот брак, хоть и планировался по расчету, мог бы ее немного стабилизировать. Только было одно большое «но». И для Стаса она была таблеткой от боли. Он много лет любил ее подругу, которая была замужем. И когда она потеряла мужа, то позволила ему стать чуть ближе, чем просто друг, чтобы, о, господи, тоже забыть о боли. Все кругом были средством для избавления от боли. Это ужасно!

И вот, когда боль подруги стихла, Стас ей стал не нужен. Он знал, что все так и будет, никто никого не обманывал. Они взрослые люди и обо всем сразу договорились. Но разошлись все равно по-плохому, с неприязнью, правда, совсем другого характера. А ведь могли остаться друзьями, тогда бы и Маргарита не чувствовала себя третьей лишней.

Но, кажется, Алла говорила про свою измену…

– Нет, не осуждаю, – тихо ответила Маргарита.

Осуждающе смотрели лишь Юля с Дианой. Они были еще слишком юны, чтобы рассмотреть жизнь со всех сторон и понять, что все не так просто, как кажется в 20 лет. Когда женщине за 30, а то и больше, она уже не раз сталкивается с изменой. Своей или мужчины. И тут начинает выстраиваться не только семейный опыт преодоления кризиса, но и личностный. И каждая приобретает женскую мудрость своим путем. Кто-то спасает отношения, а кто-то уходит в новые. И никто не в праве осуждать ее выбор. Никто, даже мать, которая, как кажется, заботиться о ее благополучие.