Я ничего не должна тебе, мама. Когда материнская «любовь» становится клеткой…

Женщина, задавшая вопрос об отчестве, немного смутилась, а затем попыталась улыбнуться:

– Хорошо, я тоже согласна. На «ты», так на «ты».

Маргарита кивнула, удовлетворенная решением группы.

– Отлично. Тогда давайте начнем. И помните, что, если в процессе кому-то станет некомфортно, мы всегда можем это обсудить и найти подходящий вариант.

Группа затихла, готовясь к началу работы, и в воздухе повисло ощущение легкого напряжения.

– Сегодня мы познакомимся друг с другом и начнем наш путь к изменениям. Каждый из вас здесь не случайно. И я верю, что вместе мы сможем найти ответы на ваши вопросы.

Сеанс начался, как обычно. Маргарита, стараясь сохранять профессиональное спокойствие, предложила каждому участнику группы поделиться своими мыслями или чувствами, которые их беспокоили. Однако сегодня что-то было не так. Она чувствовала, как тяжесть накатывает на нее волнами. Голова была будто в тумане, а мысли путались. Она пыталась сосредоточиться, но усталость, накопившаяся за последние месяцы, давала о себе знать.

– Давайте начнем с того, что каждый из вас расскажет немного о себе, – предложила Маргарита, стараясь сделать свой голос максимально теплым и поддерживающим. – Не нужно говорить о том, что вас беспокоит, если не готовы. Просто представьтесь и расскажите, что привело вас сюда.

В комнате повисла пауза, но Маргарита знала, что это нормально. Первый шаг к исцелению – это признание своих проблем, и он всегда дается нелегко.

Тишину нарушила девушка-ровесница:

– Меня зовут Катя. Я… я просто устала. Устала жить для других.

Ее голос звучал монотонно, и Маргарита едва улавливала смысл слов. Что-то о родителях, о чувстве долга, о том, что она забыла, что значит жить для себя.

Маргарита кивала, стараясь поддерживать зрительный контакт, но ее мысли уже блуждали где-то далеко. Она вспоминала вчерашний день: бесконечные приемы, сложный пациент, не желающий идти на контакт, и ее собственные нерешенные вопросы, которые она откладывала на потом.

Второй заговорила сорока шестилетняя женщина:

– Я Алла. Я хочу изменить свою жизнь, но не знаю, как.

Она говорила о своей дочери и о том, как она боится, что передаст ей свои страхи и неуверенность. Маргарита записывала что-то в блокнот, но делала это механически. Она ловила себя на том, что не может вникнуть в суть сказанного. Ее собственные проблемы, которые она так тщательно пыталась игнорировать, начали всплывать в голове: недосып, чувство вины перед близкими, запутанные отношения и постоянное ощущение, что она не справляется.

Последняя участница, не поднимая глаз, добавила:

– Я Юля. Я не знаю, зачем я здесь. Просто… мне кажется, что я теряю себя.

Ее слова были наполнены горечью и разочарованием. Она говорила о матери, о том, как та всегда критиковала ее, и о том, что она чувствует себя ненужной. Ее голос дрожал, но Маргарита едва могла сосредоточиться на словах. Она смотрела на часы, считая минуты до конца сеанса. Ей хотелось побыстрее закончить, уйти в свой кабинет, закрыть дверь и просто посидеть в тишине. Она чувствовала, что терпение на исходе, и это пугало ее. Ведь она всегда была тем, кто держал все под контролем, кто поддерживал других. А сейчас она едва могла поддержать себя.

Когда последние слова были сказаны, Маргарита быстро подвела итог, стараясь звучать как можно более собранно.

– Спасибо всем за сегодня. Вы сделали важный шаг, поделившись своими чувствами. Давайте на следующем занятии продолжим работу.

Как только сеанс закончился, Маргарита попрощалась с девушками и направилась в свой кабинет. По дороге она встретила медсестру и, вспомнив об отсутствующей участнице, уточнила:

– Ты не в курсе, почему Диана не пришла на занятие?

Медсестра покачала головой:

– Я узнаю и сообщу вам.

– Лучше попроси ее зайти ко мне.

– Сделаю!

– Спасибо, – кивнула Маргарита. – И, пожалуйста, принеси ее медицинскую карту, она должна быть у Станислава Александровича.

Вернувшись в кабинет, она села за стол, откинулась на спинку кресла и на мгновение закрыла глаза, пытаясь сбросить напряжение. Затем открыла ежедневник и пробежалась по списку дел на неделю: купить подарки, сходить в спортзал, закончить отчеты, отправить статью в научный журнал. Но больше всего ее радовала запись, стоящая на 29 декабря: «Поездка домой». Эти слова словно согревали изнутри, напоминая, что скоро она сможет отдохнуть, увидеть близких и на время забыть о своих проблемах.

Она вздохнула, перевела взгляд на медицинскую карту Дианы, принесенную медсестрой, и начала внимательно изучать записи. Девушка поступила в клинику после того, как нанесла себе многочисленные порезы на руках. В карте упоминались напряженные семейные отношения, постоянные конфликты, которые, судя по всему, стали одной из главных причин ее эмоционального состояния. Попытку суицида девушка отрицала, на вопрос о причинах самоповреждения внятного ответа не дала.

Маргарита старалась выделить ключевые моменты, которые помогли бы ей лучше понять пациентку. Но чем глубже она погружалась в чтение, тем сильнее чувствовала, как усталость накрывает ее с головой. Глаза начали слипаться, а мысли путаться.

Она сняла очки и отложила их вместе с картой, решив, что продолжит позже, и снова взглянула в свой ежедневник. Запись о поездке домой все еще вызывала теплую улыбку. «Еще немного, – подумала она, – и я смогу отдохнуть».

Маргарита хотела встать, чтобы налить себе чаю, но тело будто не слушалось. Она облокотилась на стол, положив голову на руки, и закрыла глаза, чтобы просто на минуту отдохнуть. Но эта минута растянулась.

Тишина кабинета, мягкий свет настольной лампы и накопившаяся усталость сделали свое дело. Маргарита уснула. Ее дыхание стало ровным, а лицо, наконец, расслабилось. Сейчас, хотя бы на короткое время, она позволила себе просто быть. Без мыслей, без забот, без бесконечного списка дел.

За окном сгустились сумерки, а кабинет погрузился в тишину, которую нарушали лишь яростные порывы ветра и монотонный стук дождя по стеклу. Но эти звуки, словно приглушенная мелодия, не мешали Маргарите – они сливались в фоновый шум, убаюкивающий и знакомый. Она спала, и, возможно, это был самый важный момент ее дня – момент, когда она наконец остановилась.

8. Диана

Маргариту разбудил оглушительный треск, будто потолок готов был обрушиться. Открыв глаза, она услышала, как ураганный ветер бьет в окно, а ливень, словно из бесконечного ведра, хлестал по крыше. Она вскочила, сердце бешено застучало. «Тополь, – промелькнула первая мысль. – Тот самый, столетний, что кренился у крыльца». Она выглянула в окно, откуда как раз было видно, – дерево стояло на месте, будто стихия его совсем не задевала.

Еще один удар – на этот раз глухой, тяжелый, и руки врача, державшего только что заваренный чай, дрогнули.

– Блин! Этого еще не хватало! – возмутилась Маргарита, снимая облитый халат.

В дверь постучала, и, не дожидаясь ответа, зашла девушка. Маргарита заметила перебинтованные руки и поняла, что это та самая Диана, которая не явилась на терапевтическое занятие.

Девушка оглядела кабинет и пристально стала рассматривать Маргариту.

– Вы врач?

– Да. И ко мне можно обращаться на «ты», – поправила Маргарита. – Проходи, садись.

«Типичный психиатр. Не хватает только белого халата и очков», – подумала Диана.

Она вальяжно села в кресло в углу кабинета, забросив ногу на ногу. Ее оценивающий взгляд мог бы смутить, но перед ней был опытный психиатр, привыкший к разным пациентам и умеющий держать себя в руках.

– Меня зовут Маргарита, – представилась врач. – А тебя? Диана?

– Николаевна? – прочитав на дипломе, висящем на стене, ухмыльнувшись, спросила девушка, игнорируя встречный вопрос. – Как по Булгакову.

– Точно, – последовала улыбка в ответ, но руки, скрещенные на груди, продолжали держать дистанцию.

– И так же готовы продаться Дьяволу за любовь?

– Я не такая смелая, как она.

Маргарита вспомнила булгаковскую героиню и с грустью поняла, что свою любовь она из-за трусости и страха перед матерью почти потеряла.

– Я думала, психиатры ничего не боятся! – с вызовом сказала девушка. – Я Диана, кстати.

– Психиатры – тоже люди! – мягко парировала Маргарита. – Очень приятно, Диана. Не хочешь рассказать, откуда у тебя эти порезы на руках?

– Сама сделала.

– Зачем?

Диана не ответила, не желая открываться, но косвенно дала знак:

– Вас когда-нибудь предавали?

– Наверное, нет.

– Тогда вы не знаете, каково это, когда больно настолько сильно, что даже порезы на руках не могут заглушить эту боль.

– А кто тебя предал?

Она опять не ответила.

– Думаешь, наносить себе повреждения – это выход?

Снова тишина.

– Сколько тебе лет? – Маргарита надела очки, и мир мгновенно обрел четкость, а ее взгляд – стальную непроницаемость. Затем открыла медицинскую карту, чтобы прочитать возраст, но Диана ответила раньше:

– Девятнадцать.

Маргарита посмотрела на нее: высокая, худая, с такими же, как у нее самой, русыми волосами до плеч, только грубо обрезанными и неухоженными. Широкие серые брюки с большими карманами и синяя водолазка, поверх которой была надета голубая футболка с каким-то причудливым детским рисунком. А ведь эта девушка выглядела, точь-в-точь как ее старший сын-подросток Владислав, которому было 16. Такой же бунтарь с вечным огнем в глазах, всегда был готов бросить вызов миру. Он носил широкие джинсы, слушал громкую музыку, которая раздражала соседей, и спорил с родителями по любому поводу. Но при этом никогда не забывал о младшем брате. Максимка, скромный и тихий восьмилетний мальчуган, был полной противоположностью Влада. Он любил читать, рисовать и часами мог сидеть в углу, увлеченно собирая конструктор.

Взгляд Маргариты стал теплее, когда она подумала о том, как ее сыновья, такие разные, дополняли друг друга. Влад с его дерзостью и смелостью, Максим с его мягкостью и добротой – они были двумя половинками одного целого. И хотя Влад часто доводил ее до белого каления своими выходками, она знала, что в его сердце есть место для любви и заботы. Она вспомнила, как Влад, несмотря на все свои протесты, всегда помогал ей по дому, если видел, что она устала. А Максимка, застенчивый и тихий, мог вдруг обнять и прошептать: «Мама, ты самая лучшая».

Эти воспоминания согрели, и на мгновение она забыла о напряжении, которое испытывала из-за работы и сложной ситуации с Дианой. Ее сыновья, такие разные, но такие родные, напомнили, что в жизни есть не только проблемы, но и моменты, ради которых стоит жить.

– Ты раньше лечилась?

– В психушке? Не. Но к вашему брату ходила. Время только зря потратила. И деньги!

– Имеешь ввиду психолога?

– Ага.

– С какой проблемой обращалась?

– Не важно!

– А что для тебя важно? – Маргарита вздохнула и посмотрела на Диану. В ее взгляде теперь читалось не только профессиональное участие, но и материнская теплота. Она понимала, что за вызывающим поведением этой девушки скрывается боль и страх быть отвергнутой.

– Вы тоже будете мучить меня бессмысленными вопросами?

– А кто еще мучил?

– Вчера… мужичок такой симпатичный с хвостиком.

– Станислав Александрович.

– Да, он!

– Я задаю вопросы, чтобы лучше понимать, что с тобой происходит. Я хочу тебе помочь. У тебя стоит биполярное или пограничное расстройство, ты понимаешь, что значат эти диагнозы?

– А мне все равно! – грубо ответила Диана. – Вы сами решаете, что со мной не так, а мое мнение никого не интересует!

– А ты не согласна?

– А ты сама когда-нибудь была на терапии? – резко перешла на «ты» она, игнорируя вопрос врача.

Маргарита замерла на мгновение. Вопрос был неожиданным и слишком личным. Но она знала, что Диана проверяет ее, пытается найти слабое место.

– Была, – честно ответила она. – И возможно, это одна из причин, почему я стала психиатром.

Диана подняла бровь, явно не ожидая такого ответа.

– Интересно, – протянула она. – И что же ты там поняла?

Маргарита задумалась. Она вспомнила свои сеансы, свои страхи, свои сомнения. И главное – она вспомнила, как боялась признаться себе в своих чувствах, в своих желаниях.

– Я поняла, что иногда мы сами становимся своими главными врагами, – наконец сказала она. – И что самое сложное – это не бояться быть собой.

Диана смотрела на нее, и в ее глазах что-то изменилось. На мгновение она казалась менее защищенной, более открытой. Но затем снова надела маску высокомерия.

– Ну, это, конечно, красиво звучит, – сказала она, откидываясь на спинку кресла. – Но мне кажется, что быть собой – это не всегда хорошо.

– Почему ты так думаешь? – спросила Маргарита, стараясь говорить мягко, но настойчиво.

Диана пожала плечами.

– Потому что иногда быть собой – это значит быть слабым. А слабость – это то, что другие используют против тебя.

Маргарита кивнула, понимая, что за этими словами скрывается глубокий страх.

– А ты боишься быть слабой? – спросила она.

Диана замерла. Ее лицо на мгновение стало непроницаемым, но затем она резко встала.

– Я не для этого сюда пришла, – сказала она, и в голосе снова зазвучала защитная нотка.

Маргарита вздохнула, понимая, что разговор зашел в тупик. Она отложила карту в сторону, стараясь найти другой подход.

– Ты не боишься? – спросила она, кивнув в сторону окна, за которым снова раздался отдаленный гул.

– Чего? Ветра? – Диана пожала плечами. – Ты, видимо, не местная?

– Видимо, – чуть слышно ответила врач.

– У нас такое бывает. Провода посрывает, деревья повалит, может, кого в море смоет…

– В море смоет?

– Есть отдельные особи: игнорируют предупреждения и идут к морю шторм снимать… Сейчас ради контента и лайков люди с ума сходят. – Горькая усмешка сменилась на раздражение. – Кто-то с ума сходит, а ненормальная ты!

Маргарита смотрела на Диану, чувствуя, как напряжение в комнате нарастает. Девушка явно была не из тех, кто легко поддается чужому влиянию. Ее раскованность и дерзкие вопросы выдавали в ней человека, который привык защищаться сарказмом и отстраненностью. Но за этим фасадом улавливалось что-то хрупкое, почти незаметное – страх, неуверенность, боль.

– Ты права, – мягко сказала она. – Но я здесь не для того, чтобы говорить: «Ты ненормальная». Я здесь, чтобы помочь тебе справиться с тем, что тебя беспокоит.

Девушка усмехнулась:

– Помочь? Как? Таблетками? Или будешь меня гипнотизировать, чтобы я рассказала тебе все свои секреты?

– Нет, – улыбнулась Маргарита. – Я просто хочу понять тебя. Может быть, ты сама не до конца понимаешь, что с тобой происходит.

Диана отвернулась к окну. Ее лицо, освещенное тусклым светом лампы, казалось еще более хрупким. В этот момент дверь кабинета резко распахнулась, и в него ворвалась подруга Маргариты Настя – высокая блондинка с горящими от злости глазами.

9. Ссора с подругой

В кабинете психиатрической клиники часто бывали яркие эмоции, громкие разговоры и даже крики. Все это касалось рабочих моментов, в которых пациенту позволялось выплеснуть одолевавшие его эмоции. В это время психиатр выполнял функцию контейнирования6 – помогал человеку прожить эти эмоции и стабилизироваться за свой счет.

Сейчас ситуация была похожей, но подруга не являлась пациентом, а потому переходить с ней в терапевтические отношения Маргарита не могла, хотя иногда очень хотела. Выдержать ее напор порой бывало нелегко, особенно в такой день, как сегодня, когда и без того сил ни на что не хватало. Неужели ей предстояло пережить еще и это?

– Рита, нам нужно поговорить! – заявила ворвавшаяся в кабинет Настя, даже не поздоровавшись.

Маргарита вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.

– Диана, извини, – мягко сказала она. – Зайди попозже, хорошо?

Девушка кивнула и, бросив на подругу доктора оценивающий взгляд, вышла из кабинета.

– Что случилось? – спросила Маргарита, стараясь говорить спокойно, хотя внутри уже трясло.

– Ты не отвечала на мои звонки! – возмутилась Настя, размахивая телефоном.

– Прости, я выключила звук, а потом забыла его включить. Но это не повод так врываться в мой кабинет!

– Я волновалась!

– Теперь я буду волноваться. Зачем ты в такую погоду вышла из дома?

– Подумаешь ливень с ветром! Рит, это Керчь, тут что ни день ветер!

Маргарита поняла. Наконец поняла: керченские ветра, от которых ее так предостерегали, для местных жителей были обыденностью. Город, зажатый между степью и двумя морями, веками учился жить в гармонии со стихией – шторма здесь не катаклизмы, а часть повседневности.

– Хочешь чаю? – предложила она, чтобы разрядить обстановку.

– Рит, ну какой чай? Ты же знаешь, я терпеть его не могу!

– Прости, я совсем заработалась, – вздохнула Маргарита.

– И избегаешь меня!

– Моя девочка, я тебя не избегаю. Я, правда, очень устала. У меня сегодня ночная смена. Давай ты приедешь ко мне завтра, и мы все обсудим?

– Завтра? К тебе домой? Ты же знаешь, я не хочу с ним встречаться!

Маргарита поняла, что речь идет о Стасе, с которым у подруги недавно закончились отношения. Но она не была причиной их расставания, да и позволила себе претендовать на него лишь после откровенного разговора со всеми участниками этого любовного треугольника.

– Вы не можете вечно друг от друга бегать, – осторожно заметила она.

– Я не хочу его видеть!

– У тебя с ним, правда, все? – уточнила Маргарита, нервно теребя край своей кофты.

– Правда. И хватит уже меня об этом спрашивать!

– Он предложил мне выйти за него замуж.

Настя немного опешила от этой новости, села в кресло и пристально посмотрела на подругу, которая присела на край стола.

– Ты спишь с ним?

Маргарита не ответила, но ответ был понятен по ее избегающему взгляду.

– Ты же говорила, что это было всего пару раз, – тихо произнесла Настя, но в ее голосе уже чувствовалась надвигающаяся буря. – Что это не серьезно.

– Мы можем обсудить это позже? Я на работе.

– А что не так? Вы ж коллеги, это почти рабочий момент!

– Скажи мне, что тебя так задевает?

– Может то, что меня снова предают?

– В чем, по-твоему, предательство? Ты же знала о наших отношениях с самого начала. Я тебя не обманывала.

– Меня не интересуют твои отношения с ним!

– А что тогда?

– Ты меня оставишь, как и все. Сначала «это было случайно пару раз» и «не серьезно», потом «позвал замуж», а в итоге я снова останусь не нужной.

– Ты же знаешь, как я тебя люблю? – подойдя и сев напротив на корточки, попыталась взять за руки подругу Маргарита. Но она резко их выдернула.

– Не знаю, Рит. Правда. Раньше казалось, что знаю, а сейчас… – Она вскочила на ноги и подошла к окну. Голос начинал дрожать. – Я столько раз это слышала: «Ты нужна. Я с тобой», а потом все исчезают, забывая о своих обещаниях быть рядом. И ведь я клялась себе, что больше никому не буду доверять, и опять, дура, поверила. Поверила, что кому-то я такая моральная уродина нужна.

– Ты не уродина! – возразила Маргарита, подойдя сзади вплотную. Она хотела обнять, но снова получила отпор. – Я понимаю, что ты чувствуешь…

– Да ни хрена ты не понимаешь! – взорвалась подруга. – Сидишь тут целыми днями со своими психами и лечишь им про понимание. Но что ты можешь понимать? Тебе даже минимум моей боли не испытать!

– Настя, я слышу, как тебе больно, и мне действительно жаль, что ты сейчас так страдаешь. Ты права, я не могу прочувствовать твою боль точно так же, как ты, и не претендую на это. Но я вижу, как тебя ранит мысль о том, что что-то изменится между нами. Ты для меня важна, даже если моя жизнь приобретает новые краски. Давай попробуем пройти через это вместе, шаг за шагом. Можешь рассказать, что именно пугает тебя больше всего?

– Давай просто закончим на этом? Я сейчас уйду, а ты поступай как хочешь! – Настя попыталась выйти, но Маргарита преградила ей выход.

– Я не могу отпустить тебя сейчас. Я вижу, как тебе больно, и мне страшно представить, что ты останешься одна с этими мыслями. Давай сядем и попробуем найти способ успокоиться вместе.

– Я тебе больше не верю! Вы все меня предали!

– Я не предаю тебя – я борюсь за тебя, даже если ты сейчас в это не веришь. Дай мне шанс показать, что ты не одна.

Настя разрывалась между противоречивыми порывами: вырваться и сбежать от боли – и в то же время жаждала, чтобы Маргарита вцепилась в нее мертвой хваткой, доказав, что она все еще важна. Эти два импульса, словно два зверя в клетке, рвали ее изнутри, и единственным выходом стали эмоции – яростные, неконтролируемые. Маргарита видела знакомый узор пограничного расстройства: страх отвержения, превращающийся в саботаж. «Она провоцирует ссору, чтобы получить подтверждение, что ее не бросят. А потом сама же разрушит все, поверив, что недостойна», – мысленно констатировала она, распознавая механизм расщепления.

– Ты мной воспользовалась, чтобы получить его! А теперь добилась своего, и я тебе больше не нужна! – Слова превращались в лезвия, обесценивающие их дружбу, попытки помочь, саму себя. Маргарита понимала: Настя не лжет. В эти моменты та искренне верила, что недостойна ничего хорошего.

– Я понимаю, что тебе сейчас кажется, будто я тебя предала. – «Она не манипулирует – она так выживает», – с горечью думала Маргарита, зная, что за агрессией скрывается крик о спасении. – Ты вправе злиться, и я не стану отрицать твою боль. Но я не использую тебя – никогда не использовала. Ты для меня не инструмент, а человек, с которым я прошла через многое. Да, мой выбор кажется тебе предательством, но я не собираюсь «заменить» тебя кем-то – ты не заменяема.

– Отстань! Надоела! – Настя попыталась уйти, словесно набрасываясь на подругу, подсознательно надеясь: если Маргарита станет ее удерживать, уговаривать – это будет знаком, что ее любят даже такой. И Маргарита с силой надавила на дверь, не давая ее открыть.

– Я вижу, как ты мечешься между желанием убежать и надеждой, что я тебя удержу. И я держу. Не потому, что хочу контролировать, а потому, что не могу позволить тебе исчезнуть в этой боли одной. Давай просто посидим, даже если ты будешь кричать или молчать. А когда захочешь, расскажешь, почему думаешь, что я тебя предала.

– Хочешь, чтобы я тебе рассказала? Ты, правда, хочешь услышать это?

– Да, я действительно хочу услышать.

Настя начала было говорить что-то о своем детстве, но так прерывисто и невнятно, сорвавшись на слезы, что Маргарита не смогла ничего толком разобрать. Да и смысла уже не было, нужно было успокаивать подругу, которая не позволяла себя обнять или усадить в кресло. А поданный стакан с водой был запущен в стену. Маргарите срочно пришлось применять дыхательную технику, с которой она была грубо послана.

– Настя, я не уйду, даже если ты кричишь и отталкиваешь меня. Я вижу, как тебе больно, и мне не все равно. Ты можешь не говорить, можешь плакать, можешь злиться – я не требую от тебя слов. Но я не позволю тебе остаться одной в этом урагане. Давай просто будем дышать рядом, даже если ты не хочешь повторять за мной. Или сядем на пол, вот здесь, где ты чувствуешь контроль. Я не трогаю тебя, но я здесь.

Ей удалось усадить подругу на пол. В какой-то момент сильные эмоции стали отступать, Настя стала редко всхлипывать и позволила взять себя за руку.

В дверь раздался стук.

– Я занята! – крикнула Маргарита, зная, что после этих слов их не побеспокоят.

– А если кто-то зайдет и увидит нас тут? – тихо спросила Настя, чувствуя вину за свой срыв.

Маргарита улыбнулась ей, еще сильнее сжав руку.

– Сидим как две дуры на полу, – в ответ была улыбка сквозь слезы.

– Я готова быть с тобой кем угодно, лишь бы тебе было легче.

– Как ты меня терпишь?

– Потому что люблю тебя такой, какая ты есть.

– И готова мне помочь с этим справиться?

– Конечно! Ты же знаешь, я все для этого сделаю!

– Тогда возьми меня в терапию.

– Родная, я не могу. Это запрещено.

– Для тебя какие-то запреты важнее меня?

– Не важнее. Но запреты существуют не просто так. Они придуманы, чтобы уберечь тебя от врачебных ошибок.

– Ты настолько боишься совершить ошибку, что тебя даже не пугает возможность когда-нибудь меня потерять? А если я себе вены вскрою? – последняя фраза произносилась в шутку, но Маргариту сильно задела.

– Твою мать, Анастасия! Ты из меня веревки вьешь! – Она встала и подала руку подруге, чтобы помочь подняться. И на этот раз она не сопротивлялась.

– А вот это не профессионально!

– Я не твой врач!

– А следовало бы!

– Ну, не могу я, пойми. Не-мо-гу! Мы это уже не раз обсуждали.

– Так и скажи, что устала и хочешь избавиться от меня!

– Не избавиться, а уберечь. Я остаюсь твоей подругой, но не смогу быть тебе врачом. Это не разрыв, а шаг, чтобы ничто не отравляло нас. Давай попробуем?