30 причин, чтобы не любить

Глава 2

– Ты же вину загладил? – у Барха в глазах зреет беспокойство. А в моих, я уверен, сейчас закипает отчаяние.

– Хуже. Я ей в женихи записался. Точнее, в зятья ректору, – и смачно прикладываю себя ладонью по лбу.

Сладкая парочка ржет. Долго и на всю библиотеку, невзирая на суровый взгляд Регины Антоновны.

– Киров, утихомирь своих дружков, – орет она почему-то на меня.

Но те сами затыкаются.

– Извините, Регина Антоновна, – отвечает ей Барх. – Мы тут изучаем природу смеха.

– Знаю я, что вы там изучаете, – ворчит она уже тише и снова прячется за администраторской стойкой.

Мы все втроем переглядываемся и вжимаемся в кресла.

– Так, давай по порядку, – шепчет Зефирка, щурясь от смеха. – Как ты до этого докатился?

Я набираю побольше воздуха в легкие и рассказываю им всю историю от начала и до конца. Зефирка с Бархом уже в процессе хохочут. И после тоже хохочут. В этот раз тихо, закрывая рты руками, чтобы Регина Антоновна опять не возбухала.

– Проржались? – я перевожу взгляд с Зефирки на Барха и обратно.

– Мда, Димуль, – громко цокает она, разглаживая ладонью фотографию несчастного Брусевича. – Ты, как всегда, – сначала делаю, потом думаю.

Мне остается только плечами пожать. Да, я такой.

– Ну все уже сделано. Настало время думать, – взмахиваю рукой и смотрю на них. Они на меня. Мы все по очереди хлопаем глазами. Ни в одном глазу я не вижу, чтобы закралась идея, хотя бы искорка.

– А что тут думать? – говорит Барх. – Теперь придется каждый день ее на руках носить.

Бля. Я совсем не то хотел услышать.

– Да не расстраивайся так, – Зефирка тянет руку к моему плечу, но не дотягивается. Я специально приближаюсь, чтобы она меня погладила. – Авось она тебе понравится.

– Еще и диплом получишь в качестве приданого, – добавляет Барх.

Они переглядываются и снова смеются. Я отворачиваюсь к стеллажу с книгами, скрещивая руки. На кривые переплеты смотреть сейчас приятнее. Они надо мной не издеваются.

– Ты же искал любовь, – Зефирка распахивает огромные глаза. – Она буквально сама тебе под бампер свалилась.

– Да эта Воронцова… странная же.

Безглазый пацан каким-то боком косится на меня с фото. Жуть.

– Да адекватная она вроде. Ну, скрытная, да. Общается всегда сухо. Но таких людей много. Им просто время нужно, чтобы раскрыться, – Зефирка переводит взгляд на высокий потолок, который весь исписан мудрыми фразами великих мужей. Иногда залипательно их почитать, но сейчас не до этого. – Уля с Матвеем ведь дружили с ней нормально. Она с ними даже в клуб ходила.

– В клуб? – у меня бровь заскакивает на лоб. – Неожиданно.

Воронцова – та еще загадка. То есть клубок противоречий.

– В клуб твоей мамы, кстати, – Зефирка улыбается.

– Хм. Это неудивительно. Он же самый популярный в городе, – я горжусь.

– И диджей там самый крутой, – добавляет Барх, приподнимая кепку, типа к нашим услугам.

Никогда не упустит случая похвастаться, кто он есть и чем занимается. Даже перед нами. Мы с Зефиркой смеемся.

Успокоившись, она снова смотрит на меня серьезно. Голубые глаза мне что-то внушают.

– Воронцова просто выплеснула злость на фотографию. С кем не бывает. Наверное, Матвей ее серьезно обидел.

И во мне на мгновение просыпается надежда, но снова тонет, еще глубже, пробивая дно. Интересно, насколько серьезно я ее обидел?

– А че он конкретно сделал? – аж перепонки настраиваются на Зефиркин тихий голос. И весь я сам льну к столику, поближе. Любопытно, что у них за отношения. То есть вообще удивительно, что у этой Несмеяны были какие-то отношения. Кажется, проще из швабры чувства выбить, чем из Воронцовой.

Зефирка пожимает плечами и почему-то хватается за телефон, но не разблокирует экран, а просто гладит пальцем по нему, оставляя жирные разводы.

– Да фиг его знает точно. Я же в чужую жизнь не лезу.

Мы с Бархом на это улыбаемся. Оба знаем, что Зефирку хлебом не корми, дай посплетничать да наладить чужую жизнь. Она всех своих подруг уже пристроила. Меня вот только все никак. Я ее главное разочарование.

– Воронцова типа застукала Матвея и Улю целующимися и взбесилась. Уля говорит, что Матвей ее против воли поцеловал, – Зефирка разглядывает себя в темном отражении экрана и поднимает на меня взгляд. – Это как раз, когда они в клуб пошли тусить втроем.

Я киваю.

– Матвей поначалу, наоборот, оправдывался, что это Уля к нему пристала, а он типа с Воронцовой уже замутил. Но после отчисления он Воронцову говном поливал. Типа она ему решила отомстить за отказ, – Зефирка пожимает плечами. – Не понимаю, зачем тогда Улю оставила. Но своей версией Воронцова, разумеется, не делится. Хер разберешь, короче.

Они с Бархом смотрят друг на друга и оба опускают уголки губ. Я повторяю за ними. Она продолжает:

– Уля считает, что ее не отчислили, потому что она умная, типа такую трудно завалить. Хотя она сама все у отличника Перфильева списывает и вообще эксплуатирует его по полной, – в тоне Зефирки появляется много пренебрежения и чуточку зависти. А еще обида за Перфильева. У нее просто бывают обострения в случае несправедливости. – А он, влюбленный дурак, кажется, на все готов ради крох ее внимания.

– Понятно, – выдыхаю удрученно, хотя нихера не понимаю. Одного отчислили, другую – нет, притом все виноваты, и никто себя виновным не считает. Реально муть.

– Ну, и короче, с тех пор Воронцову все игнорят, – Зефирка рассекает ладонью воздух, подчеркивая отрицание. – Она как призрак теперь. Уля даже чат создала, куда пригласила всех, кроме Воронцовой. Там всякие сплетни в основном обсуждают. Вроде. Я просто выключила уведомления и не читаю. Изредка только, от скуки.

– Травят ее? – я хмурюсь. И внутри появляется уплотнение – аллергия на несправедливость. Наверное, от Зефирки заразился.

– Да не особо. Она же ректорская дочка. Такой отчаянный у нас только ты, – усмехается она, а Барх подхватывает. – Просто никто с ней не общается. Разве что Перфильев, которого тоже в этом чате нет.

– Так что делать-то? – прочесываю волосы и гляжу на друзей с надеждой.

– Моли о пощаде, – равнодушно предлагает Барх. Совсем ему меня не жалко.

– Либо влюбись в нее, – Зефирка играет бровями, а глаза искрятся от воодушевления. Довольная такая. Счастлива, что скоро от меня избавится. Так или иначе. – Она же тебе понравилась?

Жмется ко мне сбоку и снизу заглядывает в глаза. Как будто так лучше видно. Хотя Зефирка и без того меня отлично считывает. Любое настроение, любую мысль, которую я сам порой себе не могу сформулировать.

– Да бля… Ректор же! – я закутываю голову руками по самые локти и резко выпрямляюсь. – Не хочу жить как на минном поле. Хер пойми, где подорвешься. Я хочу спокойных отношений. С регулярным сексом и без мозгоебства.

– Ооо, бро, – Барх хлопает меня по спине утешительно, украдкой поглядывая на Зефирку. – Без мозгоебства не дают. По-любому будет. Регулярнее, чем секс.

– Эй! – она толкает его в плечо. – В смысле? Ты чем-то недоволен?

Мы с Бархом переглядываемся. Он вжимается в кресло, боясь пушечной атаки, а я ржу.

– Лерыш, я же про других говорю. Пацаны жаловались просто…

– Тааак! Давай выясним, чего там твоим пацанам не хватает. Секса, значит? Устрою! Легко! Садомазо, хочешь?

– Помилуй, Лерыш. Я пошутил, – Барх скатывается почти под стол, спасаясь от ее гнева, но смеется.

– Нет уж. Сам напросился. Че ты раньше молчал? Копил в себе, чтобы вот так, при всех, выплеснуть?

Оу, Барх, кажись, влип похлеще меня. Сам дебил. Мда уж. В такие моменты я даже счастлив, что Зефирка выбрала не меня.

Мне выдается минутка поразмышлять самому. Я протираю лицо ладонью и хватаюсь за подбородок. Одно хорошо – парня у Воронцовой точно нет. А то бы еще с ним выяснять отношения пришлось. Хотя, если бы такой нашелся, может, стал бы моим спасением. Она бы познакомила отца с настоящим женихом, и ректор бы отстал от меня. Звучит как стратегия. Только я даже брату пару найти не могу, а тут левую девчонку с кем-то сводить – ну такое…

Эти уже мирятся. Барх хватает Зефирку и чмокает. Все лицо по периметру проходит. Она быстро сдувается, румянится, хихикает под конец, отпихивая его слабыми кулачками. Я бы ее так – мне бы сразу по яйцам прилетело.

Острое чувство прожигает всю грудную клетку. Это уже не ревность, а чистая зависть. Я свое, кажись, отревновал. Теперь просто хочу так же. Не с Зефиркой, с другой, совсем другой. Ведь Бархом мне никогда не стать все равно.

– Вы заколебали. Дома налюбитесь, – я хлопаю ладонью по столу, ибо нестерпимо.

Оба резко затихают и поворачивают ко мне красные лица.

– Че мне с Воронцовой делать? – спрашиваю больше у Зефирки. Жду от нее женской мудрости.

Она выпрямляется, снова поправляет прическу и платье, садится в кресле по-ученически, руки на коленки, и смотрит на меня во все глаза. Я до сих пор в них тону.

– Кхм-кхм. Ситуация сложная, согласна, – Зефирка опять включает деловитый тон и кивает на альбом Воронцовой. – Но раз уж ты записался в женихи, предлагаю узнать ее получше. Все равно придется за ней ухаживать. Как минимум до летней сессии. А там посмотришь. Может, сам захочешь жениться к тому времени.

Она скалится. Я перевожу взгляд на Барха. Надеюсь, что он меня, как мужик, поддержит, а он:

– Либо закачай сталь в яйца и иди признайся ректору, что дочь его ты просто так лапал, никакой ты ей не жених, да еще и сбил ее на светофоре по пути в академию.

Я сглатываю. Вариант «либо» мне точно не нравится. И стали у меня нет. А яйца – пока да, и я не хочу без них оставаться.

Часть 7

Глава 1

В «Анастасию» я приезжаю ровно в семь вечера. Знаю, что никто в нашей семье никогда не торопится и приходить заранее просто нет смысла. И я доверяю Даше, директору ресторана, которая всегда все готовит для нас по высшему разряду.

Вечером город искрится гирляндами и рекламными вывесками. У «Анастасии» она фиолетовая с белой подсветкой, потому что мама обожает пурпурный. В понедельник народу много быть не должно, но минимум половина столиков всегда занята. Деловые люди любят здесь ужинать и проводить переговоры. Поэтому парковка заставлена машинами. Я нахожу себе местечко в уголке. Только вылезаю и натыкаюсь на Вовкин джип. Он еще за рулем.

Допив кофе и заблокировав «инфишку», я стучу в его окно. Брат шугается и трясет отросшими кудрями. Выглядит, как бродяга. Вот у Барха волнистость своя, натуральная, а Вован специально волосы завивает. Смотрится по-идиотски, на мой взгляд, особенно когда они такие длинные, уши почти закрывают. Каждый раз, когда его вижу, хочу их срезать. Но ему нравится. Или похер. Раньше он чаще стригся, а сейчас и бреется редко. Хотя сегодня выглядит приличнее обычного: поросли на лице отбарбершоплены, волосы уложены, голубая рубашка торчит из-под куртки.

– Здорова, – я обхожу капот и протягиваю ему руку.

Вован вылезает из салона и, хлопнув дверцей, сжимает мою ладонь в кулак. Мы обнимаемся.

– Для меня принарядился? – я показываю ему класс, оглядывая сверху вниз. Он даже не джинсы, а брюки надел, не совсем классические, но смотрятся солидно. По сравнению.

– Ага, канеш, – брат достает что-то с заднего сиденья и блокирует джип. – Девушку ищу. Не хочу встретить ее в дурацком виде.

– Тогда перестань бигуди крутить, – я треплю его кудряшки.

Вован уворачивается и отходит на целый шаг. Поправляет их тут же, смеясь. А предмет выпадает из рук, прямо в слякоть под колесами.

– Бля, это подарок, вообще-то, – он поднимает небольшую коробку аккуратно пальцами.

– Что это? – я сразу отбираю и изучаю упаковку.

На лицевой стороне изображена вагина. Силиконовая, рельефная, полностью имитирующая настоящую. Даже волосы, как усики Чарли Чаплина, приклеены над клитором. Помню, было такое у Пелевина. В книге про далекое будущее девушки специально делали такие стрижки и называли их коротко «адольфычами»11.

Ну, конечно, чего еще следовало ожидать. Я перевожу на брата усталый взгляд.

– Что? – Вован пучит невинные глаза. – Купил две по акции. А у тебя как раз день рождения. Удачно подвернулось.

– Извращенец, – я опускаю руку вместе с коробкой и иду к ресторану между рядами машин.

– Ой, бля буду, ты свою быстрее меня задрочишь.

Он выставляет квадратный подбородок вперед и зачесывает пряди назад, а они опять валятся на лоб, но брат не устает повторять это бессмысленное действие.

– Ко мне, между прочим, сама мисс АСИ подкатывает, – хвастовство из меня само прет, только без гордости, скорее, в отместку на обиду. Выходит по-детски глупо.

– Тогда отдай обратно, раз тебе есть че трахать, – Вован тянет руки за моим подарком.

– Да не собираюсь я ее трахать, – прячу от него коробку в подмышку с другого бока.

– Кого, мисс АСИ? – он искренне удивляется и переводит взгляд на коробку. – Неужели ты надрессировал свой стояк, наконец? Я думал, он у тебя лихач, сам по себе.

Две секунды Вован стоит, моргает, а потом ржет. Прям заливается весельем.

– Да бля, Вов, – я краснею, как лох. Мне перед ним всегда стыдно, но в такие моменты особенно.

Вспоминаю наш с ним разговор, когда я признался, что спал с его девушкой. До сих пор перекручиваю все брошенные тогда фразы по несколько раз на дню. В шестнадцать я искренне верил в то, что влюбился, и не мог противостоять этой силе любви, а еще стояку, который тогда был перманентным и реагировал на любую дырку, куда мог уткнуться. И три года я жил в этой иллюзии. Пока Инна не забеременела.

Я оправдывал себя этим стояком, а Вован только угорал, не понимал и до сих пор не понимает, как так можно не управлять собственным членом. Теперь я и сам не понимаю.

– Шучу я, расслабь булки, – он хлопает меня по плечу и ведет в ресторан.

А я, наоборот, весь сжимаюсь. Совесть колется изнутри острыми пиками. В сердце, в легкие, в печень. Больно. Все еще очень больно. Но наверняка не так, как ему.

В ресторане тепло и уютно. Звучит лаундж музыка. И вечерний свет задает всему спокойный тон. Я расслабляюсь, но коробку с вагиной все еще сжимаю в обеих руках и несу перед собой, как сокровище.

Оглядываю вместительный зал. Еще не был здесь после ремонта. Старый дизайн казался мне вычурным, сильно отдавал шиком и гламуром, а новый уже вполне соответствует тенденциям времени – выдержанная во всем красота не пестрит и не просится в фокус. Пастельные тона глушат фон. Изящная мебель простых форм и фасонов выглядит удобной и не более. Мне нравится.

Нас встречает шикарная хостес в пурпурном мини. Мы с Вованом оба невольно пялимся на ее задницу, переглядываемся и уводим лица в стороны. Он опять зачесывает непослушные волосы назад. Я робею. Начинаю чувствовать себя дикарем. Заглядываюсь на девушек хищнически.

Хостес тоже новенькая. Они здесь часто меняются. Директор Даша тщательно следит за ротацией, чтобы гостям не надоедали. В хостес и официантки предпочтительно нанимает смазливых и нескромных. Раньше я часто цеплял здешних красавиц. Специально заходил сюда отужинать, чтобы увести кого-нибудь на завтрак. И сейчас бы не прочь. Тут все попки такие сочные… Бляааа…

У Вована тоже глазки разбегаются.

Я с желанием скольжу взглядом от тонкой лодыжки по рельефным икрам под пурпурную юбку, которая чуть выше колен. Синие венки вплетены в кожу красивым узором. А дальше идет сногсшибательная попа – два таких кругленьких полушария, крепкие, как орехи. Официантка переминается с ноги на ногу у специальной стойки, где они вбивают заказы. Я наслаждаюсь стройной фигурой в приталенной блузке. Густые волосы цвета молочного шоколада закрывают плечи. Дикарь внутри меня жаждет увидеть лицо и особенно губы. Мне почему-то представляются губы Воронцовой, как эталонные. Этой красотке они бы очень пошли… Я уже смакую на языке, какие они вкусные.

Краем глаза замечаю, как Вован тоже на ней залип. Весь вожделеет, вот-вот слюнки потекут. И взгляд блестит маслом. Во мне сразу все рушится. Возбуждение скатывается обратно в пах, откуда и вылезло.

Девушка оборачивается решительно, но замирает, увидев нас. Карие глаза, подчеркнутые жирными стрелками, округляются. Щеки сильно румянятся. А губы сжимаются в линию.

– Здрасьте, Римма Семеновна, – охреневаю я.

– Володя? – она сглатывает собственное дыхание и лупит на брата, моргать забывая, а меня в упор не видит.

Вот это поворот.

Глава 2

Из глаз Вована все вожделение как ветром сдуло. Осталось только удивление.

– Римма? Привееет, – брат улыбается и простирает руки для объятий. – Сколько лет!

Она не двигается, даже чуть-чуть пятится и переводит на меня испуганный взгляд. Он цвета кленового сиропа. И ощущается таким же тягучим.

– Здравствуй, Дима, – с волнением произносит Римма Семеновна. Дыхание томное. Или это меня помутнение еще не отпустило.

Вован, не получив обнимашку, прокашливается и прячет руки за спину. Голову опускает, потому что краснеет. Нам всем троим неловко. У Риммы Семеновны смуглая кожа, поэтому румянец не виден, да и освещение подводит. Но по плечам, которыми она пожимает едва заметно, словно блузка туга, я понимаю, что ей стыдно.

– Давно не виделись, – продолжает брат. Голос набрал силы. Робость прошла. Он снова улыбается, бегая глазами по лицу Риммы Семеновны.

Хм. Любопытно. Кто они друг другу?

После Инны у Вована точно никого не было. А с Инной он вообще с первого курса встречался. В школе дружил сначала с Олей, потом – с Машей. Никакой Риммы я не помню. Если бы он кого-то безответно любил, я бы наверняка был в курсе. Но я не в курсе. А они так тушуются… Друзья бы так не тушевались точно. И тем более приятели. Может, Римме Семеновне просто стремно, что она здесь официанткой работает?

– Да. С самого выпускного, – она то бросает в брата смущенный взгляд, то снова бегает им по залу.

Вован почему-то каменеет. И мы все втроем молчим. Может быть, всего несколько секунд, но, по ощущениям, долго. Я невольно верчусь корпусом. Самому хочется деться куда-нибудь. Здесь, как назло, все пространство открыто. Все у всех на виду. Даже бармен за стойкой спрятан всего наполовину. И Даша, директор, уже за нами наблюдает.

– А вы как… здесь? – подаю голос, а то пауза затянулась. Только отчаянные глаза Риммы Семеновны заставляют меня постесняться собственного вопроса. Хотел разбавить, а лишь добавил неловкости.

– Подрабатываю. Приходится, – выдыхает она и пожимает смиренно плечами. Потом переводит внимание на Вована и улыбается застенчиво. – Я же в академии нашей работаю. В отделе по внеучебной деятельности. Бюджетникам не так много платят. А здесь… чаевые хорошие.

Я снова пробегаюсь глазами по залу. Действительно. Тут все «папики» Москвы кучкуются. Суют купюры налево и направо под юбки официанткам просто за эстетичный вид на время трапезы. Не сомневаюсь, что порой позволяют себе и больше. А Римма Семеновна всегда казалась из тех, кто не потерпит такого обращения. И как она сюда затесалась?

– А это ресторан нашего отца, – заявляет Вован и так довольно улыбается, что даже я начинаю думать, будто он хвастается. Хотя он, скорее, от растерянности.

Римма Семеновна вскидывает брови. Я улавливаю ее мысленное желание провалиться сквозь землю.

– Вот как… Не знала.

– Мы сюда его день рождения отмечать пришли, – брат тычет в меня пальцем, не глядя, потому что глаз от нее оторвать не может.

– Еще раз с днем рождения, Дима, – она улыбается мне, потом смотрит на брата смешанным взглядом. Там и улыбка, и робость, и что-то нечитаемое.

– Как дела у тебя? – Вован очень четко улавливает желание Риммы Семеновны с нами распрощаться и чуть шагает в сторону, заранее перекрывая ей путь.

Она замирает и вздыхает, вбивая ребро блокнотика в ладонь.

– Нормально. А у тебя как?

– Тоже неплохо. Радио свое в прошлом году открыл, – Вован поднимает лицо горделиво и улыбается искренне.

– О, классно. Помню, ты мечтал об этом.

Вован кивает, втягивая щеки. Вид донельзя самодовольный. Вызывает в Римме Семеновне искреннюю улыбку.

– Пока только по Москве вещаем, но сейчас планируем в другие города выйти.

– Мм, это супер, – Римма Семеновна резко зажигается и становится похожей на себя настоящую. То есть обычную. То есть академичную. – Мне как раз нужны кейсы успешных выпускников. Дашь интервью? Поделишься своим опытом?

В глазах бегают мысли. В академии, когда ее вижу, Римма Семеновна постоянно в делах и суматохе, что-то вечно придумывает, говорит сама с собой.

Вован выглядит опешившим, но спокойно реагирует на ее горячность, когда Римма Семеновна хватает его за руку, между запястьем и локтем.

– Пожалуйста, Володя! Пропиаришь заодно свою станцию среди студентов, – она мило хлопает глазками. Совсем не тот человек, что стоял здесь полминуты назад.

– Ну, окей, – он ведет плечами и отшагивает.

Я замечаю на его лице краску, а в глазах – робость. Брат совсем отучился с девушками общаться. Хотя я сам-то… За полтора года ни к одной девчонке нормально не прикасался. Обнимашки с Зефиркой – вообще не в счет. Я по ней еще тоскую иногда, но как объект желания уже давно не воспринимаю. Стыдно. Перед самим собой. Она искренне считает меня другом, и Барх мне доверяет. Мне не хочется их предавать. Брата я уже потерял из-за тупой своей похотливости. Больше не могу себе позволить терять близких людей. Их и так осталось мало.

Римма Семеновна тоже отшагивает и усмиряет свою радость, складывая руки треугольником. Торжество проявляется в улыбке, которую она не в силах смять.

– Тогда дай свой номер, я позвоню, – она протягивает блокнотик. К нему за колпачок прикреплена ручка.

Брат выводит на первой раскрытой странице цифры каракулями.

– Спасибо, Володя! – Римма Семеновна прижимает блокнотик к груди, как я свою очень ценную вагину.

И еще несколько секунд они с Вованом смотрят друг на друга молча. Вот Зефирку бы сюда. Она бы быстро расписала, че тут кого. А я не понимаю. О чем они думают? Вспоминают что-то? Было ли вообще между ними что-нибудь?

– А Инна как? Вы поженились, наконец? – спрашивает Римма Семеновна, медленно стягивая улыбку.

Брат тут же гаснет и хватается за шею, уводя взгляд в сторону. И меня всего внутри передергивает.

– Мы расстались. Больше года назад, – отвечает он нехотя.

– О, – Римма Семеновна на секунду опускает уголки рта, но тут же их приподнимает, словно не может сдержать. – Слушай, я не буду говорить, что мне жаль. По-моему, тут за тебя только порадоваться можно.

Ого. В лоб. Правдиво. Мы с Вованом переглядываемся и оба посмеиваемся.

– Спасибо, – брат пожимает плечами и снова смотрит на Римму Семеновну с улыбкой.

Хм. А это интересно. Все нутро во мне вибрирует, приободряется. Походу, тут что-то наклевывается. Это точно нельзя просто так оставлять.

– А вы? Замужем? – выпаливаю, не подумав. Не знаю, что на меня находит.

Глава 3

У Риммы Семеновны от шока глаза чуть не вываливаются. Не я должен был задавать этот вопрос.

– Давно хотел спросить просто, – хлопаю глазами, как невинный младенец. Ну че теперь…

Она поглядывает на Вована и смеется.

– Замужем, Дима. Странно, что ты не замечал, – демонстрирует кольцо на безымянном пальце.

Я расстраиваюсь, а брат улыбается. Точно без печали.

Чему ты радуешься, дурак? У тебя такую девушку увели! Пока Инна тебе мозги пудрила.

Сердце снова кровью обливается. Только надежда воскресла, даже крылья расправить не успела, опять все рушится.

Чую, до Элины я так и не доберусь. С таким тормознутым братом. Мисс АСИ долго меня ждать не будет. Вообще вряд ли будет ждать. Эх… Наверное, все-таки не о-но.

– Жаль, – искренне это говорю и поджимаю губы.

Теперь они оба смеются. Я чувствую спиной пристальный взгляд. Мы все втроем чувствуем и смотрим туда. Это Даша всячески Римме Семеновне намекает, что хватит болтать.

– Извините, мне надо работать, – Римма Семеновна выпрямляет плечи на вдохе и отряхивает юбку, извиняясь глазами перед директором. – Не прощаемся, Володя.

Она смотрит на брата загадочно. Или мне мерещится.

Мы по-солдатски расступаемся, и она проходит между нами, оставляя за собой цветочный шлейф. А я, как идиот, слежу за ее шикарной задницей. Докатился. Уже на Римму Семеновну пялюсь. Ректорской дочки мне, что ли, мало? Вован все-таки нужный подарок сделал. Опробую, как только домой вернусь. Моему члену срочно нужна вагина.

И все же, как, оказывается, обстановка и одежда меняет человека. Я как-то раньше не замечал за Риммой Семеновной столько сексуальности. Все официантки здесь одеваются как очень плохие секретарши: полупрозрачные блузки и суперкороткие юбки. Даже фартуки не носят. В академию Римма Семеновна всегда ходит в плечистых пиджаках и брюках. Еще ни разу не видел ее в мини. И с распущенными волосами. И с этими дурацкими стрелками. Ее бы к Зефирке на консультацию, та бы быстро научила краситься, как надо.