ССД: Юнион

Волосы на голове Мэри, если бы не были сырыми точно свежий войлок, непременно бы зашевелились от этих слов. Вспомнив посеревшее, абсолютно безжизненное лицо Владимира за толстой решеткой камеры, она внутренне сжалась. Юнионские застенки были страшнее любых кошмарных снов. Мэри незаметно сжала плечи похолодевшими пальцами.

– Ну, порой это занимательно, – возник коренастый мужчина, что даже не глядя в сторону, листал папки из выпотрошенной картотеки. Он близоруко щурился, а полы его шляпы почти залезли в папку. – У нас тут иногда такие библиотеки в половицах можно найти! – сказал он с непонятным Мэри восторгом и посмотрел на нее пустыми глазами.

В тот момент Мэри показалось, что она убьет Иону. На этом самом месте и без страха перед тюремным заключением. Наверное, если бы не Лула, крепко держащаяся за рукав ее пальто, то от сломанного носа Иону отделяло бы разве что несколько мгновений перед ударом. Если им нужно отодрать каждую половицу в этом доме – пусть вскрывают пол, срезают обои и снимают портьеры. Сопротивление принесет только больше жертв. В последний раз смерив Иону презрительным взглядом, Мэри покинула издательство.

Мэри нашла Владимира на ступеньках у черного входа; сгорбившись, он сидел, время от времени тяжело затягиваясь сигаретой. Мэри, откинув пальто, села рядом. Лула пристроилась слева, прибившись к боку Владимира, и тот без лишних слов протянул бледной девушке сигарету.

– На тебя донесли, – спустя несколько минут произнес Владимир.

– Это мне ясно дали понять, – невесело усмехнувшись, ответила Мэри. – Есть предположения, кто это мог быть?

Владимир пожал плечами, поглядывая на подрагивающую Лулу. Он нехотя снял пальто и накинул его на плечи белой как бумага девушки. Та с благодарностью придвинулась ближе.

– Кто угодно. А если особый отдел здесь, скоро об этом будут знать все.

– Блеск, – Мэри с досады пнула кусок размокшей в луже лепнины, – только этого не хватало.

Лула затушила сигарету в накапавшей с крыши луже:

– Ничего не поделаешь. Ждем, когда капитан-мудозвон до-мудо-звонится до своего начальства и отчитается, какие мы плохие.

– Полицию они решили не вызывать, хоть что-то хорошее.

Мэри устало облокотилась на колени. В голове не укладывалось, как такое вообще могло произойти. Не было никаких сомнений, что «настучавший» не остановится на достигнутом. Если его цель сбросить ее с политической арены, то стоит ожидать, что этот человек не боится испачкать руки. Она грубо растерла лицо ладонями. Сейчас особый отдел ничего не найдет, но тень на издательство уже брошена, и, как только новость просочится в инфополе, что-то предпринимать будет слишком поздно.

Мэри глянула на говорящих возле машин членов особого отдела. Рядом с людьми в сером, нервно переминаясь с ноги на ногу, стоял Бартон. Время от времени он одергивал заляпанные чернилами рукава, невпопад отвечая на вопросы жандармов, и судя по его всклокоченному виду, завтрашний тираж уже пустили под нож, и весь собранный материал скоро будет топить камин. Мэри болезненно зажмурилась. Производство остановится как минимум на несколько недель, пока они все не восстановят.

– Все придется начинать сначала, – мысль, которая скреблась в горле, неожиданно была произнесена Владимиром.

Лула и Мэри на это только согласно кивнули.

– Сейчас мы бессильны. Нам остается только ждать, – обреченно сказала Мэри. – Самое большое, на что мы способны сейчас, это попытаться найти крысу.

– Думаете, это как-то поможет нам противостоять нападкам на издательство? – с надеждой в голосе спросила Лула.

Мэри пожала плечами:

– Нет конечно. – Она задумалась на мгновение, рассматривая свое подрагивающее в луже отражение. – Только вот я злая, как собака.

Владимир удовлетворенно посмотрел на Мэри, а на лице Лулы появилась хитрая полуулыбка. Похоже идея мести пришлась им обоим очень даже по вкусу.

– “Мадам Фримен выходит на тропу войны” – вот это заголовок! – смакуя, произнес Владимир.

– Тише, мистер Левон, – шепнула Лула, с вызовом обернувшись на двери издательства. – Услышат же!

– Не дрейфь, Лулочка, – Владимир сжал ее за плечи, воодушевленный предстоящей местью, – они еще пожалеют, что с нами связались!

Смущенно выпутавшись из поистине медвежьего хвата Владимира, Лула поправила съехавшие очки:

– Сейчас в приоритете понять, кого нагрузить репортажем со свадьбы. Нам всем желательно скрываться пока…

Мэри задумчиво пригладила волосы, глядя на снующие перед издательством серые плащи, которые неспешно высыпали из дверей. Картотеку вскрыли. Данные работников… данные официально трудоустроенных работников…

– Есть одна идейка… Вчера вечером, прежде чем я уехала, ты упомянула какое-то резюме. Оно у тебя с собой?

Лула, мгновенно порозовев, кивнула.

– Вообще, да, – начала она, – я спрятала его сегодня утром, едва к нам приехали, ну… сами-знаете-кто.

– И? Где же оно? – Мэри выгнула бровь.

– Если мистер Левон отвернется, я скажу.

Владимир поднял руки, показывая, что он совершенно серьезен, и демонстративно закрыл глаза. Лула, бросив на них обоих робкий взгляд, сунула руку под воротник блузки, а в следующую секунду выудила из бюста сложенную в два раза тоненькую бумажную папку. Мэри поджала губы, стараясь не засмеяться.

– Серьезно? Оно все это время там было? – со смехом в голосе спросила Мэри.

Лула покраснела и сильнее запахнула пальто.

– А что мне было делать? – прошипела она.

– Нет-нет, ты не подумай, – начала оправдываться Мэри, – это, конечно, экстравагантный, но… эм. Весьма действенный ход. Горжусь. Слушай, а у тебя там случайно нет нашей налоговой книжки?

– Да ну вас!

– Глаза-то уже можно открывать? – подал голос Владимир.

– Да можно, можно, – ответила Лула и съежилась под пальто.

Мэри развернула папку. На смятых листах было кратко беглым неровным почерком изложено резюме на имя А. Иннер с приложением блеклой черно-белой фотографии. Мэри опустила очки на нос. Со снимка на нее глядело скалящееся белобровое лицо с острыми скулами и высоким лбом – его внешняя хищная монструозность была до того существенна, что против воли становилась приятной. И если бы не длинные, заплетенные во множество сложных кос белые волосы за спиной человека на фотографии, Мэри бы и не признала в нем весьма молодую, пусть и крайне пугающую, девушку. Владимир обменялся с Мэри удивленными взглядами.

– Очень необычная дама, – как можно мягче сказал он, не в силах перестать смотреть на ухмыляющееся лицо.

– Ну, во всяком случае, внешность не главное, – подхватила Лула, оказавшаяся за плечом Мэри.

Мэри с задержкой кивнула. Было что-то определенно гипнотическое в щелках светлых, как будто потусторонних глаз, глядящих на ее по ту сторону изображения. Мэри, ощущая себя крайне странно, на всякий случай перевернула фото.

– Да, пожалуй. Но, думаю, и она сгодится. В списке работников она пока не числится, так что можем ее использовать.

– Использовать? – непонимающе переспросил Владимир, – Каким образом?

– Будет нашей поисковой собакой, – пояснила Мэри. – Если мы сейчас начнем отправлять “в поля” наших журналистов, опять выдадим себя. А вот если поймают стороннее лицо – мало ли для каких целей ей эта информация. Может, она из правительства? Полиция или особый отдел, и все в таком духе. Будем считать это стажировкой.

Владимир, не скрываясь, присвистнул. Меньшего он и не ждал.

– Мне назначить с ней встречу?

– Да, – Мэри кивнула. А после, глянув еще раз на фотографию, спешно свернула ее и запихнула в карман брюк, – свяжись с ней. Но не через телефон. И не по почте. Готова поклясться, что все письма теперь будут вскрывать, а звонки прослушивать. Сделай все через своих людей, договорились?

Мэри, выразительно глянув на Лулу поверх очков, протянула девушке резюме, и та, преисполненная важности, с готовностью кивнула.

– Сделаем все в лучшем виде, мадам Фримен.

– А что делать мне?

– А тебе, Владимир, сидеть тихо и не отсвечивать, – мрачно осадила его Мэри. – Мы с тобой займемся восстановлением материалов, напишем пару актуальных статей, ну и…

В издательство продолжали входить и выходить люди в сером. Некоторые из них выносили связки бумаги, кто-то время от времени с подозрением косился на троицу на ступенях. А Мэри, продолжая говорить о каждой мысли, приходящей в голову, никогда не призналась бы себе, что за ветвистыми рассуждениями и детальной оценкой пока что надуманных рисков пытается скрыть уязвленное в который раз самолюбие.

Глава 2 – Дым без огня

Марафин долго и напряженно думал: процесс для него время- и ресурсозатратный, а потому прибегал он к нему в крайних случаях. Случай представился. Он закончил свои дела еще утром, оставил ассистенту парочку написанных корявым похмельным почерком записок, ни одну из которых тот, в перспективе говоря, не сможет разобрать, а потому свою способность к менеджменту Марафин поставит под сомнение. Всего-то на долю секунды, прежде чем спишет все на некомпетентность подчиненных.

Слева, на косо стоящем стуле почти у арочного прохода в главный зал, сидела девушка анемичного вида и хрупкого сложения: Марафин уже приготовился ловить ее, если та вдруг упадет в обморок. Вот она потирает щиколотки друг о друга, пока складки дешевого на вид платья электризуются и липнут к бархату обивки. Она так густо накрасилась подводкой и тенями, смешав их вокруг глаз в импрессионистскую картину из мазков разных оттенков черного, что Марафину показалось – ее веки от тяжести сейчас отвалятся. И, думал он, неужели лучших репортеров в редакции Фримен уже посадили, раз это – единственный целый и невредимый авангард журналистской деятельности.

– Итак, – начал было Марафин, ерзая на стуле. Сквозь рубашку в районе талии чувствовались плотные внутренние швы пиджака. – Я же не выполняю здесь роль няньки? И я имею в виду, не придется ли мне вас выгуливать и за ручку водить знакомить с «большими дядями»?

Девушка незаинтересованно промычала, прежде чем ответить:

– У меня есть две стороны. Одна из них хотела бы ответить на это твое высказывание какой-нибудь гадостью. Вторая – требует от меня учтивости. И какая же победит?

– Та, которая не будет послана мной же далеко и надолго, очевидно, – ответил Марафин, кривясь от ее фамильярного и непрошенного «тыкания».

– Не переживай. Можешь забыть мое лицо и имя. Мэри попросила по старой дружбе меня провести, ты справился. Необязательно ни «выгуливать» меня, ни тем более «пасти», – с нажимом закончила она.

Не то чтобы Марафин действительно помнил ее имя. Не то чтобы он хотел далее слушать ее голос: осипший и свистящий, как будто вместо легких у нее – змеиное гнездо, и все это ассорти звуков складывалось, как фрагменты пазлов из разных коробок. Хреново складывалось, иными словами. Марафин поднялся и проплыл, вежливо расталкивая людей, к воздушно-белой арке в главный зал – мягкий взбитый тюль, хрустальный дождь на нейлоне, блестящий, как миллионы маленьких фотовспышек, который препятствует спокойному прохождению. Марафин отодвинул хрупкую завесу и принялся искать Элеонору в постепенно уплотняющейся толпе.

На ее голове – диадема, которая как будто застряла в середине цикла перерождения в фату: она рыдала крохотными алмазами, которые опадали вдоль налакированных прядей. Ее волосы были похожи на покрытый глазурью фарфор. Марафин представил, как бьет ее по голове и слышит эхо полостей внутри ее очаровательного тельца, пока одна кривая трещина полосует ее испуганное лицо.

Элеонора здесь, как юбилейная монета в кошельке, слишком обворожительная даже для светского мероприятия. Марафин решил пока ее не беспокоить.

В тентах, даже несмотря на сквозняк, было слишком душно для Марафина. За несколько дней до свадьбы он получил от Линя письмо (написанное ровным почерком трезвенника!), в котором тот рассказывал «какую чудесную авантюру он, Линь, затеял, и как он желает его, Марафина, комментария». И что поговорят они на свадьбе в тайном месте, которое перестало быть «тайным» на следующей же строке письма.

Марафин вошел в здание, невротически оглядываясь, но нигде Линя не заметил. Ни в неприветливо темном холле, где гул прибывающих гостей и музыка слышны как будто под водой, ни на массивной каменной лестнице. Он продолжил поиски, сам не зная, зачем. Поднялся по лестнице медленно, оттягивая момент встречи, и услышал голос.

– Марафин! Подойди-ка, – его позвали из-за бархатной занавески с растрепанными драными кисточками на золотых шнурах. Кто-то в бордельном антураже слабоосвещенного второго этажа истово хотел видеть Марафина, таким радушным был этот голос, и он, помявшись на месте, отодвинул занавеску.

Темной фигурой в треугольном просвете он замер на мгновение, прежде чем неуверенно ступить в пыльную полутьму.

– Обстановка здесь оставляет желать лучшего, – сказал Линь.

На Марафина уставилось лицо без явных возрастных признаков. Линя он видел последний раз полтора года назад, когда тот коллекционировал подбородки и всевозможные проблемы с сердцем, но сейчас Линь иссох. Подсел на модную в Афсъихте диету, одну из тех, что занимали в местных журналах неприлично много места, потеснив и погоду, и новости о потенциальном экономическом коллапсе, и теперь гладкая кожа обтягивала его крупный череп.

– Здравствуйте. – Марафин подошел к Линю еще на шаг.

Марафин не сразу заметил ее – девушку, самозабвенно отрывающую куски известки с кирпичной кладки камина – с отцветшими светлыми волосами, которые казались серыми. Она затравленно посмотрела на Марафина, обернувшись, и тот скучающе оглядел ее в ответ.

– Я вас познакомлю. Ученые лбы неговорливы, а ты, дорогой товарищ, слишком надменен. Ни разу не видел, чтобы ты снисходил до представления себя первым, – тихо и степенно проговорил Линь, как воспитатель, пытающийся подружить двух пятилеток. – Арадель Инрис. Ученая. Марафин. Мой добрый друг, его ты могла лично не видеть, однако этот мягкий баритон слышала наверняка хоть раз, – Линь жестом руки обратился к девушке, та нахмурилась. – Волна сто шестнадцать точка четыре? Нет? Не слушаешь радио?

– Нет. Иногда, – ответила Арадель. – Я предпочитаю читать газеты, и то не всегда. Знаете, если ситуация в Юнионе никак не повлияет на результаты исследований, мне и незачем знать, где там в Вандельме произошла стачка рабочих какого-нибудь целлюлозного завода? – она добавила вопросительную интонацию как бы в жесте извинения.

Голос – как будто лишенный оттенков, блеклый, точно выцветшая газетная бумага. Марафин подумал, что если его случайно придется воспроизвести в голове, то вместо него он услышит пустой радиошум, звук дерева, которое обрабатывают наждачкой. «Да кому там интересно, что ты любишь читать? И в Вандельме отродясь не было целлюлозного производства», – подумал он и натянуто улыбнулся.

– Приятное знакомство. А я вам зачем?

– Хочу поделиться радостной новостью, – ответил Линь и приподнялся в кресле. – Новый закон, Марафин, и три месяца, чтобы приобрести лицензию. Я думал о специфике этих…

– Инкантаций, – подсказала Арадель.

– Их самых. Сразу к делу – я подумал обзавестись своим устройством. Мне по состоянию здоровья его не вводили. Ну, если вдаваться в детали, по состоянию заявки в иммиграционное бюро. А когда я получил гражданство, то всё, врачи сказали, что мне противопоказаны такие вот операции. И виски, – Линь хохотнул, и Марафин в точности повторил его смешок. – Как видишь, меня не остановить.

– Я понимаю верно: вы хотите заручиться поддержкой Арадель и ввести устройство.

– М? Говорите погромче, тут как раз полиция под окнами, – Линь улыбнулся.

– Как бы ваши амбиции не заколотили вам все гвозди в крышку гроба.

– Ох, про амбиции не говорите, дорогой товарищ! Арадель, знаете, – Линь нетерпеливо повернулся к ней, после опять к Марафину, – помнится, наш с вами собеседник как-то давно просил меня посоветовать хирурга, чтобы удалить родинку на лице.

– Правильно будет «с лица», – сказал Марафин, машинально прикоснувшись к родинке над губой.

– Он умудрился подраться с моим хирургом. Тот, видимо, был не слишком доволен комментарием Марафина касаемо «врачебного призвания», это было после тех знаменитых дебатов о страйках, и на почве политических разногласий возникла драка, в ходе которой были разбиты парочка бровей и вырвано несколько метров волос, но… – Линь выдержал паузу. – … ни одной родинки не было удалено с этого совершенства.

– Интересно, – сказала Арадель. С таким выражением лица, как у нее, обычно смотрят на посуду в раковине. – У нас родинки называют «товарный знак».

– Не-не, – Линь хохотнул. – Марафин не продается: он нашел себе милостивую хозяйку уже давно, и она не намерена делиться частной собственностью. Без обид.

– Без обид, – кивнул Марафин. Запоздало он понял, что не кивал вовсе, ему это показалось. Он продолжил стоять, как идиот, перед «беззлобно» шутящим Линем.

– Хозяйка? – тихо с недоверием спросила Арадель, и Марафин представил: он сжимает ее горло до хруста так, что глаза выкатываются из орбит, потом она падает на пол, неестественно дергаясь, пока он…

– Не поняла, значит, не поняла, – Линь махнул рукой. – Так что там по дате?

Арадель задумалась. Марафин помялся, не зная, для чего же именно он был здесь нужен, и сдавленно кашлянул.

– Ну, я пошел, – Марафин большим пальцем небрежно указал за спину. – Увидимся на интервью. Наверное. От похмелья, если что, помогает яичный желток с каким-то соусом.

– Вообще-то… – возникла было Арадель, только вот цель ее придирок на пустом месте покинула комнату.

– Да пошла ты в задницу, – прошипел Марафин про себя. Едва ли Арадель можно было представить сидящей в твидовой комбинации на заднем сидении кадиллака, легко и звонко хохочущей, откинув голову назад, а потому интереса для Марафина она не представляла.

***

Мраморный павильон в самом центре Афсъихта принимал гостей свадебной церемонии в великолепном сиянии белоснежных садов с поистине королевским размахом. Дворцовый парк, раскинувшийся на множество гектаров вокруг, плыл в облаках распустившихся белоснежных роз. Дорожки из шуршащего голубоватого гравия петляли в лабиринтах возвышающихся персиковых деревьев, и кое-где люди стояли парами или тройками перед объективами нанятых фотографов, собираясь запечатлеть себя на холстах моменталистов.

Эндли прибыл в Афсъихт почти за неделю до назначенного срока. Просьба очаровательной Элеоноры – будущей жены мистера Линя – встретиться для финальной примерки выходного платья со всеми прилагающимися украшениями была воспринята им как моментальный призыв к действию. Теперь, прислонившись к высокому столику с фигурно разложенными на нем фруктами, он неспешно потягивал игристое, крайне довольно поглядывая на стоящую совсем рядом Элеонору. В сверкающем платье цвета розового щербета невеста элегантно, но с заметной нервозностью, допивала разбавленный апельсиновый пунш. Шелковые ленты перечеркивали ее тело в несколько разрезов от линии плеча, и, с забранными в сложную прическу черными волосами, скрепленными геометрической заколкой и ниспадающими на плечи бусинами, она выглядела точно доведенное до совершенства ювелирное изделие. Изящная, затянутая в мерцающий кристаллами корсет – идеальная невеста.

Чуть выгнув подведенную бровь, Элеонора глянула на Эндли:

– Вы пялитесь.

Эндли, не удержавшись, ухмыльнулся.

– Странно, что вы совсем не против, что я на вас пялюсь, – заигрывающе спросил Эндли.

– Эндли, ваше эго безразмерно, – чуть раздраженно осадила его Элеонора. – Просто я знаю, что вы не в состоянии оторвать глаз от своей работы. Великий мистер Грифо в очередной раз прыгнул выше головы и сделал из своей заказчицы музейный экспонат. Браво.

Если бы руки леди фон Бранч не были заняты бокалом, то под ее идеально наманикюренными пальцами раздались бы саркастические аплодисменты. Но вместо этого она одним махом допила остатки пунша, совершенно не изменившись в лице, и тяжело поставила бокал на столик.

– А может быть, вы мне просто нравитесь? – изо всех сил стараясь скрыть улыбку за очередным глотком, настойчивее продолжил Эндли.

– Охотно верю! И именно поэтому двадцать минут назад вы ныли о своей ненаглядной Девис, которой, о горе из всех горь, не будет с вами в этот чудесный вечер.

Эндли, явно пойманный на горячем, ощетинился.

– Какая-то вы слишком злая для невесты.

Элеонора, потянувшись за нарезанной идеальными дольками клубникой, ловко макнула ее в растопленный шоколад – душистый запах поднялся в воздухе.

– Вовсе нет, – она пожала плечами, – просто не люблю, когда кто-то пытается выдать желаемое за действительное.

– Прямо как вы?

Элеонора сощурилась:

– Туше.

Победно глянув на злобно сверлящую его взглядом невесту, Эндли надкусил десерт. Элеонора устало подперла подбородок рукой:

– И откуда у вас эта способность влезать под шкуру, а, мистер Грифо?

– Ну, мы, ювелиры, ничем не хуже сердцеведов – умеем задеть за живое, – наставительно произнес Эндли. – Но, если честно, я не хотел вас обидеть.

Элеонора сделала неоднозначно-ленивый пас рукой, намекая, мол, «замяли», и зачерпнула еще пунша. Некоторое время они молчали.

– Почему вы не веселитесь вместе с остальными, миссис Линь?

– Потому что всю последнюю неделю я только и делаю, что веселюсь, – грустно покрутив в пальцах бокал, она нехотя отпила. – А что насчет вас?

– О, я кое-кого жду.

– Я думала, мисс Уолт не появится сегодня?

– Нет, я не о ней, – покачал головой Эндли. – Мои друзья из Вандельма должны вот-вот прибыть.

– Тот самый часовщик, о котором вы говорили?

– И его сестра, – подтвердил Эндли. – Они вам понравятся.

Элеонора коротко усмехнулась.

– Ни сколько в этом не сомневаюсь. Мой муж от него без ума. – Оглядев толпу, она заметила наконец появившегося мистера Линя, стоявшего рядом с какой-то пожилой парой в одинаковых фетровых шляпах. Тот, заметив взгляд жены, отсалютовал ей бокалом. Элеонора невольно улыбнулась в ответ.

– Кажется, вы счастливы, – бесстыдно протянул Эндли, за что тут же получил колючий взгляд Элеоноры. – Что? Разве это не так?

Элеонора подавила раздраженный вздох.

– Так, но это вас не касается, – отчетливо произнесла она. – Иногда я не знаю, почему вообще с вами общаюсь.

– Ну, наверное, все дело в том, что я вам нравлюсь? – как можно невиннее спросил Эндли, но, кажется, столь очевидное предположение улетело в молоко.

Элеонора возвела глаза к небу. Мысленно сосчитав до десяти, она элегантно поставила наполовину пустой бокал на стол и нарочито-вежливо улыбнулась.

– Хорошо повеселиться, Эндли.

– Да ладно тебе, Элли, – протянул он, когда она показательно расправив плечи двинулась к людям. – Что я такого сказал?

– Всего хорошего, – бросила она, даже не обернувшись.

Толпа обхватила ее со всех сторон, встретив восхищенными возгласами, и Эндли проводил ее печальным взглядом.

– Мда, – он бессмысленно глянул на дно бокала, – женщины.

Стоять в стороне без хоть сколько-нибудь приличной компании Эндли не собирался. Его бросила всего лишь какая-то невеста. Подумаешь. Еще раз оглядевшись, Эндли решительно развернулся, собираясь найти нового собеседника, и! В тоже мгновение кто-то со всей скорости врезался в него головой.

Вино с плеском разлетелось в стороны. Забрызгав его безупречно-атласные лацканы и мыски ботинок, несколько неуклюжих капель растеклись на ткани.

– Упс! Ха-ха. Прошу прощения!

Врезавшаяся крутанулась на каблуках и отступила спиной к выходу, примирительно вскинув руки ладонями вверх. Ее шипучий, как будто бы потусторонний, голос произнес формальные извинения без какого-либо намека на искренность.

Эндли, недовольно отряхнув фрак от капель вина, скупо выругался.

– Все в порядке, мисс… – ворчливо начал он, но вскинув на нее взгляд, оцепенел.

Чудовищного вида существо смотрело на него глазами этой странной девушки. От растянувшейся на ее лице улыбки до собранных в косы причудливых волос – все в ней было нечеловеческим. Подавив проступивший шок, он сухо сглотнул.

– Славно. – Тонкие руки-спички с узловатыми суставами и как будто бы синеватыми ногтями исчезли в карманах ее платья. Она хулигански покачнулась на носках потертых туфель и подмигнула обомлевшему Эндли: – Еще увидимся, старик.

И растворилась в толпе, словно всего секунду назад ее здесь и не было. Эндли с усилием моргнул. Пугающее видение, изобилующее густой черной подводкой на глазах, исчезло как дым. Эндли пригладил волосы на голове, несколько затравленно оглядевшись по сторонам.

– Пожалуй, хватит на сегодня вина, – пробормотал он и, подхватив приставленную к столу трость, поспешил на улицу.

***

С раннего утра Дориану не покидало странное предчувствие, проявляясь в каждой упавшей тени, в одиноком скрипе размокших за ночь ставней, шорохе штор и в каждой мелкой частице на дне кофейной чашки. Интуиция, точно размагниченная стрелка компаса, билась в конвульсиях. Расколовшийся фарфор насмешливо глядел распавшимся узором, когда Дориана, до крови порезавшись об осколки, в спешке попыталась собрать разбитую чашку – проклятая кофейная гуща, осевшая на самом дне, злобно скалилась на нее раскрытой драконьей пастью. На вопрос Джона, все ли с ней в порядке, Дориана только небрежно отмахнулась: «Лучше не бывает».