Время Энджи

У Эгера была Миша. У девочки было заплаканное лицо, распухшие губы и веки, её рыжеватые волосы сбились комьями, вместо привычного хвостика на затылке болтался кривой ощипанный куст. Эгер стоял бледный и хмурый. Посмотрев на сияющего Никиту с визором на ухе, они с Мишей переглянулись.

– В общем так, – объявил Никита, – сейчас мы всё приведем в порядок.

– Типа ты разобрался с этой фиговиной? – хмуро поинтересовался Эгер.

– Да, – лицо Никиты расползлось в ослепительной улыбке.

– Сам?

– Сам!

– Как?!

– Потом расскажу, – махнул рукой Никита, – где там мой шар?

Эгер затаил дыхание. Фиолетовая иконка шара раскрывалась в невероятное количество других иконок. Никита растерялся, ему пришла в голову мысль, что в интерфейсе было бы удобней описывать возможные действия словами. Следующая мысль посоветовала найти описание иконок, или описание языка иконок, потому что во всех них была какая-то система, многие элементы повторялись, что делало их похожими на иероглифы.

– И? – осторожно поинтересовался Эгер, наблюдая как глаза друга беспокойно вращаются, а на лбу закрепилась тревожная морщина.

– Погоди, Эха, тут не всё так просто…

Эгер с Мишей снова переглянулись. Никита силился понять, какая из иконок означает отмену всех действий, сброс к заводским настройкам или что-нибудь в таком духе. Ему показалось, что это точка в которую со всех сторон устремляются стрелки. Он выбрал её – и снова этот жуткий текст с предупреждениями, угрозами, упоминанием каких-то параграфов каких-то законов. Никиту бросило в жар. На лбу выступила испарина. Необходимо было принять решение. Неправильное могло привести к непоправимым последствиям, правильное – спасти шар и выручить друга. Мальчик почувствовал, как в глубине его словно оживает какой-то стержень, про который как будто упоминалось в тексте предупреждения. Он прочитал: «Подтверждая это действие вы принимаете на себя всю полноту ответственности за возможные последствия. Вы также подтверждаете, что пользуетесь специальным каналом управления в нарушение принципа неприкосновенности свойств частной собственности по причине, важность которой превосходит важность этого принципа на правах, выданных вам при…»

Никита смахнул со лба щекочущие капельки пота. «Подтвердить». Шар начал сжиматься и через секунду исчез. Вместе с ним исчезли и все прилипшие к нему вещи. Эгер издал невнятный звук, похожий на хрип отчаяния. Миша весело крякнула.

– Это… куда всё делось?.. – Эгер склонился над местом, где много дней покоился шар, а теперь было едва заметное беспыльное пятно.

Никита облизал пересохшие губы. В визоре не было шара, но на его месте по-прежнему была фиолетовая галочка с множеством разнообразных иконок на выбор. Он посмотрел явно не на ту. По спине прошел холодок, в ногах появилась слабость. Он отошел в сторону, сел на диван, и задрав ногу на ногу, постарался произнести как можно более уверенно и спокойно:

– Всё под контролем. Круто, правда. Можно управлять шаром.

Однако голос его дрожал, а произносимые слова будто липли друг к другу.

– Мне кажется, – сказала Миша, – Эгер хотел, чтобы ты освободил его вещи, а не уничтожал их заодно с этой штукой.

– Да, – упавшим голосом подтвердил Эгер.

– А я и не уничтожал. Хотел немного показать, как можно делать и что еще с этим визором.

– Впечатляет, – мрачно изрёк Эгер.

– Да, – согласилось Миша, улыбаясь, – это действительно очень круто, Никита. Мы потрясены. А ты можешь вернуть шар на место?

– Да, и отлепить от него вещи, – добавил Эгер.

– Раз плюнуть, – Никита встал с дивана и неуверенной походкой приблизился к месту, где был шар. Уставился на воздух перед собой.

– Как это работает? – поинтересовалась Миша, – ты что-то видишь?

– Не мешай ему, – попросил Эгер.

От невозможности понять, что значат иконки, у Никиты начала кружиться голова. Словно в бреду ему показалось, что команда сброса может находиться в самом конце списка – там горела на фоне Эгеровского ботинка иконка с кружочком из прерывистых линий, словно обозначавшим контуры той самой главной кнопки, с которой всё начиналось. Никита выбрал её, затем из нескольких других еще одну похожую, подтвердил и зажмурился. Сердце колотилось так, что глазам было больно. Затем раздался грохот, шорох, звон, стуки и восторженный возглас Эгера.

Когда Никита открыл глаза, друг радостно возился в вещевой куче, которая теперь не была скреплена невидимым притяжением шара, а лежала на полу свободно. Первым делом, правда, Эгер выудил из неё вовсе не шар, а свой любимый отталкиватель. Миша смотрела на это сначала весело, но затем глаза её стали тускнеть, на лицо надвинулась тень.

– Жаль, что Кука не робот, – с грустью произнесла она, – ты бы его тоже, наверное, исправил.

– Что за Кука? – спросил Никита.

– А это её птица, – весело отозвался Эгер, – она её так называет. Наверное, скоро умрёт.

Миша бросила негодующий взгляд на Эгера, на щеке у неё блеснула слеза.

Никита принялся выяснять в чем проблема – оказалось, что птица ничего не ест, а если и ест, то не то, что ей нужно, а что ей нужно – никому не известно. Миша даже не знает, что это за птица. А если бы и знала, всё равно никто никогда не видел птиц живьём и не знает, чем их кормить.

Справа в поле зрения у Никиты всё время висела иконка, которую он заприметил мгновенно, она походила на книгу. Открыв её, он чуть не ослеп от невиданного количества текста – это был справочник, много разделов, большая часть из которых казалась мешаниной непонятных слов. Над всем этим, однако мерцал треугольник, посмотрев на который можно было написать или произнести вопрос. Писать было долго, Никита сказал:

– Как называется птица с пёстрыми перьями?

– Чего? – поднял голову Эгер.

– Не знаю, – всхлипнула Миша.

Перед глазами Никиты возникли изображения различных птиц. Их было так много и они были настолько разные, что Никита сразу же забыл, как выглядела та, что погибала от голода у Миши.

– Эм…, – произнёс он задумчиво, – пойдём к тебе, Миха, там посмотрим…

Отправились к Мише. Девочка жила с тётей. Её мама умерла от рака, когда Мише было восемь. Папы у неё как будто не было вовсе, никто ей о нём ничего не рассказывал. Тётя, наверное, что-то знала, но предпочитала молчать. Хотя про маму она тоже не очень много говорила. Начинала плакать, включала телевизор и увлечённо смотрела в лицо диктора. Более скучного дела и придумать было нельзя.

У Миши в комнате всегда были порядок и чистота, но по отсеку всё время ходил странный запах, который мальчишки никак не могли опознать – сладковатое и вкусное, но как будто с горчинкой. Теперь к этому запаху добавилось что-то новое, животное.

– Вот, – Миша принесла коробку. Птица лежала на дне и выглядела намного хуже, чем в тот день, когда прибилась к ним у башни.

Визор обозначил животное не фиолетовой галочкой и не серым кружком, над птицей горел яркий, желтый, перевернутый треугольник. Иконок за ним было несколько. Интуитивно, Никита нашел описание, а из него попал в огромный текст с изображениями, статическими и движущимися.

– Эта большая африканская пустельга… – начал Никита.

Лицо Миши вытянулось от изумления.

– Вид хищных птиц рода соколов, – продолжил Никита, – была широко распространена на Земле в открытых пространствах саванн, полупустынь и пустынь на востоке Африки. На Энджи можно встретить в зоопарках зоны а, бэ…

– Как Тритон прям, – потёр щёку Эгер, – занудило.

Никита посмотрел на друга, оба замолчали.

– Так вот откуда! – улыбнулся Никита.

– Ну, – хмыкнув, подтвердил Эгер.

– А чем кормить? – спросила Миша.

– Сейчас дочитаю…

Никита стал перебирать глазами тексты, долго моргал, водил зрачками по сторонам, напряженно сопел и тихо чертыхался. Друзья смотрели то на него, то на птицу, и молчали.

– Аэ-э, – наконец, промычал Никита, – нашел вроде.

– Ну! – в один голос вскрикнули друзья.

– Ты скажи, что купить, я прям сейчас сбегаю… – воскликнула Миша.

– Рацион питания составляют дождевые черви, сверчки, мыши… хм…

Воцарилась гнетущая тишина.

– Что это? – спросил Эгер, – Я только червей понял. Только вот… как они могут быть дождевыми?

– Откуда я знаю, надо выяснять, – перебил нос Никита. – Вот, тут еще написано, что… при определенных условиях… эм, могут питаться другими птицами…

Миша заплакала.