Время Энджи

Ругнувшись, Эгер вернул в рюкзак «отталкиватель» и отправился бродить по пустому отсеку в надежде найти еще что-нибудь интересное. Едва слышно заскрипели дверцы и застучали шаги, отзываясь в нём печальными вздохами, прилетавшими к Никите то с одной стороны, то с другой, то опять с первой.

. . .

До Тритона добрались быстро. Яркий свет привычно кольнул глаза, голос древнего робота показался веселым:

– Приветствую вас, Эгер, Никита, с чем пожаловали?

Никита молча расстегнул рюкзак и принялся раскладывать перед неподвижным лицом Тритона найденные в отсеке предметы. Когда дошел до пуговиц, Эгер хихикнул. Последними он бережно достал шар и полупрозрачную загогулину.

– Вы сегодня без Миши, с ней всё в порядке? – поинтересовался Тритон.

Эгер объяснил почему не пришла Миша, и что у неё теперь «какая-то фигня в форме невиданного никем типа живого существа, которое имеет перья, крылья, умеет летать, истошно кричать и цветасто какать».

– Это птица, – сказал Тритон.

– Вот, – поднял палец Никита, – я так и сказал!

– Птица, пипица, – произнёс Эгер, – я считаю это шпионский псевд. Они научились делать новые организмы и теперь засылают их к нам на разведку. Типа мы не прочухаем…

– Но ведь ни один датчик на неё не сработал, – возразил ему Никита, – а на псевд они всегда срабатывают.

Эгер не ответил. Никита взял в руку шар и спросил:

– Тритон, этот шар меняет массу и вообще, ведёт себя странно. Что это?

– Это игрушка, – проскрипел робот. – Но я вижу вы нашли визор.

Никита опешил:

– Что значит игрушка? Как это? Он же меняет массу, и не катится, а если немного нагреть он светится красным…

– Всё верно, – подтвердил Тритон, – Если вы найдете второй такой шар, они будут вращаться вокруг общего центра масс. Если найдете третий шар такое вращение станет очень сложным и интересным. Если найти шар второго порядка можно изучать более сложные законы физики. У нас были такие шары в школе. Это обучающая игрушка для средних классов. Достаточно увлекательная вещь. Поведением и свойствами шара можно управлять. Для этого нужно кодовое слово шара.

Эгер почесал затылок, собираясь уточнить, но Никита его опередил:

– А что еще он умеет? Как узнать кодовое слово?

– Физический шар первого порядка демонстрирует известные людям базовые законы физики. Большинство в упрощенном виде. Основные законы классической механики, электромагнетизма, термодинамики, квантовой механики, оптики, законы группы теории относительности, волновой теории. Кодовое слово у каждого шара своё. Подобрать его невозможно. Базовые функции шара доступны без кодового слова.

– Почему невозможно подобрать кодовое слово? – спросил Никита.

– Потому что в качестве кодового слова используется случайная комбинация одной тысячи двадцати четырёх байт.

– Эм…, – скривился Эгер, – двадцати четырёх чего?

– Байт – это единица измерения количества информации равная восьми битам.

– Битам…, – растерянно повторил Никита.

– Что такое бит? – спросил Эгер.

– Бит – это единица измерения количества информации в двоичной системе счисления.

– В двоичной, значит, – ехидно произнёс Эгер, – а в троичной?

– Смотря в какой. Существует два типа троичной системы счисления. Симметричная и несимметричная…

– Так, хватит, – перебил его Никита. – Тритон, скажи, как раньше всё это работало?

– Что именно? – спросил Тритон.

– Ну вот как люди управляли шаром? Ну, шарами…

– Люди не управляли шаром напрямую, – ответил Тритон, – у нас для этого использовались интерфейсные устройства. Преподаватель подключался к шару или к нескольким шарам через визор, и уже в нём выбирал режим и свойства шара необходимые для демонстрации требуемых физических законов.

– А как же кодовое слово? – вызывающе поинтересовался Эгер.

– Кодовое слово используется авторизованным визором автоматически.

Никита вскочил с места и, яростно растирая ладонями лицо, воскликнул:

– А-а-ах, у меня сейчас голова лопнет. Ничего не понятно. Эха, ты что-нибудь понял?

– Ну… – протянул Эгер, – что-то я, наверное, понял. Правда пока не уверен, что именно.

Никита внимательно посмотрел на друга, перевёл взгляд на безносое лицо Тритона и спросил:

– Что такое визор?

– Визор это устройство для взаимодействия человека с цифровой или объективной реальностью.

– Оу-у-у, – схватился за голову Эгер.

– Ладно, – выдохнул Никита, – Как он выглядит?

– Никита, – проскрипел Тритон, – ты хочешь узнать, как выглядит какой-то другой визор или как выглядит тот визор, который вы принесли?

– А мы принесли визор? – выкатил глаза Никита, осматривая разложенные перед собой вещи, – Как? Где? Что это?

– Между физическим шаром и сувениром с Тумана, – проскрипел Тритон.

Никита уставился на полупрозрачную загогулину. Поднял её, повертел перед носом, попробовал согнуть. Но, заметив, что Эгер сейчас рассмеется, протянул её к потрескавшемуся лицу Тритона:

– Это – визор?

– Да, – сухо ответил Тритон, – это визор. Выглядит необычно потому что импортный.

Никита снова начал крутить его, рассматривая со всех сторон.

– Импортный… это как?

– Импортный это значит, что его импортировали на Энджи с одной из планет Системы.

– О-о-о, – снова схватился за голову Эгер.

– Я ничего не понял, – признался Никита, всматриваясь в черный зрачок Тритона. – Мы можем его использовать?

– Не знаю, – ответил Тритон, – сейчас он разряжен и не отвечает.

– Так давайте зарядим… – встрепенулся Эгер, – как это сделать?

– Для зарядки визор необходимо поместить в поле зарядного устройства.

– А где его взять? – поинтересовался Никита.

– Не знаю, – ответил Тритон.

Эгер взвыл, и, с досадой пнув пластик, куда-то ушел.

– Как же нам его зарядить? – рассеянно спросил Никита.

– Найдите зарядное устройство.

– Как оно выглядит?

– Оно может выглядеть как угодно. На Энджи было очень много общественных зарядных устройств. Обычно их ставили на площадях, в парках и в других публичных местах. Они могли быть замаскированы под картины клумбы статуи фонтаны и малые декоративные формы.

– Понятно, – печально вздохнул Никита. – Ничего такого мы здесь не видели.

– Вы наверняка их видели, – хрипнул Тритон, – просто не знали что это.

Эгер вернулся, недовольно хмыкая носом.

– Пойдём, – произнёс он, – мне пора возвращаться, а то искать начнут.

Никита медленно собрал вещи в рюкзак, и, укладывая уголки, нащупал блокнот.

– Тритон, вот еще… мы там нашли мертвеца и на нём был пояс с каким-то знаком. Я его срисовал, может быть ты знаешь, что это?

Никита выудил блокнот и показал Тритону свой рисунок.

– Знаю, – коротко ответил Тритон.

– И что это?

По какой-то причине этого ответа пришлось ждать немного дольше.

– Создатели новой Вселенной, – медленно проскрипел Тритон, и снова затих.

Мальчишки переглянулись, ничего похожего со старым роботом раньше не случалось.

– Иероглиф. Эмблема космических сил Энджи. Никита, ты очень хорошо срисовал его. Очень похоже. Где вы его видели?

– На мертвеце, – ответил Эгер, мысленно удивляясь тому, что Тритон его переспрашивает, хотя они ему только что сказали, где видели эту закорючку. – Ник разглядел на нем какой-то пояс, и ленты по всему телу…

– Думаю, вам не стоит приближаться к мертвецу. Это опасно.

– Опасно? – удивился Никита. – Почему?

– У вещей с таким иероглифом обычно предусматривалась возможность самоликвидации. Пояс принадлежит этому человеку и может навредить вам если вы его снимете.

– Но он же мёртвый, – возмутился Эгер.

– Это не важно. Даже мёртвый человек – это человек. Не трогайте его.

– Блин, – с досадой произнёс Никита. – Тритон, откуда ты столько знаешь о жизни людей? Ты же машина.

– Да, я машина, – сказал Тритон. – Но так было не всегда. Обещайте мне его не трогать.

Глава 5. Двести восемь костей

«Денис никогда не сидел без дела. Его нельзя было застать за пустым созерцанием костра или далёких белых снежников. Наш суровый гид всегда был чем-то занят: рубил ветки, упаковывал или распаковывал рюкзак, сушил спальники, собирал грибы или расчищал места для палаток, размахивая длинным тяжелым топором, который мы в шутку называли «мачете». Здесь, на Камчатке, заросли не лучше амазонских джунглей. Меня бросало в дрожь от одной только мысли, что нам придётся где-то снова продираться через кедрач. Подъёмы, броды, ледяные ручьи по пояс и даже мошка – всё это меркло по сравнению с колючим и запутанным кедровым стлаником.

На стоянке у вулкана Ходутка, где мы разбили палатки на берегу небольшого горячего озерца, Денис сразу же погрузился в заботы – начал править старый деревянный стол, стоявший недалеко от кострища. Нам заняться было нечем, и мы отдыхали, расположившись рядом с ним, и приставая к нему с наивными городскими вопросами. Сколько медведей он видел? Какой вулкан самый красивый? Бывал ли он на извержении?.. Денис отвечал коротко и просто, как будто слова у него были на перечет и расставаться с ними ему не хотелось. «Много». «Другой». «Был». Ни дать ни взять – спартанский Леонид.

– Денис, а медведь сколько весит?

– Килограмм двести…

– Чего-то мало…

– Ну, триста.

И не поспоришь, медведи встречались разные.

– Денис, а эти ягоды съедобные? – спросили мы однажды, когда выбрались на небольшую поляну с аппетитными красными ягодками.

– Медведи едят, – ответил Денис.

И всё. И ответив, он пошел вперёд, размахивая своим огромным топором, а мы остались смотреть на эти ягоды. Ну, медведи много чего едят – гнилую рыбу, например, желуди, падаль. В общем, отведать ягодки мы так и не решились.

Но особенным жанром были его короткие вечерние истории, лаконичные до лёгкого абсурда. Сидим мы как-то на привале.

– Не отходи далеко, – говорит Денис Маше, – была тут история.

Замираем в предвкушении. Темно, мы расселись у костра, в руках дымящиеся кружки с чаем, ногам сухо и тепло, пальчики греются и отдыхают от ботинок. Что еще нужно походнику после двадцати километров? Интересный рассказ о захватывающих приключениях.

– Какая история? – спрашивает Ваня.

Все смотрят на Дениса, глаза мерцают, он поправляет штанину – серьёзное лицо, строгий взгляд:

– Пошел как-то раз мужик отлить.

И тишина. Маша растерянно топчется на месте. Денис пьёт чай из серой нержавейки. Один глоток, два. Мы смотрим на Дениса не моргая, ждём продолжения.

– И что? – не выдерживает Ваня. – Что было дальше?

– И не нашли, – произносит Денис.

Костёр хрустит, в небо летят искорки, кругом темно, и снова тихо. Маша со вздохом удаляется в темноту.

– То есть как? – спрашивает Ваня. – Это всё? Вся история?

– Да, – отвечает Денис. – Вся.

Мы смеемся. Вот такой у нас был замечательный Денис».

Эгер вышел в своём сером скафандре, с рюкзаком на одном плече, с улыбкой и, как всегда, лохматый. Спрятав книгу, Никита заметил, что улыбка эта выражает скорее злость, чем веселье.

– Всё в порядке? – спросил он.

Эгер кивнул, что-то звякнуло у него на шее.

Они двинулись по коридору, часть ламп не работала, впереди мелькали прохожие, то попадая в тёмные участки, то выныривая из них. На всех были разные скафандры, на мужчинах обычно серые или черные, на женщинах цветные с украшениями. На перекрёстке свернули в коридор пошире. Места здесь хватало не только людям, но и машинам. Теперь перед ними громыхал небольшой состав, крытый черной штопанной тряпкой. Телеги были сделаны из отломанных частей какого-то большого механизма, выглядели внушительно и тяжело. Запряженный в них изуродованный магистральный пылесос едва тянул, и гудел так жалобно, будто в нём сейчас что-то лопнет. Проходя мимо тележек, Эгер деловито заглянул под тряпку.

Никита молча вскинул брови – что там?

Друг выгнул губы, одобрительно покачал головой – что-то крутое!

Если бы Миша была рядом, она бы шлёпнула его по рукам, но в этот раз снова шли без неё. Эгер еще сильнее приподнял тряпку, выравнивая свою скорость с повозкой. Впереди что-то стукнуло, пылесос чихнул, Эгер вздрогнул и одернул руку. Обогнав транспорт, и отойдя подальше, он со вздохом произнёс.

– Откуда они всё это берут?

– Музейщики? – уточнил Никита.

– Ну да… – Эгер поправил рюкзак, – музейщики.

Вопрос не требовал ответа, и Никита продолжил думать о своём. Из головы его никак не выходил образ магистрального пылесоса, переделанного под тягач. Старая машина была по-своему красива и элегантна, но музейщик отодрал от неё что-то спереди, оставив чернеющую рану с проводами, а сверху приварил кабину. Причем сделал это криво, асимметрично, на каких-то гнутых штырях. Сама кабина – тоже кусок чего-то другого: один её бок гладкий, ровный, глянцево синий, а остальные три – черные, неровные, словно заштопанные случайными кусками металла. И ступеньки до кабины – кривые, страшные, из стальных прутьев разного диаметра. Никита представил себе, какой могла быть эта машина в оригинале: ровные красивые бока, каждая деталь на своём месте, со своим предназначением, и все её части действуют дружно, зная свои функции и место в составе сложного механического организма. Ему вспомнился невыносимо красивый Тритон, и мальчик печально вздохнул. Вот бы еще найти хоть одну целую машину, да с нормальной головой, и чтобы всё в ней работало, и отзывалось на команды. А не как эта – что-то отломано, оторвано, искорёжено, или дополнено нынешними криворукими людьми.

Эгер остановился, прижимаясь к стене. Никита не заметил, как они свернули в разлом между секциями, на короткий путь до одного из дальних туннелей. Его друг еще сильнее вжался в стену, кивком указал вперёд, где мелькал чей-то фонарик и слышался расслабленный посвист. Света здесь было еще меньше, и тени лежали такие черные и густые, что походили на глубокие ямы. Мальчишки юркнули в темноту.

– Блин, какого черта ему здесь надо? – едва слышно прошептал Эгер.

Никита приложил палец к губам. К ним приближался человек в тёмном скафандре. На голове его была пышная шапка, а с шеи свисал платок в черно-белую полоску.

– Черт, – вырвалось у Никиты.

Этот полосатый платок – отличительный знак представителей Культуры Последнего Довода. Полосы означали не то бесконечность перемен, не то полосатость жизни. Миша говорила, что эти полосы, на самом деле, индикатор грязи – если их становится не видно, значит платок пора стирать.

Мужик в скафандре поравнялся с их тенью, остановился, достал из кармана конфетку и, очистив от фантика, отправил в рот. Чавкнул. На лице его зашевелились усы. Он вернул фантик в карман, сверкнул глазами по тени и отправился дальше. Взгляд его показался мальчишкам добрым.

– Патруль, – сказал Эгер.

– Сам вижу, – отозвался Никита.

– Вот бы твой шар умел создавать поле невидимости, – мечтательно произнёс Эгер.

– Чего? – протянул Никита.

– Ладно, забудь, – сказал Эгер. – Хотя… мне кажется ты его недостаточно испытываешь.

Никита не ответил. Шаги патруля удалялись.

– Нет, ну вот что им на жопе не сидится? – возмущенно продолжил Эгер.

– Кому?

– Да этим блин культуристам.

– Следят за порядком, – объяснил Никита.

– А камеры зачем? Датчики вон повсюду какие-то. Мигает тут что-то, – он указал рукой на ближайший к ним красный маркер, едва заметно моргавший из стены.

– Так они это всё ни фига не контролируют, – сказал Никита.

– Тебе откуда знать?

– Оттуда, – буркнул Никита, – просто.

– А кто их тогда контролирует? – возмутился Эгер.

– Не знаю, – задумался Никита, – хакеры, может.

– Если они, значит скрывают… – хмыкнул Эгер.

– Хотя не, вряд ли, откуда им? Я думаю, это там кто-нибудь, – он мотнул головой вверх, и, подумав, добавил. – Или что-то.

Шаги культуриста переместились за угол, ребята выбрались из тени и отправились дальше. За ближайшим поворотом начинались запрещающие знаки и сетка. «Стой. Опасно. Радиация», «Проход запрещен», «Впереди завал», «Тупик» и прочие таблички, они висели на растянутой через проход сетке словно застрявшие в паутине мухи. Края сетки были приварены к стенам, но с одного угла сетка отгибалась. Мальчишки пролезли в эту щель. За сеткой действительно был тупик, однако слева от завала, в который упирался проход, имелась дверь, которая начинала ёрзать при появлении людей. Полностью она открыться не могла, что-то ей мешало, но ребятам было достаточно и небольшой щели. Каждый раз, когда Эгер, пропихнув вперед рюкзак и втянув живот, пробирался через этот узкий проход, Никита вспоминал историю про жабу, которая заползла под камушек, когда была еще маленькой, и так долго там сидела, что выросла, и когда захотела выбраться, то уже не смогла. Это было в книге Сола. Никита не знал, как выглядит жаба, но отчетливо представлял себя на её месте, когда повторял за другом проникновение в узкий проход. Что если когда-нибудь эта дверь не откроется, или откроется недостаточно, или они вдруг станут больше, они уже не смогут протиснуться в узкую щель.

– Вообще, Ник, идея твоя, конечно, отстой, – пробурчал Эгер, спускаясь по лестнице.

Никита не ответил.

– Да еще и обещание нарушим, – продолжил друг.

– Тихо.

Остановились, прислушались. Поводили фонариками, как тараканы усами, и двинулись дальше.

– Ник, а если он прочухает? – не унимался Эгер.

– Нет там никакого заряда, – прошептал Никита, – а если и был, то уже разложился.

– Так нет, или разложился? – съехидничал Эгер.

– Нет, – твёрдо ответил Никита.

– Откуда ты знаешь?

– Просто.

– Чувствуешь? – Эгер остановился, направляя фонарик в грудь Никите.

– Да.

– Понятно, – вздохнул Эгер.

У башни сделали привал, достали бутерброды, хотя есть не очень хотелось. Пожевали лениво. Никита погрузился в рюкзак с надеждой, что у него найдётся что-нибудь вкусное, или сладкое. Ему почему-то вспомнилась конфетка культуриста, причем так явственно, что даже послышался её запах – яркий, свежий, кисленький, прям слюнки потекли. А в рюкзаке ничего не нащупывалось: коробка с мелочевкой из отсека мертвеца. Шар, холодный, как смерть. И липкий на ощупь визор, который неожиданно подмигнул фиолетовой искоркой.

– Ай, – тихо вскрикнул Никита.

Вытащив визор, он замер, глядя как в том пульсирует загадочный фиолетовый пульс.

– Чего это? – оживился Эгер.

– Не знаю, только заметил.

Неожиданная догадка осенила Никиту, он встал и подошел ближе к башне. Индикатор замигал чаще.

– Да ладно… – протянул Эгер, догадываясь следом.

– Зарядник, – задыхаясь от волнения, произнёс Никита, и восторженно посмотрел на башню.

Эгер замер на секунду, а затем стал ходить с фонариком вокруг башни. Здесь оказалось чуть свободней, чем в коридоре, но всё равно слишком тесно, чтобы назвать это место парком.

– Это типа такое общественное пространство, что ли? – ухмыльнулся Эгер. – Как-то вот прям совсем не похоже. Ник, ты вот как думаешь, что здесь было?

Никита как загипнотизированный смотрел на мерцающий фиолетовый огонёк.

– Странное место, вообще-то, кругом столько дверей, – густым шепотом продолжил Эгер, – и все заварены. Причем хорошо так заварены… конкретно… и очень давно. – Он подошел к одному из полотен и провёл перчаткой по пыли. – Псевды так аккуратно не варят. Вот бы узнать, что здесь было! А?

– Как думаешь, сколько ему надо заряжаться? – спросил Никита.

– Долго, – объявил друг, – сто лет.

– Сто? Почему?

– Ну, он же триста лет разряжался, заряжается обычно быстрее.

Вздохнув, Никита поднёс загогулину еще ближе к башне. Над ними что-то хрустнуло.

– Ты же не собираешься здесь торчать пока она не зарядится, – спросил Эгер.

Никита не ответил.

– Ник, серьёзно, – но друг снова не ответил. – Блин, ну давай ты эту хрень тут оставишь, а на обратном пути заберем.

– Да?

– Конечно, кто её тут возьмёт?

Никита засопел и, видимо, нахмурился, но в темноте было не видно.

– Ну хорошо, ты вот заряжаешь эту фигулину, а мне что делать? Одному тащиться к мертвецу? Или домой? Ник!

Никита засопел сильнее, и как будто свирепее, но через секунду затих и стал пристраивать визор на полу под башней.

– Вот, – удовлетворённо произнёс Эгер, – правильно, и накроем чем-нибудь

Так и поступили. Пошли дальше, и пока не зашли за поворот, Никита оглядывался, не мерцает ли за спиной фиолетовый огонёк. Огонёк не мерцал, накрытый старой шапкой, но сердце мальчика продолжало так отчаянно колотиться, будто он рисковал потерять не просто вещь, хоть и бесконечно ценную, а вообще всё.

У пятнашки повернули, дошли до тупика. Мертвец лежал в отсеке, как и прежде, растекшись черной застывшей лужей. Закрепив фонарик на голове, Никита достал нож и принялся осторожно соскабливать пыль с пояса. Дело шло быстро и очень скоро он дошел до места, где пояс уходил под тело. Мертвеца необходимо было приподнять. Ругаясь и кряхтя, насколько это возможно было делать шепотом, Эгер ему помог. Как и предполагал Никита, стропы расходились от пряжки, шли через плечи, под мышками и между ногами, и сходились на спине в замок, заключая тело как будто в корзину. Никита попробовал подцепить один из этих ремней. Нож угрожающе выгнулся, больно надавив на палец, но стропа не поддалась. Эгер злорадно хмыкнул:

– Надо типа резать.

– Нельзя, – прошептал Никита, – всё испортим.

– А что всё? Ты хоть знаешь, что это?

– Нет, – едва слышно ответил Никита, – но это как-то связано с шаром. Вещи похожие.

– Как это похожие, – удивился Эгер. – Черный шар и это? Похожие? Ник, серьёзно?

– Да, – отрезал Никита. – Его надо забрать домой.

Эгер едва не выронил фонарик:

– Чего?! Ты с ума сошел?

– Нет. Тут замок, здесь мы его не вскроем. Чтобы отделить стропы, нужен дегризер. Всё это потребует много времени. Пока отмокнет… короче, нужно забрать домой и там спокойно разобрать.

– Ты чокнулся?! – Эгер схватил фонарик и начал топтаться вокруг мертвеца, отчаянно нашептывая всевозможные проклятия.

– Он же лёгкий, – попробовал успокоить его Никита, – ну… не очень тяжелый, вдвоём утащим.

– Утащим, Ник, конечно утащим, только вот фигня, кругом датчики.

Никита задумался.

– Они начнут орать, – продолжил Эгер, – если решат, что мы что-то не то делаем. А мы реально будем тащить чертов труп в жилую зону, через периметр. Ты знаешь, что с нами сделает патруль, если засечет? Да блин, нас тупо могут двери отсечь, и будем куковать с тобой пока не растечемся как этот мертвяк. Ник, это реально дичь, ты же понимаешь?!.. давай уж как-нибудь здесь его вскроем…

– Его не надо вскрывать…

– А я вот не знаю, – Эгер раскраснелся так, что это стало видно даже в полутьме, – сначала пояс, потом еще что-нибудь, так дело дойдёт и до внутренностей!.. тебе потребуется его мозг, ну или типа еще что-то…

– Эха, ты чего несешь, – Никита поднял взгляд на друга, – какой мозг?

– Понятия не имею, это у тебя нужно спросить, что ты там снова поначувствовал, – сказал Эгер и выругался почти по-взрослому. – Может у него внутри что-то спрятано, кости металлические, голова, имплант какой-нибудь....

Никита свёл брови и задумался.

– Вот! Началось! – заметив сомнения на лице друга, Эгер с ужасом выставил вперед палец, глаза его побелели, – Вижу! Ты решил его вскрыть. Ник, ты сумасшедший. Что скажет твоя мама? Вот она точно не обрадуется, когда ты домой мертвяка притащишь… а потом еще и резать начнёшь!

Никита улыбнулся. Эгер заметил улыбку и, хмыкнув, тоже улыбнулся. Никита начал смеяться, Эгер тоже. Они стали смеяться вдвоём, в полный голос, представляя лицо мамы Никиты, лица Миши и других мальчишек, все их гримасы, выпученные глаза и всё остальное. Смеялись долго, забористо и до слёз, пока Никита не услышал ногами «лишний» стук:

– Тихо!

Эгер тут же стих.

– Блин. Валим, – он сорвался с места, подхватывая рюкзак.

– Стой! – Никита указал на мертвеца.

– Ты дурак?

– Они заметят, что мы его трогали и тоже заберут. Нельзя оставлять.

– Нет, Ник, ты реально чокнутый, – выпалил Эгер.

– Поможешь? – Никита приподнял мертвеца с одной стороны, тот выглядел как застывшая капля клея, только очень большая.

– Ладно, цени, – Эгер распахнул рюкзак и выудил из него самоотталкиватель, посмотрел на него с любовью, – сколько раз выручал, классная хрень.

Они подсунули устройство под мертвеца, Эгер нажал кнопку: тело, покрытое металлической коркой, приподнялось над металлическим полом и тут же завалилось на бок.

– Я потащу, а ты придерживай, – сказал Эгер.

Никита кивнул. В коридоре они едва не бежали. Стук в ногах как будто не приближался. У пятнашки встали, прислушались. Выдохнули, пошли спокойней. Никита представил себе весь маршрут до сетки с предупреждениями, где надо было протиснуть эту огромную неудобную лепешку в совсем небольшую дыру. По пути была еще лестница и узкая дверь.