Работаем с полудня до апокалипсиса

Все, кому приходилось всерьёз иметь дело с сестрой, потом навсегда страшились её тени.

Все, кроме Тана. Его пугала только сама сестра.

– Зачем ты появился на свет? Без тебя было бы лучше.

Хотелось вытянуть руку, отстранить подальше это горящее ненавистью скуластое лицо в обрамлении цветастых афрокосичек, но Тан избегал касаться сестры. От его прикосновений с ней иногда случалось… разное.

– Я могла бы делать твою работу. У меня бы вышло лучше. Я больше для этого гожусь.

– Вовсе нет. Ты слишком проста.

Она наклонила голову, точно вампир, примеряющийся, куда бы воткнуть зубы, и облизнулась, словно уже предвкушала вкус его крови.

– Нет. Ты слишком сложен. Несправедливо, что ты такой лишний, такой неправильный, бестолковый, и в то же время идеальный. Идеальность должна была достаться мне, и я бы справилась лучше тебя. Я была бы идеалом в квадрате – так говорят твои людские учёные? Я бы справлялась с радостью, с удовольствием, с огоньком, но появился ты. Зачем? Почему ты есть?

– Так вышло, и ты этого не изменишь. Нельзя поменять уже рассказанную историю.

– Как знать, братец. Как знать. Вдруг однажды у меня получится? Ведь это неправильно, что ты есть, ведь всё хорошее, что заложено в тебе, вся эта сила, вся эта стать должны были достаться мне. Ты меня раздражаешь, ты меня убиваешь, я бы сожрала тебя, если бы это помогло.

Горящие глаза на скуластом лице почти остекленели.

– Никак ты не поймёшь, сестра: ничего нельзя изменить из своей недостаточности. Её можно только восполнить.

– А ты никак не поймёшь, что тебя не должно здесь быть, Тан.

Когда она называет его по имени, в хребет словно мягко вползает тёплая и ослабляющая сороконожка. Сестра наклоняется так низко, что её глаза расплываются в единое пятно, и Тан почти бессознательно тянется к её губам. Они тёплые и пахнут сладкими мандаринами.

Когда-то очень давно одна ведьма сказала Тану, что самые страшные заклинания плетут из самых сладких слов.

Сороконожка трепещет в позвоночнике, запускает пульсирующие жаркие лапки в голову и в живот. Тан растворяется и плывёт в запахе сладких мандаринов.

Он вовсе не считает привлекательной эту сущность, которую в человеческом аспекте зовёт сестрой. Они родственники, но не в том смысле, который вкладывают в это слово разумные расы, и ни в одном языке нет понятий, которые могли бы в полной мере объяснить эту связь.

Зато, наверное, кто-то из людей мог бы объяснить Тану, почему каждый раз, когда сестра пугает его, она, старшая, более сильная, напористая и жесткая, почему каждый раз всё заканчивается вот так. Что в ней он пытается подчинить или что укрепить в себе, и почему у него каждый раз лишь почти-получается вытеснить тот хрустальный ужас, который она временами на него наводит.

Уцепившись за самый холодный кусочек своего человечьего сознания, Тан сумел согнуть руки, обхватить её тонкие птичьи предплечья, поднять над собой.

– Рассказать тебе сказку?

– Иди в пекло!

Её верхняя губа дёрнулась, обнажая зубы. Обычные человеческие зубы, но ей уже случалось впиться ему в шею, словно вампир дохелиосановой эпохи. И это было больно.

Тан перекатился на кровати, подмял сестру под себя, прижал её запястья руками, ноги – голенями. Она шипела и сыпала проклятиями. Тан наклонился, коснулся её носа кончиком своего. Его волосы упали ей на лицо, и она жадно вдохнула их запах, не прекращая костерить его на чём тьма стоит.

– Я всё-таки расскажу тебе сказку, – промурлыкал Тан. – А может, даже притчу. Тебе не понравится, я знаю.

И он стал шептать ей в ухо, едва слышно – потому что её это бесило, и чуть напевно – потому что её это успокаивало:

– Тысячелетиями по миру ходит Голод, неся бремя, которого не выбирал, и наделяя им людей – люди тоже его не выбирали, но у них, как и у прочих рас, удивительно немного выбора.

Однажды Голод встретил ребенка, который протянул ему спелое сочное яблоко.

– Почему ты даешь мне еду? – спросил Голод.

– Потому что ты выглядишь голодным, – бесхитростно ответил ребенок.

Голод горько рассмеялся. Быть может, впервые за тысячелетия он почувствовал себя неуверенным и уязвимым, хотя не мог понять, почему.

– Мой голод нельзя утолить, глупый ты малыш, – сказал он.

Ребёнок задумался.

– Может быть, твой голод утолит не еда, а что-то другое? – спросил он. – Но всё равно возьми яблоко.

И Голод взял яблоко, сам не зная, почему.

Если бы он тогда задумался, то смог бы понять нечто очень важное: что даже вечный голод может быть насыщен – состраданием. Но Голод этого не понял: он был слишком прост и слишком самодоволен для таких сложных мыслей…

Сестра уже не пыталась его ударить и не ругалась. Отвернувшись, смотрела в окно, тихо поскрипывала зубами. И едва заметно подрагивали её птичьи запястья под его пальцами.

Тан отпустил её, уверенный, что какое-то время она больше не станет пугать его и кусаться. Перекатился по кровати к окну и стал расковыривать форточку. Хотелось немедленно впустить в этот дом свежий воздух. Свежий, холодный, пахнущий ноябрём, сопревшими листьями, близким снегом – чем угодно, кроме этого неправильного, нековременного сладкого запаха мандаринов.

Сестра тоже скатилась с кровати, по другую сторону, взялась за ручку двери. Он не ожидал, что она уйдёт молча. Никогда такого не было.

– Тебя не должно быть здесь, – сказала она, настырная в своём бессмысленном упорстве. – Твоё должно быть моим.

Тан не оборачивался и держал плечи расслабленными, но внимательно наблюдал за ней в отражении стекла.

– Не переживай, сестра. Когда-нибудь ты смиришься с моим существованием и мы перестанем бесконечно повторять этот спор.

За его спиной хлопнула дверь. Тан выдохнул.

Одно сестра подметила верно: он не разобрал свой дорожный рюкзак.

Глава 3

(в которой офис легко перепутать с кунсткамерой)

Дина

– Здравствуйте, вы позвонили в рекламное агентство «Кровь из глаз». Чтобы обсудить продвижение проекта, нажмите «один». Чтобы пригласить нас на отраслевую тусовку, нажмите «звёздочку». Если не можете найти своё место в мире, нажмите «ноль» и повесьте трубку. Если хотите что-то сказать – говорите.

– Э-э, здравствуйте. Это Дина, у меня сегодня первый рабочий день, вы сказали, что работаете с полудня. Я стою перед дверью и у вас, кажется, закрыто.

На той стороне что-то зашуршало, треснуло, и Дина чуть отодвинула смартфон от уха. Потом нежный женский голос, явно сдерживая зевок, прожурчал:

– Привет, Дина, я Лита, офис-менеджер. Не слышала звонка, извини, сейчас откро…

Сначала Дине показалось, что позади неё взорвалась вся тихая, узенькая и респектабельная улица Старого Города. Потом она обнаружила себя присевшей за кованую скамейку и прикрывающей голову двумя руками и одним смартфоном. Полы бежевого пальто в пыли, колено на земле и спасибо тебе, дорогое мироздание, что с утра не было дождя.

В старых домах затихает эхо рокота и грохота.

Никакого взрыва, конечно, не было, просто к офису на гигантском мотоцикле подъехал широкоплечий, лопатобородый и каменно-суровый дворфер. Изогнув одну бровь, он смотрел на Дину со своего седла, возвышаясь над ней наподобие стометровой статуи богини Канон, которая невесть с чего вспомнилась Дине. Фото со статуей ей прислала мама пару лет назад. Тур «Классическая Япония». Сакура, саке, кицунэ, икигай, аригато.

Дворфер всё смотрел на Дину сверху вниз. Он и правда напоминал ту статую: тугие щёки, глаза из-за прищура кажутся узкими, и если б ещё у богини Канон была пегая борода в косицах, заколках, зажимах-молотах и массивных клипсах… Образцовый клиент барбершопа «Усы и мифрил», хоть сейчас на рекламный баннер, отметила какая-то непугливая часть Дины, уже настроившаяся на работу в рекламном агентстве.

Мимо бодро прошагала старушка с палками для ходьбы, чуть надтреснуто напевая, что «звёзды нам сияли ярче, когда летал "Восток"», мазнула по Дине любопытным взглядом. Дворфер крякнул, слез с мотоцикла и перестал возвышаться, оказавшись ростом примерно с Дину и поперёк себя шире.

– Я извиняюсь, – степенно пробасил он, и только тут Дина поняла, что всё ещё сидит за лавочкой.

Можно не сомневаться, что взгляд у неё безумный. Можно не сомневаться, что отчистить упёртую в землю коленку не удастся. Можно также не сомневаться, что дворфер работает в агентстве «Кровь из глаз». Куда ещё ему было ехать на этой улице, в кафешку трошкинской сети «Круглая дверь»?

Дина была уверена, что ей полагается какой-нибудь приз за столь удачное начало рабочего дня в новой компании и столь запоминающееся знакомство с коллегой.

…Работу Дина нашла через два дня после той истории со старухой. Просто увидела вдруг на «Хэдхантере» неизвестно как пропущенную прежде вакансию. Она была размещена десять дней назад, но алгоритмы выдачи, видимо, всё это время издевались над Диной и не показывали ей объявление.

Вакансия бодро гласила, что рекламному агентству «Кровь из глаз» очень нужен художник и дизайнер, который умеет работать в цифре и с живыми материалами, легко переключается между задачами, переносит без антидепрессантов фразы «Нужно сделать внезапно» и «Всё херня, переделываем», не имеет завышенного чувства собственной важности и расовых предрассудков. Агентство работает с полудня до изнеможения, уровень стресса и зарплаты выше среднерыночных, предпочтение курящим любителям кофе и «совам».

– Да это же я, – сказала Дина и отправила отзыв на вакансию.

Баннеры этого агентства с той самой фразой «работаем с полудня до изнеможения» Дина не раз видела и в родном Ярославле, и в Москве. На взгляд обывателя, баннеры наверняка были ужасающе аляповатыми и безвкусными, но Дина, художница, понимала, что аляповатость эта продуманная. Она, как и название агентства, одновременно служит заградительным барьером от слишком косных клиентов и запоминается с первого раза намертво.

Спустя час Дина уже собеседовалась онлайн с директором агентства («Я Миша, можно просто Мыш») – сосредоточенно-расхристанным худым мужчиной лет сорока с пронизывающим взглядом усталых красноватых глаз и приятным напористым баритоном. Миша-Мыш выглядел так, словно сию секунду сорвётся куда-то бежать и одновременно рухнет от недосыпа. А может, от голода. Вид у него был почему-то недокормленный, хотя дела у агентства шли неплохо, судя по предложенной зарплате, офису в Старом Городе и свитеру Zegna, который небрежно болтался на костлявых плечах Миши-можно-просто-Мыша.

Дина послеживала за коллекциями одежды модных брендов, отчасти чтобы быть в курсе трендов как дизайнер, отчасти из мазохизма, и знала, что этот чёрно-коричнево-бордовый свитерок длиннопетельно-хаотичной вязки стоит больше ста пятидесяти тысяч.

Миша-Мыш рассказал про сложные и увлекательные процессы в агентстве, работу с интереснейшими проектами по всей России, пообещал самые незабываемые в мире командировки при Динином на то желании и предложил выйти на работу на следующий же день. Сообщил, что Дина будет трудиться под началом главного дизайнера, что теперь вместе с ней в дизайнерском отделе будет два сотрудника, и её будущий руководитель собеседовать её смысла не видит: рассмотрел портфолио, поскроллил Динину страничку ВКоннекте и решил, что она впишется.

Никаких «Расскажите, почему вы хотите работать именно в нашей компании, чем вас привлекла сфера рекламы», «Поведайте в красках о своём опыте решения нестандартных задач» и «Мы вам перезвоним». Вакансия как будто поджидала Дину и никого другого.

Кто бы подумал, что первый рабочий день начнётся за лавочкой перед офисом с дворфера, похожего на статую японской богини.

Дверь за спиной Дины наконец открылась, и удивительное снова оказалось рядом: офис-менеджер Лита была моряной. Не очень-то много их в городе, хотя, казалось бы, всего три часа до Москвы поездом, но морян тут живёт мало. И работают они обычно в гидроглифических и спа-салонах, держат студии йоги, магазины морской косметики или брендовой одежды.

– Привет, Дина! – жизнерадостно помахала Лита и воссияла аквамариновыми глазищами. – Бадрик, ты чего человека напугал?

– Я не пугал, – с достоинством ответил дворфер. – Пойдёмте уже работать, хорош кишки проветривать!

Лита рассмеялась и повела Дину на её новое рабочее место. Волосы цвета морской пены струились по спине моряны, как блестящая во всех смыслах завеса.

Лита провела Дину по светлому офисному коридору, показала просторную гардеробную, туалетную и курительную комнаты, большую кухню-кафе с круглыми столиками на четверых и квадратными на шестерых, гигантской кофемашиной и стойкой бариста. Указала расположение двух переговорок и четырёх больших кабинетов – в каждом сидели сотрудники одного из отделов.

– Ты чего такой активный в начале дня, Бадрик? – вопил откуда-то Миша-Мыш. – Ложись спать попозже, что ли, невозможно же!

Бадрик трубно хохотал в ответ. Лита как раз вела Дину к её рабочему месту, когда из кабинета перед кухней пушечным ядром вылетел Мыш, рявкнул: «Привет, Дина! Осваиваешься?» и, не дожидаясь ответа, ввинтился вихрем в кухню. Цапнул со стола гранат, залпом высосал пакетик морковного сока, залил литр мокачино в термокружку и унёсся из офиса.

Судя по всему, Мыш умчался колесить по городу, встречаться и созваниваться с клиентами: весь день он безостановочно слал в офис голосовые сообщения, которые дублировались светящимися готическими буквами на двери его кабинета. Сначала шрифт был крупный, но сообщения всё сыпались и сыпались, так что уже к закату буквы стали толкаться плечами. Лита иногда подходила к двери с невозмутимым видом и свайпала сообщения в разные стороны, перенаправляя их нужным отделам и адресатам.

В кабинете, куда определили Дину, работали главный дизайнер – её начальник – и верстальщик. За ширмой в дворферском стимпанковском стиле что-то ещё шевелилось, ворчало, стрекотало клавиатурами, и Лита пояснила, что там сидят аналитики. Пару раз из-за ширмы доносился знакомый рокочущий голос, и Дина поняла, что Бадрик тоже там.

Главный дизайнер оказался моряном, звали его Ари. Да уж, морян в Ярославле не так много и, кажется, если они не содержат спа-салоны, то непременно работают в рекламном агентстве «Кровь из глаз». Их с Диной работа оказалась непростой, но очень системной в сравнении с тем, что творилось в комнатах текстового контента, работы с клиентами и размещения интеграций. Всякий раз, проходя мимо них, Дина слышала гвалт, ругательства, нервный смех, крики и грохот разлетающихся карандашниц, а пару раз кто-то явственно выл.

Впрочем, ноябрьский день весьма неплох для воя, кем бы ты там ни работал.

В коридорах Дину несколько раз едва не сбил с ног Никоралий – мужчина лет тридцати, креативный директор агентства. С первого взгляда Никоралий вовсе не казался креативным. Скучная стрижка-ёжик, уютный свитер домашней вязки (в последние годы такие модно получать в подарок от любящих бабушек), самые банальные в мире чёрные джинсы. Никакого пирсинга, татуировок, гидроглифов, кислотных оттенков волос. Пришибленного в нём было только выражение лица – Никоралий как будто безостановочно смотрел фильм, который ему показывали в голове, и не особо обращал внимание на происходящее в реальном мире.

Дина не была уверена, что Никоралий её видел, даже когда едва не сбивал с ног. За ним нередко ходил и что-то бубнил главный аналитик агентства, Резонов, единственный, кто регулярно выбирался из-за стимпанковской ширмы. Резонов был зрел, подтянут и узколиц, носил квадратные очки в черно-желтой оправе и каким-то образом всем своим видом напрашивался, чтобы его идиотски разыграли.

День летел бодро и как будто своим чередом.

Таких интересных задач Дине никогда в жизни не выпадало, хотя одновременно от каждой слегка похрустывал мозг.

Оформить рекламную интеграцию уходовых средств из морских водорослей «Атлантис косметикс»: «Средства, идентичные тритоньим, однопроцентная магия, флэшбеки в юность». В путеводителе бренда были сплошь морские и песочные цвета, а по техзаданию для интеграции требовалось что-то броское.

Придумать визуальное оформление тура по драконьим пещерам в Териберке. Дина не очень бы удивилась, если б тур заказал сам дракон для популяризации себя и пополнения сокровищницы. Хотя драконов, конечно, не существует.

Юристы, взыскивающие деньги с застройщиков за дефекты в новых жилых комплексах, открывают спецотдел для обслуживания клиентов-трошек, потому все макеты раздаточных материалов должны быть уменьшены на четверть без потери читаемости…

Дина быстро перезнакомилась с коллегами. Коллектив был небольшим: вместе с ней – двадцать три человека, но шума и мельтешения – как от сотни.

Дважды у соседа-верстальщика гас монитор безо всяких причин. Сосед, не меняя выражения лица, с силой лупил монитор по макушке, и тот оживал.

– А ты не можешь попросить замену? – спросила Дина, когда это случилось во второй раз.

Может, тут вся техника работает, пока не рассыпется прахом? И все сотрудники?

– Могу, – ей показалось, что сосед замялся. – Просто привык к нему, ну ты понимаешь, жалко его, дурачка.

– Жалко монитор?

– Ну. Так-то он хороший и трудяга, ты не думай, у него просто родовая травма.

– Ро-до-вая?!

– Ага. Его бабушка была ламповым телевизором, и на него по осени, бывает, находит. Ничего страшного, треснешь его по макушке – и он снова работает как надо!

Дина прыснула, но сосед так сердито насупился, что она поняла: не шутил.

Дабы сгладить неловкость, Дина немедленно рассказала про свой домашний робот-пылесос. Он игнорировал программы уборки и всегда дважды мыл пол под диваном, а мимо входной двери проезжал, задрав несуществующий хвост. Дина считала, что у пылесоса имеются собственные убеждения насчёт того, как нужно проводить уборку, но до сих пор не решалась озвучить это мнение вслух.

Верстальщик оживился, они посмеялись, и внезапно образовавшийся ледок был растоплен.

Копирайтеры Паша и Гоша периодически сбегали из своего кабинета, возникали то тут, то там, с интересом наблюдая за каким-нибудь коллегой, событием, перепиской или разговором. Иногда Паша или Гоша раздосадовано вздыхал и передавал приятелю купюру в сто или пятьсот рублей. Всякий раз Пашу и Гошу находил главред Гордеев и, не меняя выражения лица, уволакивал обратно в кабинет.

Дина всё гадала, чем занимается в агентстве Бадрик, пока не встретилась с ним и Литой в курительной комнате. Дворфер с удовольствием пыхтел широкой трубкой, из которой шел густой аромат пряностей и смолы. Лита держала тонкую сигарету, которая дымила едва заметно, и дым пах морским бризом. Пальцы Литы были тонкими и такими длинными, что в первый миг Дине почудилась лишняя фаланга.

– Бадрик, ты тоже аналитик? – спросила Дина, закуривая.

– Не совсем, – солидно ответствовал дворфер. – Я эмпатолог.

– Кто?! – вытаращилась Дина.

Лита чему-то улыбалась, загадочная, как Джоконда.

– Ну, мы все чем-то заряжены, какой-то энергетией, – спокойно отвечал Бадрик. – Да ты ж сама знаешь: с кем-то рядом всегда спокойно, а кто-то вроде плохого не чинит, но бесит так, что треснуть бы его промеж рог. Кому-то все хотят подмогнуть, а у кого-то всегда спрашивают дорогу. Так мы устроены. Что-то рассказываем миру собой, как-то действуем на тех, кто вокруг нас, а другие действуют на нас. Ну вот, я определяю эти самые заряды у наших клиентов. И потом аналитики это используют, когда собирают свои продвиженские концептуации.

– Звучит странно, – честно сказала Дина.

– Ну да, – Бадрик пожал одним плечом. – Научного обоснуя нет. Но наблюдательность пальцем не задавишь. Тебе ж хочется поставить Резонова в потешную позу, а? Ну вот. Продвигали мы как-то певца с инкубным потанцевалом – до нас по клубешникам тёрся, а теперь стадионы собирает. В прошлом годе был ведьминский салон, до нас та ведьма хрен без соли поедала – а я вот сразу ей сказал: дамочка, сделай моську попроще, тебе через короткую ногу заходить надо. И чего? Видала сеть кафе «Таро и кофе»? Это она и есть!

– Ты сотрудничал с ведьмой?!

Колдовская братия терпеть не могла дворферов за совершенную невосприимчивость к эфиру, которая выливалась в пренебрежение к магии и типичные для дворферов грубоватые шуточки. А дворферы недолюбливали ведьм и колдунов за их заносчивость, считая, что нечувствительность к эфиру никого не делает хуже – как, к примеру, отсутствие музыкального слуха или способностей к математике.

– Ну, я без предрассудков, мне лишь бы деньги платили и мозги не ели, – Бадрик вдруг ухмыльнулся. – Да и ведьма тож без предрассудков оказалась. Так что да, сотрудничали мы, хе-хе. По сей день, бывает, посотрудничать к ней захаживаю.

Дина молчала следующие две затяжки. Лита стреляла в неё глазками, явно чего-то ожидая, косилась на Бадрика, но тот как будто не замечал и безмятежно пускал колечки дыма.

– А ты можешь сказать, какая у меня энергетика?

Лита опустила голову, пряча улыбку за упавшими на лицо волосами цвета морской пены.

– Могу.

Дина ждала продолжения, наверное, с минуту, пока не поняла, что его не последует.

– Так скажи!

Бадрик крякнул и принялся выстукивать трубку.

– А ты можешь мой портрет написать?

– Ну, – растерялась Дина, – в принципе, да…

– От и напиши.

Она смотрела на Бадрика с недоумением, а тот всё выстукивал трубку, и под глазами его собирались смешливые морщинки.

– Это так не в первый раз, да? – сообразила Дина.

– Это каждый раз так, – рассмеялась Лита.

Не успела Дина вернуться из курительной, как её повергла в затяжной ступор задача на переделку логотипа для винного хозяйства трошек «Долина дядюшки Перрина». Владелец настаивал, что ведёт свой род от Перрина Периньона, но за давностью лет не мог представить никаких тому доказательств.

Обычная история, на самом деле. Когда моряне – открыватели земель обнаружили трошек на острове Флорес, их популяция была очень невелика, так что они действительно все между собой в родстве. Но за минувшие сотни лет трошки расселились по многим континентам, а их связи так перемешались, что уже невозможно понять, кто действительно потомок Эрдвина Мишлена, или Арджена Гайи, или Вэнни Мичурина.

Но теперь, как писал Ари, требовалось обновить логотип дядюшки Перрина так, «чтобы он был очень похож на периньоновский, но при этом не настолько похож, чтобы на нас подали в суд».

К концу рабочего дня Дина пришла переполненной впечатлениями и уверенной, что нашла самую непростую, но и самую интересную работу в своей жизни. И самых потрясающих коллег, разумеется.

Она думала, что легко адаптируется к работе в агентстве… пока в дальней стене не открылась громоздкая каменная дверь, которую Дина весь день считала нарисованной.

Нет, не так: весь день Дина могла бы дать голову на отсечение, что дверь в конце коридора – нарисованная. Она такой и была, а настоящая находилась чуть дальше, за поворотом и направо. Но вечером, как раз когда Дина шла на кухню с пустой чашкой, нарисованная дверь открылась. С гулким скрежетом, тяжким стоном, хлопьями ржавчины, которые посыпались с петель.

Снаружи в коридор, уютно пахнущий кофе, шоколадными пирожными и сложными табачными смесями, ворвался влажный от тумана воздух и тьма. Честное слово, в первый момент Дине показалось, что через дверь ввертелся в коридор мини-смерч из тьмы и запаха тлена!

Дина моргнула. Через дверь входил Мыш, и на нём был не смерч и не тьма, а незастёгнутый серый плащ с откинутым капюшоном.

Стоя посреди коридора, Дина сжимала керамические бока чашки-тыковки, пялилась на Мыша и на его плащ и всё пыталась прийти обратно в себя, вспоминая, в какой дизайнерской коллекции видела что-то такое же утеплённое, серое и капюшонистое. Must? Bogner? Какая-нахрен-разница?

В коридор высовывались другие сотрудники, привлечённые каменным грохотом двери. А вслед за Мышем из ноября через нарисованную дверь вошёл…

У Дины на миг в зобу дыханье спёрло. Ярко-рыжий, с высокими скулами и улыбкой в уголках тёмных глаз. Куртка небрежно наброшена на плечи. Статно-точёный, в чёрных карго-брюках и сером шерстяном свитере, он выглядел и двигался, как, как…

– Команда, это Тан, – представил гостя Мыш, ничего не поясняя. – Тан, это команда.

Гость кивнул, мазнул взглядом по всем сразу и ни в кого не всматриваясь, последовал за приглашающим жестом Мыша в переговорку напротив кухни. По тому, как он ориентировался в офисе, сразу стало ясно: он тут не впервые и ни в каких приглашающих жестах не нуждается. Он прошёл буквально в трёх шагах от Дины, и она безотчётно потянула носом. От Тана пахло чем-то едва уловимо вишнёвым. В ушах вдруг зашумело, прорезался откуда-то издалека треск свечного пламени – Дина абсолютно точно понимала, что именно свечного, и что она недавно видела свечи, которые трещали именно так, на разные голоса, и языки их пламени растраивались кверху…