Обезьяний лес. Том 1

– Накамура набирает себе в команду сокрухов. – Сэм резко дернул, и стрела вышла из кузова с неприятным скрежетом.

Он смахнул с наконечника ошметки мозга в черной крови демона. Обернув лук назад, Сэм зацепился пальцами за ремень на груди:

– Этот жирдяй что-то замышляет. Может, Накамура – это прикрытие? Может, они все идут работать на Ямисару? И сынок Ватанабэ продал кисти и клинок им, ну или их последователям, если те сдохли. Только не пойму: Хван не кидал Ватанабэ, я его сам грохнул неделю назад. Куда этот дебильный Хван делся?!

Брайан усмехнулся:

– Не знаю, подожди чуток, и он скоро объявится. Кстати, про жир. Может, закажем че? – Брайан смачно сплюнул в песок. – И так опоздали. Так хоть пожрем.

– Брай, мы в охрененной дыре. – Сэм по инерции окинул чистое небо взглядом. – Сюда, если приедет курьер, только на вертолете.

Сэм двинулся в сторону выхода со штрафстоянки, уже вышел за ворота и направился к припаркованной в тени цветущего мирта черной машине. Под деревом были раскиданы покосившиеся офисные шкафы, довольно высокие и широкие, и это позволило укрыть машину от посторонних взглядов. Они приехали сюда на служебной машине, отвечающей всем стандартам и законам департамента манлио яшуто, сделанной по заказу у шихонского автопроизводителя «Ка́йсо»[30]: черный спорткар выглядел агрессивно, компактно и мощно, этакий крепыш. Главное, что эта машина позволяла быстро домчаться до места активизации демонов. Форма кузова местами напоминала изгибы мышц из-за задиристого дизайна, «сердитый» взгляд фар еще издали показывал, кому принадлежит машина.

Внезапно он услышал:

– Долбаное захолустье!

Хохотнув, Сэм порылся в карманах и вытащил пачку сигарет с зажигалкой. На ходу закурил, пряча огонек ладонями от ветра. Осмотревшись по сторонам, Сэм перешел пустую дорогу и снял машину с сигнализации. Брайан нагнал его и направился к пассажирской двери. Открыв ее, он положил руки на крышу авто и посмотрел на Сэма.

– Я видел около узла чайхану с хатхо́й[31]. – Брайан лениво оторвал руку от теплой и пыльной крыши и провел по коротким волосам ладонью. – Поехали, Сэм-харма́н[32], давай! Быстрее поедем, быстрее поедим.

Брайан дурачился, используя местные словечки и обращения.

Устало окидывая взглядом окрестности, Сэм замечал тут и там валяющийся мусор, полиэтиленовые пакеты, что трепал ветер и раскидывал повсюду. Возле забора штрафстоянки место занимали ржавые кузова, раскуроченные до неузнаваемости, погрязшие в сером песке.

Положив локти на крышу, Сэм выпустил дым и снова затянулся.

– Лады. – Он стряхнул пепел с сигареты и, ухмыляясь, договорил: – Давай рванем хоть туда, а то будто впустую съездили.

– У нас так-то задание было.

Сэм щелкнул языком, откидывая голову назад. Но несмотря на это, все равно не поспешил уведомить о завершении задания. Решил это сделать на панели в «Кайсо».

– Это второе. – Зажмурив один глаз, Сэм отмахнулся, как будто от надоедливой мухи. – Мне личные дела важнее.

Брайан нагнулся и вытащил из салона двухлитровую бутылку воды. Открыл крышку и запрокинул, жадно заглатывая. Пластик трещал и сжимался в его пальцах. Когда он напился, то с шумом выдохнул, даже зарычал. Сэм порадовался, что тот все же воздержался от отрыжки.

– Жаль, что они не кормят – эти личные дела. – Он закинул бутылку в машину. – Но пожрать все равно надо.

– По коням! – Сэм похлопал ладонью по крыше машины.

И Брайан, довольный раскладом, скинул с себя оружие, бросил его на заднее сиденье купе и забрался в салон, но дверь не поспешил закрыть. Зажав сигарету зубами, Сэм развязал рукава куртки на поясе и кинул ее туда же – на заднее сиденье, туда же отправились лук и другое оружие. Оставшись налегке, он забрался в машину и, прижав затылок к спинке кресла, устало выдохнул. Автомобиль стоял в тени дерева, так что солнце не накалило салон. Сэм вытянул руку с сигаретой на улицу, чтобы пепел не сыпался под ноги на коврик.

– Волнуешься? – Брайан на широком экране, вмонтированном в панель управления, уведомил в приложении о завершении задания. Когда раздался одобрительный сигнал, он перешел на вкладку «стерео», и включилась тихая музыка – играла одна из песен шихонского хип-хопа.

– Мм? – Сэм нажал на кнопку запуска двигателя и снова зажал сигарету зубами, пока руками включал заднюю передачу и ловко выруливал авто на горячий, покрытый трещинами асфальт, выбрасывая из-под колес брызги песка. От работы мощного двигателя салон слегка вибрировал.

– Волнуешься из-за Хвана?

Сняв кепку, Сэм бросил ее на приборную панель, запустил пятерню в волосы и стал нервно ерошить.

– Есть такое.

Включив климат-контроль, Брайан закрыл свое окно, чтобы охладиться после уличной жары. Сэм же чуть оставил зазор, чтобы дым мог выбраться наружу.

– Может, все-таки напишешь его брату?

Нифлем. Вот что Сэма связывало с семьей Масуми. А еще те три месяца весны, посвященные изучению техники боя у великой династии мастеров. Сэму были очень дороги эти воспоминания. А еще там был Хван, ставший ему отличным другом, и его кузен – Джеён, который ненавидел в нем буквально все. Финал этих трех месяцев все перевернул, Сэм наделал много ошибок и абсолютно точно потерял возможность восстановить свою честь перед Джеёном. Сэм был виноват.

Это он знал и без Джеёна. Все случилось из-за него, что бы ему потом ни говорил Хван. Виноват только Сэм. Только подумав о встрече с ним, парень передернул плечами, вспомнилась их встреча в лифте неделю назад. До сих пор было непонятно, почему Джеён тогда уступил ему кисти. Он ведь явно пришел за ними, знал, что передал Ватанабэ (а точнее, Юншен сам забрал) в том здании. И когда Сэм в подробностях рассказывал эту историю Брайану, тот сначала жутко разнервничался, начал орать, потом покурил, опять начал орать, но уже тише, и сказал, что уйти живым из резни, что устраивают медузы, – не иначе как подарок Всевышнего и что нужно просто сказать спасибо и больше так не рисковать. Потом он съел лаваш с салом и, подобрев, с чего-то решил, что Джеён «не совсем Масуми», раз отдал кисти. С этим можно было бы согласиться, если бы не две вещи: Джеён делает всё в своих интересах и интересах семьи, и это может быть частью приказа, а еще тот факт, что Хван с того момента так и не вышел на связь. Неизвестно, где теперь та тетрадь с нарисованным кактусом в шляпке и письмо от каких-то демонов. Где вообще Хван нашел информацию про эти вещи?

Сэм был уверен, что все это как-то связано.

Мысль спросить об этом самого Джеёна всю неделю крутилась в голове. Но Джеён снова слишком внезапно появился в его жизни. Прошло четыре года, а эмоции нахлынули на Юншена, будто этого времени одновременно было слишком мало и слишком много, для того чтобы заявить о себе. Сэм был не готов с ним говорить, не готов его видеть. Сколько бы Джеён ни прятал свои эмоции тогда в лифте, делая вид, что все несчастья в прошлом, что это норма для его семьи, Сэм все равно чувствовал – Джеён не захочет его видеть, ровно как и Юншен его.

Вот и зачем он дал Сэму этот мяч?

«Лучше бы меня убил тогда Ватанабэ и я умер на пятидесятом этаже, как старое больное животное, уходящее в лес, чтобы не чувствовать еще и вину за пропажу Хвана».

Но для Брайана он произнес:

– Ага, конечно. До лам-хана[33] достучаться легче, чем до него. Пришли мне бутылку. – Сэм протянул руку и подождал, пока Брайан открутит крышку и даст ему воду.

Припав губами к горлышку, Сэм стал пить, не отводя взгляда с дороги. Левой рукой он рулил и держал в пальцах сигарету.

– Тем более у меня даже номера его нет, – на выдохе выдал он и отдал бутылку Брайану.

– Ну адрес же есть. – Брайан неторопливо закручивал крышку и говорил так, будто подбирал слова. – Я с тобой поеду.

Сэм ценил помощь Брайана.

За окном мелькали редкие деревья и кусты, растущие вдоль дороги, засушенные пучки перекати-поле местами затрудняли проезд, путаясь в колесах. Кривые кактусы попадались редко, а сухие заросли травы все чаще. Они издали казались бескрайним ржавым морем. И вокруг ни души.

– Им сейчас не до меня.

– Ну, ты лук покажешь, скажешь: «Я свой». – Брай помахал почти пустой бутылкой как будто перед камерой у ворот.

То, что крутилось на языке у Сэма, совсем не хотелось произносить. Казалось, если он озвучит это при Брайане, то окончательно признает, что воспоминания о Нифлеме и тренировках стали лишь воспоминаниями. Что он никак не связан с великой династией и что он всего лишь один из десяти манлио, учившихся у Юнхо. Что лук, сделанный лично для него – лишь жест широкой души, а надменный и неприступный взгляд Джеёна – максимум, чего достоин Сэм получить от юного мастера Масуми.

Сэм старался искренне поверить, что обязательно найдет Хвана. Того, кто был другом ему просто так и никогда не смотрел свысока. Ни до того, как Юнхо произнес имя манлио Сэма, ни после.

«Думать о хорошем».

– Я сам найду синш. – Глубоко затянувшись, он выкинул сигарету в окно, выпустил дым и ответил: – И Хван найдется.

«Лишь бы не пересекаться с Джеёном».

Глава 2

Ящерица уснула на холодном камне[34]

Полгода спустя

– «Добавить один стакан сахара», – прочла Кэсси.

От частого использования пожелтевший кулинарный журнал потерял форму и превратился в палитру пятен и запахов.

– И еще тут сказано, что нужен ванилин. Мам, у нас есть ванилин?

Кэтрин поджала губы и тыльной стороной ладони провела по светло-каштановым волосам, собранным в косу, убирая выбившийся из прически локон, чтобы не мешал готовке. Ее руки замерли над миской с куриными ножками в густом сметанном соусе с сушеным чесноком. Она указала пальцем себе за спину.

– Милая, там посмотри, вроде после дня рождения Холджера я покупала.

Кэсси положила журнал на столешницу, которую покрывал слой просеянной мимо муки, тут же лежала яичная скорлупа, и всюду стояли небольшие металлические миски с ингредиентами для будущего пирога с малиной. Кэсси открыла дверцы одного из шкафчиков древесного цвета. На полке среди немногочисленных специй действительно лежало несколько пакетиков ванилина.

Находчивость и предприимчивость помогали Кэтрин Валери́ оставаться на плаву в трудные времена. Она всегда знала, когда и где будут скидки на продукты и вещи, – благодаря этому они особо не страдали на общем фоне нищеты и разрухи. Кроме того, вся их семья работала на государство.

Двадцать лет назад на их страну Даса́нию[35] напала страна с материка Эрлифа – Пру́пия. Война длилась одиннадцать месяцев. Но этого времени хватило, чтобы прупийцы разгромили страну, в которой и так господствовала бедность. Кэсси не помнила за все свои восемнадцать лет жизни, чтобы Дасания процветала, как другие страны. Здесь всегда было мало еды, мало вещей, техники, лекарств. Дасания считалась страной ксенофобов и простых трудяг. Люди практически не имели права голоса. Дасания была самой бедной из всех стран в Ив Рикаре.

После войны, которая широкими шагами прошлась с запада на восток, стало еще хуже. У прупийских солдат был приказ – захватить как можно больше земли и ресурсов, уничтожить как можно больше людей. С этой задачей они справились наполовину, так как сумели дойти только до центральной части страны. Дасанцы стойко защищали родину, не допуская прупийцев на юг и восток. Но причина прекращения войны была в другом.

Элькарон – город, в котором жила Кэсси, – расположен в центральной части страны. И даже спустя двадцать лет после войны он выглядел ужасно. Разваливающиеся здания, разбитый асфальт на дорогах, заросший парк и практически никаких развлечений. Холодильник, телевизор, стиральная машина – предметы роскоши, ими обеспечивались только госслужащие. Компьютеры стояли только в учебных классах и государственных организациях.

Сеть исчезла в первый месяц войны. Власти выпустили запрет на пользование телефонами, их быстро изъяли. И неспроста: прупийские технологии позволяли подключаться к любому телефону, получать сведения и дистанционно подрывать устройства. Все вышки и антенны были уничтожены за неделю.

Дасания погрузилась в информационную тишину. Жители узнавали новости по телевизору, где днями напролет крутили фильмы, поднимающие патриотический дух, а между ними отчеты о достижениях на фронте. И конечно же, радио. Оно звучало всегда и везде.

Год назад по квоте начали устанавливать стационарные телефоны. Их было практически невозможно получить, но мама, используя все свои связи, добилась установки вне очереди. Сотовые телефоны все еще были под запретом из-за того, что не все устройства прупийцев были найдены и обезврежены.

Время от времени в новостях показывали репортажи: то там, то сям какой-нибудь ротозей включал мобильник, и случался взрыв. Люди не хотели той же участи, поэтому смирились с отсутствием мобильных телефонов и интернета.

Кэсси с ванилином вернулась к миске, глянула на часы, висевшие на стене. Почти час дня.

– Хорошо, что у тебя сегодня только две пары с утра. – Мама выложила куриные ножки в жаровню и залила сверху соусом. – Рано закончила, можешь мне помочь с делами. Как раз отнесешь Холджеру обед на работу, а я займусь стиркой.

– Конечно.

Кэсси жила с мамой, отчимом – дядей Холджером – и сводным братом. О своем настоящем отце Кэсси мало знала.

Он умер до ее рождения. Они с мамой так сильно любили друг друга, что нарушили великий закон. Мама говорила, его убили плохие люди. Она до сих пор не знает, где его останки.

Все, что знала Кэсси, – отца звали Эберт Бём. Кэсси ни разу не помыслила назваться этой фамилией. Считала бессмысленным. Его нет в живых. Ее воспитал Холджер Валери, которому она была благодарна. Но в памяти девушка бережно хранила скупые фразы, которые порой бросала Кэтрин.

Кэсси не знала, как выглядел отец, фотографий не сохранилось. Но мама утверждала, что у Кэсси его серые глаза и каштановый цвет волос. Стройная, с густыми локонами ниже плеч, среднего роста с овальным милым личиком, Кэсси не выглядела на свои восемнадцать.

Дядя Холджер трудился на стройке неподалеку от дома. Он был старше Кэтрин на семь лет, добрый, уступчивый человек, всегда обращался с мамой и Кэсси мягко и ласково. «Дядя». Не отец, не отчим. Только дядя Холджер или дядя Хол. И так было с тех пор, как Кэсси научилась говорить. Мама так ей велела, всегда проговаривая, что он не ее отец. Кэсси это устраивало, да и Холджера тоже.

С его сыном, Дэвидом, всегда было сложно: он иногда пропадал непонятно где, а возвращался порой в ссадинах и синяках. В последнее время это происходило реже. Он стал чаще бывать дома. Дэвид был намного жестче отца и любил добавлять «Я сказал!» к месту и нет. Но, несмотря на это, Кэсси любила брата.

Кэтрин сорок три. У нее овальное миловидное лицо с правильными пропорциями и тонкими губами. Она всегда много двигалась, не сидела на одном месте, наверное, это и помогло сохранить хорошую фигуру. Хотя мама всегда сетовала на сидячую работу и часто говорила, что, если бы не это, она бы выглядела еще лучше. Кэтрин работала бухгалтером на ковровой фабрике, и, судя по тому, каким невероятным количеством нужных связей она обросла, она была тем самым пауком в центре паутины. Глаза у Кэтрин светло-карие, с ореховым отливом. В сумерках этот самый ореховый отлив наполнял глаза Кэтрин цветом древесной коры.

Сейчас на ней заштопанные красные штаны на широкой резинке и зеленая футболка с длинными рукавами, засученными до локтей. И поверх всего этого – голубой фартук с нарисованными белыми перышками. Он считался особым – его сшила Кэсси на курсах кройки и шитья. Она записалась на них, как только поступила в местный колледж, поскольку всегда хотела научиться шить одежду, которую невозможно было купить. Городок был маленьким, и этот колледж считался элитным учебным заведением.

Кэсси нравилась красивая одежда. Жить в Дасании – самое настоящее наказание для людей, любящих искусство.

Кэтрин души в фартуке не чаяла, носила, почти не снимая. Всего за два месяца он уже обзавелся невыводимыми пятнами.

– Ну, что у тебя получилось? – поинтересовалась Кэтрин, поворачиваясь к Кэсси. Скользнув взглядом по столешнице возле плиты, где Кэсси устроила пекарский уголок, она оценила хаос и щелкнула языком. – Творческий беспорядок?

Хлопнув в ладоши, Кэсси увидела, как с них посыпалась белая мука. Кэсси еще не научилась распоряжаться пространством, так что ее готовку сопровождал беспорядок.

Мама помыла руки в раковине и, вытирая их о фартук, сказала:

– Ладно, сейчас я тебе помогу. Кстати, Кэсси, забыла тебе новости рассказать! – Мама подошла к ней и умело стала смешивать ингредиенты в общей миске.

– Какие? – Кэсси тоже решила помыть руки.

– В Ив Рикаре у яшуто, ну где живут выселенцы Аттвуды из Шадера, зарегистрировали демоническую активность. Представляешь?!

Кэсси насторожилась. На всей планете Реншу демоны появляются и нападают на людей, с ними сражаются манлио, а маниши зачищают энергетику после них. Только на двух материках, в Ив Рикаре и в Эрлифе, демонов нет и не должно быть. Они в безопасности и не задумываются о том, что где-то каждую минуту в этот мир вылезают демоны и убивают все живое.

В школе Кэсси рассказывали, что Всевышний сотворил людей равными. Но люди разделились на племена, назвавшие себя илувий и яшуто. В принципе, они ничем не отличались друг от друга внешне, но негласно илувий считались более доброжелательными, радушными и вежливыми, а яшуто – жестокими, безрассудными, грубыми. Так это было или нет, никто не выяснял – тем более в Элькароне. Одни считали, что жить стоит по законам духов солнца, а другие – по законам океана. Закон солнца запрещал убивать, он дарил людям энергию жизни через свой свет. Дух океана разрешал брать все, что дает природа, но с уважением и почтением. Это сделало илувий и яшуто врагами.

Со временем люди прекратили воевать, но ненависть никуда не исчезла. Кажется, сама природа и Всевышний сделали так, чтобы яшуто и илувий оставались по разные стороны баррикад, – от их соития не происходило зачатия. У яшуто и илувий разная энергия, разные принципы и мораль. Полная невозможность иметь что-то общее. Всегда.

Но из каждого правила есть исключения.

Например, Кэсси.

Она полукровка. И вынуждена скрывать это.

Полукровки запрещены. Если их обнаруживали, то убивали, а всю семью предавали суду. Потому что нет ничего святого в тех, кто рожден вне закона, против правил самого Всевышнего и духов.

Она знала об этом с детства. С детства ей твердили быть осторожной, не влезать ни в какие передряги, чтобы не пришлось сдавать анализы. Кэтрин крутилась как могла. Когда Кэсси вынуждена была сдавать кровь, чтобы выписали справку для школы или колледжа, Кэтрин передавала в руки врача пробирку вместе с деньгами. Если взять кровь у Кэсси и провести тест с баньяновым маслом, ее кровь будет иметь два оттенка: голубой и оранжевый. А должен быть один. Сердце Кэсси сжималось от жалости, когда она смотрела, как мама отдавала деньги. Жили они совсем не богато. Но Кэтрин гладила ее по голове и приговаривала, что так нужно. Врачи молчали. Всегда молчали. Мама умела находить сообщников, где бы ни жила.

Кэсси знала – мама и отец прошли магический обряд. Что это за обряд, Кэтрин не рассказывала. Только то, что он очень опасный и для него нужен маг или манлио. Эберт Бём был магом. Так мама сказала.

Любовь отца с Кэтрин была крепка. Мама всегда говорила, как они мечтали вдвоем растить Кэсси. Это имя дал ей отец, поглаживая мамин живот. По крайней мере, так она рассказывала.

Кэсси полукровка, рожденная и воспитанная в любви. Она не осуждала маму и отца. Не жаловалась на жизнь. Так уж вышло. Ей нести это бремя.

К тому же полукровки рождались с особыми талантами. Они могли открывать все запечатанные магией замки́. Кэсси бы с радостью узнала о возможностях полукровок как можно больше, но не было таких книг в библиотеках, по телевизору о них говорили только после разоблачения и казни. В поле зрения Кэсси не существовало информации о полукровках, а мама говорила, что она сама мало что в этом смыслит. Все знал отец. Но его больше нет в живых.

Кэсси верила, что таланты полукровок вряд ли ограничивались открыванием замко́в. Порой ее мучили кошмары, в них участвовали совершенно незнакомые ей люди и виделись ужасные события, произошедшие с ними. Она не понимала сути этих снов. А мама говорила, чтобы она смотрела меньше ужастиков. Кэсси их не боялась, они, напротив, смешили ее отвратительной съемкой и глупыми сценариями. Ее пугали собственные кошмары. Там она могла оказаться и жертвой, и нападающим, и наблюдателем со стороны. Ее по-настоящему пугало то, что она видела во снах, а не эти второсортные ужасы, которые крутили по телевизору. Власти Дасании тщательно подбирали фильмы для показа, настолько тщательно, что их было невозможно смотреть.

Кто-то из сокурсников рассказывал, что ему удалось достать фильмы из-за границы. Качественное кино, нереальная графика и захватывающие сюжеты. В этих фильмах можно было встретить истории о манлио и манишах.

Духи солнца и океана одарили своих собратьев – духов Тени и Тьмы – телом, нарекли манлио и велели защищать людей от демонов. Их тела были выносливее, чем у простых людей, скорость бега, быстрота регенерации, невосприимчивость к любым ядам, порчам – манлио являлись прекрасным воплощением силы, которая даровалась избранным. Они не принадлежали миру простых смертных. Медленно старели, долго оставались в силах, но угасали быстро. Они обращались в пепел после проведенной церемонии прощания. А если обряд не получалось провести, тело манлио превращалось в каменное изваяние, будто ожидая, пока его проводят как следует. Их создатели забирали тела и души без остатка.

Ген манлио передавался исключительно по мужской линии. Манлио выделялись тем, что покрывающие их тела цветные рисунки во время использования хону светились по-разному: у яшуто – голубым, а у манлио илувий – оранжевым. Еще до появления людей эти существа скитались по миру в образе Теней и уничтожали демонов, оберегая все живое, включая природных духов.

И были маниши. Они поклонялись ангелу Лури и носили золотые браслеты с прорезью, которая при использовании магии светилась белым. Как только девочки получали сан, стиралось понятие яшуто и илувий – была только маниша, которая обязана помочь любому, кто нуждается. Маниши уже не считались людьми как таковыми, а в соитии с мужчиной любой расы рождались только девочки – с геном маниши или со способностью колдовать. В глазах маниш ничего не отражалось. Простые люди считали эту особенность странной, неестественной, пугающей.

И манлио, и маниши – это образ жизни, служение народу. Их дела священны и скрыты от людей. В возрасте шести лет манлио яшуто отправлялись в школу Со Хэ, манлио илувий – в Яси́н. Маниш забирали сразу после рождения. Из любой точки мира их отвозили в Шам-Рат – обитель жизни.

Манлио и маниш боялись, именовали их посланниками Дьявола либо боготворили за то, что они каждый день защищали мир от демонов.

Кэсси мечтала увидеть манлио и маниш. Но она прекрасно понимала, что в Ив Рикаре это произойдет с нулевой вероятностью.

Манлио на землях илувий управлялись Янтарным Домом, а яшуто – Кленовым Домом. Оба дома повлияли на исход войны между прупийцами и дасанцами. Янтарный Дом обвинил военных в том, что из-за их действий демоническая активность возросла. Никто не захотел нести ответственность за чудовищные последствия, и война затухла.

– Может, сведения ложные? – спросила Кэсси, поглядывая на окно. За легким тюлем виднелось серое небо и слабые проблески солнечных лучей сквозь густые тучи. Ноябрь всегда дождливый и холодный. – Может, яшуто ошиблись?

Элькарон расположен на землях илувий. Здесь до безумия ненавидели яшуто, а манлио яшуто были готовы просто разорвать.

Кэтрин выложила замороженную малину на дно квадратной формы для пирога, залила тестом и аккуратно выложила спиралью твердые красные ягоды сверху.

– Я даже не знаю, милая, надеюсь, что нас это не затронет. Ролу́на[36] занимает часть востока Ив Рикара. Это далеко от нас, но не слишком. К тому же там Аттвуды живут. Власти, уверена, быстро все зачистят, чтобы тем жилось комфортнее. А мы и в говне поживем, что уж тут.

Она хохотнула, быстро глянув в окно.

Про правящую династию Аттвудов слышал весь мир. Особенно про их великолепного правителя, который хотел сделать манлио сильнее, связался с каким-то мастером, но многим не понравились способы их работы. Рэймонда Аттвуда посадили в тюрьму, изъяли то, над чем он там трудился. Насчет мастера Кэсси не знала информацию. Так или иначе, во всем Ив Рикаре, даже на землях илувий, любили Рэймонда и ждали, когда он выйдет. Ведь он желает мира всем, а еще его семья много столетий делает шикарнейшие вина и добывает один из лучших жемчугов во всем мире. Сейчас Аттвуды не у дел, Кэсси думала, что у них столько накоплений, что хватит на пять сотен лет полного безделья.