Секунды до грозы. Книга 1

– Ладно! – не выдержала я, драматично взмахнув руками, будто собиралась окрестить молнией потолок. – Ты и мёртвого с того света достанешь! А меня тем более!

Рене радостно закивала, глаза её искрились любопытством, будто я пообещала вырастить из картошки того самого дракона, на которого меня не просили идти с ножом. С видом мученицы, которую вот-вот призовут на подвиг, я ушла в себя. Медленно вытянула руку вперёд. Постаралась сделать это с важностью и достоинством, чтобы подразнить сестру. Напряглась. Вдохнула. Выдохнула. Вспомнила тот миг в лечебнице, когда молния прошла по игле.

Я хозяйка грозы.

Я молния.

Ага, сейчас. Размечталась. Вместо силы пришла вялость – густая, липкая, как вчерашняя овсянка без мёда, да ещё и с привкусом полной и бесповоротной усталости. Внутри – пусто. Ни искорки, ни покалывания в пальцах, ни жалкого «пшик!». Мог бы хоть воздух для приличия задрожать. Но нет. Ничего. Только тишина в паре с треском костра в камине.

– Довольна? – рука устало опустилась.

Рене нахмурилась, но язык прикусила – а это уже настораживало. С таким лицом она обычно вспоминала, куда спрятала последний пирожок. Обошла меня с одной стороны, потом с другой, прищурилась, будто ищет, не светится ли где у меня та самая магия, или не вырос ли хвост. Потом сестра важно стала передо мной, скрестила руки на груди и посмотрела так, будто сейчас пропишет мне чашку святой воды и сеанс у оракула каждый второй день, чтобы всё прояснить.

– Попробуй так, – Рене выставила обе руки вперёд ладонями ко мне. Она слегка опустилась в коленях и призвала повторить жест. – Делай, говорю.

Ну, попытка не пытка. Я стала точно также, едва удержавшись от смешка – выглядели мы, как два жонглёра, впервые вышедшие на ярмарочную сцену, но забывшие взять с собой шары. Обе напряглись: я – в попытке выудить хоть искру молнии, она – в моральной поддержке, которую выражала лицом так усердно, что аж брови затряслись.

– Ты хоть правильным местом тужишься? – подозрительно прищурилась Рене.

– А каким, по-твоему, нужно? – изогнула я бровь, глядя на неё с лёгкой опаской. Вдруг она сейчас начнёт перечислять варианты.

Сестра смерила меня взглядом снизу вверх, будто собиралась найти на мне подсказку: «Магия хранится здесь».

– Ну, не знаю, вдруг она у тебя в пятках прячется, – философски пожала плечами сестра. – Или, чего доброго, в левом локте. Такое не угадаешь.

– Всем, чем могу, тужусь! – злостно прошипела я, но, несмотря на слова, всё-таки попыталась напрячься ещё сильнее. Рене скептически вскинула бровь, словно решала, стоит ли мне дать ещё шанс или клеймить «неудачницей» или «врушкой».

– Ты себе сейчас морщины заработаешь, а не молнию вызовешь, – насмешливо заметила сестра, и я в момент прекратила напрягаться, представив себя на десять лет старше. – Знаешь, Софи, может, тебе просто подождать непогоды? Подойти к молнии и, так сказать, на месте вдохновись?

– Очень смешно.

У меня появилось ощущение, что Рене пользовалась моментом и хотела угробить меня, чтобы отжать себе целиком общую комнату. А что, звучит как план. Как бы то ни было, постепенно наши серьёзные попытки вызвать магию превратились в шутовство. Мы без конца придумывали самые невероятные позы для колдовства в попытках создать молнию. Я и не подозревала, что мои пальцы могут так извиваться! Мы махали руками и ногами, ползали по полу и изображали странные магические ритуалы. Так точно не вызвать молнию! И неважно. Теперь мы соревновались в лучшем призыве и представляли, как другие маги на полном серьёзе исполняют эти "танцы".

– Слушай, мне вот что интересно, – озадаченно продолжила Рене, когда мы, наконец, сдались и обе рухнули на пол. И лучше не думать о том, что, вероятно, именно тут по ночам проложили свои маршруты мыши – от погреба на кухню и обратно. – А девушка, у которой забрали сердце… Кто она?

Я покосилась в щель между шкафчиками на полу, не уверенная, что и впрямь слышу шуршание. Опять моя фантазия или всё-таки правда мелкие пушистые паразиты взялись за дело? Может в ушах звенит от перенапряжени? Теперь мой взгляд переключился на грязь в углах – странные, скользкие сгустки пыли. Интересно, чья очередь убирать?

– Не знаю. Она выглядела молодой, примерно как мы, – я собралась с мыслями, пытаясь воссоздать образ. – Ноги… да и всё, что ниже пояса, жутко изуродовано. И цвет волос помню – рыженькая.

– Рыжая? А не Ружанна ли часом? – голос Рене был спокойным, но она повернулась на бок, подперев голову рукой, сосредотачиваясь на такой очевидной, но в то же время безумной связи.

– Понятия не имею. Никогда не видела вашу Ружанну.

Рене откинулась обратно на спину, расправив руки в стороны, и некоторое время лежала так, устремив взгляд в потолок. Чувствовала, как её мысли начинают двигаться с другой скоростью, развивая эту странную цепочку совпадений.

А вот в моей памяти почему-то всплывали детские годы, когда отец увлекал меня рассказами о морских обезьянах, крадущих всё, что плохо лежит, о сияющих огнях, освещающих небосвод, и о жестоких штормах, вырывающихся из ночных кошмаров. Тогда всё это казалось волшебным, романтичным.

Но взрослые глаза видят правду иначе. Там, за горизонтом, корабли не просто бороздят просторы – они ловят морских котиков и обезьян, потрошат их на мясо, шкуры, жир и отправляют в порты на продажу. Жестокая реальность, где сказкам места нет.

– Тебе не кажется, что если та ваша девушка и есть Ружанна..

– Я не знаю, она ли это была.

– Предположим, что это была Ружанна. Так вот, не кажется ли тебе, что исчезновения людей в таком случае выглядят подозрительно?

Рене замолчала, и лишь треск угасающего костра нарушал покой. Я не могла думать, не хотела. Взгляд устремился на длинную паутинку в углу потолка, которая, покачиваясь от ветра, пробирающегося сквозь щели в балках, убаюкивала меня и создавала туман в голове.

– Страннее, чем было до этого? К чему ты клонишь?

– Ну не знаю, – Рене пожала плечами. Я поняла это по шуршанию её рукавов о деревянный пол. – Ружанна исчезает, а потом вдруг оказывается участницей вашего эксперимента. И что-то мне подсказывает, что её согласие на участие там вряд ли спрашивали… – Рене была уверена, что попала в точку. Её голос чуть повысился, и в нём звучала тревога.

– Звучит как заговор, в который мне слабо верится.

– Подумай сама! – сестра привстала на локти и уставилась на шкафчики, а я занялась рассматриванием старых балок на потолке. Трещина, ещё одна. В следующую грозу стоит приготовить побольше тряпок. – Что если это не случайность? Маги стихий годами не показывались в Луарионе, а тут вдруг… сколько ты говорила? Четверо? И всё это ради шевалье Перро, который, как по воле случая, в разгар своей болезни приезжает на родину в Луарион и, конечно же, умирает? – Рене говорила быстро. Она явно ожидала, что мои мысли начнут виться вокруг её версии событий.

– Ты только не сболтни никому ничего лишнего, – буркнула я, ткнув сестру пальцем в бок для надёжности. Потом всё-таки поднялась из положения лёжа в положение сидя, дотянулась до кружки с остывшим ромашковым чаем – холодным он гадость, но зато нервы успокаивает. Поставив чашку на колени, уставилась в одну точку – на тот же шкаф, что и Рене, – и задумалась. Несчастные случаи во время фестиваля – для Луариона дело обычное, как мошкара над супом летом. Но в этот раз всё шло уж больно гладко, подозрительно складно, будто кто-то заранее чертил план и сверял каждый шаг. Хотя какое там «будто»… К операции ведь готовились, Леклер сам упоминал про мышей или крыс… выживало-то их сколько? Так чего бы и человека подходящего не припасти – с сердцем, при виде которого сам император помрёт от зависти?

Если на столе была Ружанна, то это совпадение из тех, что с размаху залезло в котёл наших мыслей, и принялось булькать там, как прокисшее зелье, и портить нам рассудок. А мы только и делали, что помешивали, помешивали, и каждый раз надеялись, что выварим наконец истину – но выходила одна пена.

В общем, подозрения разрослись до таких масштабов, что могли уже требовать себе собственную десятину и представительство в совете империи.

– Звучит зловеще, – передёрнулась я, ощущая, как по спине пробежал холодок, словно кто-то незримо провёл когтем. – Уверена, что хочешь продолжать это ковырять? А вдруг мы сейчас сдуру копнём не туда, и потом не понятно будет, чем отмахиваться от последствий – сковородкой или святой водой.

И всё же мы обсмоктали всё – каждую деталь этого вечера, перемыли косточки всем, до кого дотянулись наши шабашные языки: врачам, оракулам и магам, шевалье. Мы придумали несколько теорий заговора и сразу же сами их распутали. Какие самостоятельные! Затем дошли до конца света, а после, выдохнув, всё же вспомнили, что дочка цветочника могла пропасть из-за похитителя.

И вообще, я безумно устала! Голова гудела, как раскалённый котёл, и уже ни одна мысль не хотела туда помещаться. Не удивительно, что посыпались бредовые идеи. Тело – о, это вообще отдельная история. Оно и вовсе превратилось в орудие пыток: напряжение в мышцах стало невыносимым, с каждой секундой оно всё больше сковывало меня. Руки мелко дрожали: от чего? От того, что работала ими на операции? Или от страха, который новой волной сжал в своих объятиях от обсуждений с Рене? Икры ныли от непривычной пробежки. Да о чём бы я ни подумала – каждая часть тела тут же отзывалась напоминанием о безумном, насыщенном вечере и ночи. Даже пальцы на ногах начинали протестовать, стоило о них подумать. Ах, если бы кто-то мог снять это напряжение, как снимают тесную обувь после долгого дня.

И моя ромашка – которой, к слову, в чашке уже не осталось ни капли, – почти справилась со своей задачей: расслабила, умиротворила, натолкнула на философские размышления о бренности бытия. Почти. Потому что в следующий миг из нашей комнаты донёсся такой грохот, будто шкаф окончательно разочаровался в жизни и с обидой рухнул на бок. Повод у него был, его давно уже косило в сторону. Я тут же выпрямилась и уставилась на лестницу, сжимая чашку как оружие. А Рене? Ни один волос на её голове даже не колыхнулся. Сидит, как образец спокойствия на фестивале безумия. И вот тогда меня осенило.

– Рене… – протянула я, пытаясь привлечь внимание сестры. Голос едва удавалось держать ровным, но он всё же предательски подрагивал от злости. – Ты снова забыла закрыть окно, да?

Её взгляд – совершенно невинный. Вот же мелкая засранка! Опять?! В следующий раз на лбу тебе напишу: «Окно закрывать, если в комнате никого нет!» Ничему жизнь не учит.

– Может… забыла, – протянула она с таким безразличием, что это походило на насмешку. Мол, какая ерунда, даже внимания не стоит. Но мне-то не всё равно! Грязь от чаек – ладно, это ещё можно отмыть. Но когда эти наглые твари разрывают книги и свитки, которые я одалживаю у Леклера, и клюют мои драгоценные засушенные травы… Тут никакие нервы не выдержат!

– В который раз, Рене! – взорвалась я, вскочив так резко, что половицы под ногами застонали. Внутри всё закипело – злость, недовольство и эта бесконечная усталость от вечной беспечности сестры. Я направилась к лестнице, встукивая каблуками недовольство прямо в дерево. Чашку, правда, поставила на стол с такой осторожностью, что сама удивилась – жалко её. Подумала было схватить кочергу – а вдруг пригодится, чтобы этих чудных птиц прогнать? Но сдержалась. Есть риск влепить Рене разок в воспитательных целях. Легонько, но так, чтобы до её совести дошло.

– Ты ведь знаешь, чем всё закончится! Влетят, перевернут всё вверх дном, а мы потом целое утро будем бегать с тряпками наперевес! Поднимайся и выгоняй их, пока не начали вить гнездо в комнате! Или что у них там вместо гнезда? – рыкнула я.

Рене нехотя поднялась, как человек, которого разбудили на рассвете ради какого-то глупого дела – вроде чистки копыт у кур. Игнорируя все мои возмущения, что, разумеется, взбесило меня ещё больше, она в конце концов нагнала меня у лестницы. Мы уже почти добрались до комнаты, как вдруг снизу раздался резкий стук в дверь.

– Мама́! – радостно воскликнула сестра. – Она как раз вот-вот должна вернуться.

Уловив моё замешательство, Рене без малейшего стеснения заявила, что сама откроет дверь, и стремительно помчалась вниз, оставив мне всю заботу о пернатых. Вот же нахалка! Как ей это удаётся – постоянно сваливать работу на меня?

Оставшись одна со своим раздражением, я тяжело вздохнула и вошла в комнату, где царил полный покой. Окно распахнуто настежь, занавески лёгким дыханием ветра трепетали. А чайки… Если они и куролесили здесь, то уже с позором улетели и прибрались за собой. Почувствовали ауру приближающейся к ним угрозы в моём лице? Умные птицы!

Я подошла к злополучному окну и позволила ночному воздуху остудить мой пыл. Лёгкий ветерок приятно касался кожи, и я насладилась этим мгновением покоя. Звёзды сверкали над головой, а тихая ночь создавала иллюзию безмятежности. Мысли улетели далеко к морю.

В надежде увидеть мама́, я высунулась из окна и взглянула вниз. Каждый год она водит своих подопечных на фейерверки в вечер фестиваля Драконьей Песни. Она всегда выбирала для таких походов особое место, спрятанное за стенами города на возвышении горы, откуда открывается потрясающий вид на огни и бескрайнее море. Мама́ вообще не прочь где-то пошорхаться и поискать приключений на свою голову. Ха! Напоминает мне это кого-то. В общем, пока спустишься, разведёшь детей по домам, вот и ночь. Поэтому поздний её приход не стал для нас неожиданностью.

Но вместо уставшей от насыщенного дня женщины, у двери стояли двое хранителей. Их силуэты таились под чёрным и белым плащами, и лишь тусклый свет в коридоре обострял их мрачные контуры. Рене, не скрывая удивления и явно колебаясь, впустила их в дом.

Хранители вошли бесшумно, только их плащи слегка шуршали, а по деревянным половицам стучала обувь. Каждый шаг их был тяжёлым и уверенным, словно эти двое привыкли, чтобы их слушались.

Странно, что они здесь. Что им понадобилось в нашем доме, да ещё и в такое время? Нужно спуститься и разобраться. Может, похититель объявился снова, и хранители теперь патрулируют город? Собирают информацию о нём? А у меня есть что им рассказать! Я поспешно закрыла окно и задёрнула занавески.

– Тебя совсем не смущает, что за этим так называемым похитителем охотятся не жандармы, не стража, а именно хранители? – Раздался за моей спиной мужской голос, который в мгновение лишил меня возможности дышать.

Я обернулась. Высокий мужчина в чёрной одежде стоял прямо у двери, как будто вырос из самого воздуха. Его фигура была неестественно темной, и едва ли я могла разглядеть, где заканчивалась тень, и начинался он. А глаза… голубые. Те самые. Появились тут прямиком из глубин моих кошмаров. Этот человек не был одним из хранителей. Как он оказался в доме?

Сердце сжалось. Он медленно пошёл в мою сторону, растягивая в удовольствии мой нарастающий с каждым его шагом страх. Я стояла, как парализованная. Закричать не могла – слова будто прилипли к губам, а руки тряслись, как осенние листья перед первым морозом.

Сигануть в окно? Успею ли открыть его, прежде чем он подойдёт совсем близко? Там вроде ещё куст сорняков не вырвали…

– Только не натвори глупостей и выслушай, – выдохнул незнакомец, его голос звучал как треск ветки под ногами, резкий и внезапный, заставляющий насторожиться.

Я вцепилась в подоконник, сжалась, пытаясь не упасть в пропасть паники. Голова задела занавеску, и лунный свет прорезал тьму, отразившись на лице преследователя узкой полоской света. Глаза его стали ещё более бездонными, почти мистическими. Я словно погружалась в морскую бездну при свете луны – и шла ко дну, захлёбываясь.

Незнакомец резко ускорился. Я в панике развернулась, одёрнула злополучную ткань, потянулась к крючку окна. Но тут он схватил меня за плечо, резко оттянув от окна. Несколько мгновений, и занавески снова закрыли свет. Преследователь забрал мой шанс на спасение.

Дверь! Позвать на помощь!

Меня снова схватили, снова резко дёрнули назад, и я, не успев среагировать, плюхнулась на оконную тумбочку, приложившись головой к подоконнику. Рот снова заткнули, и перед глазами снова появились эти ненавистные голубые глаза. Снова слёзы. Словно я так и не выбралась из того переулка. Словно не сбежала от него.

– Просто выслушай, – твёрдо произнёс мужчина. Как будто у меня вообще был выбор. Если бы ещё сердце не колотилось в ушах, мешая слушать.

Глава 10 Столкновение миров

Я прищурилась, пытаясь не моргать – веки, похоже, забыли, как это делать. Может, если смотреть на него совсем в упор, он испарится? Или рассыплется, как сухая роза между пальцев. Но этот тип был явно крепким: из плоти, крови и, судя по хватке, из мышц.

– Ты… – промямлила я сквозь его ладонь. Или хотела промямлить. На деле получился недовольный всхлип.

Незнакомец склонился ближе, и теперь его лицо нависло надо мной, как туча над морем, готовая рухнуть проливным дождём.

– Я не причиню тебе вреда.

Ха. Если это называется "не навредить", то что у него тогда считается покушением на убийство? Поцелуй в лоб? Кто он вообще такой?

– Я друг. И я не преследовал тебя, а спасал.

Фыркнув, я недоверчиво проводила взглядом его ладонь, которую он убирал от моего лица с той осторожностью, с какой вытаскивают руку из капкана: медленно, без резких движений, как бы взывая к моему благоразумию. Один рывок – и точно поплачусь за безрассудство.

– С ножом на поясе и хваткой деревенского мясника?

Мне показалось, или он чуть улыбнулся? Что пугает сильнее – его хмурый взор, достойный палача на допросе, или эта мимолётная улыбка, словно у барда, сочинившего песенку про мою скорую гибель?

– Мне не оставили выбора. Но если бы не я – тебя бы уже несли на разделочный стол.

Я застыла. Тут уж даже шутка не лезла. Только сердце в груди снова заплясало.

– Что ты несёшь? Кто?! – спросила я, тихо, почти шёпотом.

Он сделал два шага назад, давая мне возможность ровно сесть на тумбе. Глаза его снова потемнели в полумраке.

– Вороны. Все. От хранителей до оракулов. Ты их цель.

– Почему?

– Зачем ты украла магию? – вновь выдал незнакомец, с таким видом, будто и сам всё знал, но ему непременно нужно было услышать правду именно от меня. Желательно с покаянным вздохом и драматичным всхлипыванием. Ага, сейчас. Сбегаю, переоденусь в рубище и буду каяться. Только в чём?

Я не могла решить – ответить, притвориться глухонемой или впечатать ему в лоб всё накопившееся недоверие. Желательно кулаком.

– Если бы я хотел навредить, уже сделал бы это, – заявил он, словно это было веское доказательство его благонадёжности. Я недовольно потёрла ушиб. Голова ныла, как обиженный рыбак сегодня утром на ярмарке.

– Но если дёрнешься – не обижайся, сделаю больно, – продолжил он с интонацией, которой обычно приказывают собакам сидеть. – Отвечай на вопрос.

– Я не понимаю. Ни кто ты, ни что тебе от меня нужно, – постаралась выговорить спокойно, хотя внутри всё уже сжалось в комок. Такой плотненький, тревожный комок, из тех, что обычно предвещают либо дурную весть, либо неприятное знакомство с родительским тумаком. – И уж тем более не понимаю, с чего вдруг речь пошла о какой-то магии. А уж о краже – и подавно!

– И молнией сердце ты, значит, не запускала. – С усмешкой протянул он. – И сестре ни словечка про магию не обронила. И вызвать эту самую молнию не пыталась. Ни разу. Ни на улице, ни дома. Дважды не пыталась. Какая такая магия, интересно? В самом деле, да?

Следил?!

Следил!

И в тот раз, когда я в переулке под фонарём стояла, и когда от хранителей удирала… Да неужели и раньше? В госпитале?.. Там тоже был? И всё это время шёл за мной по пятам?

Да чтоб тебе мыши в седло нагадили и лошадь по дороге крутиться начала!

А он стоял, смотрел на меня и злился. Ох, как злился. Я это чувствовала всей кожей, как чувствуют стужу у костра, который вот-вот погаснет. А в глазах у него… На дне этих бездонных омутов плескалась ярость. Смотрел он на меня так, словно уже подписал приговор. Осталось лишь выяснить, за что.

– Ты не понимаешь, что с тобой происходит, – сказал он, как будто только что сам это осознал. – Думаешь, это всё просто так? Что магия свалилась с неба, как дохлая ворона? Нет. Ты не знаешь, что тебя ждёт. А я знаю.

Я вцепилась в тумбу, стараясь не смотреть в его сторону. Но слова цеплялись, как репей – сбросить невозможно, и чем больше трясёшь, тем крепче держатся. Хотелось заорать, кинуть чем-нибудь тяжёлым и уйти. Но не могла. Сидела, как привязанная, и слушала.

– Если ты пришёл пугать, то не трать время. Не выйдет. Не собирался вредить? Прекрасно. Проваливай.

– Ты не понимаешь, – повторил он, тише, но будто тяжелее. – Поверь, ты даже представить себе не можешь, кто у тебя на пути. И что ждёт впереди.

– Так просвети, – я всё-таки посмотрела на него, сквозь щель между прядями волос, свалившимися на лицо. – Только если сейчас начнёшь плести про воронов, знай – не верю. Эти бедолаги только и умеют, что свои молитвы воспевать. Говори по делу!

Он не шелохнулся. Даже кончиком пальца. А это, между прочим, тревожный знак. Такие обычно не врут. И не шутят. Особенно, если их просят выдать что-то такое, после чего жизнь превращается в лепёшку. Тонкую. И наступили на неё уже давно. Сапогом. С грязью.

– Я не враг, – повторил он. – Но и не спаситель.

Значит, ты просто таинственный человек в тени с длинными речами и неясными намёками. Спасибо, что прояснил.

– Если знаешь – говори. Если не знаешь – проваливай. – Я выдала это с таким важным видом, будто у меня за спиной армия, а не тупая боль в голове и нервная дрожь в пальцах.

– Скажу. Но не здесь. Нужно уходить.

– Да ты издеваешься! – Вскочила я, но строгий остужающий взгляд незнакомца прервал мой порыв. Я осела обратно, как тесто на сквозняке. А тумба и вовсе скоро развалится.

Незнакомец кивнул в сторону двери, приложил палец к губам. Слушает.

Шорох. Где-то внизу. Тихий разговор – не разобрать слов, но голос Рене я распознала. И хранители.

– Может, хватит ходить вокруг да около? – прошипела я. – Просто скажи: кто ты такой?

– Тот, кто знает, что будет, если ты свернёшь не туда. И тот, кто не позволит тебе это сделать.

Угроза? Предупреждение? Не позволит свернуть куда? Это от него сворачивать в первую очередь нужно.

И тут он посмотрел на меня… иначе. Без злости. Будто… жаль ему меня. Честно так. Как жалеют курицу, которой суждено стать ужином.

Грохот разнёсся по дому, словно удар грома. Резкий, обжигающий слух шум. Что-то рухнуло, аж стены в ответ застонали. Сердце в панике понеслось куда-то вперёд, забыв захватить меня.

Рене!

Не думая, не разбирая, кто передо мной, толкнула незнакомца всем телом. Надо было срочно попасть в гостинную, а этот не пойми кто, как назло, торчал на пути, как пустая телега посреди дороги. Пропустил, между прочим. Не стал хватать.

Почему?

Странно.

Плевать.

Дверь. Лестница. Гостиная. Камин. И посреди этого разгрома – Рене. Поднимается с пола, волосы спутались и растрепались, лицо белое, как мука, только злое до скрежета зубов. Одной рукой держится за колено, второй – за стену.

– Рене! – вырвалось у меня, прежде чем я успела прикусить язык. При виде сестры за спиной расправились тёмные крылья страха за неё, и они, будто подтолкнув меня, заставили действовать. Я схватила подсвечник, который чудом оказался под рукой, и – да, отлично! – треснула ближайшему хранителю по голове, пока тот ещё рассматривал сестру, а ко мне стоял спиной. Мужчина рухнул, а Рене с трудом повернула ко мне голову, и в её глазах я увидела всё: боль, ярость и… что-то ещё. Переживания.

Что происходит? Почему они на неё напали?

– Двое? И кто из вас маг? – удивился второй хранитель вслух. Под его плащом виднелись белые одеяния ворона. Из храма Жизни? Он двинулся ко мне, намереваясь меня обезвредить, но я с готовностью выставила своё супер-оружие. Правда, без эффекта неожиданности оно мне вряд ли поможет. Но я держалась. Точнее, держала подсвечник. И молилась, чтобы хранитель сам споткнулся обо что-нибудь, ударился и вырубился.

Рене тем временем пыталась встать, попутно осматриваясь в поисках чего-то более надёжного, чем подсвечник.

Шух!

Незнакомец рванул на хранителя, как голодный волк на овцу. Так быстро, что я не успела даже моргнуть. Его кулаки замелькали перед противником, удары – быстрые, точные, без малейшего желания дать врагу хоть секунду на размышления. На кистях у этого «я не враг и не спаситель» блеснули какие-то металлические штуковины, острые края которых обещали ворону боль.

– Вы не заберёте и её! – прорычал незнакомец, нанося удар в живот, а потом второй – в грудь. Хранитель отлетел назад, как тряпичная кукла, но не упал. Стиснув зубы, он пытался напасть в ответ, видимо, забыв, что для этого нужно хоть немного ума и ловкости. Ведь незнакомец слишком быстр для хранителя. Он уклонялся от каждого удара, пока его собственные не находили цель. Тогда белый в отчаянии достал кинжал и сделал выпад, целясь в бок.