
Полная версия
До встречи в Вальхалле
Она, не в силах больше говорить, заплакала. Сумарлитр обнял ее и погладил по голове костлявыми большими руками. Что-то в нем перевернулось.
XIII
Велимира не видела в доме никого, кроме Йоргена и Фрейи, но знала и чувствовала, что здесь есть кто-то еще. Она слышала голоса, звуки шагов. Пока она лежала здесь, она от скуки стала еще более наблюдательной и теперь, даже не задумываясь, сразу различала звуки тяжелых шагов Йоргена и шелест платья Фрейи. За долгие дни, проведенные в маленькой комнате, она успела рассмотреть все, что хранилось в кладовой, – от металлических брошек в виде причудливо расположенных, переплетенных разными орнаментами изображений животных до соленой рыбы и варенья. С ужасом и удивлением она обнаружила, насколько сильно все это отличалось от того, что всегда хранилось в кладовой дома Василисы и Прохора. Да и еда, которую каждое утро и каждый вечер приносила Фрейя: рыба, каши из необычных круп, даже хлеб – все это было как будто из другого мира, и Велимира никогда не пробовала ничего похожего раньше. А чего стоила одежда… Кожаные пояса, шерстяные рубашки, широкие рукава платьев и орнаменты, орнаменты: переплетенные листья, животные. Все это было так красиво и так необычно… И разглядывая все это, Велимира с легкой грустью сознавала, что она очень, очень далеко от дома…
Однажды утром, после завтрака, Велимира ждала Сумарлитра. Он всегда приходил в это время. Ночью она снова видела свой сон, уже почти привычный, но каждый раз по-новому ужасный. Сегодня, когда солнечный свет так радостно пробивался в комнату, думать о нем совсем не хотелось. Поэтому Велимира села на постели и подставила бледное лицо навстречу лучику. Мысли ушли из ее головы, и осталось только ласковое чувство теплоты и ощущение улыбки на лице. Почувствовав наконец усталость, Велимира снова легла и задумалась. Никто не мог ответить ей, где она и как сюда попала. Ей казалось, она жила в этой комнате уже месяца три. Она уже почти поправилась и довольно неплохо знала местный язык, только вот тех, с кем можно было бы на нем поговорить, в ее окружении почти не было.
Вдруг дверь отворилась. Но это был не Сумарлитр. И не Фрейя. И даже не Йорген. Это была высокая, стройная и очень красивая девушка. Немного вздернутый нос и покрытое веснушками лицо, высокий лоб с густыми бровями – все как-то гармонично и красиво сочеталось на ее лице. На губах сияла теплая улыбка. Велимира заметила, как странно она была одета. На ней не было платья. Она носила штаны из кожи – совсем как у мужчин – и такой же кожаный жилет сверху простой льняной рубашки, подпоясанной широким поясом на тонкой талии. На плечах у нее величественно лежал пушистый лисий воротник. На спину падали спутанные золотисто-русые волосы, лишь у висков с двух сторон заплетенные в мелкие косички. Но, несмотря на странный и неприличный, как сначала показалось Велимире, вид, девушка держалась просто и производила приятное впечатление. Она присела на табуретку у постели и сказала приятным звонким голосом:
– Здравствуй. Тебе лучше?
Велимира улыбнулась в ответ и села на постели.
– Да, мне лучше, спасибо. Как я могу тебя называть?
– Бринхилд, – сказала девушка. – А ты?
– Велимира.
– Какое необычное имя! – отозвалась Бринхилд и вскинула брови. – Откуда ты? Мы нашли тебя почти мертвую в снегу…
Велимира, как могла, запинаясь, частично жестами объяснила ей свою историю. Бринхилд внимательно слушала, кивала и качала головой.
– Какая же ты смелая! – воскликнула она. – Мне кажется, я не смогла бы так…
Велимира никогда и не думала, что поступила храбро. Скорее, нечестно. Но ей было приятно слышать похвалу от Бринхилд, которая нравилась ей все больше и больше. Всматриваясь в ее лицо, Велимира тут и там угадывала почти неуловимые знакомые черты.
– Ты дочь Йоргена и Фрейи?
– Да, – улыбнулась Бринхилд, – у меня есть еще брат. Он придет к тебе, наверное, немного позже.
– Я никуда не денусь, – развела руками Велимира, – пусть приходит когда хочет.
– Прости, что сама не пришла раньше, – неожиданно серьезно сказала Бринхилд. – Я жила здесь все это время. Мы привезли тебя сюда. Я заходила, когда ты была еще без сознания, но ты не помнишь. Потом, когда ты была еще очень слаба, я боялась, что напугаю тебя, а потом мы ушли в поход…
– Куда ушли? И мы – это кто? – спросила Велимира, но тут же смутилась и добавила: – Наверное, я задала слишком много вопросов… Можешь не отвечать.
Бринхилд залилась звонким, заразительным смехом:
– Все нормально, не переживай. Мы ушли в поход. Осваивать новые земли. Мы воины.
– И ты тоже? – недоверчиво спросила Велимира.
Бринхилд улыбнулась и даже немного гордо сказала:
– Каждая женщина должна уметь держать оружие.
Велимира почувствовала, как ее брови поползли вверх.
– Но это ведь не женское дело, – тихо произнесла она, повторяя фразу, которую часто слышала дома.
Бринхилд внимательно посмотрела на нее.
– Да ну?
Велимира осознала, что, кажется, никогда не сможет понять, как женщина может сражаться, и поспешила сменить тему.
– Скажи мне, где я… Пожалуйста. Я не выходила из этой комнаты и не знаю, где нахожусь. Пожалуйста, скажи, куда вы меня увезли?
– Ты в безопасности, – Бринхилд взяла руку Велимиры, – все хорошо. Но слушай, – она щелкнула языком, как бы не зная, с чего начать, – я, конечно, слишком много болтаю, но…
– Говори, не бойся, – перебила ее Велимира, – я сейчас не в том положении, чтобы обижаться на всякие глупости.
– Хорошо, – Бринхилд снова улыбнулась. – Мне мама сказала, как ты отреагировала на предложение ехать домой… Что же ты хочешь делать?
Велимира вздохнула. Это был тот вопрос, ответа на который она никак не могла найти.
– Я, – робко начала она, заправляя прядь за ухо, – если можно… Если бы я могла остаться у вас… Я не создам вам неудобств. Я буду работать по дому, я все умею… И готовить, и штопать, и стирать…
Бринхилд ободряюще и сочувственно улыбнулась:
– Я сделаю все, что смогу, чтобы убедить отца оставить тебя у нас, ты не думай, что как служанку, нет, если папа разрешит тебе остаться, ты перейдешь в мою комнату, она большая, будешь нам как сестра. Я очень постараюсь, правда. Хотя ты им понравилась, особенно маме, так что, думаю, мои услуги не понадобятся.
Бринхилд говорила так быстро, что Велимира с трудом разбирала ее слова. Но по выражению лица ее Велимира смогла понять, о чем она рассказывает.
– Сколько тебе лет? – вдруг спросила Бринхилд.
– Пятнадцать, а тебе?
– Семнадцать.
Внезапно раздался голос Фрейи. Она звала дочь. Бринхилд скорчила испуганную гримасу и поспешно встала.
– Ну все, мне пора. Рада была познакомиться. Я зайду к тебе еще, хорошо?
– Стой, стой! – вдруг быстро зашептала Велимира ей вслед. – Ты все время говорила «мы». Вы – это кто? Кто вы?
Бринхилд, уже подходя к двери, обернулась и гордо подняла голову:
– Мы называем себя «викинги»[1].
Она вышла. У Велимиры внутри все похолодело. Она много раз слышала о страшных, безжалостных и жестоких воинах с севера. Воинах, которые приходили в города и деревни, забирали все и оставляли лишь кровь и пепел. Она знала, как боялись их все из деревни. Она знала, что у них женщины дерутся наравне с мужчинами, что у них нет сердец, что они умеют только убивать… И что же получается? Они спасли ей жизнь?..
XIV
К концу весны Велимира окончательно поправилась. Она уже с легкостью вставала и ходила по своей комнате, рассматривала шкафы, наполненные посудой, запасами еды, ненужными и нужными вещами и всякой всячиной. Тут лежали старые игрушки Бринхилд и ее брата Хэльварда, их детские вещи и рисунки, старая одежда и украшения. Особенно впечатлило Велимиру обилие брошей. Их тут были десятки – медные и серебряные, с разными надписями, символами и изображениями. На солнце они красиво блестели и переливались. Велимира пока не выходила на улицу, но очень любила ловить лучи света и чувствовать на бледной коже ласковое тепло. Нравилось ей смотреть, как до неузнаваемости меняется комната вместе с солнечным светом.
Велимира скучала и с надеждой ожидала каждого, кто заглядывал к ней: Йоргена, Фрейю, Сумарлитра, Хэльварда. Но больше всего ей нравилось, когда приходила Бринхилд. Она забегала несколько раз в день. Всегда с добрым, спокойным и искренним выражением глаз, со спутанными волосами. Она даже когда бежала, двигалась твердо и уверенно. Велимиру восхищало ее умение в любой ситуации держать себя гордо, но в то же время просто. Они быстро нашли общий язык. Они были очень разными, и, хотя каждая старалась перенять лучшие черты другой, ни одной из них этого не удавалось. Они всегда находили новые темы для разговоров. Велимира рассказывала подруге о Руси, деревне, полях, избах, речке за лесом и песнях девушек. Бринхилд слушала с удивлением и как будто не верила, что Велимира говорит правду. Не со зла, не потому, что ей не хотелось верить, а потому, что она не могла представить, что бывают другие селения, люди, что бывает другая вера. Сама Бринхилд часто говорила о погоде, соседях и деревне. Бринхилд объясняла подруге свою веру, много и с воодушевлением описывала богов и их приключения. Велимира слышала о язычестве и раньше, дома. Там о нем говорили зло, шепотом, как о чем-то слишком ужасном, чтобы объяснять, что в нем плохого. Но, попав к викингам, Велимира узнала его совсем по-другому. Она с головой погружалась в истории и с замиранием сердца слушала каждую легенду. Она уважала и боялась Тора, Одина, смеялась над Локи, восхищалась Фрейей. Велимира с восторгом представляла Асгард, Йотунхейм и Утгард. Она переживала за судьбу богов и почти плакала, когда Бринхилд тихим, грудным голосом оглашала пророчество Вёльвы. Велимира и не думала раньше, каким интересным может быть язычество, которого так боялись в ее деревне.
XV
– Выходи.
– Можно?
– Можно.
Фрейя стояла у открытой двери и просила ошалевшую Велимиру пойти прогуляться. Велимира знала, что этот момент должен был наступить, но, когда он все же наступил, не верила. Она сидела в тесной комнате, как в маленькой норке, и могла лишь представлять себе, что происходит за ее пределами. Она боялась: боялась деревни, боялась других викингов. Все они представлялись ей страшными и воинственными.
Фрейя этим утром вместе с завтраком принесла Велимире чистое платье. Оно было совсем новое, сшитое, видимо, специально для нее. Грубая ткань окрашена в тусклый бледно-голубой цвет. На родине Велимира таких вещей никогда не видела. Платье было свободное, надевалось поверх шерстяной рубахи. Фрейя, улыбаясь, сказала, что это подарок. Она помогла Велимире одеться и закрепила на ее груди три брошки. Прикалывая их, Фрейя рассказала, что они значат: слева, у сердца, – здоровье и долгая жизнь, справа – хитрость и мудрость, а в середине – доброта. Фрейя предложила Велимире заплести волосы, но та сказала, что справится сама. Она причесалась по-русски, как дома. Как когда-то делали мама, Василиса, Паша. Почему-то именно с косами у Велимиры было связано много нежных воспоминаний о доме.
– Иди, – сказала Фрейя. – Но недолго.
Велимира улыбнулась:
– Спасибо…
Дверь вела в большой зал. Он не зря так назывался. Потолки здесь были раза в два выше, чем в кладовке. В центре величественно громоздился сосновый стол. Наверное, здесь могли бы спокойно рассесться два десятка человек. Но сейчас он был печально пуст. На стенах висело оружие. Массивная труба, идущая от камина, выложенного каким-то крупным сероватым камнем, уходила в потолок. Напротив располагалась широкая, кажется, тоже сосновая входная дверь со стальной заглушкой. С той стороны дул свежий ветер. В зале не было окон, зато из него выходило много дверей. Симметрично с кладовой располагалась небольшая, но уютная кухня с толстой печкой. Велимира заметила, что у дальней стены половицы неплотно прилегали к земле. Значит, есть подвал. Но Велимира, боясь слабости после болезни, не рискнула спускаться. Она вышла из кухни и через большой зал вошла в другую комнату, просторную и приятную. Большое окно, аккуратно застеленная кровать. Все чисто и опрятно. На стене висело оружие: меч, щит, копье и топор. Напротив стоял комод с резными ящичками. Бринхилд сидела на кровати и рассматривала что-то у себя в руках. Когда Велимира вошла, она обернулась и ее лицо просияло улыбкой. Она была в рубашке, перетянутой на талии широким поясом, и кожаных легинсах. Вьющиеся волосы, заплетенные в мелкие косички у висков, беспорядочно спадали на плечи.
– Велимира? – удивилась она. – А я и не ждала.
– Тут очень уютно, – улыбнулась в ответ Велимира. – Твоя мама отправила меня гулять. Может, если ты не занята, сходишь со мной? А то я не знаю никого…
– Конечно! С удовольствием. – Бринхилд поднялась и уверенным шагом направилась к выходу.
Они вышли из дома. Солнечный свет ослепил Велимиру. Она закрыла глаза рукой, но все равно чувствовала боль, словно росток, наконец пробившийся из-под земли. Сначала она не могла видеть ничего. Те первые секунды казались ей вечностью. Когда боль немного стихла, она ощутила на плече руку Бринхилд. Велимира оторвала ладонь от лица и тихо сказала:
– Все в порядке… Просто отвыкла немного…
– Ничего, – улыбнулась Бринхилд. – У всех бывает. Тебе лучше? Можем вернуться, если хочешь, – она всмотрелась в лицо подруги.
– Да нет, все хорошо, – Велимира кивнула несколько раз, чтобы уверить себя и Бринхилд заодно, что она может идти.
– Ну смотри…
В эту секунду Велимира полностью открыла глаза, уже привыкшие к яркому свету. Сначала было небо. Безбрежное, тихое, похожее на покрывало. Оно было того самого цвета, каким бывает только весеннее небо. Дышащее свежестью, пылающее юностью. Солнце запуталось где-то в облаках и как будто специально перестало светить так ярко. Велимира жадно вглядывалась в каждый кусочек небосвода, стараясь восполнить все часы, дни, что она пропустила. И небо было здесь такое же, как дома. Но только небо.
Опустив глаза, она увидела множество деревянных длинных домиков, огороженных заборами, темневшими на длинных улицах, которые все вели к большой площади. Велимира и Бринхилд стояли на одной из таких. Быстрым взглядом Велимира прикинула, что дворов здесь должно быть около пятидесяти. Там, где заканчивались дома, было огромное поле. Вдали чернел лес. А напротив было что-то синее. Но Велимира не успела рассмотреть что.
Бринхилд повела ее по мощенной неровными камнями дорожке. Вокруг стояли дома. Сначала они показались Велимире одинаковыми, но, присмотревшись, она увидела, что одни из них старые, другие совсем новые. Одни покосились влево, другие вправо, а третьи стояли ровно; одни светлые, другие совсем темные; одни много раз ремонтировались и перестраивались, а другие оставались неизменными на протяжении многих лет. Пройдя сквозь ряды хижин, девушки вышли к площади. Она была вымощена тем же светло-серым камнем. От нее, как от солнца исходят лучи света, выходили улицы. На площади не было никаких построек, вообще ничего. Здесь толпился народ. В основном молодежь. Велимира мысленно удивилась, как эти люди отличаются от тех, что жили в ее деревне. Все высокие, хорошо сложенные. Бледные, с очень решительным и воинственным видом. Многие приветствовали Бринхилд, она лучезарно улыбалась в ответ.
– Бринхилд, кто это с тобой?
К ним подошла невысокая, коренастая девушка с двумя тяжелыми темно-рыжими косами на плечах. На ней было очень простое платье с заплатками и потертый плащ с мехом. Все: курносый нос, пухлые губы, темные глаза – все смеялось на ее лице, и радость как будто витала около нее. Рядом с ней невозможно было не улыбнуться.
– Это Велимира, – ответила ей Бринхилд.
– Очень приятно! – девушка схватила руку Велимиры, потрясла ее своими горячими пальцами и с улыбкой сказала: – Я Кэрита. Подруга Бринхилд. А ты та самая, которую нашли в сугробах? Как ты там оказалась? Ты бежала? За тобой гнались? Тебя хотели убить? Почему?
Она говорила слишком быстро, почти без пауз. Круговорот ее слов засосал Велимиру, и она с трудом угадывала одно слово из трех. Когда Кэрита разогналась до скорости, на которой, видимо, и подруга перестала ее понимать, Бринхилд взяла ее за руку и многозначительно взглянула в глаза.
– Ой! – Кэрита пришла в себя и рассмеялась. – Ну вот, опять. Извини, Велимира. Я всегда говорю слишком быстро, – она пожала плечами.
– Ничего, – Велимира сразу почувствовала, что с Кэритой будет несложно найти общий язык. Она улыбнулась.
– Я еще не очень хорошо понимаю по-вашему, поэтому мне сложно так быстро вспоминать значение всех твоих слов. Я убежала из дома, потому что меня хотели выдать замуж за человека, которого я не любила.
Кэрита сдвинула густые брови, между ними появилась складка.
– Это ужасно, ужасно! – снова со скоростью света заговорила она. – Знаешь что? Ты правильно сделала, что сбежала. Я надеюсь, здесь будет лучше. Если вдруг Йорген и Фрейя не оставят тебя жить у них, ты можешь жить у нас. Да и просто в гости приходи. Мы будем рады. Я живу там с мамой и братьями, – она кивнула в сторону маленького покосившегося дома. – Приходи когда хочешь.
– Спасибо, – Велимира прикусила губу, чтобы не заплакать, – обязательно.
Кэрита протянула руку, Велимира пожала ее. Почему-то защипало в глазах. Она первый раз видит человека, а он уже предлагает ей помощь. Да, здесь ей точно будет хорошо.
– Хэльвард, идите сюда! – Бринхилд подняла руку и помахала, потом добавила, обращаясь к Велимире: – С Хэльвардом ты уже знакома, а это его лучший друг Матс.
На вид оба они были одного возраста с Велимирой. Одного, сына Йоргена и Фрейи, Велимира уже видела. Он приходил несколько раз, когда она болела. Это был тихий, замкнутый и серьезный воин. Он мало говорил и внимательно слушал. У него был низкий, спокойный и жесткий голос. Ему достались волосы матери и глаза отца. Правильные черты лица и пропорции делали его как будто старше своих лет. Хэльвард почти не улыбался. Он сидел с ней тогда всего по нескольку минут. Спрашивал, как ее самочувствие, откуда она и что собирается делать. Велимире было немного неловко говорить с ним, она сама не знала почему. Бринхилд рассказывала, что это лучший человек из всех, кого она встречала. Он надежный и честный воин, который уважает предков и традиции. Было видно, что брат и сестра очень любят друг друга.
Хэльвард сдержанно поздоровался и спросил, как здоровье Велимиры.
– Здравствуй, меня зовут Матс, – сказал его друг, подошедший вместе с ним, обращаясь к Велимире.
Он был среднего роста, очень худой. На фоне белой кожи и светлых растрепанных волос блестели ярко-голубые глаза. Но не весело блестели, а как-то печально и робко. По этому блеску Велимира тут же поняла, что у него непростая судьба, и ей стало жаль его. Он был одет в простую рубашку, изрытую заплатками, пожелтевшую от времени, но при этом без единого пятнышка. Сверху рубашки болталась шерстяная жилетка, такая же, как у Сумарлитра. Она была сильно велика, и от этого тело Матса казалось еще меньше и тоньше. На груди не сверкали металлические броши, как у остальных. Велимира протянула ему руку и улыбнулась.
– Я живу с Сумарлитром, ты знаешь его, – сказал он.
Велимира не скрыла радостного удивления. Старик путано рассказывал ей, что живет со своим воспитанником. Так вот кто это! Было приятно узнать, что Сумарлитр не одинок, что у него есть кто-то близкий.
Матс продолжил после паузы:
– Думаю, мы будем видеться, когда ты будешь приходить к Сумарлитру на уроки.
Велимира кивнула. Почему-то на душе было тепло. Друзья говорили о каком-то предстоящем празднике. Велимира решила не вмешиваться. Она еще раз оглядела четырех викингов. Кэрита снова не давала никому слова вставить в свой монолог. Слова сыпались из нее, как сыплются крошки из свежего хлеба. Похоже, она была не в состоянии остановиться, да и не хотела. Ее карие глаза блестели, но не грустно, как у Матса, а весело и игриво, как два огонька свечей. Бринхилд смеялась от души, Хэльвард изредка ухитрялся произнести пару слов, а Матс молчал, улыбался и кивал иногда. Его печальные глаза скользили по силуэтам друзей. Они надолго задержались на Кэрите, но, когда та поймала его робкий взгляд, он отвернулся.
Вдруг Бринхилд опомнилась и вспомнила о Велимире.
– Мы пойдем. Я обещала Велимире показать деревню, – сказала она.
Остальные понимающе кивнули, попрощались с новой знакомой и растворились где-то в толпе. А девушки пошли дальше. Бринхилд показывала Велимире дома и говорила, кто где живет, но Велимире все эти строения казались одинаковыми, а имена слишком сложными. Она снова вспомнила родную деревню, и печаль накрыла ее с головой. Она не слушала, что говорит ей подруга, и не заметила, как они дошли до края скалы, примыкающей к деревне. И тут перед Велимирой предстало лучшее, что она когда-либо видела за свою жизнь.
Это была небольшая бухта, окруженная с трех сторон обрывистыми скалами. Внизу у берега теснилась узкая полоска камней, дальше начинался склон, заросший молодой травой. Небо в тот день было серым и густым, солнце спряталось в облаках. Словно шелковая лента тянулась вода вдоль скал и скрывалась за поворотом. Небо отражалось в ней, как в зеркале. Море было свежим, холодным и бесконечным. Все: и горы, и вода, и небо – вместе сливались в спокойный, суровый и величественный мир из легенд, что рассказывала Бринхилд, и песен, что пела Фрейя, и Велимира долго не могла сказать ни слова, вдыхая красоту увиденного. Бринхилд не мешала ей, просто стояла в отдалении и улыбалась.
– Ох ты… – выдохнула наконец Велимира. – Что это?
– Мы называем их «вики».
Бринхилд села на край обрыва и жестом указала Велимире на место рядом с собой. Велимира обняла колени руками. Вик казался ей каким-то священным, особенным местом. Именно здесь приходила уверенность, что все легенды о богах: Торе, Одине, Фрейре – все это правда. Море было особенным, Велимира никогда раньше не видела ничего такого же завораживающего. Но почему-то она невольно вспомнила о реке рядом со своей деревней. Может, они сливаются где-нибудь – море и река?
– Знаешь, – голос Бринхилд вернул Велимиру из пучины ее мыслей, – когда человек умирает, мы кладем его тело в лодку и отправляем в море. А вслед пускаем горящие стрелы. Мы верим, что в Вальхаллу можно попасть только на лодке. Поэтому когда я сижу здесь, я думаю о тех, кто уже в Вальхалле. И верю, что там у них тоже есть вики. А ты о чем думаешь?
– О доме, – нехотя созналась Велимира.
Бринхилд накрыла ее руку своей горячей и сухой ладонью.
– Мы можем отвести тебя обратно, если ты хочешь вернуться. Ты не обязана оставаться.
Велимира прикусила нижнюю губу и помотала головой.
– Нет-нет. Мне нельзя туда. Там все думают, что я умерла. Мне нечего там делать. Я не могу.
Бринхилд понимающе кивнула.
– Я тоже думаю, что тебе не стоит возвращаться. Возможно, потребуется много времени, чтобы понять это, но ты поступаешь правильно. Тебе нечего искать дома. И ты должна постараться забыть, что ты здесь не родная. Не держи это в голове, не вспоминай. Может, тебе станет легче потом. А может и нет. Но у тебя нет другого выхода.
Велимира сжала зубы. Забыть. Просто забыть все, что было. Как это сложно.
XVI
Велимира переехала в комнату Бринхилд. Для нее поставили кровать и сшили одежду. Велимира была рада чувствовать себя своей в этом доме, где царила любовь. Ее не было видно с первого взгляда, но на то она и любовь, чтобы быть скрытой от посторонних глаз. Йорген не обнимал жену, а Фрейя не называла мужа «милый» или «любовь моя». Но достаточно было послушать, как меняются их голоса, когда они говорят друг с другом, и увидеть, как они смотрят друг на друга, чтобы понять, как они любят. Йорген не хвастался своими детьми, не восхищался ими, но, когда он говорил о них, в его глазах светилась гордость. Фрейя часто была строга с дочерью, но, когда она заплетала ей волосы, в ее движениях скользила материнская нежность. Такая же нежность звучала в ее голосе, когда она пела Хэльварду или Бринхилд. Каждый вечер вся семья собиралась за ужином. Обсуждали самые разные темы: когда лучше сеять или что приготовить к приходу гостей. Тольке о войне за столом никогда не говорили.
Йорген и Фрейя знали, что Велимира хочет остаться у них, и уже считали ее почти родной, но решения своего пока не объявляли. Из обрывочных фраз домочадцев Велимира поняла, что усыновление здесь – что-то совсем особенное и непростое. Велимира в страхе ждала. При каждой возможности она старалась угодить хозяевам и отблагодарить их. Она шила, стирала, убиралась, помогала с готовкой и скотом.
Животные жили в большом хлеву и принадлежали всем жителям деревни сразу. Ухаживали за ними по очереди: кормили, расчесывали, выводили пастись. Около деревни простиралось безграничное поле. Оно было условно разделено на пастбище со свежей зеленой травой, возделываемые земли, приятно пахнущие весной, и тренировочную площадку. Велимира теперь все свободное от домашних дел время проводила на улице. Гуляла вдоль берега, смотрела, как тренируются воины или как мирно жуют молодую траву коровы. Но больше всего ей нравилось смотреть на море. Почему-то, спустившись по выдолбленной в скале лестнице, сидя на гальке и глядя, как волны одна за другой разбиваются о скалы, она чувствовала себя ближе к дому.