Последователи разрушения

– Моих родных представлю сейчас. Это, – кочевник указал на женщину, что готовила жирные, но безумно вкусные лепешки. – Моя драгоценная жена А́йна. Мелкие сорванцы, что постоянно гоняют птицу – сыновья Сар и Каа́н.

– Даю слово уважать твою супругу и защищать детей, как своих.

– Так уж заведено, – Судур закивал. – Остальных узнаешь позже, сейчас все разошлись по храмам. Тут остались лишь мы да старики.

– А вы почему не пошли в святилище?

– Сегодня моя очередь следить за порядком, – мужчина пожал плечами.

– Значит, я смогу обустроиться, никому не помешав?

– Первую ночь можешь провести у нас. Расстелю у очага, – Айна решилась вклиниться в мужскую беседу. Голос у джиннки был глубокий, приятный, как тёплый ветерок в последний день лета. Танн понял, что, подходя к юртам, слышал именно её пение.

Муж поддержал её, но Танн вежливо отказался, сославшись на нежелание смущать детей. Откровенно говоря, дети сами смущали Танна, он понятия не имел, как с ними общаться, а ещё он истово желал уединения. В животе мурлыкало предвкушение первой с момента бегства из Шу-Уна сытой ночи. Он рассчитывал на то, что наконец сможет забыться и уснуть – тело было на пределе, и одним Сильным ведомо, как он ещё не свалился в горячке от перенапряжения или простуды. Возможно, суеверия его народа были правдивы: мол, магия льда хранит хозяина от болезней.

Судур помог Танну установить на окраине лагеря сетчатый деревянный каркас. Вместе они покрыли его войлоком и плотной просаленной тканью, и перевязали крепления бело-синими плетеными шнурами, призывающими под крышу покровительство Порядка. Айна, выкопав небольшое углубление в центре юрты, выложила его принесёнными из ручья камнями и, как только гость принёс хвороста для растопки, научила его разводить огонь. Первыми попытками высечь искру Танн сбил себе кожу с пальцев, чем заслужил насмешку от Судура, мол, его дети и то лучше справлялись с огнивом. Что поделаешь. Зато в их возрасте маг уже читал, бегло говорил на двух языках и заморозил свою первую лужицу.

– Циновки и покрывала я тебе одолжу на одну ночь, – предупредил Судур. – Вернешь утром. Да направят Сильные моих братьев и сестёр, и они одарят тебя всем, что нужно.

– Я даже не знаю, как отблагодарить тебя.

– Гостя привечай как брата, а брата – как себя самого. Так матушка учила.

Завтра они действительно станут в каком-то роде братьями. Какой позор – так бы сказали в клане ал Уол. Он представил себе всегда бесстрастное лицо матери, расколотое надвое гримасой презрения, и испытал прилив воистину детского стыда.

Дождавшись, пока супруги уйдут, джинн расположился на циновке и завернулся в пахнущее скотом одеяло. Огонёк трещал, пуская дым в потолочное отверстие, и согревал уставшие кости. Танн долго ворочался, слушая, как возвращаются члены клана, как они перебрасываются негромкими фразами, стучат кремнями, ставят на огонь котелки. Где-то в стороне заквохтали птицы – на ночь их, должно быть, загоняли куда-то в укромное место, чтобы защитить от хищников. Сон всё не шёл, как бы маг не призывал его, торгуясь, угрожая или умоляя. Когда над лагерем воцарилась тишина, Танн признал, что ему просто-напросто страшно снова увидеть шуунский кошмар.

Жрец-криомант, которому доверили воспитание маленького ал Уола, учил: страх победит лишь тот, кто идёт ему навстречу. Танн всегда думал, что усвоил этот урок, но теперь мог только посмеяться над собственной гордыней.

Глава 3. Грэй

Грэй ненавидела свои сны, но ещё больше – их мерзкое послевкусие поутру, что раз за разом окунало её в прошлое. Сновидения заполняли голову бесполезными мыслями, воспоминаниями и застарелой болью, а иногда – навязчивым и липким, как мёд, отчаянием.

Сегодня девушке снова снился тот бой. Тот удар и гневный крик, рвавшийся из горла. Тёмно-синий силуэт, тонувший в тумане, весь день маячил перед Грэй, и она не понимала, как выбросить его из головы.

Акации за окном отбрасывали длинную тень – скоро должно было стемнеть. Пора. Ифритка20 отлепила себя от влажных шёлковых простыней, накинула халат и, сутулясь, подошла к противоположной от кровати стене. На ней красовалось зеркало в громоздкой позолоченной раме. Чтобы заплести косу, потребовалось время – ежедневный ритуал требовал глубокого сосредоточения. Будь воля Грэй, она бы сконцентрировалась на чём-то важнее вечернего туалета, но увы: под домашним арестом круг занятий женщины её касты весьма ограничен.

Огненно-рыжий колосок был своего рода талисманом и одновременно поводом для гордости. Каждая петелька косы знаменовала собой победы мечницы, а плела она их, вызывая перед внутренним взором образы поверженных врагов. Таков уж её характер: мстительный, злопамятный и вредный. Отец не давал забыть об этом, с удовольствием указывая на пороки наследницы.

Перебирая пряди, Грэй тихо-тихо затянула незатейливую военную песенку, чтобы прогнать из мыслей прокля́тый сон. Но в дверь спальни постучали, и ей пришлось прерваться на полуслове. Служанка

– Молодая госпожа Тле́я! Ваш отец велел сообщить, что гости соберутся на закате, – раздался тоненький голос Шади.

– Рада за них. Я тут при чём? – усмехнулась Грэй.

– Хозяин велел отвечать, что в вашем положении игнорировать приличия…

– Замолчи, я поняла. Скоро спущусь. Оденусь сама.

Топот ножек по мягкому ковру дал знать, что девка удалилась.

«Там как пить дать соберутся женихи. Старик ещё не отчаялся», – подумала Грэй и откинула чёлку со лба. Янтарно-жёлтый глаз мелькнул в зеркале и исчез – ифритка провела кончиками пальцев по лицу и прикрыла повязкой мрачную яму правой глазницы.

– К счастью, на это ловца не найти, – пробормотала девушка и отвернулась.

Часто после пробуждения она смотрелась в зеркало, подобно любой другой женщине. Сказывалась старая привычка. Грэй говорила себе, что пески времени стирают печали, да и реветь перед отражением было стыдно и попросту скучно. Однако именно сейчас туманный образ из сна вновь вызвал жжение под веком – настолько сильное, что пришлось пару раз шлепнуть по щекам, чтобы его унять. В задницу сожаление. Грэй заставила себя улыбнуться, показав клыки зеркалу, и с особым остервенением затянула последнюю петельку косы.

Нарядившись, она провела руками по телу. Узкие бархатные штаны и украшенный золотой вышивкой сальвар21 очень шли Грэй, подчеркивая изгибы фигуры. Даже слишком шли – так она решила и укуталась в кушак. Талия исчезла под отрезом чёрной ткани, и силуэт выпрямился.

«Так-то лучше!»

Лучше в этом доме становилось редко. За очередным поворотом коридора молодую госпожу ожидали неловкость и стыд.

– Прошу вас…

Служанка, изображая робость, прилипла к стене, подставив обнимавшему её мужчине тонкую шейку. Тот упоённо целовал бьющуюся жилку, бормоча скабрезности, и не замечал ничего вокруг. Девка глухо застонала, руки обвили шею любовника и заскользили по затылку. Омерзительно.

Грэй бесшумно подошла к сладкой парочке.

– Мои простыни несвежи. Вернись к своим обязанностям и поменяй их, да поживее. Не то велю выпороть.

Шади взвизгнула от неожиданности и забилась как в тисках, оттолкнув от себя партнера. Мужчина заморгал, увидел третью лишнюю и неловко оправил помятый халат. Тусклого света масляных лампад было достаточно, чтобы увидеть раздражение на его лице.

– Исчезни, – прошипел господин; девка, закивав, подобрала юбку и бросилась прочь.

Он посмотрел на Грэй и пожал плечами, будто говоря, что увиденная ею картина недостойна внимания. На правах хозяйки дома девушка предпочла с этим не согласиться.

– Сколь нехорошими вещами вы занимаетесь вблизи моих покоев, господин Наю́д. Родителям стоило рассказать вам, что значит быть добродетельным гостем.

– Это всего лишь девка, молодая госпожа Тлея. Но признаю вину: страсть застала меня в неподобающее время и в неподобающем месте. Приношу глубочайшие извинения, коль уж оскорбил вас.

Он почтительно склонил голову, но в его взгляде Грэй прочитала презрение и насмешку.

– Вы оскорбили меня дважды, дорогой гость. Моё поместье, моя служанка… Но чего уж там. Чувствуйте себя как дома – меня-то отец научил манерам. Я забуду об этом недоразумении и приложу все усилия, чтобы ваша любезная супруга о нём не узнала.

– Кто не без греха, – гость позволил себе ухмыльнуться. – Я слышал, в этом доме часто случаются недоразумения с девками.

Щёки обжег румянец. Пришлось бесшумно вдохнуть и выдохнуть, казалось, непомерный объём воздуха, чтобы проглотить шпильку и не порвать при этом горло. Отец наказывал терпеть, быть выше шепотков и пересудов, и порой бывал до жестокости убедителен. Что там шпильки-шепотки – Грэй верила, что под крышей родного дома смогла бы стерпеть даже запущенные под ногти иголки.

– Лучше бы вам пройти в ковровую гостиную, – проговорила девушка. – Всё забудется, как только вы поднесёте госпоже Наюд вина.

– Вы так добры, – ифрит отвесил неглубокий поклон, развернулся и ушёл.

Грэй подождала, пока его спина скроется за поворотом, и проследовала к центральной части поместья. Путь её лежал в сторону мужской половины дома. Интересно, зачем гадёныш Наюд так далеко забрел на женскую – видимо, Шади давно с ним миловалась и заманила любовника подальше от шумной толпы. На женской половине были только покои Грэй, комната прислуги и гардеробные. Прочие комнаты пустовали.

Мужская половина поместья Тлея, наоборот, кипела жизнью и гудела десятками голосов – особенно сейчас, когда почтенные гости собирались в её центре. Огромное помещение, устланное роскошными коврами и украшенное дорогими гобеленами, способно было вместить в себя небольшое войско. Давно дом не видал подобных сборищ: старик, должно быть, из кожи вон лез, чтобы оттереть пятно с репутации семьи и умаслить высшее общество. Под высоким потолком собрались выряженные в пух, прах и павлиньи перья мужчины и женщины. Большинство из них Грэй знала с детства. То были дальние родичи, друзья отца, его былые сослуживцы и нынешние подчинённые. Некоторых гостей молодая госпожа видела впервые и, проходя мимо них, нескромно изучала новые лица. Один ифрит не отвёл глаз, как требовали приличия. Грэй оценила это и прищурилась, принимая негласный вызов.

Вечер проходил так же, как и сотни других. Вино, благовония, служанки, снующие из угла в угол с кувшинами и бронзовыми подносами с фруктами; беседы старых снобов и высокомерие отца, делавшее его на голову выше самого высокого из гостей. Высокомерие было его излюбленным оружием против позора.

Старый генерал Тлея увидел приближающуюся дочь и сжал зубы. Взглядом он показал ей на затемнённый альков.

– Ты опоздала, – сказал он жёстким, как дно чугунного котла, голосом. – До утра изволь вести себя пристойно.

– Отец, – Грэй поклонилась, положив правую руку на живот, а левую заложив за поясницу. – К чему помпезность? Ты отлично знаешь, что я выйду из стен этого дома либо в строй, либо в гроб.

Старик скривился и наклонился к лицу девушки. Лучи закатного солнца, пробивавшиеся сквозь витражи, окрасили седину висков бордовым и оранжевым.

– Спорить будешь с девкой, что занимается твоим гардеробом, – проскрипел старик. – Ты – моя дочь, ты – женщина рода Тлея, и к своим годам уже должна была уяснить, что это значит. Пришло время отдавать долги.

– Верни меня в гарнизон, и я клянусь…

– Нет. Будь я проклят, если ещё раз пойду у тебя на поводу. Сплетни о том, как ты отплатила за мои доброту и щедрость, дошли до двора. Ты… ты унизила себя, унизила меня и чуть не разрушила всё, что наши предки строили веками. Только замужество и роль благочестивой жены отмоют наше имя от грязи. Я всё сказал.

– Как же, помню твои слова, – Грэй растянула рот в подобии усмешки. – Ты много чего говорил. Особенно запомнились слова о том, как я уродлива, блудлива и неблагодарна. Что ни один приличный ифрит меня не возьмёт. Я всё правильно запомнила, ничего не упустила?

– Не упустила. Однако ликуй: я всё устроил.

– Считаешь, упомянутые качества правда подходят благочестивой жене и, кхм, матери? Повторяю. Я сгнию в этом доме старой девой или вернусь в строй.

– … вместе с твоей рукой мужу достанутся Золотые степи.

Сердце ёкнуло. Бесценное приданое в виде самых плодородных земель востока – самая выигрышная комбинация, что можно было выбросить. Как две шестёрки на костях: парировать нечем, просто нечем. Отец воспользовался секундным замешательством Грэй, взял её под руку и потянул в толпу.

– Сейчас я представлю тебя дорогому гостю, – сказал он достаточно громко, чтобы слышали окружающие. – Благородный господин Фарие́ желает с тобой познакомиться.

– Послушай…

– Закрой пасть и улыбайся.

Проглотив отчаяние, дочь рода Тлея подчинилась и проследовала бок о бок с отцом к узкому кругу гостей. Среди них девушка узнала троюродную тетушку Зафра́н, поджавшую губы при её появлении, и усатого генерала Аюна, преданного соратника отца. Подле них стоял молодой ифрит, стройный, с благородной осанкой – тот самый, что не отвёл взгляд.

– Прошу прощения за то, что так надолго покинул вас, дорогие гости, – молвил отец, поклонился родственнице и пожал запястья мужчинам. – Напутствовал дочку.

Грэй склонила голову, скрывая лицо под перьями чёлки. Румянец искренней злобы опалил скулы. Пришлось выдать его за скромность – отец больно сжал руку.

– Мы вас давно не видели, молодая госпожа, – Аюн выпрямился, как на параде.

– Давно ли племянница начала выходить в свет? – елейным голоском сказала родственница.

– Доброго вечера, дорогая тётушка. Доброго вечера, генерал, и… господин Фарие?

Мужчина кивнул и поклонился.

«Где-то я его уже видела».

– Молодой господин Фарие недавно вернулся из Тантерна22, где служил третьим послом. Достойный сын старинного рода, знаток дипломатии и мудрый для своих лет ифрит. Хочу доверить вас друг другу, дорогая дочь. Вы молоды, благородны и наверняка сможете найти тему для беседы.

– Молодая госпожа Тлея, рад встрече. Много слышал о вас и ваших подвигах.

Фарие был хорош собой. Немного выше её, богато одет. Чёрные вьющиеся волосы он умаслил и зачесал назад, подчеркнув высокий лоб. Ладони, которыми он выразительно жестикулировал, на вид были мягкими и даже если знавали рукоять меча, то очень и очень давно.

– Скоро будут подавать горячее. Оставим молодых и отведаем вина для аппетита, – отец увлёк за собой Аюна с Зафран. Уходя, он покосился на дочь и свёл брови.

Неприятно. Но, впрочем, привычно.

– Прогуляемся? – предложил посол.

Они вышли из гостиной, прошли по длинной галерее тонких расписных колонн и оказались у выхода во внутренний двор. Как и во всех поместьях ифритов высшей касты, двор представлял собой оранжерею, эдакий кусочек влажных западных лесов, что окружали столицу Фрии23. Отец еженедельно тратил огромные деньги, чтобы лучшие садовники ухаживали за его финиковыми пальмами, драценами, душистым жасмином и яркими бархатцами, не давая тем засохнуть из-за зноя и скудной почвы. После заполонённого людьми помещения находиться на свежем воздухе было приятно. Солнце клонилось за горизонт, давая земле остыть и перевести дух. Грэй облокотилась о каменные перила и тоскливо посмотрела в сторону заката.

– Боюсь, нам придётся пренебречь правилами приличия… молодой господин. Отец правильно заметил, что мы молоды. При этом, смею надеяться, не глупы.

Фарие хмыкнул и приблизился к перилам галереи. Он сохранял почтительную дистанцию и не стремился хватать девушку за локти, как делал предыдущий «жених», хромой ветеран и заядлый любитель вин. Девушке стоило быть благодарной хотя бы за это.

– Достаточно прямолинейно, молодая госпожа.

– Привыкайте. Вы сказали, что наслышаны обо мне?

– Это так.

– И всё же решили делать официальное предложение.

– До меня дошло немало информации, как скверной, так и наоборот – весьма интригующей.

Девушка открыла было рот, чтобы съязвить, но Фарие перебил:

– Меня эти слухи нисколько не пугают. Если отбросить этикет и принять во внимание то, к чему мы с вами должны прийти в ходе беседы… Давай не усложнять, – переход на «ты» оказался достаточно резким. – Я готов принять твоё прошлое и проложить путь в достойное будущее.

– Сильные слова. Жаль, их порождают права на Золотые степи, которые перейдут в собственность благородного семейства Фарие сразу после свадьбы.

– Должно быть иначе?

Густое, как воздух в западных джунглях, молчание повисло между ними – но совсем ненадолго.

– Греира́з, посмотри на меня.

Ифритка поджала губы и уставилась на собеседника. Она ожидала наткнуться на надменный, предвкушающий обладание взгляд, но Фарие вновь удивил. Он приветливо, почти нежно улыбался.

– Раз уж дело почти решено, могу я попросить называть меня Грэй?

– На имперский манер? Хорошо.

– Благодарю.

– Ты не помнишь меня, верно?

– Не помню. А должна? – Грэй подняла бровь.

– Первая встреча была десять лет назад. Тогда, в Зале торжеств Академии, ты обронила рекомендательное письмо от генерала, а я отыскал его и успел вернуть. Причем непосредственно перед церемонией посвящения.

– Десять лет назад? Давно. Я не…

– А я тебя хорошо помню, – выдохнул Фарие и сделал шаг навстречу. – Помню ещё, как год спустя признался тебе в чувствах. И как был отвергнут.

Воспоминание пряталось среди скучных свитков, рутины потных тренировочных поединков и перебранок с соседками. Это же был он, тот скучный юноша по имени Джеха́н! Точно-точно. Они с Грэй неплохо ладили во время учебы. Иногда он помогал соплеменнице писать эссе по истории. Как она могла забыть?

«Легко», – хмыкнула про себя ифритка. – «Он же был нудный, как старый пергамент».

– Стоило только вспомнить об Академии, и ты запнулась. Ха, я будто открыл уязвимость в броне, что ты надела вместо сари.

– Забавно.

– Ты всё так же мило улыбаешься.

Грэй прыснула. Комплименты из сентиментальных имперских баллад были для неё в новинку.

– Я намерен просить твоей руки.

– Джей, вы с отцом решили всё без меня.

– Мне важно твоё согласие – как девять лет назад, так и сейчас.

– Зачем оно, если за спиной простираются Золотые степи?

– Как же ты плохо обо мне думаешь, – Джехан покачал головой. – Это лишь предлог. Громкое заявление для общества. Сама знаешь, что скажут ифриты, если я возьму тебя без соответствующего приданого.

И то верно. Репутация Грэй была воистину чудовищной. Недоговорное сватовство гарантированно повлечёт потерю лица и позор на весь род жениха. Сделка, выгодная обеим семьям, могла бы сгладить острые углы. Вот только была и другая проблема.

– Понимаешь, – снова заговорила Грэй. – Я действительно натворила много такого, о чём порядочные ифриты обычно жалеют. Позор можно смыть браком, да. Но ты должен знать, что я… я вряд ли смогу измениться. Едва ли мне удастся защитить семью от собственных желаний и предпочтений.

– Ты всегда больше интересовалась оружием, чем парнями, – сказал Джей, и ифритка выдохнула.

В небе зажигались звёзды, нежные и робкие, как первые поцелуи.

– К чему заговорила про предпочтения? – Джей сцепил пальцы замком и изучающе посмотрел на девушку. – Если хочешь меня напугать, то немного опоздала. Я знаю о тебе больше, чем ты сама: скажи спасибо тётушкам.

– Пугать тебя я не хотела. И насрать, – она запнулась. – Начихать на их мнение. Просто ломать тебе жизнь было бы слишком жестоко даже для такой суки, как я. Ты захочешь уюта, спокойной жизни, детей, но я не смогу дать тебе этого.

– Ты бесплодна?

– Не проверяла, – оскалилась Грэй.

– Что ж, это обнадёживает. Тогда я готов торговаться, – он поднял брови.

– Ступай к отцу.

Джехан потянулся к Грэй и, дождавшись едва заметного кивка, взял её за руку. Пальцы ифрита оказались на удивление длинными и влажными. Девушка на мгновение представила, как он перебирает ими бумаги… или её жёсткие локоны. Волосы на затылке встали дыбом.

– Я знаю, как ты получила эту рану, – он указал на чёрную бархатную повязку. – Ты отважно сражалась за свою страну, отдала за Фрию толику красоты и женственности. Это достойно восхищения. И как бы ты не грешила, я выбираю не идти на поводу предубеждений. Хотелось бы самому постепенно узнавать ту Грэй, в которую я влюбился много лет назад.

Улыбка сковала губы мечницы подобно неспелой хурме. Внутри назревало смятение. Откуда оно? Ифритка не могла понять, потому решила слушать дальше, не перебивая.

– Генерал Тлея дал нам возможность сковать себя узами брака. Дал шанс стать достойными членами общества, приумножить богатства и влияние наших семей. И представь себе: отец верит, что это поможет тебе стать счастливой.

Девушка фыркнула.

– Но думается мне, что твоё счастье – не в роскошных покоях, но в степи с клинками наперевес. Я, Джехан Фарие, – его тон стал торжественным. – Делаю тебе, Греираз Тлея, предложение. Стань моей супругой, и я пойду на всё, чтобы дать тебе желаемое. Хочешь руководить отрядом? Дам людей и золото. Хочешь вернуться в гарнизон? Связи моей семьи смогут устроить временный контракт. Я организую путешествие хоть на край света, если тебе вздумается повидать мир. Но взамен попрошу…

– Что? – выпалила Грэй.

– Две вещи, очень важные для меня. Сперва наследник.

– Понимаю. Это справедливо. А ещё что?

– Куда бы ты ни направилась, где бы ни служила, возвращайся к семье раз в три месяца. Люди должны видеть, что мы уважаем ценности предков. Хотя бы ненадолго возвращайся ко мне. Вдруг тебе понравится?

Ифритка помолчала, думая над ответом. Сколько себя помнила, она отрицала перспективу замужества: брак представлялся ей тюрьмой без замка и стражи. Про детей Грэй и думать не желала, отшучиваясь среди солдатни, что сама не намерена взрослеть.

Ещё в раннем детстве, впервые сев на коня и выехав в бескрайнюю степь, она вопила от восторга и проникшей в вены свободы. Именно тогда Грэй поклялась, что не променяет открывшийся перед ней бескрайний мир ни на красавца-мужа, ни на шелка и драгоценности. Миг, когда атласная грива скакуна защекотала нос, а бёдра почувствовали нараставшее напряжение, навсегда перекрыл ей дорогу к «нормальной» жизни.

Потом был первый взмах деревянного меча. Первая боль от разбитого носа. Первая драка, надолго рассорившая семейства Тлея и Бакха́р – их юный отпрыск вздумал научить двенадцатилетнюю Грэй тому, как до́лжно вести себя девчонке. Была и первая битва со стелладийскими24 мерзавцами. Пехотинцы столбенели, видя, как рыжая баба в мужской одежде вырывается из строя и заносит клинок для удара.

– Что скажешь, партнёр? – поторопил Джей.

Греираз вздохнула и коротко кивнула.

– Я согласна. По рукам? – ифритка протянула ему ладонь.

– Как я рад, – выдохнул он и заключил её в объятия, решительные и крепкие.

К горлу подкатил тяжёлый ком. Грэй коснулась локтей Джехана и безвольно опустила руки.

***

О помолвке генерал Тлея объявил в ту же ночь. Гости приветствовали будущих молодоженов настороженными аплодисментами и шёпотом, но Аюн и друзья отца заглушили змеиное шипение рёвом полутора десятков тигров. Вояки хлестали вино, орали тосты, хлопали Джехана по плечам и многословно поздравляли главу семьи с удачной сделкой. Гражданские ифриты, насмотревшись на единство генеральской братии, сделали правильные выводы. Дамы кланялись Грэй и желали семейного счастья. Пара ближайших родственниц предложила свою помощь в организации торжества. Тётушка Лая́н чирикала о том, как стоит организовать пир, где купить ткань для ритуальных облачений и всё сетовала, что покойная госпожа Тлея не сможет проводить свою красавицу-дочь к будущему мужу.

Упоминание матушки наждаком царапнуло сердце. Грэй плохо помнила маму: та истаяла от чахотки, когда ей было всего семь. Возможно, это надломило девочку, и перенесённое горе подвело к бунту против отца, а затем положило начало излишне лихой для дворянки юности. Отец пытался справиться с трудным подростком, но увы, не смог. Борясь с потерей, давшей под дых титулованному вояке, он переложил ответственность за воспитание ребёнка на прислугу. Когда старик Тлея опомнился, было слишком поздно: перед ним мельтешила непокорная бестия, готовая скорее назвать солнце ледяным, чем делать хоть что-то по его указке. Слуг Греираз «переломала» и подчинила своей воле, но с отцом так не вышло. Видят Сильные, она пыталась. Скандалила, устраивала драки, снисходила до дешёвых манипуляций. В итоге терпение генерала иссякло, и он отправил горе-дочь в имперскую25 Академию Меча и Магии. Офицерское образование малявки стоило ему состояния, но хотя бы умерило пыл юной ифритки.

В Империи женщины издревле воевали наравне с мужчинами, командовали армиями, завоёвывали города и становились героинями легенд. Наставники в Академии знали, как научить женщину воевать. Жаль только, что во Фрии мечницам было негде развернуться. Ифритка до ужаса завидовала западным наёмницам и злилась, что родилась не в том месте и не в той семье.