Deus Ex… Книга 2

Тяжелые своды мрачно смыкались над головой, Кайлин в который раз поежилась и в который раз заставила себя расправить плечи. Это ее дом. Он ничуть не хуже такого же каменного, только раскаленного Нершижа. Она может привыкнуть ко всему. Ко всему. Кроме пустоты и одиночества в сердце.

– Дей уже показывал тебе усыпальницу? – обернулась через плечо Ириллин, когда они миновали дверь, ведущую куда-то вниз, еще глубже, чем уровень, который Кайлин считала первым. Деревянная, обитая железом створка скорее смахивала на ход в погреб. Выходит, тут есть подвал? И даже больше – усыпальница?! Но кто там лежит?! И почему Рогар ни разу не обмолвился ей об этом?

– Нет, – тихо ответила Кайлин. Показалось, или Ириллин торжествующе улыбнулась, отворачиваясь? Свеча в плошке такая тусклая и дает такой неверный свет… Но глаза у Кайлин молодые, и нутро подсказывает, что соперницу наверняка греет мысль, что самыми сокровенными секретами дей с любимой не поделился. Значит, не доверяет ей до конца, так, как той, с кем прожил много лет, своей более надежной подруге? Или и не собирается доверять? Дворец Счастья тоже научил Кайлин многому. Как минимум, тому, что секс – еще не повод для знакомства.

Она скрипнула зубами и сжала кулаки. Нет. Рогар любит ее, он доказывал это не раз. А Ириллин просто хочет посеять в ее душе смуту. Как делала принцесса – но с той ведь Кайлин разобралась? И здесь тоже разберется, надо только не поддаваться панике. Ждать. Верить.

В большой зале рядами стояли койки, раздавался дружный мужской храп. Ириллин снова обернулась, чтобы приложить к губам палец. Двумя неслышными тенями они скользнули мимо кнестов-новобранцев, но осторожность была излишней: вымотанные на тренировочном поле деем, все спали без задних ног. Ириллин по-хозяйски распахнула следующую дверь и впустила спутницу в камору с низким потолком, где пахло травами и на многочисленных полках вдоль стен стояли склянки.

Закрыв дверь, она поставила плошку на стол и жестом приказала Кайлин садиться на грубо сколоченный табурет. Взяла котелок, плеснула воды в тазик, выложила стопку чистых тряпиц.

– Спасибо, – буркнула Кайлин, ожидая, что теперь ворона уйдет и предоставит ей возможность спокойно привести себя в порядок, но та лишь сложила руки на груди и всем видом показывала, что никуда исчезать не намерена. – Я дальше сама справлюсь.

– Зачем тебе это все? – вдруг заговорила Ириллин тихим напряженным голосом. – Зачем тебе жить в месте, которое тебе совершенно не нравится? Которое ты совсем не знаешь? Зачем ты приехала сюда?

– Я приехала сюда, потому что меня позвал дей, – проворчала Кайлин и отвернулась, распахивая полы халата. Она смочила в воде тряпицу и приложила к животу, смывая кровь. Взяла другую и приложила между ног, едва сдержав сквозь зубы стон боли. Ворона смотрела, ну и плевать. Сама захотела видеть.

Когда Кайлин убрала ткань, на ней остался тусклый сияющий след, и Ириллин, заметив его, наконец-то отвернулась. Они обе знали, что это. Каждая частица тела бога благословлена, каждая жидкость его тела – чудесный эликсир. И сияет не только его глаз, но и слюна, кровь… и даже семя.

– Ну что, вы довольны? – спросила Кайлин. – Видели, что хотели? Я теперь могу одна остаться?

Ириллин резко повернула голову обратно. На ее губах играла холодная, насмешливая улыбка.

– Думаешь, я завидую тебе, девочка? Думаешь, вижу в тебе конкурентку?! У меня уже было с ним все, чего, возможно, никогда не будет у тебя. Ночи, когда он любил меня до утра. Дни, когда он не отводил от меня взгляда. Мне достались его лучшие годы. Пусть внешне дей мало изменился с тех пор, но я-то знаю, помню, каким он был раньше. Полным надежды. Жаждущим каждого нового дня. Непоколебимым. Незнающим печали…

– И в здравом рассудке? – вполголоса проговорила Кайлин, отводя взгляд.

Ириллин осеклась и замолчала.

– Поэтому слуги зовут вас на шум, правда? – продолжила тогда Кайлин. – Когда ему действительно нужны вы, он звонит в колокольчик. Но бывают моменты, когда он путает реальность и сон и забывает, кто вообще рядом есть, так?

– Симон сказал, что это можно вылечить, – заговорила Ириллин. – Если убрать причины, которые вызывают помутнение рассудка дея. Моральное напряжение. Влияние разлома. Чувство вины за содеянное. А теперь еще и постоянные боли в ноге.

– Другими словами, вылечить это невозможно, – кивнула Кайлин.

Ириллин вздохнула.

– Клянусь, никто не станет смеяться над тобой, если ты уедешь. Дей сходил с ума постепенно, это длилось много лет и развивалось практически незаметно. Но с тех пор, как ему мешает нога… таким, как в последнее время, я его еще не видела. Мне достались его лучшие годы. Тебе достанется худшее, что только можно испытать рядом с ним. Ты умная девочка, Кайлин, я вижу, что ты понимаешь, что он никогда не откажется от Эры и от цитадели. Значит, будет сходить с ума еще больше, медленно гнить изнутри. А у тебя ребенок. Крохотный малыш. Подумай о нем. И уезжай.

– И оставить Рогара наедине со всем этим? – в сердцах отшвырнула Кайлин тряпку, которой промокнула порез на животе. – Чтобы он так же бесновался ночами? Чтобы звал меня, считая, что убил? Чтобы постоянно мучился воспоминаниями о моем отказе? О том, что я ему говорила? Что никогда не полюблю его? Что его никто никогда не полюбит? Что он – самое мерзкое существо на свете?!

Голос ее дрогнул, пришлось сделать глубокий вздох, чтобы остановить подступающие слезы. «Я один», – так и звучал в ушах хриплый голос. «Я всех убил».

– Он не верит в свое счастье, потому что не считает, что имеет право быть счастливым, – закончила она и опустила голову. – Кто еще докажет ему, что это не так?

– Я, – спокойно отчеканила Ириллин. – Я буду рядом. Это справедливо. Я видела его лучшие дни, готова остаться с ним и в худших. А ты? Оставь мне хотя бы это. Хотя бы то, что осталось от него. Ведь это все, что у меня осталось. Ты же у меня все отобрала. Мужа. Сына.

– Рогар не был вашим мужем. А Шион был давно болен. Это не я его отобрала. А болезнь, – покачала головой Кайлин.

– А как еще назвать мужчину, с которым я прожила двадцать лет, и мальчика, которого я воспитала? – холодно усмехнулась Ириллин. – Я помню, как провожала их обоих в очередной поход пару лет назад. Ничто не предвещало беды. А потом они вернулись совсем другими… оба… после того, как тебя повстречали.

Кайлин поежилась и закусила губу.

– Хотите ненавидеть меня? Ваше право. Тут я ничего не могу поделать.

– Ненавидеть?! – Ириллин рассмеялась. – Нет, я не стану тебя ненавидеть, девочка. Жизнь слишком коротка и сложна, чтобы вообще тратить силы на это чувство. Даже после того, как ты разрушила всю мою жизнь, я желаю тебе добра, когда даю совет: уезжай, и как можно скорее. Иначе рано или поздно ты возненавидишь сама себя. Когда окажешься на моем месте.

Кайлин вскинула голову и заметила, как тверд и спокоен ее взгляд, как с губ слетела улыбка.

– Когда-нибудь, – задумчиво продолжила Ириллин, глядя куда-то мимо нее, – ты состаришься и потеряешь свежесть и красоту, а он останется все так же молод. Ну, может, чуть-чуть внешне повзрослеет. И он привезет другую женщину, молодую и красивую, и уложит ее в свою постель на твоих глазах. А ты будешь продолжать любить его. Сердце кровью истечет, а ты все равно останешься, чтобы в нужный момент поддержать его. Потому что будешь думать, что никто, кроме тебя, ему не поможет. А твоя молодая соперница с точно такой же уверенностью рассмеется тебе в лицо. Потому что его невозможно не любить, правда? Каждая мечтает любить героя. Но изнанку этой любви начинаешь видеть только потом, когда становится поздно уже что-то менять в своей жизни. Груз, который он несет, раздавит любую, кто попытается его разделить. Он один может выдержать его, потому что он – бог, а мы – бабочки, летящие на его свет, чтобы сжечь крылья и погибнуть. Так что нет, я тебя не ненавижу, мне тебя жалко, глупышка.

Ледяные пальцы стиснули сердце Кайлин, стало трудно дышать, и она тряхнула головой, чтобы отогнать панику, сдавившую горло.

– Нет. Рогар не променяет меня на другую. Потому что он по-настоящему любит меня. И потому что я не повторю вашей ошибки. Мамочек ценят, держат под рукой, но не хотят. Я не собираюсь быть ему мамочкой, жалеть его, бежать на зов по первому чиху, – Кайлин пожала плечом, – я буду его… второй половиной.

– Упрямая, – фыркнула Ириллин и вдруг толкнула ее так, что Кайлин упала обратно на табурет. – Сиди. Я зашью твою рану.

– Там нечего зашивать. Это царапина…

– И если ты хочешь, чтобы к утру она зажила и стала почти незаметной, лучше делай, как я говорю, и дай мне ее зашить.

Некоторое время они смотрели друг другу в глаза в молчаливом противоборстве.

– Значит, дей не узнает, что порезал меня? – первой нарушила молчание Кайлин.

– Чтобы его еще больше мучила совесть? – Ириллин снова фыркнула. – Ему и без этого забот хватает.

– Хорошо.

Теперь они избегали друг на друга смотреть. Кайлин сосредоточилась на ловких движениях рук женщины, когда та доставала склянку с Благословением, тщательно мыла ладони, прокаливала на огне изогнутую иглу и продевала в нее короткую, тонкую жилу. Ириллин была истинной хозяйкой в цитадели, она лично встречала каждый отряд кнестов-новобранцев традиционной раздачей горячей похлебки, сама врачевала раненых после схватки с Подэрой. Этому ее научил Симон за долгие лета их дружбы. Глядя на нее, Кайлин отчетливо ощущала самый худший кошмар Нершижа – свою бесполезность для этого места. Как бы ей научиться тоже приносить пользу? Чтобы Рогар гордился ей. Чтобы видел, что она не хуже, а даже лучше его бывшей.

– Не боишься боли? – приподняла бровь Ириллин, когда присела на корточки и сделала первый стежок на коже Кайлин. – Не дернулась, не вскрикнула.

– Я родилась на острове, где тех, кто кричал от боли, бросали в океан с камнем на шее, – пожала плечом та.

Уголки губ Ириллин дрогнули в полуулыбке.

– Ничего. Ты еще закричишь. Возможно, даже до того, как откроется разлом. Думаешь, твое нынешнее воодушевление, приток сил и жажды жизни – результат влюбленности? Это на тебя радужная стена так влияет. На всех нас. Она поет, и нам тоже постоянно хочется петь.

– Поет? Но я ничего не слышу… – призналась Кайлин, стараясь не реагировать на угрозы соперницы. Не плачь. Не жалуйся. Не выделяйся.

– Эти звуки мы не слышим ухом, – возразила Ириллин и показала на свой висок, – мы их слышим в голове. Возможно, Рогар объяснит тебе это, как объяснял мне когда-то. Звук слишком высок и тонок, чтобы мы его уловили. Но, поверь, вся долина Меарра уже сейчас испытывает это действие на себе. И дей тоже испытывает. Только на него это влияет наоборот. Звук мучает его. Сводит с ума еще больше.

– Почему так?!

– Потому что он по неправильную сторону стены, конечно же. Рогар рассказывал мне, что, стоя перед разломом со стороны Подэры, он испытывал эйфорию. Здесь же… увидишь, что с ним произойдет. Будет только хуже. Гораздо хуже. Подумай о сыне.

– Хватит уговаривать меня уехать, – процедила Кайлин сквозь зубы. – Хватит пугать. Зачем вообще вы помогаете мне? Зашиваете рану?

Ириллин помедлила, затем сделала последний стежок, закрепила и обрезала жилу. Сунула в руки Кайлин склянку с мазью.

– Нанеси толстый слой и постарайся, чтобы до утра не стерся. Утром посмотришь, если все нормально, выдернешь жилу. Края уже должны будут крепко схватиться.

– Так зачем все это? – придержала ее локоть Кайлин и требовательно заглянула в лицо.

Женщина нахмурилась.

– Потому что он любит тебя. Потому что он уснул, а тебе удалось его успокоить. Потому что его нога не болит, когда ты рядом. И потому что я хочу, чтобы Шион остался жив. Что бы он ни натворил, он остается моим сыном, а одного твоего слова достаточно…

– Я не желаю ему смерти! – отшатнулась Кайлин. – Он отец моего ребенка!

Ириллин устало поморщилась, вытерла руки тряпицей.

– Но он – не твой ребенок. Когда-нибудь ты меня поймешь. Пойдем, я провожу тебя обратно. Нужно успеть убрать в спальне дея. Ничего ведь страшного не случилось?

И снова они посмотрели друг другу в глаза, и снова Кайлин повторила решительным тоном:

– Ничего не случилось.

Тем же путем они вернулись обратно, только по дороге к ним присоединилась пара служанок, полусонных и хмурых, глядевших на Кайлин с неприкрытой злобой, а на хозяйку – с неприкрытым обожанием. Небольшим женским войском они прошли по лестницам и коридорам и остановились у двери в покои дея. Ириллин повыше подняла свечу и распахнула дверь.

Кайлин затаила дыхание, внезапно испугавшись того, что может там увидеть, но Рогар в прежней позе лежал на постели и так же размеренно дышал во сне. По лицу Ириллин промелькнула тень, когда она прошлась взглядом по его мощному, обнаженному телу, испачканному кровью внизу живота. Служанки, казалось, вообще ничего не замечали. По спине Кайлин побежали мурашки, когда она догадалась, что они, вероятно, видели и не такое, и не раз.

Двигаясь бесшумно, женщины принялись за уборку, а Ириллин обернулась к Кайлин.

– Иди к себе, – тихо приказала она. – Утром скажешь, что Лаур плакал во сне, и тебе пришлось уйти к нему и остаться, чтобы баюкать.

Взгляд Кайлин метнулся к дею.

– Но…

– Если он сейчас проснется, то вряд ли вспомнит, что было. Я скажу, что прибежала на шум. Он знает, он привык. Но если ты будешь рядом… Ты себя в зеркало видала? На тебе лица нет. Ты уверена, что сможешь сейчас войти, лечь с ним рядом и уснуть? Думаешь, он ничего не заподозрит, если такой тебя увидит?

Кайлин сглотнула. Как бы неприятна ей ни была Ириллин, но та права. Кайлин понимала, что и глаз не сможет сомкнуть теперь. Только не после того, что ощутила среди ночи, проснувшись.

Он подошел к ее постели, когда она спала. Он вонзил меч в место, где она лежала…

Последним, что Кайлин увидела, закрывая за собой дверь, было нежное выражение на лице Ириллин, которая склонилась над спящим богом, осторожно вытирая с его бедер кровь другой.

***

Кто-то прошел легкими шагами по спальне, и Рогар проснулся.

На смятой подушке рядом с ним лежал длинный медный женский волос. Выпростав руку из-под одеяла, Рогар осторожно подцепил его, посмотрел на просвет, как играют на нем солнечные искры, затем намотал концы на указательные пальцы и поднес к лицу. Соль и океанский ветер. Испытав зверский прилив неутолимого голода, он отбросил волосок и уткнулся в ее подушку носом, жадно втягивая в себя запах любимой женщины, едва уловимый след, который она оставила в его постели. Лицо кривило, и кожа под искалеченным глазом болезненно натянулась, и Рогар знал, что тому виной.

Неосознанная, неудержимая улыбка влюбленного идиота. Точно такую же он поймал в своем отражении прошлым вечером, когда случайно бросил взгляд в зеркало поверх плеча Кайлин. И за день до этого. И за день до того тоже.

Рогар перевернулся на спину, комкая подушку сильными руками и удерживая ее сверху на лице. Если рачонок вернется сейчас, то застанет его таким: скрягой, трясущимся даже над малыми крупинками того огромного счастья, которым теперь владеет. Ну и пусть. Ему нравится, когда она смеется.

– И мне она тоже нравится.

Рогар медленно отнял подушку от лица, положил рядом с собой так, словно она вдруг превратилась в хрупкую стеклянную чашу. В нескольких шагах от постели стоял мальчик, баюкая на руках спеленатого младенца. На юном лице блуждала светлая улыбка.

– Она любит тебя. По-настоящему. За твои внешние уродства. Но еще больше – за внутренние. Не то что мама. Мама не могла тебе простить, что ты стал морально небезупречным.

Скрипнув зубами, Рогар грубо отпихнул подушку еще дальше к изголовью. И замер, глядя на тонкий порез в простыне.

– И она знает, что ты ее любишь, – продолжил мальчик как ни в чем не бывало. – И она хочет, чтобы ты ее любил. А мама…

Погрузив два пальца в разрез, Рогар выудил белое перышко. Одно из многих, которыми была набита его перина. Держа за стержень, он задумчиво покрутил перо в пальцах. Обвел взглядом чисто убранную комнату, подмечая незначительные изменения в деталях. Как привык подмечать иногда по утрам в той, другой жизни, случившейся с ним до рачонка. Перевел взгляд на мальчика. Младенец на его руках лежал тихо, не плакал. Там, где покоилась круглая головенка, на пеленках расплывалась кровь.

– А мама все равно мертва. И мы мертвы, – беззаботно пожал плечами мальчик, тонкое лицо которого тоже было перемазано кровью. – Так что все прекрасно.

Рогар отбросил перо, сел на постели и принялся натягивать шоссы. Правая нога, которая почти не сгибалась, никак не попадала в штанину, и он глухо зарычал от раздражения.

– Только… – мальчик сделал несколько взволнованных шагов вперед, и стало видно, как в разверстой ране у него на макушке пульсирует открытый мозг, – …тебе не кажется странным, что ты нашел ее именно на той поляне именно в тот момент, когда…

Испуганно вздрогнув, мальчик приложил палец к губам, сделав Рогару знак молчать, и обернулся, осторожно показывая себе через плечо. Крылатая острозубая тварь, забившаяся в угол, хищно оскалилась.

– Я делаю вид, что ее не вижу, – доверительным тоном сообщил мальчик Рогару. – Так у меня получается ее обмануть. А ты?

Смерив его мрачным взглядом, Рогар рывком поднялся на ноги, схватившись за столбик балдахина, чтобы не упасть. Не размятое после сна колено что-то плохо слушалось сегодня. Прихрамывая, он выбрался на балкон. Занималось ранее утро, и где-то во дворе цитадели уже возрождалась жизнь, пахло утренней похлебкой и слышались голоса кнестов, но засыпанная снегом долина Меарра, видимая с балкона бога, еще безмятежно спала.

Схватившись за каменный бортик, Рогар поднял взгляд к зимнему небу и сделал глубокий вдох.

– Да, тут мы можем поговорить без помех. Тут она нас не услышит, – согласился мальчик, выходя на балкон следом. Когда он говорил, изо рта не шел пар. – Так вот. Чудесное совпадение, что где-то посреди Эры, в глухом лесу ты нашел свою Кайлин. И потом все в твоей жизни изменилось, и она полюбила тебя. Да, да, знаю. Ты тоже об этом думаешь. Ты тоже понимаешь. Все это не по-настоящему. Все это неправда.

– Ты тоже неправда, – процедил сквозь зубы Рогар, избегая смотреть на разверстые раны ребенка, а еще больше – на крохотную неподвижную фигурку в его руках. – Ты – игра моего воображения. Психоз, который развился у меня на фоне эмоциональной перегрузки.

– Ой, кажется, где-то сейчас Симон заговорил, – с совершенно недетской иронией ухмыльнулся мальчик и притворно покрутил головой якобы в поисках упомянутой персоны. И тут же стал совершенно серьезным. – Мы-то с тобой не дураки, правда? Мы-то понимаем, что происходит. Они все обманывают тебя. Все. Вокруг. Никому нельзя доверять. Зачем ты привез тварь Симону? Разве не видишь, что они сговорились? Симон прикрывает медицинскими терминами то, что она творит с твоим разумом, когда внедряется в него. То, что она уже сотворила. Кто может гарантировать что ты, настоящий, сейчас стоишь здесь? Кто докажет тебе, что ты еще не умер? Может, там, на поляне, противники бога тебя все же убили? Может, нож у них был настоящий? И все, что было потом, никогда не произошло?

Со стоном Рогар потряс головой. Когда это не помогло, он согнулся, опираясь о бортик теперь уже локтями, и зажал ладонями уши, но голос мальчика продолжал пробиваться и пульсировать в висках.

– Кто гарантирует, что Симон не опоил тебя, и ты не лежишь теперь где-то в наркотическом бреду, пока эти крылатые твари захватывают Эру? Может, они ее уже захватили? Ведь откуда они взялись, ты так и не выяснил. Твоя любимая Эра давно сгорела и лежит в руинах, ты все проспал, никудышный бог.

На последнем слове губы мальчика скривились от презрения.

– Знаешь, что сделал с нами Учитель за то, что ты присвоил себе Эру? Знаешь?!

– Нет. Он не достал вас, – простонал Рогар. – Потому что если бы достал, то обязательно бы заставил и меня на это посмотреть. Он прекрасно знал, что со мной после такого будет.

– Или прекрасно знал, что будет с тобой, если оставить тебя в неведении, – не скрывая жалости, покачал головой мальчик. – Ты же не дурак, па. Ты и сам отлично понимаешь, что от Учителя никому не скрыться. Мы не убежали. Нам просто некуда было бежать. Единственный выход, который у нас оставался, чтобы выжить, перекрыл ты сам.

Рогар выпрямился, сосредоточившись на том, чтобы смотреть прямо перед собой и дышать размеренно, и некоторое время лишь побелевшие пальцы, стиснувшие каменный бортик, выдавали его истинные чувства.

– Посмотри на себя, – вздохнул мальчик. – Ты жалок. Ты так ненавидел Учителя, а сам стал таким же, как он. Торчишь без конца на этом своем балконе, любуешься своей империей. Трясешься от ужаса, как бы ее не потерять. Собственные дети тебя ненавидят. Да ты и не можешь называться их отцом, потому что отказался от них. Ты вел себя с Шионом, как учитель. Как Учитель, да. И удивляешься тому, к чему это привело?

– Исчезни, – простонал Рогар сквозь зубы. – Ты – плод воображения, не более того.

– Хочешь, скажу жестокую правду? – не унимался мальчик. – Ты уже потерял Эру. Существа из Надэры захватили ее. Да, их было много, а ты и понятия не имел, потому что они умеют то, что тебе и не снилось прежде. Так что все было зря. Наши смерти оказались напрасны. Все твои жертвы оказались напрасны. Это был заведомо проигрышный бой: ты один против столь многих.

– Исчезни! – заорал Рогар так громко, как только мог, и эхо его низкого, хриплого крика прокатилось по долине.

– Потому что если нет, – зловещим голосом продолжил мальчик, – то тебе придется смириться с правдой, гораздо более жестокой, чем я только что открыл. Ты не спрячешься от нее за ребенком, которым так страстно хочешь заменить нас с сестренкой. Она уже проросла в тебе, стала частью тебя. Помнишь, что рассказал Шион, тот мальчик, которого ты взял, чтобы обо мне не думать? Как Кайлин пришла к нему? Как страстно вела себя в постели? Как умоляла взять ее? «Пожалуйста, о, пожалуйста, войди в меня. Сделай меня своей». Разве она, слово в слово, не говорила и тебе того же? Даже она тебя обманула. Тебя все обманывают. Все.

Вновь согнувшись в три погибели, Рогар издал мучительный стон.

– Потому что если и это неправда, – совсем тихо, едва слышно закончил мальчик, – то реальность ты просто не сможешь принять. Как отбросил это перышко, словно сущую безделушку.

Дернувшись, Рогар всадил непослушное колено в бортик. На миг перед глазами стало темно, но он остервенело продолжал пинать камень еще и еще, пока нога не подогнулась, и он не рухнул вниз, наслаждаясь этим сладким, долгожданным спасением в виде кратковременной потери сознания. Очнувшись, некоторое время так и лежал на спине, наблюдая за снежинками, которые стали срываться с неба и сыпаться на его голую грудь и перекошенное лицо. Затем встал и спокойно, деловито оделся.

Время поджимало, но Рогар все же решился задержаться еще чуть-чуть. Старуха, которая вечно крутилась подле Кайлин, выглянула из детской, когда он ввалился в ее покои, производя чудовищно много шума из-за своей треклятой непослушной ноги. Он раздраженно зарычал на няньку, и та мгновенно побледнела, как от жутчайшего кошмара. Впрочем, разве он не был таким? Жутчайшим кошмаром во плоти. Он подманил ее пальцем, и старуха неохотно, на подгибающихся от ужаса коленях, приблизилась.

– Дея сильно устала? – хриплым шепотом спросил он, указывая на безмятежно спящую в широкой постели Кайлин.

– Так это… мой дей… – глазенки няньки пугливо забегали по стенам, – …сон-чай госпожи Ириллин она выпила. Но через пару часов точно проснется.

– Сон-чай? – он с подозрением смерил старуху взглядом. – Зачем?

Та нервно пожала плечами.

– Наверное, не спалось.

– Разве она не засыпала вчера со мной?

Еще одно пожатие плечами.

– Наверное, не хотела мешать вашему покою, вот к себе и удалилась.

Раздраженным взмахом руки он отпустил глупую старуху и приблизился к постели, неловко рухнув на колени возле нее еще до того, как нянька скрылась за дверью. Кайлин лежала на боку, согнув и положив одну руку на подушку перед собой, во сне ее лицо выглядело безмятежным. Медные волосы обрамляли тонкие черты, и он снова вспомнил ее запах на своей подушке. Натяжение кожи под глазом от своей дурацкой улыбки. Вспомнил и едва сдержал стон.

Подняв руку, Рогар аккуратно, одним пальцем отвел прядь волос от виска рачонка. Щеки у нее раскраснелись от сна, дыхание равномерно шелестело между приоткрытых розовых губ. От уголков глаз до уголков рта тянулись две подсохшие едва заметные дорожки. Соль и океанский ветер. Соль. Он опустил голову, уткнувшись лбом в постель и стискивая кулаки. Мальчик прав. {Такую} реальность принять непросто.

Перед глазами так и стояло белое перышко, которое он вытащил из своей перины. Такое маленькое и хрупкое, легче воздуха. «А ты думал, на чем строятся империи, щенок?! На лебяжьем пухе?» Рогар тряхнул головой, чтобы прогнать оттуда голос Учителя, прижался губами к безвольной женской руке, лежащей перед ним, впечатал поцелуй в эту крохотную теплую ладошку, словно мог черпать оттуда силы. Ее дыхание коснулось его лица, и он стал пить его, вдыхая, когда она выдыхала.