Не чувствовать

Когда студенты сдали работы и ушли, старик долго стоял у микрофона и смотрел на ряды опустевшей аудитории. В то время как Анна хотела проявить себя и не видела преград на пути к цели, он мечтал о том, чтобы мир никогда не погрузился в хаос.

Глава 10

После экзамена студенты разошлись по домам и комнатам общежития, а Анна сидела на скамейке перед учебным корпусом. Она была в трауре: черная куртка, черный шарф, под темно-серой шапкой темные волосы, покрытые белыми хлопьями снега. Черные глаза равнодушно смотрели, как кружат в вальсе крупные снежинки и как ветер лениво качает ветви разукрашенных елей. Все, что радовало окружающих, не приносило ей никакого удовольствия. Как ни странно, даже закрытый экзамен.

Анна долго ломала голову над содержимым первого файла. Ключом к разгадке был сам Марк. Нужен был только подходящий момент, чтобы спросить, что это все значит. Может быть, рано или поздно он сам признается. Марк ведь такой доверчивый, думала Анна. И пусть! Пусть это и есть тот самый рецепт нового человека, о котором все говорят. Анна больше не боялась этого. Она долго думала и пришла к выводу, что наука стоит жертв, даже если этими жертвами будут живые люди. Сколько можно стоять одной ногой в прошлом и прислушиваться к мнению этих стариков? Если поначалу Анна пыталась вообразить себе трагедии этих несчастных, теперь ей было все равно. Она готова была поддержать Марка, если это окажется правдой.

Анна долго не притрагивалась ко второму файлу, который прислал ассистент. В итоге он озадачил ее не меньше первого. Это был конспект с химическими формулами, заметками и какими-то расчетами. Как она поняла, Марк изучал свойства некоторого вещества. Поиски в просторах сети ни к чему не привели: никаких данных про это вещество не было в открытом доступе.

И теперь, после экзамена, Анна думала о том, что ей удалось выяснить. «Если верить этим выводам, – рассуждала она, – то вещество, которое вывел Марк, блокирует часть сигналов в миндалину и гипоталамус – области мозга, которые отвечают за эмоции, сон и так далее. В итоге свободные ресурсы мозга идут в ствол и префронтальную кору, то есть идут на контроль над основными жизненными функциями и умственную деятельность. Разве это не то, что мне нужно? Я же смогу вовремя остановиться. Эффект зависит от количества употребленного вещества прямо пропорционально, а химическая зависимость не возникает. Почему не смогу?»

В руках Анны было решение всех ее проблем. Дело оставалось за малым: добыть реагенты, найти лабораторию, где можно получить это вещество – и оно изменит ее жизнь. Она была уверена, что справится с синтезом сама: не зря столько лет учила химию.

От размышлений о том, как все изменится, если рискнуть, прервал звонок Марка, и Анна нехотя взяла трубку.

– Как все прошло? – спросил он.

– Ты о чем?

– У тебя же был экзамен.

– Какой же это экзамен? Так, еще одна лекция.

– А ты так переживала.

– Ты знаешь о проблеме вагонетки?

– Что? А, да, конечно.

– У нее есть решение?

– Нет.

– А подробнее?

– Ну, ответ зависит от подхода. В консеквенциальном подходе этичность поступка определяется по его результатам, и тогда выбор очевиден: одна жертва лучше нескольких. Если рассматривать категорический подход, то нужно руководствоваться принципами, которые общество определяет с помощью законов морали, и тогда ответ противоположный.

– То есть оба ответа правильны?

– И одновременно нет. В этом и заключается дилемма.

– Эксперименты над людьми запрещены, хотя они могут спасти еще больше жизней.

– В отношении людей категорический подход оказывается сильнее. А зачем ты спрашиваешь? Скажи лучше, ты приедешь сегодня? Мы так давно не виделись.

– Мне сейчас не до работы, – пробурчала Анна и отключила телефон.

***

Марк открыл шкаф – и вещи одна за другой полетели во все стороны.

– Вы уверены? – спросил ассистент. – В последний раз вы покидали институт седьмого сентября прошлого года.

– Вот именно. Я так больше не могу.

– На улице минус десять градусов по Цельсию, а вы оставили зимнюю куртку в квартире.

– Лучше замерзнуть, чем встретить еще один Новый год с тобой.

– Вы можете отпраздновать его с коллегами.

– Как ты себе это представляешь? – Он рассмеялся.

Марк числился в отделе из тридцати шести сотрудников. Наука – отрасль специфичная. В большинстве своем в нее идут заряженные люди, энтузиасты, а до реальной работы в лабораториях доживают единицы из них. Одного таланта или большой любви к науке недостаточно: нужно годами трудиться не покладая рук, чтобы заслужить право называться настоящим ученым. А долгий совместный путь и общее дело сближают людей. Научный коллектив нередко бывает сплоченным. Однако Марк держался особняком. Многое было иначе, пока мать была жива и работала с ним бок о бок. Она умерла через несколько дней после совершеннолетия сына и оставила его без карты и компаса.

Марк тяжело сходился с людьми. Человек социализируется с малых лет: общество то и дело вынуждает нас иметь дело друг с другом. Детский сад, школа, колледж, институт, работа, друзья – мы редко задумываемся, каково приходится тем, кто идет окольным путем. В век, когда выходить из комнаты необязательно для выживания, одиноких людей стало намного больше.

Марк стоял у выхода исследовательского института, и внимательный прохожий заметил бы на его лице неуверенную улыбку. О чем он думал? Как мало мы иногда знаем о том, что скрыто в человеке. Порой мы уверены, что знаем о нем почти все, и не подозреваем, как много еще не рассказано. А как часто мы сами молчим? Мы легко придумываем причины, почему молчать правильно: боимся, что не сможем подобрать нужных слов, что нас не поймут или поймут неправильно, осудят, засмеют, покажут пальцем. А чего боялся он?

Темнело. Город жил своей жизнью. Марк шел мимо старых зданий, которые стоят здесь, видимо, уже триста лет, и чего только не видели на своем веку. Он шел очень медленно, останавливаясь и разглядывая каждую мелочь и красиво одетых людей. Порой они все-таки замечали человека в осеннем пальто и с красными руками: кто-то косился, кто-то ускорял шаг, какая-то женщина подошла и спросила, не заблудился ли он.

Под землей жизнь тоже била ключом. За последний год в метро появилось еще несколько станций. Здесь были те же люди, но какие-то уставшие, и даже ожидание праздников не сказывалось на их серьезных лицах. Они куда-то спешили, о чем-то беспокоились. Все они, должно быть, искали счастья, и каждому чего-то недоставало. Наверняка они, как и Анна, знали, что им нужно, и даже не смотрели по сторонам.

Глава 11

Длинная аллея вела к университетскому кампусу. Над ней висело «звездное небо» – до разноцветных огоньков, казалось, можно дотянуться рукой. И люди здесь не такие холодные, как в городе. Марк подумал, что есть в студенческой жизни что-то притягательное. Сам он прошел все ступени образования экстерном из-за того, что осваивал программу слишком быстро. Мать им гордилась, но часто он думал о том, как хорошо было бы родиться заурядным человеком и прожить жизнь по самому обыкновенному сценарию.

– Анна в последнее время без настроения, – поделилась Вероника, у которой Марк взял адрес общежития. – Хорошо, что ты приехал.

– А что случилось?

– Не знаю. Она не рассказывает. Вы не ссорились?

– Вроде нет.

– А с тобой все хорошо?

– Да, конечно. – Марк выдавил улыбку.

– Сегодня холодно, а ты в пальто. И выглядишь неважно.

– Я думаю, она… волнуется из-за экзаменов. Да? Поэтому у нее нет настроения.

– Чувствую, дело не только в этом. Давай я впущу тебя по своему пропуску. Я еду к себе домой, так что комната ваша.

– Я ненадолго. Наверное. Впрочем, спасибо.

– Долго думала, говорить тебе или нет, но Анна сегодня такое выкинула… Она сказала лектору, что у дилеммы с вагонеткой есть еще одно решение: самому прыгнуть под поезд. Представляешь?

– Она так сказала?..

– Именно так. Еще и с таким довольным лицом. С ней что-то происходит. Причем с тех пор, как вы познакомились.

– А что еще ты заметила?

– Она изменилась. Вечно о чем-то думает. Иногда такая вся счастливая, иногда подавленная, иногда грубит, срывается, кидается вещами.

– Может, с ней происходит то же, что и со мной?

– А что происходит с тобой?

– Не знаю.

– Ты страннее, чем я думала. Ладно, дальше иди сам, – Вероника показала рукой направо, – триста тридцать шестая комната.

– Спасибо.

Оказавшись у заветной двери, Марк почувствовал привкус крови во рту – еще один симптом тактильной дисфункции и знак того, что он переволновался. Он медленно протянул руку к звонку и, пока Анна не подошла к двери, терзал себя мыслями о том, не зря ли приехал.

– Я думала, это не ко мне, – сказала она растерянно. – Что-то случилось?

– Нет, все в порядке.

– Я разве говорила, где живу?

– Говорила, с кем.

– Ну заходи.

– Мне немного неудобно, что я без приглашения. У тебя было то же самое?

– Нет. – Анна окинула его взглядом с ног до головы. – Замерз?

– Не знаю. Завтра будет видно.

– Я… поставлю чайник, пожалуй.

– Твоя подруга сказала, что едет к себе.

– И что?

– Вдруг она тебя не предупредила.

– Вообще-то мы не настолько близки. Мы слишком разные. Иногда приходится жить с людьми, с которыми мало общего.

Комната была разделена на две половины. Если у Вероники было убрано, то у Анны наоборот: ее стол и кровать были завалены вещами, дверь шкафа распахнута, с полок свисала мятая одежда.

– Знаешь, это так необычно: впервые за столько времени увидеть, как ты живешь. –Марк подошел к столу, над которым висела доска с большим количеством заметок, сделанных размашистым почерком, перечеркнутых и выделенных по несколько раз. – Вот почему ты иногда сходишь с ума.

– Да.

– А что значит «прочитать больше про № 2»? Или зачем тебе это: «Сравнительная геномика: изучение эволюционных связей между видами»?

– Ну что ты там рассматриваешь? Нужно было для учебы, очевидно же.

– Ты тут всю жизнь распланировала.

«И меня в этих планах нет, – подумал Марк. – С другой стороны, что в этом удивительного?»

– И что? – раздалось с кухни.

– Ты правда думаешь, что можешь ее контролировать?

– А кто, если не я? Только держи за ручку, а то обожжешься. – Анна положила на стол кружку с чаем.

– Я могу уронить. – Марк крепко сжал ее между ладонями. – Так даже лучше. – Он закрыл глаза. – Если сосредоточиться, я чувствую, как тепло проникает в меня. Это приятно.

– Что у тебя с руками опять?

– А, да…

– Опять кровь. Ну сколько можно?

– Да.

– Уже обработал?

– Нет.

– Где-то тут была перекись. – Анна поискала ее в ящике под столом. – Давай сюда. – Забрала кружку и взяла Марка за руку.

Анна решила задернуть рукава рубашки и оценить масштаб проблемы, но Марк встрепенулся:

– Там ничего нет.

– Ты чего так дергаешься?

– Ничего.

– Рассказывай, что на тебя нашло, – сказала Анна, обрабатывая раны.

– Я же сказал, ничего.

– Я имею в виду, с чего вдруг ты решил приехать.

– Это ты скажи, что с тобой происходит. Ты совсем пропала. Я понятия не имею, что происходит в твоей жизни.

– Мне сейчас не до диссертации.

– Со мной можно общаться не только о диссертации.

– Я еле успеваю готовиться к экзаменам.

– У меня такое чувство, что ты что-то скрываешь.

– Если уж на то пошло, мы ничего друг о друге не знаем, – фыркнула Анна.

– Но я хочу быть с тобой честным. Есть вещи, о которых трудно говорить, но я хочу, чтобы ты все знала…

«Неужели он сейчас во всем признается? – спрашивала себя Анна. – Он вот-вот расскажет и про код, и про формулу, и про то, что там он еще скрывает».

– И что же ты думаешь про эксперименты над человеческим геномом? – спросила она, не выдержав его молчания.

Марк долго изучал ее лицо, затем спросил:

– Что?

– А что не так?

– Я не понимаю.

– Что именно?

– Почему из миллиарда вопросов ты выбрала именно этот?

– Многие об этом говорят после того, как Совет по этике пригрозил ужесточить законы. Вот если бы знал технологию и знал бы, что тебя не осудят, ты разве не решился бы попробовать?

– Нет, конечно.

– Мне кажется, люди должны смотреть вперед, а не держаться за привычную реальность, – говорила Анна с воодушевлением. – Каждая новая технология открывает перед человечеством массу возможностей. Задача ученого – открывать эти возможности, а не думать над рисками. Это неправильно, что все возлагают ответственность на самих ученых. Это только связывает им руки.

– Представь, какая жизнь ждет этих… редактированных людей. Они будут страдать от ощущения, что с ними что-то не так. Я уже молчу про то, что за каждым удачным экспериментом скрывается серия неудач. Что делать с теми, кто родится неполноценным? И все ради чего? Ради любопытства? Ради того, чтобы сделать это первым? Потешить свое самолюбие? Привлечь внимание?

– Если мы научимся редактировать геном, мы победим множество болезней.

– Это только в теории звучит красиво. Ты бы сама взялась за такое?

– Возможно, – ответила Анна не сразу. – Так в чем ты хотел признаться?

– Ни в чем.

«И почему так сложно сказать правду? – думала Анна. – Я же сказала, что буду на его стороне».

– Какие у тебя планы на вечер? – спросил Марк.

– Я хочу съездить к отцу.

– Вместе отмечаете?

– Наверное. Да и просто давно не виделись. А что?

– Может быть, ты нас как раз познакомишь?

– В смысле?

– Ну, рано или поздно…

– Ты хочешь, чтобы я вас познакомила?

– Да. Ты столько рассказывала про лабораторию, что… Если он, конечно, будет не против. Думаешь, будет?

– Марк, я тебя не узнаю.

– Я хочу начать год с чистого листа. Я хочу измениться, понимаешь?

Глава 12

Вестибюль был вымощен белой плиткой и освещен ярким светом. За панорамными окнами – ночной, но беззвездный город со своими искусственными разноцветными огоньками. Марк шел медленно, с недоверием смотрел по сторонам и едва поспевал за Анной, которая знала отцовскую лабораторию как свои пять пальцев.

Анна всю дорогу спрашивала себя, зачем согласилась. Отец-то был не против, даже сам просил познакомить его с потенциальным конкурентом. Но ей зачем это? Почему она не подумала семь раз, прежде чем взять Марка с собой? Как она его представит? Странно тащить коллегу знакомить с родителями в новогоднюю ночь. Это была какая-то минутная слабость. Слишком уж неожиданно. Да и что оставалось? Бросить Марка одного в такой день? Пойти-то ему некуда. С другой стороны, почему это должно ее волновать? Сам виноват, что годами не выходит на белый свет и не общается с людьми. Неудивительно, что он потом навязывается первому встречному, который обратил на него внимание. Но она-то почему повелась? Может быть, расслабилась в преддверии праздников. Или пожалела. Конечно, пожалела. Как можно его не пожалеть?

Даже поговорить было не о чем. В надежде немного разбавить неловкую тишину Анна спросила:

– Говоришь, она поехала домой?

– Ты о чем?

– О ком.

– А, о Веронике. Да, она так сказала. А что?

– Да странно немного. Она просто не совсем ладит с родителями.

– Почему?

– Старая история. Помнишь времена, когда детский контент еще не запретили? Тогда ее родители сколотили состояние и до сих пор живут припеваючи. Вероника выросла перед камерами на глазах у миллионов зрителей, а тот канал, про который она вечно говорит, как раз достался ей, скажем так, в наследство. Вместе с поломанной психикой. Она уже уломала тебя на интервью?

– Пыталась.

– Хотя нет, нет ничего странного в том, что Ника поехала. Она слишком мягкотелая, чтобы обижаться или включать гордость. Ладно, зачем я это рассказываю. – Анна повернулась к Марку лицом. – Скажи лучше, как тебе лаборатория.

– Ну, здесь все какое-то искусственное…

– А чего ты ожидал? Побольше зелени, как в твоем логове? Зато вид вон какой.

«На такой же искусственный город», – подумал Марк.

Мимо проехал робот со стеклянным контейнером, битком набитым крысами. Они ползли от стенки к стенке, спотыкаясь друг об друга. Марк остановился, растерянно посмотрел им вслед.

– Если живой уголок, то только такой, – отметила Анна.

– У них нет отдельных клеток?

– А зачем осложнять логистику? И вообще, что бы мы об этом ни думали, за всю историю ни одна крыса не прожила счастливую жизнь. Нет, когда я была маленькой, я тоже их жалела. Но ко всему привыкаешь. – Она остановилась. – Мы дошли. Спрашиваю в последний раз. Ты точно этого хочешь?

– Ты же уже написала, что придешь не одна. Вряд ли у меня есть выбор.

– Если надо, я что-нибудь придумаю.

– Просто скажи, что ты этого не хочешь.

Анна не знала, что ответила бы, если бы в этот момент дверь кабинета не распахнулась и отец не вышел навстречу.

Виктор встретил Марка доброжелательной улыбкой, какой встречают долгожданных гостей, и протянул руку. Знал бы он, как трудно Марку ответить: ведь нужно сделать это не так сильно и не так слабо. И в обычной ситуации ему сложно найти баланс, а тут – земля уходит из-под ног и Анна смотрит так, будто он сейчас выкинет какую-нибудь глупость.

– Я о вас наслышан, – сказал Виктор.

Это было правдой. Хотя на людях Виктор открещивался от вопросов про цифровую крысу, он, конечно же, знал про имитатор. Он был бы некомпетентен, если бы не изучил работы коллеги, которые в перспективе могли разрушить его карьеру. Однако не любому бы он так льстил. Была ли это та же минутная слабость, которая посетила Анну? Марк умел расположить к себе, неосознанно создавая впечатление человека, от которого не ожидаешь никакой подлости в ответ на уступку. Скорее всего, нет, не слабость. Виктор тем и отличался от Анны, что не отключал холодную голову и во всем, что не касалось дочери, руководствовался расчетом.