Не чувствовать

Лилит Бегларян

Не чувствовать

Часть первая

Глава 1

Дождливым октябрьским вечером на девятнадцатом этаже одного исследовательского института, в тесном кабинете и за маленьким столом сидел молодой человек, на первый взгляд ничем не замечательный. Трудно сказать, чем он мог запомниться: может быть, длинными тонкими пальцами да бледноватой кожей. И звали этого человека далеко не самым редким именем.

Марк откинулся на кресле и маленькими глотками пил остывший кофе. К концу подходил еще один рабочий день, похожий на десятки других. Здесь неделями ничего не менялось: был тот же кабинет с низким потолком, те же серые коридоры и однообразные письма, которые он редко читал. И одни и те же мысли, ни с кем не разделенные. И снова компьютер что-то рассчитывал. И опять этим строкам на терминале нет конца и края.

Когда наконец программа завершилась успешно и экран загорелся зеленым цветом, Марк поставил кружку на стол, закрыл глаза и долго сидел неподвижно, пока вдруг в дверь не позвонили.

– Кто это? – спросил он своего робота-ассистента упавшим голосом.

– Вероятно, та самая Анна.

– Ты разве не написал, что я не работаю со студентами?

Раздался второй звонок.

– Написал, как вы сказали, но она оказалась настырной.

– И ты выдал пропуск без моего разрешения?

– Я намеревался предупредить вас, но вы были заняты и распорядились, чтобы я сам принял решение. Я проанализировал историю запросов за последние десять дней и заключил, что с большей вероятностью вы сами выдали бы пропуск. Я могу аргументировать свой выбор в пользу выдачи пропуска вашей цитатой от пятого октября семь часов девятнадцать минут.

– Не надо.

– Если коротко, вы жаловались на скуку и выразили надежду на перемены в ближайшем будущем.

– Минутная слабость. Значит, она так просто не уйдет? – Марк растерянно смотрел на дверь.

Позвонили в третий раз.

– Наверное, вежливее отказать вживую, чем сделать вид, будто меня здесь нет? Может быть, она издалека приехала.

– У меня нет доступа к ее геолокации на момент отправки последнего сообщения. Однако я могу сделать оценку на основе того факта, что пропуск выдан в двадцать часов сорок семь минут, то есть менее чем час назад. Я полагаю, что на дорогу она потратила не более часа.

– Открой дверь.

Посетительница перешагнула порог и представилась Анной. Из-под капюшона желтого плаща смотрели живые и по-детски любопытные глаза, торчал маленький вздернутый нос. Пока Марк подбирал слова, она с неподдельным интересом изучила кабинет и сразу заметила эти горшки с растениями – они занимали слишком много места. Когда Анна снова посмотрела на ученого, тому показалось, что гостья слегка разочарована.

– Я не успел изучить ваши сообщения. – Марк опустил голову, сплел пальцы, вжался спиной в кресло, чтобы скрыть дрожь. – Чего вы там хотели? – спросил он и тут же задумался, не прозвучал ли вопрос грубо.

– Значит, за вас отвечал ваш ассистент? – Анна сняла плащ и села на краешек дивана.

Марк кивнул.

– Я так и знала. Если не ошибаюсь, эта модель уже два года как не поддерживается. Роботы старого поколения не такие умные, чтобы не выдать себя.

На экране робота появилось изображение глаз и нахмуренных бровей.

– И да, я не ответила на ваш вопрос. – Анна подсела ближе. – Дело в том, что мне нужна тема для диссертации, и меня заинтересовало то, чем вы занимаетесь.

– Да?

– Я уверена, что имитатор в корне изменит нашу жизнь.

– Неужели вы в него верите? – удивился Марк.

– Конечно. Я буду счастлива, если вы возьмете меня в лабораторию.

– Но руководство института считает имитатор лишней статьей расходов.

– А вы не пробовали найти инвесторов? Есть много источников финансирования.

– Речь пока что идет про имитацию крысы. В лучшем случае она заменит животных в экспериментах… Сомневаюсь, что…

– Кому же не ясно, что у имитатора большое будущее?

– Послушайте, на вашем месте я не стал бы хвататься за первое, что попадет под руку.

– Вы мне очень нужны.

– Проблема в том, что вы мне не нужны. – После затянувшейся паузы Марк продолжил, оправдываясь: – Я привык работать в одиночку.

– Значит, вы гений. В наше время только гении могут себе позволить личную славу. Впрочем, я и не сомневалась. – Она как-то странно посмотрела на него снизу вверх.

– Уже поздно. – Марк засуетился, встал.

– Я могу приехать в понедельник. Или когда вам удобно?

– Нет, в понедельник я буду занят. Давайте я напишу, когда найду время?

– Когда или если?

– Если.

– То есть никогда?

Он кивнул.

– Значит, я приеду без приглашения. – Анна улыбнулась.

Когда она выпорхнула из кабинета, Марк вздохнул с облегчением и подошел к окну – к небольшому окну в этот страшный большой мир, обросший небоскребами. Дождь лил всю неделю, и он вспомнил, что в прошлый раз, когда он смотрел в небо, на нем не было ни облачка.

Глава 2

«Какой ужасный день, – подумала Анна, когда наконец добралась до общежития. – Почему в последнее время все идет не по плану? Еще и дождь этот проклятый, ну сколько можно».

Был час ночи. Анне приходилось пахать семь дней в неделю с утра до позднего вечера, чтобы все успеть: неспроста университет считался одним из лучших. Она поступила на биологический факультет с первой попытки и с отличными баллами, однако не прошло и недели, как она почувствовала себя недоучкой среди гениев.

После тяжелого дня мысли разбегались в разные стороны, но все они были о лаборатории, куда во что бы то ни стало нужно попасть, и о странном ученом, который в таком юном возрасте уже добился больших высот. Или нет? Успешный человек не работал бы в таких стесненных условиях. По крайней мере, Анна совсем не так представляла себе настоящий успех.

– Ты время видела, подруга? – поинтересовалась соседка, Вероника.

– Странно, что ты в это время дома и уже в пижаме.

– Но на тебя-то это не похоже. Я, как старшая, волнуюсь за тебя. Что случилось?

Анна захлопнула дверь холодильника и заторопилась уйти в комнату.

– Ну расскажи, – затараторила соседка, преградив ей дорогу. – Ты как-то неважно выглядишь. Заболела? В такую погоду-то, неудивительно!.. И настроения у тебя нет? Почему? Хочешь, угощу тебя тортиком? У нас тут был небольшой праздник. Извини, я не успела убраться.

– Послушай, я даже не заметила.

– Он вкусный.

– Нет, спасибо.

– Все же хорошо?

– Не знаю. Я ездила к ученому, который работает над имитатором.

– Что за имитатор?

– Устройство для вычислительных экспериментов. Сейчас Марк работает над имитацией крысы, но когда-нибудь будет человеческий.

– Типа искусственного человека? Этот твой ученый что, возомнил себя богом?

– Не совсем. Это программа, которая поглощает параметры и выдает результат. – Анна села, начертила на столе квадрат указательным пальцем и начала медленно рассказывать: – Представь, что есть экспериментальная таблетка, и нужно доказать ее эффективность. Что обычно делают фармкомпании? Они тестируют вещество на животных, потом проводят клинические исследования. Это неэтично, долго и дорого. Вот альтернатива, – она показала несколько стрелок, входящих в квадрат, – ты загружаешь в имитатор данные о пациентах и формулу лекарства, а программа выдает прогноз. Поняла?

– Что-то я про это слышала.

– Идея старая, но исследования зашли в тупик из-за малых мощностей неквантовых компьютеров. Нужны новые алгоритмы, и Марк этим занимается.

– Звучит интересно. А какие параметры на входе?

– Разные. В первой итерации геном. Но это все детали. Главное – начинка. Понимаешь? – Она ткнула пальцем в воображаемый квадрат.

– Значит, этот ученый создает электронную крысу. То есть…

– Да, именно. Больше не придется использовать настоящих крыс в экспериментах.

– Слушай, а я напишу об этом на своем канале. В итоге-то тебя взяли в лабу? Возьми меня с собой в следующий раз. Мне срочно нужны детали.

– Опять возомнила из себя журналистку?

– Возьмешь?

– Не знаю. Я не думала, что все будет так сложно. Думала, он настоящий ученый.

– А кто? Симуляция? Которая создает еще одну симуляцию?

– Да нет, просто совсем молодой. И нелюдимый такой, с ума сойти. С другой стороны, с замкнутыми людьми поначалу бывает сложно, но стоит только найти ключ к их сердцу – и они доверяют тебе, как никому другому. Вот только они иногда слишком сильно привязываются.

– Что в этом плохого?

– Не люблю мешать в одну кучу работу и личную жизнь.

– У тебя была личная жизнь? Почему я не знала?

– Нет. Я сама ни к кому не привязываюсь.

– Почему?

– Мы сейчас не об этом. А о том, что тот, кто доведет имитатор до патента, как минимум разбогатеет.

– Раз уж дело в деньгах, почему ты не устроишься к отцу?

– Я не говорила, чем он занимается?

– Нет.

– Я думала, ты знаешь. Это же по твоей части.

– Так чем же?

– Разводит генно-модифицированных крыс и продает их другим лабораториям на опыты.

– Так ты разорить его хочешь?

– Именно. – Уголки чуть потрескавшихся губ дернулись вверх.

С этими словами Анна вернулась в комнату, растянулась на кровати и, чтобы избежать дальнейших расспросов Вероники, спрятала довольное лицо за подушкой.

Глава 3

В серых стенах исследовательского института бурлила жизнь. Как кровь по венам, из кабинета в кабинет неслись потоки людей и машин. Масштаб происходящего не мог оставить Анну равнодушной. Но что она чувствовала? Она сама не смогла бы ответить на этот вопрос однозначно. С одной стороны, Анне нравилось быть частью этого большого организма. С другой стороны, вся эта суета в лишний раз напоминала о том, что путь к вершине долгий и тернистый, а она делает первые шаги. Как это часто бывает в восемнадцать лет, Анна хотела всего и сразу и верила, что иначе незачем жить. Она мечтала. Мечтала и боялась, что реальность помешает ее грандиозным планам.

У лифта стоял пожилой мужчина. Старики вызывали у Анны тоску. Она думала о том, как же грустно будет дожить до седин и ничего не успеть. Анна хотела бы родиться в другое время, когда все, казалось ей, было проще. В двадцать первом веке наука продвинулась далеко вперед, и нужно потратить целую жизнь, чтобы разобраться хотя бы в одной ее области, достичь границ уже исследованного и открыть что-то новое. Время великих людей и великих открытий прошло. Многие с этим мирились, но Анна была слишком требовательна к себе, чтобы довольствоваться обычной жизнью и маленькими победами.

Как ни странно, у пожилого ученого было безмятежное лицо. И знакомое.

Анна поздоровалась.

– Где же мы с вами встречались? – спросил мужчина.

– Вы читаете у нас этику.

– А-а, первый курс? И как вам мои лекции?

– Пока все рассказывают о возможностях, вы говорите об ограничениях. Это не может быть столь же интересно.

– А я вас припоминаю, вы со мной однажды спорили. Вы здесь уже работаете, да?

– Да.

Они зашли в лифт.

– Какой этаж? – спросил он.

– Девятнадцатый.

– О, неужели наш малыш нашел себе помощницу?

– Вы про Марка?

– Да, он местная легенда. – Старик по-доброму засмеялся.

– Но как вы догадались, что я к нему?

– А вы не знаете еще, что он занял весь этаж? Странный парень, но вы его так строго не судите. Марта, его мать, умерла год назад, он тяжело это перенес, и с тех пор замкнулся в себе, никого знать не хочет. Марта тоже работала с нами, они были неразлучны. А вы, наверное, тоже пошли по стопам родителей?

– Нет, – соврала Анна, оправдав себя тем, что ее отец скорее предприниматель, а не ученый.

– А парень-то хороший, светлая голова! Один этот имитатор чего стоит. Я, кстати, был одним из первых, кто его поддержал. Помните, я рассказывал?

– Я от вас и узнала о нем.

– Помню, как Марк горел поначалу. Но что-то с ним случилось. А вы же тоже работаете над имитатором, да? – Не дождавшись ответа, он снова с чувством заговорил о том, как изобретение Марка повлияет на этичность экспериментов.

Анна злилась и на этого старого наивного человека с его скучными лекциями, и на такой же старый лифт за то, что тот едет медленно. Попутчик, к несчастью, вышел только на восемнадцатом.

В прошлый раз Анна не заметила, что на девятнадцатом этаже действительно безлюдно и тихо. У дверей знакомого кабинета – он был в конце коридора – она остановилась и спросила себя, зачем ей все это нужно. Имитатор был для Анны дорогой к успеху, возможностью заработать и что-то доказать отцу. Эти громкие слова о светлом будущем для Анны не имели никакого значения, и ей была неприятна мысль, что пару дней назад она была чем-то похожа на своего лектора.

В этот раз Марк открыл сразу. К удивлению Анны, в кабинете появилось второе кресло. А так все осталось прежним: столик, старый шкафчик, маленькое окно, диван, который занимал четверть площади, эти чертовы горшки.

– В этот раз вы меня ждали. – Анна заставила себя улыбнуться, несмотря на подпорченное настроение.

– В прошлый раз я погорячился. – Марк, как и прежде, выглядел нервным, возможно, более нервным, чем раньше. – Я слышал про… лабораторию вашего отца. Наверное, вы… привыкли к другим условиям, да?

– С чего вы взяли?

– Мне кажется, вы разочарованы.

– Неправда. Папа тоже начинал с нуля.

– Значит, вас ничего не смущает?

– Вроде как. – Анна заметила, что руки ученого исцарапаны до крови.

– Это так, ничего. – Он спрятал руки. – Не обращайте внимания. Я просто переволновался. А вы так не делаете, когда нервничаете?

Анна медленно опустилась на кресло.

– Что у вас в остальных кабинетах?

– Вы о чем?

– Это ведь правда, что вы заведуете целым этажом?

– Нет. – Марк отрывисто засмеялся. – Там всякий хлам вроде старого оборудования, насколько мне известно. Подвала не хватило, перетащили сюда, а я попросил себе здесь укромный уголок. Где можно сосредоточиться, понимаете?

– Значит, вы работаете один.

– Именно.

– И не верите в то, что делаете.

– Есть такое. – Марк вжался в кресло.

– Что ж, у вас есть голова, но нет мотивации. У меня, можно сказать, наоборот. Эта взаимовыгодная сделка, понимаете?

– Не уверен.

– Вы никогда не занимались научным руководством?

– Это было бы странно. Конечно, нет. Понятия не имею, с чего начинать. – Марк провел большим пальцем по острому краю стола, с интересом наблюдая за своим действием.

– Для начала мне нужно извиниться. В прошлый раз было поздно. Я не подумала, что вам нужно домой.

– Домой? – Марк поднял голову. – Нет, на самом деле я живу здесь, в лаборатории.

«А ведь серый и неприметный снаружи, как сам институт», – подумала Анна. Она заметила, что Марк худощав. Видимо, недоедает. Вряд ли ему много платят. Одет проще некуда – в джинсы и рубашку с длинными рукавами. Наверное, чтобы скрыть обезображенные руки. Своей внешней простотой Марк отличался от многих ровесников, которые ценили индивидуальность и порой души не чаяли в экспериментах над внешностью. И был он, по мнению Анны, какой-то печальный, каких нередко встретишь утром в метро – неудовлетворенных своей жизнью, но не способных что-либо изменить.

– Это ненормально, да? – спросил он.

– Нет. Просто неудобно должно быть.

– А, конечно, поначалу так и было. Но мне разрешили переделать туалет на этаже под себя. Вам показать?

– Нет, спасибо. Но раз уж вы не любите людей, можно запросить удаленный доступ к серверу и работать из дома. Многие так делают. Я так понимаю, вам для работы нужен только компьютер.

– Я люблю людей, – ответил Марк уверенно.

– Ладно… И как же так вышло, что вы перебрались сюда?

– Я переехал, чтобы сосредоточиться на защите кандидатской, когда мама умерла. Год назад. Так уж вышло, что остался.

Анна была сбита с толку откровенностью человека, который совсем недавно выставил ее за дверь, и смогла выдавить лишь:

– Мне жаль.

– Ей было восемьдесят три.

– Да? А я правильно понимаю, что мы ровесники?

– Может быть. Мне девятнадцать.

«Всего на год старше меня, а уже с ученой степенью и лабораторией», – c завистью подумала Анна.

– Поздних детей сильнее любят, – сказала.

– Разве?

– Моему отцу тридцать пять.

– Было, когда вы родились?

– Нет. Ему сейчас тридцать пять.

– И он вас не любит?

– Наши отношения оставляют желать лучшего, но это не имеет отношения к делу. Так что насчет имитатора?

– На каком вы, говорите, курсе?..

– На первом.

– Не рановато думать о диссертации?

– Кто бы говорил. И, как по мне, в самый раз.

– Почему вы выбрали именно мою лабораторию?

– Это собеседование? – Глаза Анны вновь засветились, как в тот первый день.

– Может быть. Но это большая ответственность, понимаете? Есть много граней, через которые нельзя переступать, хотя иногда кажется, что было бы неплохо. Наука – это не творчество. Она имеет мало общего со свободой. У ученого всегда связаны руки его совестью. По крайней мере, должны быть.

– Вы разве не согласны с тем, что прогресс нельзя остановить?

– К сожалению. Людям стоило бы остановиться.

– Над чем вы еще работаете?

– В смысле?

– Имитатор – это вершина айсберга? Я права?

– С чего вы так решили? – Марк сплел пальцы.

«Мало ли что он прячет за теми запертыми дверями», – подумала Анна.

– Имитатор, наоборот, сделает фармакологию более этичной, – сказала. – С чего бы вдруг подобные мысли?

– Это, знаете ли, поверхностный взгляд. Из-за ошибок в программе тоже кто-то пострадает. А кто-то использует имитатор для других целей. Вы об этом не думали?

– Нет.

– Рано или поздно это приведет к легализации экспериментов над людьми. Виртуальными, правда, но все же непонятно, чем это может закончиться, в каком мире мы окажемся, если откроем эту дверь.

– Я на самом деле не думаю, что эксперименты над людьми так ужасны, как о них говорят.

Марк не ответил, вновь погрузился в себя и вскоре во второй раз выставил ее за дверь.

Глава 4

Прошел октябрь. Выпал первый снег. Мысли о предстоящей сессии приводили Анну в отчаяние. Она изо дня в день изводила себя, чтобы держаться на плаву, и с каждым днем все меньше была похожа на ту самую Анну в желтом плаще с горящими глазами, все сильнее чувствовала, что не справляется. Иногда доходило до слез, и Анна огрызалась на тех, кто попадал под горячую руку. Это состояние знакомо любому, кто с малых лет привык быть идеальным. Малейшая оплошность для перфекциониста равна поражению, а прервать этот порочный круг насилия над собой не так просто, как кажется со стороны.

Анна, как это было ей свойственно, не перестала бороться за свое, и вскоре Марк привык к этим встречам и все чаще ловил себя на мысли, что ждет их. До работы над имитатором было еще далеко, и в основном он объяснял ей какие-то простые вещи из программы первого курса. Ему нравилось, с каким вниманием она его слушала.

Однажды Марк заметил, что Анна расстроена, и спросил:

– Ты перестала понимать, да?

– Нет.

– В какой момент?

– Я же сказала нет.

– Если я объясняю слишком сложно, ты просто скажи. Я же тоже учусь объяснять. Все хорошо.

– Хорошо? Что хорошего? Я пришла, чтобы заниматься наукой, а ты объясняешь программу первого курса, возишься со мной, как со школьницей. Зачем?

– Мне же нетрудно.

– Я безнадежна.

– Нет. Конечно же, нет!

– Знаешь, рядом с тобой я чувствую себя неудачницей.

Марк смотрел на нее во все глаза.

– Это несправедливо, – сказала Анна со слезами.

– Я знаю, это должно быть неприятно. – Марк растерялся. – Но если ты хочешь записать кого-то в неудачники, моя кандидатура ничем не хуже. Посмотри на меня. Думаешь, мне нравится сидеть взаперти и общаться с роботом? Может быть, я хочу совсем другого?

– Тебе ничто не мешает. А я – я делаю все, что в моих силах, но этого всегда недостаточно.

– Может быть, тебе нужно отдохнуть?

– Пока другие не отдыхают? Нет. – Анна вытерла глаза. – Просто сделай вид, что этого не было, ладно? Давай продолжим. Я не поняла, как пользоваться криволинейными координатами. Объясни еще раз.

Марк молчал.

– Да, иногда я плачу, – сказала она с раздражением, взглянув на ассистента, который, казалось, с интересом следил за их разговором. – Я иногда расклеиваюсь, потому что я человек, а человек несовершенен. И да, мне стыдно за это. Забудьте.

– Никто не идеален, Анна. И он тоже. Знаешь, у этих старых ассистентов есть одна проблема: они могут ослушаться приказа, если будут убеждены в том, что таким образом они действуют в интересах хозяина. – Марк подсел ближе.

– Второй закон робототехники?

– Да, но старые роботы намного чаще ошибаются и преувеличивают опасность.

– Если ты хотел таким образом поддержать меня, ты выбрал не лучший способ.

– Почему? Я просто хотел сказать, что никто не может быть идеальным. Это нормально, тебе не должно быть стыдно.

– Я не об этом.

– А о чем?

– Ты распускаешь руки.

– Да? – Марк бросил взгляд на диван и понял, что коснулся пальцев Анны. – Прости, я не заметил.

– Не заметил? Разве ты не сделал это специально?

– Н-нет… Я как раз хотел признаться. У меня тоже есть один дефект. – Марк отсел на край дивана. – У меня частичная анестезия. Врожденная. Я правда не почувствовал. Я не отличаю тепло от холода, плохо ориентируюсь в пространстве и так далее.

– Это, должно быть, сильно усложняет жизнь.

– Особенно личную.

– О, поверь, ты ничего не теряешь.

– Думаешь?

– Уверена.

– И какого это?

– Что?

– Ну, это…

– Откуда я знаю?

– Мало ли.

– Ты не чувствуешь физическую боль тоже, так?

– Да, почти. Если отрезать мне палец, я, наверное, замечу. – Марк рассмеялся своим странным смехом.

– Значит, ты можешь смертельно заболеть и узнать об этом слишком поздно. Это же серьезнее, чем отсутствие человека, который делит с тобой одну кровать?

– Что может быть хуже одиночества?

– Да много что. Одиночество – это свобода. Просто мало кто умеет ей пользоваться. И вообще, с чего ты взял, что ты никому не нужен? Сам говоришь, идеальных нет.

– Ты бы сама смогла бы жить с таким, как я?

– Если я скажу правду, ты подумаешь, что я хожу вокруг да около только для того, чтобы не обидеть тебя отказом.

– Обещаю, что так не подумаю.

– Мне никто не нужен. Чтобы не быть одинокими, люди платят слишком высокую цену. Они теряют себя, забывают о том, что они о чем-то мечтали, к чему-то стремились. А я боюсь потерять себя. Я уверена, что чувства ослепляют людей, делают жизнь нестабильной, непредсказуемой, они отвлекают.

– По-моему, чувства, наоборот, делают нас свободными.

– Странная гипотеза.

– Согласись, ничего не чувствовать невозможно. По крайней мере, этого не добиться без насилия над собой. Ты можешь внушить себе, что ты выше этого, но полноту жизни ты ощутишь только в том случае, если примешь свои слабости. Приняв свои слабости, человек обретает свободу.

– Вообще-то на свете немало бесчувственных людей.

– Думаю, они такими только кажутся. Анна, я впервые вижу человека, который думает так, как ты.

– А много ли людей ты знаешь?

– Ну…

– Я имею в виду, по-настоящему, с кем ты говорил по душам.

– Как с тобой?

– Примерно.

– Мало.

– Значит, ты сидел дома, не ходил в школу, закончил университет экстерном только потому, что твоя мать боялась отпускать тебя в мир из-за твоей болезни?

– Да, – ответил Марк, думая о чем-то другом.

– А как же социализация? Она должна была понимать, чем это все обернется. Из-за нее ты теперь думаешь, что с тобой что-то не так, хотя на самом деле ты несильно-то и отличаешься от остальных. Я имею в виду, в худшую сторону.

– Несильно? Ты так думаешь?

– Ну да. Не имею ничего против твоей матери, потому что я ее не знала, но согласись, что она поступила неразумно.

– Мне ее не хватает.

– Понимаю. Неудивительно, что ты был к ней так привязан, если она не впускала в твою жизнь других людей.

– Это ужасно звучит, но я ушел из дома, чтобы меньше вспоминать ее, чтобы научиться жить одному. И все равно не смог уйти с пустыми руками. – Марк протянул руку к листьям крестовника.

– Я-то думала, зачем тебе столько растений. И так дышать нечем. Хотя нет, они же как раз производят кислород. Я имела в виду, что здесь и без них тесно.

– Да. Но они же живые. Как я могу их бросить?

– А у меня от своей ничего не осталось. Она умерла, когда я была маленькой. Иногда думаю, было бы здорово, если бы у меня хранилась какая-нибудь ее вещица. Но, возможно, оно и к лучшему. А папа… А у него всегда была какая-то своя жизнь. Я часто чувствовала себя обузой.