Мои аллюзии

Наверняка он не понял ничего из того, что я имела ввиду. Это был неотфильтрованный поток сознания. Поднимаю на него глаза, он смотрит на меня с некоторым изумлением и легкой тревогой. И мне стыдно, что вообще начала говорить с ним об этом. Да ещё и так откровенно, хоть и не прямыми словами. Закрываю глаза ладонями. Какой же стыд. Рискую глянуть на него снова, разжимаю пальцы: теперь собеседник сосредоточен и мрачен, хорошо хоть обходится без его взгляда, от которого рыбка чувствует себя выпотрошенной.

– Если и стоит искать, тогда не что-то, а кого-то.

– И кого же? – Он готов продолжать диалог с сумасшедшей? Поразительно…

– Себя, например. С другой стороны, человеку не столько важно найти себя, сколько создать. Мы – существа, которые начинают истинно существовать только тогда, когда сами себя выбираем. – Его мысль мне понятна. Глубокая мысль. Но дело в том, что "как"?

– Это что-то из серии, что не важно где ты, важно кто ты?

– Вроде того. Только рассмотри эту мысль глубже. Тут речь не о человеке и месте. Речь о том, что нужно прийти к себе. А чтобы идти, нужно откуда-то выйти. Пока ты в зоне комфорта, ты никуда не идёшь, ты просто движешься, как сама и сказала, по замкнутому кругу. Нужно выйти из этого круга, и только тогда начнётся твой путь. Так что… на самом деле, куда важнее не кто ты, а всё-таки где ты. Ты, вот, в зоне комфорта.

– Ну и как мне выйти из зоны комфорта?

– Для начала нужно найти её границы. – Умник. Я же вообще о другом говорила.

– И как понять, что я у границы?

– Понять? – Язвит. – Когда хоть что-то начинаешь понимать, то жить становится легче, но это явно не твоя история. Тебе нужно чувствовать, а не понимать. Вот только, когда начинаешь что то по-настоящему чувствовать, жить становится гораздо тяжелее, хотя это ты и так знаешь. – Этот человек наполнен поэзией, философией и непостижимым тайным знанием. Раздражает.

– И что же мне нужно почувствовать?

– Страх. Из самых недр. Доберёшься до границ и почувствуешь: тебе будет до усрачки страшно. Как перед прыжком с высоченной скалы в далёкую ледяную воду. – На память тут же приходит песня Fear of the Water – SYML.

– При этом зона комфорта – это не место.

– Верно. А выход из неё – момент, который пугает тебя так, что внутренности сворачиваются в узел. Щёлк. – Он делает этот звук пальцами, и я подпрыгиваю, вот так у меня и щёлкнуло тогда в первую встречу с ним. – Главное переступить черту. Шаг. И всё изменилось, и нет пути обратно.

– Шаг? – Кивает.

– Выводящий тебя из зоны. Главное – не спасовать. Начать действовать, справляться с ситуацией. Это и будет выход – начало твоего пути к самой себе. – Да, себя мне нужно сначала искать, а потом уже делать, тут он прав, мозг начинает вскипать. Мне не до умных речей и демагогии. – Жизнь – это изменчивая игра, в которую мы играем. – Узнаю строчки из песни. Поразительно, я знаю ещё одну песню, которую знает он.

– "И я достаточно взрослый, чтобы понять, что в конечном итоге умру".

– Точно! – И вот она – долгожданная, лёгкая, едва заметная улыбка, в существование которой мне с трудом верилось. Неужели он полагал, что я узнаю Amber Run – Fickle Game?

– Чтобы продолжать говорить на эту тему, нужно что-то покрепче кофе. – Он такой самодостаточный и просветлённый, что я чувствую себя тупой до безобразия, хочется поскорее закрыть тему. У меня всё куда проще и прозаичнее. Нужно время, чтобы переварить всё сказанное и услышанное, отойти от эйфории. Дорасти, что ли, до его уровня, как месяц ущербный до полнолуния. Ерзаю на скамейке. "Будда" продолжает смотреть на меня, изучая. В нём есть интеллект и психологическая зрелость – как по мне, самое сексуальное, что только может быть в мужчине.

– Welcome to the planet, welcome to existence, everyone's here, everyone's here, everybody's watching you now, everybody waits for you now, what happens next, what happens next, I dare you to move. (Добро пожаловать на планету, добро пожаловать в существование, все здесь, все в сборе, все наблюдают за тобой, все ждут тебя, что будет дальше, что будет дальше, я призываю тебя пошевеливаться.). – Его глаза сверкают блеском циркония, и в этот миг он невероятно красив.

– Эту песню я тоже знаю. – Он едва дёргает головой, мол, "неплохо".

– Не улетай. Напьёмся, – с лёгкостью предлагает самодовольный и самоуверенный эрудит. У него для себя явно уготован мотив Gavin DeGraw – I Don't Want To Be.

Улыбаюсь его бредовой идее, прозвучавшей слишком убедительно и правдоподобно.

– Вы опять издеваетесь, да?

– Нет, вообще-то говорю совершенно серьёзно, – потягиваясь, заявляет он и садится ближе, облокачиваясь локтями на стол. – К тому же, я набросал пару мелодий, нужно чтобы ты их послушала. И давай на "ты". – Меня охватывает чувство восторга. Мы всё же разговариваем? Клеится? Нечто странное и несуразное, но клеится?

– Ты же из тех, кто водит крутую тачку и медленно жуёт жвачку. – Моё наблюдение отражается блеском в его смеющихся глазах. – С чего ты вдруг переменился?

– Честно? – Игрок… Глупо было бы ждать от него честности.

– Я никогда ни о чём не прошу, тем более о честности, но буду признательна, если на этот раз обойдёмся хотя бы без сарказма. – Хмыкает.

– У тебя занятные поведенческие паттерны. Ты мне даже нравишься. – Сердце предательски ёкает наивностью, разум не верит ни единому слову и бунтует.

– Не нужно громких заявлений. И ещё, какую бы игру ты не затеял, уверяю, в конце неё твоя стойкая убежденность в моей доверчивости рухнет.

Задумывается и делает такой вид, словно считает сколько будет 678 возвести в 9 степень.

– Допустим. Но я не делал громких заявлений. Сейчас объясню. Представь, появляется загадочная мрачная леди со странным акцентом. Сначала она, как фокусник, вытаскивает непонятно откуда мою музыку и заставляет меня вспомнить то, о чём я старался забыть и навсегда надеялся оставить в категории "пережитки прошлого". Более того, она делает на меня ставку. Бесит, знаешь ли. – Хитро прищуривается на правый глаз и игриво повышает тон голоса. Готова слушать этот бархат тембра бесконечно и наблюдать за его обладателем не отрываясь. – Потом снова приходит и смотрит на меня своими глазами цвета залитой солнцем хвои так, словно я – последний кусок дерьма, а она знает получше меня обо всех моих грехах и о том котле, что мне уготован в сраном аду. Тыкает в меня толстенной книгой и стебёт за то, что не тяну на эрудита. Заявляет о своём сочувствии, как бы намекая, насколько же я (скотина) жалок. И после преспокойно себе уходит с гордо поднятой головой. И вот хоть бы поорала или ещё чего. Но так ведь нет! Самообладание у девицы – просто вышка! – Поднимает руку выше головы. – И это тоже бесит, знаешь ли. Но именно поэтому ты мне и нравишься. – Парень рассказывает всё с неправдоподобно-суровым лицом и отчётливо шутливым тоном, активно жестикулируя руками. Таким образом он явно пытается сгладить возникшие между нами угловатости. Но надолго его не хватает, и, закончив представлять свою версию произошедшего, он придвигается ещё ближе к столу, отворачивается к воде и мрачнеет.

Обдумываю исключительно его восприятие меня. Такой чужой взгляд со стороны, мягко говоря, обескураживает. Оказывается, я не до конца осознавала, с каким успехом, при всей своей ранимости, могу создавать героический образ титана. Мысленно похлопываю себя с одобрением по плечу, я – молоток!

– Эти пару дней я не книгу читал, а свои собственные мысли. При чём те мысли, которых очень долго и старательно избегал, и вот они посмотрели на меня через эти чёрные строчки на белом. – Поджимает губы и оборачивается, словно за спиной кто-то есть. – Я так боялся подобных размышлений. Заглушал их. Твоя книга вывела меня из зоны комфорта: в голове теперь к самому себе сложилась пара новых вопросов. Ну или чуть больше. – Усмехается и возвращается ко мне лицом. Игриво чуть прищуривая правый глаз, опять подсчитывает что-то в уме.

– А на какой-нибудь старый вопрос благодаря книге удалось ответить? – Кивает.

– Какие ноты играть. – Выдерживает паузу, делает глоток кофе. Понятия не имею, о чём он, но стараюсь делать умное лицо. – Оказалось, недостаточно знать ноты и уметь их играть. Фишка в понимании, почему определённые тональности обязаны быть сыгранными, а другие забытыми. – Этот парень слишком глубокомысленный и умный для того, чтобы мне быть его собеседником. – Хотя, я и до прочтения твоего творения, мог не хуже тебя, исходя из личного и излишне богатого опыта в мельчайших деталях рассказать о том, как умирают мечты, как все эти изящные лучезарные воздушные замки, воздвигнутые радужной наивностью на прочном фундаменте надежды, медленно становятся омерзительными зловонными гигантскими кусками дерьма, которое тебе же потом и разгребать приходится.

– Тогда (тем более) не понимаю, зачем ты решил поговорить со мной? И что ты от меня хочешь?

– Не "что". Знаешь песню Kina, Mishaal – Tell Me About You? – Отрицательно машу головой. – В ней найдёшь ответ на свой вопрос. – Блин, мне интересно получить ответ уже сейчас, но, очевидно, меломан не скажет больше ни слова.

– Ты сказал, у тебя есть вопросы, а если у меня или книги нет на них ответов? – Мне не хочется этого делать, но будет лучше уже на старте намекнуть ему о своей непроглядной тупости.

– А если есть? – Загадочно молчу, чтобы не казаться откровенной дурой прямо сейчас. – Ну так что? Задержишься ещё на пару дней? Напьёмся. Расскажешь мне о себе и своей наивности.

Мне безумно хочется говорить с ним ещё и ещё. Просто общаться. Необязательно на высокоинтеллектуальные темы с аллюзиями. Лучше бы и вовсе обойтись без них, иначе гореть мне от стыда. Было бы классно просто слушать его голос. Смотреть на него. Он в прямом смысле гипнотизирует своей внутренней неоднозначностью и внешней осведомлённостью. Его переменчивость дурманит. Продолжает смотреть на меня с ожиданием, хотя заранее знает мой ответ.

– Днём больше, днём меньше. – Пожимаю плечами. – Но, несмотря на то, что жизнь моя – сплошной повод выпить, я не пью. – Он слегка приподнимает бровь, облизывает нижнюю губу, и всё лицо его играет провокационным вызовом "неужели?". Провокатор.

– Слушай, как ты отбираешь музыку?

– В смысле?

– Как работаешь? Обычно на отбор идёт несколько сотен демо, ты выбрала моё. Тебя привлекают гармонизированные тоны или скачки терций, паттерны? Чем ты руководствуешься? – Мне стыдно, но я таких слов не знаю. Паттерны? Те самые что ли?

– Эм… Мурашками. – Мы с ним оба в замешательстве, он от моих мурашек, я от его терций.

– Чего? Это как?

– Ну, если музыка нравится, у меня бегут мурашки. Если не нравится, то не бегут, – поясняю и начинаю нервничать. Такого ответа и уж тем более подобного пояснения к ответу он никак не ожидал. Но в нём зарождается неподдельный интерес. Парень задирает подбородок и чуть клонит голову. Многозначительно постукивает пальцами по столу и всматривается в меня хитрым испытующим взглядом с искрой. Ему любопытно. Я – полный профан в музыке, если он решит говорить о ней, мне капут. Глядя на его красивую шею, опять вспоминаю, что не накрасилась сегодня, матерюсь про себя. – Звучит слишком бредово?

– Не слишком. И что, от моего демо побежали? – Моё молчание звучит как пристыженное подтверждение. – Куда побежали? – Он издевается, а я вспыхиваю неконтролируемым румянцем застенчивости. Музыка и её восприятие – это только моё. Мне ещё ни с кем не доводилось говорить о моём чувствовании музыки (тем более с таким озабоченным и самодовольным типом), и подобные откровения в планы на ближайшее будущее никак не входили.

– Это – личное.

– Именно так! Глубоко интимное! – Заявляет, кивая дважды. – Мелодия-то моя. – Тут он прав. – Ну, так где бегали эти мурашки? – Бесстыже пялится на меня, чувствую, как багровею. – Что? Прям там? – Грёбаный стыд. Закатываю глаза и отворачиваюсь, а он продолжает ухмыляться, но разговор переводит в более пристойное русло. – Ладно, если ты не в теме, почему тогда тебя поставили на отбор материала? – Пожимаю плечами и не гляжу на него.

– Не знаю. Сначала подумала, что Рей доверил мне важное дело. Типо, испытать на прочность хочет, после чего реально привлечёт к проекту. Но… Как оказалось, ему просто нужно было избавиться от меня на пару дней, как от излишне наблюдательного наблюдателя.

– Если бы ты сразу сказала, что не работаешь на него, всё было бы иначе. А вообще ты с книгой зря к нему обратилась.

– Я не обращалась. Он единственный обратил внимание на мою рукопись, это же даже не книга, а он сам отозвался, ещё и снимать предложил.

– А ты её целенаправленно кому-то кроме него показывала?

– Нет. – Честно признаться, я её вообще никому не планировала показывать. Снова ведёт бровью. Откидывается на спинку скамейки и вздыхает. Достаёт из кармана пачку сигарет, металлическую зажигалку с откидной крышкой и закуривает.

Жестом предлагает сигарету мне.

– Не курю. – Табак? Серьёзно? Не под, вейп или какие там ещё новомодные парилки бывают? Он вне времени или вне моды? Молчим. Он обнимает фильтр сигареты губами и курит, кажется, только для того, чтобы после каждой затяжки, наблюдать, как выдыхает из себя саму жизнь. – Ты работал с ним?

– Да, – произносит, выпуская дым. – Одиозная личность с отличным чутьём и сноровкой. Находит культовые вещи, но при этом всегда работает в угоду потребителя. Рей убивает индивидуальность ради бабла. И вообще, он тот самый дурак, который любую хорошую мысль доводит до абсурда.

– Он о тебе тоже нелестно отзывался.

Парень ничего не отвечает, только едва заметно усмехается. Самодовольный гад. Смотрю на огонёк его тлеющей сигареты. Вот и я такая… Тлею. Не представляю из себя ничего значительного и не оставлю после себя ничего кроме пепла. И самое обидное, что я на грани. Уже почти у черты – там где фильтр…

Моему собеседнику не ясно, чего я вдруг так уставилась на сигарету. Ему не понять мои мысли. Тем более не понять моё настроение. Он мрачнеет и вдруг тушит сигарету.

– Надо ехать. – Закидывает бычок в недопитый кофе.

Стараясь не задерживать его, быстро встаю и собираю мусор со стола. Уходим.

– Всё ждал, что ты зашвырнёшь в меня этим стаканом, – заявляет, пока идём к ближайшей мусорке.

– Я не такая, как ты. У тебя реальность дана в осуждениях, а у меня в упущениях, – хмыкаю.

Мы видимся в третий раз в жизни, но он кажется мне давно знакомым, словно дежавю или отголосок прошлой жизни. Говорят, есть такая штука – квантовая сцепленность, суть в том, что если между частицами имеется связь, она сохраняется всегда, вне зависимости от времени и пространства. Интересно получается… Хоть он и ощущается, как недосягаемый, и мы совершенно чужие друг другу, буквально разные полюса, всё же как будто чувствую с ним связь. Вот он – моя полная противоположность, стоит у дерева.

Выбрасываю пакет с мусором в контейнер и замечаю неподалёку выброшенную кем-то мятую банку из-под содовой. В парке так чисто, что невольно вспоминаются слова Ильи Ильфа: "Не надо бороться за чистоту, надо подметать", с этим внутренним посылом делаю шаг на газон, подхватываю банку и забрасываю туда, где ей самое место.

– А ты бы сошла за местную в Монреале. – Не понимаю, к чему он это сказал. Опять стебёт? Хмурюсь. Идём в молчании. – Слушай, иногда я.., – замолкает, явно в поиске слова для подходящей характеристики. У меня как раз есть такое в заготовке.

– Жуткая задница? – предлагаю продолжение фразы.

– Вообще я о другом. Но… Задница. Дааа, – кивая, протягивает словечко и смотрит на меня довольный моей дерзостью.

– Это ты сейчас извиняешься или просто факты о себе озвучиваешь?

– Пожалуй второе, но я сделаю вид, будто бы первое, – выбирает он, и я встречаюсь с его весёлым взглядом. Этот индивид такой высокий. – А вообще я иногда в большей мере Creep. – Английский опять подводит, я не помню, как переводится это слово. Что он имеет ввиду? Creep? Замечает моё недоумение и проговаривает своим сексуальным, таким давно родным для меня тембром:

– But I'm a creep, I'm a weirdo. What the hell am I doing here? I don't belong here… (Но я подонок, я чудак. Какого черта я здесь делаю? Мне здесь не место…).

Конечно же узнаю песню с первых нот и, шевеля губами, беззвучно подпеваю. Смешно. Мне по душе его самоирония и самокритика.

Садимся в машину, Остин закатывает глаза, когда щёлкаю ремнём безопасности, сам он явно любитель нарушать не только правила приличия, но и законы. Неспешно катим по улицам города, водитель не отвлекается от дороги и выглядит задумчивым. Он глубоко погружён в свои мысли, а мне хочется и дальше шутить и подкалывать его, просто, чтобы вызвать у него улыбку. И в голове играет совсем другая песня Radiohead: AllI Need, отличная урбанистическая мелодия, пару строк я бы адресовала ему.

Мне нравятся его дерзкие усмешки. Вот бы услышать, как он смеётся в полную силу. Искренне, от радости. Бывает ли ему настолько хорошо и весело? Вообще, он хмурый и замороченный, глубоко погружённый в свои думы. Не знаю откуда, но я знаю, что парень из тех, кого можно назвать "душой компании".

– А что бы изменилось?

– М? – Отвлекается от своих глубоких мыслей и смотрит на меня с непониманием.

– Ты сказал, если бы я сразу сообщила, что не работаю на Рея, всё было бы иначе. Что именно? Не стал бы уходить в защиту?

– Защиту?

– Лучшая защита – это нападение.

– Считаешь, я напал на тебя? Боишься?

– Я не боюсь тебя. Кому и стоит тебя бояться, так это тебе самому. Тебе ведь с собой жить. – Едва заметно усмехается в ответ. Да, этот человек из тех, кто не станет меняться в угоду другим или усмирять своих демонов, которых, к слову, он ни капли не страшится, потому что является их лидером и знает всех по именам. Его взгляд пронзает меня, проходя сквозь плоть подобно радиоактивному лучу. – А вот твои раны вызывают у меня опасения, не хочу случайно (по неосторожности) причинить ещё большую боль. – Собеседник прекрасно понимает, о каких ранах веду речь, о них он осведомлён лучше меня, но решает не парировать, покусывает губу и смотрит на дорогу; отворачиваюсь к окну, начинаю перебирать кольца. А ведь он так и не дал ответа на мой вопрос.

– Зачем так много? – Оба смотрим на мои перстни.

– Эм… Ну… Мне нравится говорить с камнями. К тому же они оберегают и помогают. – Спасают от таких людей, как ты.

Глубоко вздыхает.

– Ну, конечно же, она ещё и с камнями разговаривает… – замечает вслух больше для себя.

– А ты чем ещё помимо музыки увлекаешься?

– Собой, – говорит без единой толики бахвальства, это подкупает и интригует. Печаль в голосе. Вот такой он… Какой-то… Вот такой. Интересный.

Мне не хочется лишаться его стёбной компании, ехать бы так целую вечность. С ним некомфортно. С ним беспокойно, и в тоже время приятно-волнительно. Но как бы мне не хотелось продолжить общение, машина останавливается у центрального входа в отель.

– Увидимся. Ты ведь не вернёшься в зону комфорта?

– Я даже не уверена, где она, не говоря о том, чтобы знать выходила ли из неё, и уж тем более без понятия, как вернуться, даже если бы захотела. – Поджимаю губы. Мне грустно уходить. Пожимаю плечами и покидаю салон машины. Осторожно хлопаю дверью легенды и направляюсь к центральному входу, заставляю себя не смотреть и не оборачиваться на отъезжающий авто. Заскакиваю в холл. Вот и всё.

Уже в номере, под горячими струями воды, до меня доходит, что я не говорила ему, в каком именно отеле остановилась. Он наводил обо мне справки? Рейнольда расспрашивал? И в голове моментально появляются разноцветные фантазии о том, как он влюбляется в меня, посвящает мне песни, очаровывает мои ушные чаши своими признаниями, соблазняет разговорами глаз. Но я судорожно прогоняю фантазии прочь, замещая их мыслями о том, какая я. Кто я.

Чтобы окончательно вернуться к реальности, звоню родителям по видеочату. То, что до меня снизошёл Апполон, ещё не делает меня Афродитой.

Долго не могу уснуть, прибывая всецело в сумбуре мыслей. Но физиология берёт своё, и под утро я всё-таки отключаюсь.

Глава 8. Мурашки

Просыпаюсь от будильника в 10. Долго валяюсь. Очень долго. У меня ещё в детстве развилась очень богатая фантазия, которая рисует мне невероятно подробные и реалистичные картинки идеального мира и событий, разворачивающихся в нём. В моей голове словно бы своя маленькая Вселенная, со своими законами и своими обитателями, и мне всегда так уютно в ней. Спокойно. Фантазиями всегда живу перед сном и после сна, поэтому могу долго лежать в постели и не шевелиться. И кажется, что ничего не происходит со мной в этот момент, но это не так. Именно в этот момент со мной происходит всё самое лучшее.

Раздаётся стук в дверь. Быстро встаю, сетуя на себя за то, что мешаю людям выполнять их работу, опять заставила горничную ждать. Открываю дверь. Но на пороге стоит он. Вот блин! И он видит меня в таком помятом и растрёпанном виде?! Приплыли. Неожиданный посетитель удивляется, одной рукой держит два стаканчика кофе, а второй рукой переворачивает телефон и смотрит на время. Чертовски стильный. Классные потёртые джинсы с разрезами на коленях, чёрные кеды, куртка. Выбрит.

– Уже почти полдень, а ты в постели? Ну и ритуалы.

– Тебе не понять, почему все стальные так сладко спят, лишь потому, что ты – зло, которое никогда не дремлет. – Моей издёвкой явно недовольны.

– В тебе есть хоть доля среднестатистической адекватности?

– "Адекватность" – моё второе имя. – Тру глаза костяшками. – Первое, кстати, "Не". А ты чего тут? – Не сдерживаю зевоты.

– Мы ж договорились. – Опять ведёт бровью.

– Разве? – Не помню такого. Не дожидаясь приглашения, проходит в мой номер. – Ты подрываешь моё ментальное здоровье!

Ну и дела! Никогда бы не позволила себе вот так запросто впустить мужчину в своё пространство, пускай оно и не моё, а отеля, но даже не смотря на временность моего прибывания здесь, для меня нонсенс то, что я не просто спокойно, а даже с радостью впускаю к себе малознакомого парня. Стоит признать, меня неумолимо тянет к нему. Влечение на грани.

Пока изучаю в себе порывы, он тем временем изучает мой номер, бросает взгляд на мобиль, на свечи, книги. Закрываю дверь и прячусь в ванной. И чего он пришёл? Не договаривались мы! Это полный провал – предстать в неприглядном виде перед мало знакомым, да ещё и перед таким человеком… Провал из провалов. Но, изменить ситуацию уже невозможно, поэтому быстро прохожу три стадии, попутно быстро чищу зубы, умываюсь, укладываю волосы и вывожу стрелки раз десять, прежде чем выходит более менее сносно. Крашу ресницы синей тушью. На мне всё ещё пижама, и никакого нижнего белья.

Решаю надеть сегодня крутые рваные джинсы и худи с Burn Deep Purple. Не хочу казаться слишком нарядной. Полная решимости возвращаюсь в номер, Остин сидит в кресле, не сняв обуви, закинув нога на ногу, что-то рассматривает в своём телефоне, но стоило мне выйти, как он тут же отвлекается и переводит внимательные тёмно-серые глаза на меня. Замираю, как перепуганный олень в свете фар.

– Всегда спишь в пижаме гиганта утописта? – Ну конечно! Издевается. Он же привык видеть девушек в пеньюарах или кружевном брендовом нижнем белье… И тут я – в пижаме размеров на 6 больше, чем следовало бы. Но утопичность некоторых моих взглядов в ней точно не находит никакого воплощения.

– Дап. – Спешу одеться, неуклюже роняю из шкафа на пол несколько вещей, небрежно забрасываю их обратно с идеей аккуратно сложить позднее. Быстро выхватываю нужные шмотки с полки и бегу обратно в ванную. Одеваюсь. Ещё раз поправляю волосы и макияж. Словно бы это поможет… Эх.

Возвращаюсь в комнату. Незваный гость отвлекается от телефона и опять осматривает меня с ног до головы. Готова вернуться обратно в ванну и запереться там до тех пор, пока он не уйдёт.

– Открывай лэптоп. Я закинул в облако пару новых песен.

Сажусь на кровать подальше от него, ставлю ноутбук на коленки, осторожничаю.

Не успеваю толком прогрузить браузер, как парень привстаёт с кресла, перехватывает ноутбук и начинает внимательно изучать его, прокручивая в ловких руках. Мой гаджет снаружи совершенно обычный – ничем не примечательный серый глянец, зато внутри весь в наклейках: музыкальные группы, известные картины, вырезки и цитаты, руны, иероглифы и ещё многое другое. Словом, жуткая мешанина всего имеющегося у меня в голое.

– Забавно. – Пока вводятся пароли и пальцы парня гремят по клавиатуре, ловлю момент и бесстыже рассматриваю его. Шикарный.

Замечаю милую маленькую родинку возле правого уха, которая так ловко скрывается под прядями волос, изучаю изгибы и движения мускулов на шее, линию кадыка. В этот момент понимаю, что слишком откровенно пялюсь на неожиданного гостя и иду открыть окно, чтобы проветрить мозги и впустить свежий воздух в помещение. Перемещаю стопку книг с подоконника на тумбу у телевизора, дабы сдвинуть максимально вверх окно (американская система), а увесистые томики при этом не полетели вниз и не убили парочку прохожих. Поправляю загнутые уголки, строю новую книжную башню.