Мои аллюзии

Ничего страннее со мной ещё не случалось. Неудивительно было в присутствии такого Бога, почувствовать себя вдруг неуютно и скованно в своем храме, чьи несущие конструкции (колени) задрожали. Противно от самой себя. Чувствую себя нелепой, грузной, какой-то угловатой и… растоптанной.

Решив, что хорошо бы растрясти щёки, быстро шагаю по улице – надо пройтись. Дождь прекратился, влажный холодный воздух ложиться на распалённую нервами кожу щёк и успокаивает, но уже через пару минут прогулки признаюсь себе в бредовости затеи, поскольку на улице слишком холодно. Начинаю злиться и ругаю саму себя зато, что не взяла с собой куртку, из-за чего теперь приходится не только мёрзнуть, но и выглядеть странно, выделяясь на фоне других адекватных людей в куртках и плащах. Пройдя несколько улиц и надышавшись вместо ядовитого Нью-Йоркского воздуха собственной никчёмностью, сдаюсь и ловлю такси.

Пока качу по городу обнаруживаю странность: меня одолевает желание увидеть Эймса. Хотя бы издалека. Хотя бы мельком. Ещё разок и поскорее. Такое тягостное ощущение, словно меня связали по рукам и ногам на манер шибари, и одновременно другое ощущение, что при условии, если бы меня развязали, мне стало бы еще хуже.

На месте первым делом направляюсь не в офис к Рею, а несусь по ступеням цокольного этажа к Чарли и Филу.

– Уже вернулась? Как всё прошло?

– Подписал! – Констатирую и поднимаю вверх бумаги, как Статуя Свободы свой факел. Меня всё ещё не перестаёт трясти и подташнивать.

– Ну вот. Отлично, – искренне улыбаются двое стариков, а мне не весело от слова совсем.

– Я думала, что он.., – Плюхаюсь на диван, – старше… – Мне нужно хоть с кем-то поговорить о нём, меня так и распирает расспросить об этом пугающе-наэлектризованном, красивом и удивительно талантливом человеке. Откуда только в нём столько надрыва? Такой глубины? На вид – так просто Нарцисс с непомерным эго, но, судя по музыке, в нём скрыто многое. Куда большее. Никакой посредственности или заурядности. Этого в нём точно нет. А сколько в нём остроты – глаза умные, всезнающие глаза. У меня столько мыслей, что, если не выскажусь хотя бы частично, моя голова взорвётся. Понимаю, эти двое мужчин не лучшие слушатели, а в данной ситуации ещё и в собеседники вовсе не годятся, но непреодолимое внутреннее желание говорить о божестве, заставляет меня продолжать. Об этом парне хочется восторженно кричать, а вот в его присутствии, напротив, хочется шептать. – И у него такой голос… – Хотя о голосе лучше не говорить, меня точно примут за шизу и вызовут санитаров. – Вообще… Он такой безразличный ко всему. Даже не знаю, как правильнее описать. Выглядит предельно колючим и…

– Заносчивым засранцем?

– Не могу ни отрицать, ни подтвердить, – посмеиваюсь. – В нём столько сдавленной энергии и негатива, весь он буквально пульсирующий бит и бас. Блин, он источает в пространство такие низкие частоты, что у меня все внутренности сжались в его присутствии. Он душу содрогает в прямом смысле слова!

Мужчины переглядываются, моё описание для них не понятно. Фил даже поднимает брови.

– Вёл-то себя хоть прилично?

Утвердительно киваю, размышляя в большей мере не о том, какой он, а о том, кто он. Какую роль ему суждено сыграть в моей судьбе? Неужели я встретила моего кармического учителя? В голове всплывает чёткий образ. Такой футуристичный, неоднозначный, настоящее олицетворение и физическое воплощение Oxbow B – Lorn. Источает тестостерон, но при этом совершенно неприступный для женщин. Недосягаемый. Идеальный герой для крупного романа. Тяжёлый. Трудный герой. В нём уживается как минимум с десяток персонажей.

– Обещал, что в пятницу будут ещё песни.

– Это как?

– Ну, я сказала, что нам нужны ещё композиции, а он ответил, что к пятнице всё будет готово. – Начинаю улыбаться, но тут же одёргиваю себя, когда вижу, как Фил и Чарли переглядываются.

– Ты уверена?

– Да. Точно говорил о пятнице.

– Ничего не понимаю. Но если даже допустить, чтобы он… – Качает головой. – Сегодня же среда, у них репетиции, к пятнице просто не успеть написать ничего нового.

– Угу, как-то совсем не стыкуется по времени, да и чтобы Ост вот так просто согласился.., – поддерживает Фил, ярко выражая сомнение движением плеча.

– Может быть, он покажет что-то из старого? Эта композиция ведь тоже из архива. Может, у него есть музыкальная заначка?

Чарли с Филом опять переглядываются, как делают адекватные люди в присутствии сумасшедшего. Решаю, что лучше всё же сдержаться и не обсуждать этого парня и дальнейших перспектив сотрудничества с ним. Перевожу тему:

– Ладно, пятница покажет, что он имел ввиду. А вообще-то я зашла к вам сказать спасибо! Вы очень помогли мне сегодня, и не только с музыкой.

– Брось! – Отмахивается Чарли.

– Нет, нет, – Фил перебивает его. – Спасибо – это слишком много! Десяток пончиков – в самый раз! И спускайся к нам почаще, мы ещё со многим можем помочь, мы очень любим пончики. – Чарли кивает и начинает крякать добродушным старческим смехом.

– Мой папа тоже всегда говорит, что лучше маленький торт, чем большое спасибо. Я обязательно ещё к вам забегу.

С этими словами прощаюсь с весельчаками и иду наверх к Рею отнести бумаги. Его нет в офисе, и никто не знает, где он, так что приходится просто оставить победный трофей прямо у него на столе. При этом меня не отпускает ощущение, что я – самый славный воин во всех королевствах, который вышел на смертельную битву, а соперник на неё не явился, потому что тупо забил. Ну и кто после этого дурак?

Решаю топать в отель.

Плюхнуться на кровать удаётся только спустя полтора часа, потому что шла я неторопливо, отдаваясь грусти. Этот парень зародил в моём сердце новое для меня чувство тяжёлой печали. Не включаю свет в комнате, лишь открываю большое окно и смотрю на тёмное, мрачное серое небо. В точности как его глаза. Капли гремят по металлу отливника за окном; тоскливо и одиноко. Не выходит дышать озоном полной грудью, поскольку раздирающее любопытство не даёт мне отвлечься на меланхолию. Бухаюсь обратно на кровать и открываю ноутбук, подрубаюсь к Wi-Fi и ввожу в поиск "Ост".

В первых строках высвечиваются не те люди, методом удачного тыка оказываюсь на странице, где узнаю полное имя героя. Оказывается, "Ост" – это производное или скорее даже сокращение от имени Остин. Вот, как его зовут. Добавляю фамилию в запрос. Однако даже с полной формой мой русский поисковик, подключенный к американской сети, продолжает выдавать не тех Эймсов, и только к середине страницы нахожу того самого.

Остин Д. Эймс. Стрелец, Квебек, Канада. Не женат. Рост 195. Я старше него на два года, а по виду так и не скажешь: он выглядит не на свой возраст, была уверена, что он родился раньше меня минимум лет на пять. Не важно, кто и когда родился, важно где и у кого. Разница в возрасте у нас не такая уж большая, а вот судьбы диаметрально противоположные. С 15 лет входит в состав музыкальной группы "The Brothers", к слову, весьма знаменитой в местных краях; удивительно, что с творчеством ребят я не знакома, хотя интересуюсь именно тем музыкальным направлением, в котором они работают. Увы, но их успех и слава России не достигли.

Эймс… Ну, он успел куда больше своих знаменитых сверстников, даже поучаствовал в рекламе нескольких общеизвестных мировых торговых марок.

– Ну ещё бы, с такой-то внешностью, – фыркаю. Голос в голове молчит.

Просматриваю потрясающие фото и признаюсь себе, что в жизни он гораздо притягательнее. Магнит. В реальности его частоты заставляют сердце прыгать в бешеном такте, сбивая дыхание. Одной красоты всё же мало. Очень важна ещё и энергетика. Обидно, но у него в избытке и первого, и второго. Блин.

Вспоминаю источаемую им энергию, облик, фибры, открыто говорящие словами песни Acid Rain группы Lorn.

Просматриваю все без исключения фотографии с концертов, туров, снимки прессы. Затем на глаза попадаются несколько статей о том, что он привлекался за драки, пьяные потасовки, хранение и употребление наркотиков, вождение в нетрезвом состоянии и прочее в подобной тематике.

Больше всего обескураживает бесконечный список его "сексуальных побед", с каждой красоткой его связывали непродолжительные отношения в пару дней, максимум неделю. Конечно же гуглю и просматриваю бегло фотографии девушек из этого списка (не осиливаю и половины; на полный просмотр нужно отдельные сутки выделять, а то и двое), все подружки Остина невероятные красотки под стать ему самому. Да, губа у него не дура, это очевидно. Может себе позволить, при чём очень легко. Уверена, каждая из этих сексуалок пищала от радости и хлопала в ладоши от перспективы побыть с этим самцом хотя бы сутки. С другой стороны, прихожу к выводу, что у самого Остина в отношениях с женщинами первым возникает всё же физиологический посыл, а не интеллектуальный. Симптом? Не хочу спешить с диагнозом, но…

Затем в одной из статей замечаю ссылку на его страницу в инстаграм, однако перейдя по ней, огорчаюсь, поскольку аккаунт хоть и не удалён, и в нём миллионы подписчиков (скорее подписчиц), фотография всего одна, да и та трёхгодичной давности и без подписи. Чёрный кленовый лист поверх пестрого пада прочей листвы. Аллегория?

Закрыв эту ссылку, продолжаю мониторить статьи и нахожу одну, в которой говорится об ужасной автомобильной аварии, в результате которой погиб его старший брат Лукас Эймс. Детали аварии описываются красочно, сообщается время, улица и прилагается несколько ужасающих фото. Две машины превратились в груду бесформенного металла за секунду. Много крови. По заключению следствия, Лукас не справился с управлением и стал виновником аварии с летальным исходом в обоих транспортных средствах. Аккаунты погибшего в социальных сетях удалены, никаких личных фотографий, никаких комментариев. Переходя по ссылкам, читаю соболезнования миллионов людей. Лукаса не только ценили, как музыканта, но и любили, как человека. Гугл помогает найти биографию и фотографии погибшего. Он был всего на четыре года старше Остина и являлся фронтменом группы "The Brothers", которая явно стала терять позиции в чартах с тех пор, как его не стало. О личной жизни ни единого плохого слова, никакого негатива. Образцовый человек и лидер банды. Феноменальная вещь – генетика. Красавчик под стать младшему брату. Такого же цвета волосы. Телосложение, рост. Вот только глаза у него были зелёные. Такой улыбчивый. В этом Остин тоже на него не похож. Совсем.

Я так увлеклась изучением чужой жизни, что даже не заметила, как для моей собственной наступило утро нового дня. Как же хорошо, когда тебя никто нигде не ждёт, и тебе некуда спешить. Чувствуя ломоту и боль во всем теле, решаю успокоиться на время, выключаю ноутбук, закрываю окно и заползаю под одеяло. Мне казалось, от усталости и нервного потрясения засну мгновенно, но сон ещё долго не идёт. Всё думаю об этом парне, вспоминаю его походку, длинные пальцы, черты лица, глаза. Невероятные глаза. После встречи с ним мне как будто стало тяжелее дышать. Подхожу к окну – апноэ, не могу вдохнуть рассветный воздух, совершенно особенный в этом городе.

Забираюсь на подоконник с ногами, кладу щеку на колено. Сегодняшняя встреча от начала до конца крутится замкнутым мини-фильмом в голове, возникают идеальные фразы, которые могла бы сказать ему, а он мог бы ответить мне, и строится прекрасный диалог. Мне бы хотелось ему понравится, понравится, как человек, в первую очередь, поскольку во вторую очередь, понятное дело, у меня нет никаких шансов приглянуться ему. Не претендую на роль возлюбленной, эти мысли, конечно, навязчиво лезут в голову, но удаётся успешно отгонять их прочь, прибегая к диктатуре рациональности.

Самое страшное, что голос, притихший в моей голове, теперь ощущается предателем, играющим не на моей стороне. Размышляю под (отныне) его Drown the Traitor Within – Lorn, как быть дальше и, ничего не придумав, погружаюсь в анабиоз мечтаний. Этот парень осколком застрял в моей голове.

Глава 5. Терапия

Просыпаюсь, сидя на подоконнике, когда солнце стоит почти в зените. Голова опухла, конечности сомлели, в теле чувствуется болезненная вялость. На телефоне нет ни SMS, ни пропущенных звонков, тут до меня совершенно никому нет дела.

Захожу на почту с идеей написать несколько писем родным, но долго думаю, о чём собственно писать. О том, что ничего тут не достигла, только всем мешаю, всех раздражаю и уже совсем не знаю, зачем вообще сюда летела?

Пишу, что все хорошо, всё идёт по плану. Как красив город и насколько отзывчивы люди, просто потому что не хочу, чтобы отец и мать за меня переживали. Ещё этого не хватало. Для них у меня всегда всё прекрасно и замечательно. Пусть будут спокойны и радуются за дочь.

На душе погано, но я ставлю несколько счастливых смайликов и нажимаю на кнопку "отправить". Оказывается, это сложно – быть в другом городе, в другой стране и ощущать душой все эти расстояния, которые отделяют тебя от всего привычного и знакомого. Трудно, когда вокруг всё новое. Трудно, когда для всех ты – пустое место. Трудно быть бесполезным человеком. Трудно, когда ты для всех чужая. Чужих не жалко. Сейчас мне очень не хватает всего того, что недавно так бесило и доставало: домашнего шума по утрам, вечного ремонта, того, как мама ругает меня за то, что я опять слишком много работаю и совсем себя не берегу, даже не хватает того, как пьяный брат в миллионный раз вваливается в дом и мочится в штаны.

То ли от ностальгии, то ли от пустого желудка начинает знатно подташнивать. Чтобы избежать скоропостижной, приходится скоропалительно приводить себя в чувства, брать себя в руки и идти в новый день в чуждом мне мире.

По пути в офис захожу в небольшое кафе, где не оказывается пончиков, но представлен огромный ассортимент разных пирожных. У меня не так много наличных, и вообще я по жизни привыкла экономить, а тут всё безумно дорогое, но не хочется угощать стариков, которые были так добры ко мне, чем-то из разряда "самое дешёвое", они же не виноваты в моей финансовой слабости. У меня от финансовой подушки даже наволочки нет… Поэтому с тяжёлым сердцем выбираю несколько красивых и, как по мне, прилично дорогих пирожных для Чарли и Фила и ещё одно бюджетное для себя. Меня не покидает ощущение, что я себе не по карману.

Добравшись до офиса, первым делом спускаюсь в цоколь.

– Привет! Вот, это вам, как и обещала! – С улыбкой протягиваю старикам по аккуратному бумажному пакету со сладостями и сносным кофе. Оба расплываются в доброй старческой улыбке.

– Это уже взятка! – смеётся Чарли.

– Чего такая грустная сегодня?  – Их настораживает, что я резко перестала улыбаться. Вот блин. Задумалась.

– Просто не выспалась, до утра всё читала статьи и сводки про группу. – Морщу нос. Чарли немножко мрачнеет и ничего не отвечает. Я не назвала группу, но он верно меня понял. – Вы были знакомы с Лукасом, так ведь?

– Да. Чудесный был. Очень талантливый. Человек просто замечательный. Конечно, не без своих минусов. А всё же славный был…

Фил кивает, соглашаясь с такой характеристикой, и молчит. Этим двоим явно трудно вспоминать об усопшем: сразу погрустнели и затихли. Кофе начинаем пить в тишине. Они молчат о том, что чувствуют сердцем, а я чувствую, о чём они молчат.

– Остин был близок с братом?

– Да. Только не говори с ним об этом. И вообще о Лукасе лучше с ним не говорить. Закрытая тема, понимаешь? – Киваю.

– И о группе тоже лучше не говорить, – добавляет Фил.

– Есть хоть что-то, о чём с ним можно говорить? – хихикаю, чтобы хоть как-то вытянуть диалог в фазу "плюс" из фазы "минус". Срабатывает. Оба старика начинают посмеиваться, поедая пирожные. А у меня внутри всё снова дрожит при мысли, что с Остином действительно опять придётся говорить.

– Пожалуй, с ним лучше молчать.

– А знаете, вчера он показался даже вполне, – Подбираю слово, – адекватным. Я ожидала увидеть психа и грубияна. А он такой… Тяжёлый. Холодный. Ноооо… Сознательный.

– Почему ты думала, что он будет грубияном или… Как ты там сказала? – пачкаясь в воздушном креме, переспрашивает Фил.

– Вы же сами меня вчера предупредили, что с ним трудно ладить. И Рей до этого рассказывал о его агрессивности, а другие поддакивали. Ещё слышала, как говорили, что он наркоман, и с алкоголем у него проблемы. Вот и ожидала увидеть нечто… Человекоподобное. Хотя, если честно, такой образ с самого начала не очень-то вязался у меня с той музыкой, которую услышала. – Каждый раз, переслушивая мелодию, такую чистую и проникновенную, я никак не могла поверить, что её написал злобный пьяный психопат.

– Послушай, тут почти все имеют маски, образы. Как это называется, Фил?

– Имидж. Репутация.

– Ага, точно! Репутация и у нас с Филом есть, хотя для всего остального мы уже староваты. Но даже при этом мы понимаем, что некоторые делают репутацию себе сами, а другим её создают люди со стороны. Так вот Ост и сам себе по дурости нарисовал, так ещё плюсом злые языки постарались дорисовать. Не верь всему, что говорят. А говорят о нём много.

– Не верь. В наше время нельзя верить никому. Даже себе. Нам вот с Чарли можно, – усмехаясь, подытоживает Фил, и я неохотно, а всё же улыбаюсь лёгкой шутке.

Мой кофе совсем заканчивается, мало того что пирожное оказалось невкусным, так ещё и в животе не пропадает чувство голода. Грустно.

Уходя от толстяков и поднимаясь по лестнице, понимаю, какой глупой была и как грубо судила о человеке со слов других людей, принимая на веру всё, что говорили о нём, ни разу не пообщавшись с ним лично. Примечательно, но теперь, находясь в этой стране, мне куда легче поверить в то, что кто-то плохой, и смириться с этим, нежели постараться увидеть в человеке что-то хорошее. Это говорит о том, что в душе я боюсь и вижу вокруг себя только угрозу, и мне всё представляется в негативном свете. Первые признаки психоза, конформизма или всё же депрессии?

Бреду к свету. Вверх по лестнице.

Рейнольд оказывается на месте.

– Привет. Я вчера оставила документы у тебя на столе.

– Видел. – Смотрит в экран моноблока, не отвлекаясь на меня. Сажусь на стул.

– Завтра с ним очередная встреча по плану Возможно, получится добыть ещё пару композиций.

– Хорошо. Нам нужны звёздные имена в титрах, хотя, он далеко не Циммер. – Раздражаюсь, но сдерживаюсь. Музыка прекрасная.

– Ещё я просмотрела первые страницы сценария. У меня есть пара замечаний.

– Не сегодня. Обсудим позже. – Это последнее слово чётко звучит как "никогда".

– Ладно. Тогда пойду… – Куда?

– Удачи.

Долго посидеть не получилось. Стукаю пятками и выхожу из кабинета, прикрыв дверь. Рей так и не отвлёкся от экрана, надеюсь, он там не новостную ленту с котиками листал, а то будет ещё обиднее.

Понимаю, что идти мне некуда, да и заняться нечем. Сценаристы пишут сценарий, музыканты музыку, режиссёры режиссируют, продюсеры продюсируют, а я… Ну, а что я? Чувствую себя не то грязной попрошайкой, не то маленькой девочкой, которая, пытаясь обратить на себя внимание взрослых, в результате попросту их злит, отвлекая от серьёзного разговора. Словом, в любом из вариантов я в проигрыше. Неприкаянная.

Пока иду под песенку Starsailor – SilenceIs Easy и размышляю о парне, каким-то чудом умудряюсь прийти не только к отелю, а ещё и к выводу о том, что меня достала серость занимаемой мною комнаты, её невзрачность давит мне на психику. Настало время перемен. Нужно обуютить пространство. Захожу в супермаркет, где покупаю себе простенький детский альбом с принцессой и несколько черных гелиевых ручек, первый попавшийся карандаш и стёрку, клейкую ленту, ножницы, белую нитку. Покупаю аромопалочки, несколько свечей подешевле, и не могу не купить малюсенький фикус в милом горшочке, маленькую жизнь. Я бы купила растение побольше, но денег в обрез. Пока иду через небольшой сквер с пакетом, подбираю несколько красивых веток, очевидно, упавших с дерева после недавнего ветра. Чувствую себя преступницей, но контрабанду из рук не выпускаю. Надеюсь, меня пустят в отель, и к моей радости так и происходит.

В номере включаю музыку и отдаюсь терапии творчества. Вырезаю и складываю причудливую салфетку под свечи, и расставив их на тумбочке, зажигаю. Нужно почистить атмосферу. Затем мастерю из расписанной бумаги четырёх объёмных птиц и ниткой собираю их в импровизируемый мобиль, который аккуратно приклеиваю к потолку над изголовьем кровати. Ну вот. Хоть какое-то движение. Достаю из стеклянной вазы уродливый идеально симметричный искусственный цветок и прячу его в шкаф, на его место ставлю красивые причудливые в своих изгибах ветки, ставлю вазу на полку рядом с телевизором, задвигаю в угол. Отлично. Больше всех меня радует малыш-фикус, его ставлю на прикроватную тумбочку справа. Люблю правые стороны.

Оглядываюсь. Так-то лучше. Остаток вечера провожу в потоке бессознательного, рисую, до последнего не зная, что именно. Выходит, однако, разбившаяся о скалы парусная лодка. Символично. Прячу (по привычке) рисунок в дальний ящик тумбочки и ложусь под одеяло. Вздыхаю, смотрю на часы, уже пятница.

До рассвета придумываю возможные фразы для будущего диалога, попутно прихожу к выводу, что моя история – это чудовищный экспириенс, а не повод посмеяться над собой. В итоге засыпаю.

Глава 6. Трудности перевода

Проснувшись около десяти, чувствую бодрость, как ни странно. Принимаю душ, тщательно мою волосы, даже бреюсь везде, словно это кто-то может заметить. И всё же… Наношу масла на тело. Долго старательно и аккуратно крашусь, орудую тональным кремом, стараясь выглядеть лучше, чем на самом деле. Не выходит. Чёрные стрелки с фиолетовыми кончиками, синяя тушь, серебристые тени. Ну, допустим, глаза получились очень выразительными, но сути дела это не меняет. Губы не крашу.

Специфично. Атипичная внешность. На любителя. Скорее даже на редкого гурмана.

Хмурясь на себя, как всегда, за пяток лишних кило, втискиваюсь в серые джинсы, в которых кажусь себе всегда чуточку стройнее. Тонкий черный свитер в французском готическом стиле. Много колец на пальцы – моя сила. Обереги. Защитники-браслеты по несколько штук на запястье. Красные кеды. Накидываю кожаную косуху, которую сама же украсила множеством атмосферных нашивок, и, напоследок почти с удовольствием посмотрев на себя в зеркало, выхожу из номера. Я выгляжу брутально и нетривиально, и от этого чувствую себя уверенно.

В этот раз дорога, кажется, занимает меньше времени. Пока еду в автобусе, отмечаю для себя уже знакомые здания и переулки. Чужой город становится чуточку привычнее. И мне спокойнее. В руках держу рукопись, которую, надеюсь, ему будет интересно хотя бы бегло просмотреть, ведь его музыка оживляет именно эти страницы и эти слова. Выхожу из автобуса, чтобы пройти ещё квартал и собраться с мыслями, по пути удачно натыкаюсь на кофейню. Денег у меня после вчерашних покупок совсем мало, и всё же не хочется идти с пустыми руками, так что захожу в надежде купить пару стаканов кофе и традиционно нью-йоркские сэндвичи или бейглы, но это оказывается дорогое кафе, и я могу рассчитывать в лучшем случае лишь на один стакан с напитком. В какой-то момент всем своим кошельком ощущаю, что совершаю ошибку, а всё же заказываю лучший чёрный без сиропов и прочего, молока тоже избегаю, мало ли у него аллергия или непереносимость лактозы, я же об этом парне совсем ничего не знаю, Google такую информацию редко сообщает, о количестве половых партнёров, о размере задницы и даже об интимном тату – пожалуйста, Google рассказывает, но вот о действительно важных вещах… Увы. Так что обойдёмся дорогой и помпезной классикой. Беру сахар в модных пакетиках. Подставку. Протискиваюсь на street и иду навстречу своей участи.

Думаю, всё должно пройти нормально. Может не отлично и уж тем более не замечательно, но хотя бы сносно. С другой стороны, не стоит верить всему, что думаешь.

– Пожалуйста, – хнычу, обращаясь лицом к небу, долго мнусь, прежде чем открыть заветную тяжеленную дверь. Упорядочиваю мысли в попытке разобраться в своих поступках, ощущениях и желаниях. Итак, что мы имеем? Он красив, молод, знаменит. Он, как музыка: им можно восхищаться, совершенно при этом не понимая. Зачем я здесь? Меня к нему тянет. Что меня тянет к нему? Не знаю. Ощущаю влечение. Но не как к мужчине, это было бы слишком просто для меня. Во мне нарастает влечение к другой жизни. Однако, жизнь несёт в себе семя смерти. Тогда каковы мои истинные желания? Смерть? Трудно разобрать. Вздыхаю.

Отпихиваю дверь с усилием, до хруста в запястьях. Людей нет. Совсем. Это несколько напрягает. Дверь хлопает за спиной, словно взрывается граната, но на этот раз меня ей не испугать. Сегодня я боюсь другого. Может рано пришла, хотя уже почти обед. Странно, что люди отсутствуют, а дверь открыта. Оказывается ещё и музыка играет, едва различимо сегодня тут звучит знакомая мне Birds – Imagine Dragons. Оглядываясь по сторонам, убеждаясь, что здесь действительно никого нет; как и в первое посещение подхожу к барной стойке.