Мои аллюзии

Спустя час с небольшим, захлопываю дверь неуютного номера и плюхаюсь животом на кровать перед ноутбуком, вставляю флешку в порт. 1200 композиции! Отборный мат в голове перекатывается различными словечками на родном. Предстоит большая работа, сжимаю нижнюю губу пальцами и пролистываю список. Первые 200 треков отсеиваются с лёгкостью, но потом начинает откровенно подташнивать, да и оттянутая пальцами губа начинает побаливать. Дебильная привычка!

Глава 3. Одна из тысячи

Хочу сделать эту работу хорошо. Для того, чтобы меня оценил Рейнольд и ребята из команды, для того чтобы самоутвердиться, для того чтобы в фильме зазвучала правильная музыка, а ещё, чтобы не чувствовать себя бесполезной.

Пока готовится сценарий, а мне для ознакомления предоставляются его фрагменты, ни одна из моих поправок, ни одно указание на несостыковки и "ляпы" не находят никакого отклика. Хочется верить, что с soundtracks будет иначе, и, возможно, со мной согласятся хотя бы в том, какая музыка подходит для этой истории. А сценарий на самом-то деле хорош, особенно если не пытаться сравнивать его с книгой, а рассматривать как индивидуальный, совершенно обособленный проект. Проект по мотивам мотивов или вроде того.

Признаться, понятия не имею, как именно должен производиться музыкальный подбор, отбор, или как там это верно называется. На что ссылаться? Как грамотно всё разложить, как оформить то, что не подходит и подходит, и главное – какими правилами руководствоваться?

Google не помогает. Решаю довериться своему чутью, ассоциациям и вкусу. Создаю несколько папок с говорящими названиями: "Отлично", "Не походит", "Возможно" и, пока слушаю мелодию за мелодией, с грустью подмечаю, что полнится только папка "Не подходит".

К середине списка несколько произведений всё же помещаются в папку "Возможно", хотя, весьма условно, поскольку они не вызывают особенного восторга. Всё какое-то однотипное и слишком плоское. Готова по итогу заявиться к Рейнольду и охарактеризовать прослушанное русской фразой: "Ни то ни сё", понятное дело – ему меня не понять. Никому не понять.

Через два дня, к тому моменту, когда добираюсь почти в конец списка, моя усталость перерастает в изнеможение, а надежда становится пыткой. От треков тошнит в прямом смысле слова: они меня бесят настолько, что внутри всё начинает чесаться. С желанием побыстрее закончить, пролистываю композиции, прокручивая бегунок, некоторые даже пропускаю, не включая. Волосы встают дыбом при мысли, что так и не удалось отыскать ничего, способного заполнить первую папку. Это – epicfail. Пытаюсь придушить себя подушкой, кричу в синтипух безысходностью.

Захлопываю крышку ноутбука и с наслаждением вслушиваюсь в тишину. Уши гудят, глаза пересохли, шея затекла… Но изнутри меня грызёт это противное чувство, вызываемое пониманием того, что сделал дело не до конца и без должной тщательности. Полежав несколько минут, волевым усилием открываю ноутбук и, отсчитав последние тридцать песен, начинаю прослушивание по новой. Нужно оставаться честной перед собой и не оставлять себе повода для самоедства. Меня подбешивает мой избыточный перфекционизм, который всегда приходит под ручку с синдромом отличницы, но нужно прослушать все песни, без пропусков. Ещё и голос подначивает:

– Не сдавайся. Ты почти у цели. Я в тебя верю.

Слушаю трек за треком, лежу на спине, глаза закрыты. Пустышка за пустышкой. Последние часы ночи вальяжно перетекают в очередной день, и вдруг…

Внутри буквально щёлкает! Даже больно становится, словно дёрнули рычаг внутреннего стоп-крана, разбив защитное стекло диафрагмы. Слышится мелодия моей (без преувеличения) жизни, абсолютно родная и в то же время совершенно незнакомая: возникает чувство, будто бы она сопровождала меня всегда, вот только раньше у меня не было возможности её услышать, а она была тем самым фоном, на котором происходили все самые значительные события моей жизни. Печально-возвышенная, она совершенно не боится смерти, ведь она уже умирала бесчисленное количество раз.

Это завораживающее произведение создано из красоты одной человеческой души, её эмоциональной трепетности.

Словно туман из сказки, меня окутывает задумчивое звучание со сменами мажорной и минорной окраски. Оно волнует – как нежное дыхание истинной любви, которая возникла среди грустных элегий окружающей жизни.

Музыка всегда ощущалась мною не просто обострённо, а даже болезненно, особенно в такие моменты, как сейчас, когда находишься в смятённых чувствах. При этом любая из мелодий всегда резонировала со мной и лишь усиливала мои переживания, им никогда не удавалось заглушить крик моей души своими аккордами.

А эта музыка совершенно иная, не похожая ни на одну другую; она плачет в такт с моею болью и приводит меня к катарсису. Эта мелодия изменяет моё восприятие всецело. И она не ранит меня контрастом между её совершенством и реальным миром, а примиряет их.

Трепетные касания струн, их ласкают – так мне кажется. Музыкант не играет – его душа летает на кончиках пальцев. Тонкие вибрации чувств томят, волнуют и зовут меня.

Звуки замирают на взлёте в предвкушении возрождения, возбуждая, заставляя мою душу откликаться на чувственную тональность. Музыка впервые в жизни отзывается в моём теле и пробуждает новые для меня чувства.

Как рассказать об ощущениях, что ещё не имеют названия?

Смотрю на старый слабенький динамик, который наконец-то выдал то, что я так долго искала и уже не надеялась найти. Конечно, я и сама до конца не знала, чего ищу, но стоило услышать её, как в голове сверкнуло молнией: "Вот оно!". Благодаря этой мелодии удаётся чётко представить панорамы, которые любовно описаны мною в книге и которые должны появиться в фильме.

Магия звучания переносит меня туда, где над простором посыпались тонкие ноты. Музыка заполняет всё пространство моего распахнутого сердца; во мне вспыхивает страстное желание обнять весь мир, слиться с потоком проснувшегося горного ручья, который звенит холодным хрусталём по камням.

Это волнующее чувство мчится по струнам моей души и рождает истому желания, потом – необузданную страсть к миру, к загадочному музыканту…

Вновь вижу горы, острые камни, зелень лесов, водопад. И в дополнение ко всему, благодаря этой мелодии теперь удаётся ещё и почувствовать запах свежей травы, ощутить туманную прохладу упавшей с высоты воды и уловить летающую в воздухе тайну. Впервые за долгое время чувствую свою историю полнее, чем когда-либо. Сочнее. Глубже. Достовернее.

Мир внутри меня вдруг становится воодушевлённо чувственным и теперь звучит совсем иначе: восхищает, волнует, как перед грозой, ливнем, громом! Тем наслаждением таинственного свойства, которое ещё незнакомо, но уже ощущается.

В этот миг я обнаруживаю в себе любовь… Ещё не совсем понимаю её, ощущаю не полно, а только предвкушаю. И трепетное ожидание волнует ярче слов, сильнее объятий.

Это музыкальное откровение находит мгновенный отклик в моей душе, его решительная чистосердечность наполняет меня до краёв чудесным жизненным нектаром и возвышает над бытием. Эта музыка меняет мою суть, с ней у меня происходит истинное слияние, и как следствие – возрождается вера в искренность взаимных чувств.

Этого не объяснить. Это таинство. Но, думаю, именно этим слиянием моя боль отныне исцелена, мне открывается иное измерение сущности жизни; появляется доверие и небывалый порыв нежной любви к…

– А к кому?

"A. Ames". И никаких пафосных и длинных названий, как у всех прочих. Только это.

Не вижу смысла прослушивать оставшиеся мелодии, ведь вот она – та самая. И всё же довожу дело до конца. Прослушиваю остатки материалов, но уже без энтузиазма. Все прочие композиции летят мимо, ничто неспособно затмить волшебное живое звучание чувственных страстных струн и нежных робких клавиш. Проверяю список с самого начала, боясь, что могла каким-то образом пропустить имя композитора, тешу себя надеждой отыскать хотя бы ещё одну его вещь. Но нет. Она единственная. Одна такая. Одна не из тысячи двухсот, а одна на миллиарды.

Старательно выискиваю музыку автора в сети, но поисковик раз за разом выдаёт какую-то чушь невпопад. В итоге усталость одерживает надо мной победу. Не нокаутом, всё же удалось отстоять день, в котором 12 раундов-часов… Но на этом всё. Падаю на ринге, представленном в виде кровати и понимаю, что влюбилась в эту единственную мелодию трепещущим от восторга сердцем. Всей душой влюбилась. Так бывает: проживаешь целую вечность и даже не знаешь своей любимой песни, а потом вдруг находишь свою песню в совершенно незнакомом человеке.

Глава 4. Другой мир

Утром в сотый раз прослушиваю мелодию, перед которой, без преувеличения, преклоняюсь. Обожаю её. Закачиваю в телефон и на отдельную флешку. Счастливая спускаюсь по лестнице, вприпрыжку, и отдаюсь в объятия шумного города. Проделываю в спешке прогулку по четырем улицам, углы которых я уже успела закруглить, проходя здесь прежде не единожды, и вот он – выход к небольшому каналу с милым урбанистическим пирсом. Подхожу к перилам так, чтобы видеть воду, включаю закачанную мелодию с идеей удостовериться.

– Потрясающе! – Тональность отдаётся в теле мурашками, рождённые ещё вчера в моей голове образы, сейчас на этой набережной приобретают чёткие очертания. В звучании клавиш очень чутко передано движение воды. И солнце блестит на этой водной глади переливом струн.

– Соглашусь, – поддакивает голос в голове.

Убедившись в своей силе слушателя и мастерстве неизвестного мне композитора, с улыбкой бегу в офис.

Рейнольд сидит в своём кресле с очень важным видом. Массивный стол. Моноблок, масса бумажек. Маркеров. Несколько озадаченных подчинённых напротив. Словом, маленький человек создаёт образ большого начальника. Весьма успешно, стоит сказать.

– Привет. Чего такая довольная?

– Я нашла мелодию, она единственная не только выделяется на фоне остальных, но и запоминается. И она просто потрясающая. Именно то, что нужно!

– Отлично, – не отвлекаясь от бумаг, проговаривает Рейнольд без эмоций. Другие молчат.

– Сейчас покажу. – Беру инициативу в свои потные от воодушевления руки.

Достаю старенький телефон, чувствую на себе оценивающие взгляды, стараюсь не обращать внимания и сохраняю невозмутимость в лице. И пусть мой телефон технически устарел, хрипы и помехи его динамика нисколько не портят мелодического совершенства. Мелодия восхитительная и отдаётся мурашками во всём моём теле, хотя слышу её уже в сотый раз.

Однако, к моему удивлению, ребята в комнате делятся на два лагеря: большинство одобрительно кивает, но вторая часть компании, конечно же, не может обойтись без неудовольствия. Реакцию Рея трудно понять. Повисает молчание. Решаю выступить в защиту и отстоять музыкальное творение. Неужели они действительно такие идиоты?

– Я прослушала всю тысячу. И только эта вещь стоящая. Да, чего уж там? Она невероятная! Столько глубины!

– Окей. Допустим. Неплохая. Но нам нужно не меньше десятка. Одной мало. – "Неплохая"? Серьёзно? Таращусь на него и не могу подобрать приличных слов.

– А если связаться с композитором и запросить больше? – предлагает темноволосый парень в очках. Я благодарна ему, киваю головой. Отличная идея.

– Допустим. А кто композитор? – спокойно, без каких-либо эмоций спрашивает Рейнольд, и его пустые глаза начинают меня бесить.

– Написано: "A. Ames".

– Охо-хо, ну нееееет уж!!! – С желчью заявляет Рей и хлопает рукой по столу. Почти все, даже кто был на моей стороне, в этот момент усмехаются или фыркают, парень, подавший идею, отмахивается от неё движением руки и закатывает глаза. Решительно не понимаю происходящего, хотя общая реакция указывает на то, что с создателем этой мелодии явно что-то не так. – Худший вариант из всех возможных, – подытоживает Рей.

– Почему?

– Потому что он агрессивный и заносчивый тип. Псих, у которого проблемы с алкоголем и наркотой. Да и писать на заказ он не будет. Странно вообще, что его работёнка до сих пор висит в архиве. Нужно поискать достойных музыкантов и нормальные треки. – "Нормальные"… Опять это слово.

– А я и искала. Тысяча песен, и все они – пустышки. Безвкусица, набор звуков. А тут есть тайна, надрыв, тут столько всего есть!

– Послушай, я не спорю. Умерь пыл. Мелодия задаёт нужную атмосферу. Окей.

– Раз она из архива, значит, мы сможем выкупить на неё права, – подсказывает один из парней.

– В случае с этим говнюком, даже в этом нельзя быть уверенным наверняка, – парирует Рейнольд.

– Но согласись, будет круто, если он продаст её. Пустим слух, другой. Фан-клубы подтянутся очень быстро, а нам не помешает внимание людей и прессы, – говорит темноволосый.

– Да, тут и пиар, и музыка годная. – Кивает головой другой. Продолжаю смотреть на этих "головастых гениев", которые ведут размышления, опять не обращая на меня никакого внимания, словно бы я прозрачной стала.

– Возможно. Но не стоит ограничиваться одним композитором, тем более, если это – Эймс. Нужно других рассмотреть.

Отчаянно вмешиваюсь.

– Но другие все… – Рейнольд улавливает мой настрой спорить и прерывает меня.

– Слушай, у нас тут полно других, более важных вопросов. Выкупи эту песню, хрен с ней! Я не против. Если такая упёртая, участвуй дальше, убеди его дать нам ещё материала! Давай-давай! Действуй! Иди к Чарли. Он тебе всё расскажет. А нам нужно работать. – Эти слова полоснули мне по сердцу. Обидно за композитора. Песню явно недооценили, весь проделанный мною труд тоже. Можно подумать, я не работала все эти дни, а занималась чепухой. И что значит "выкупи" и "убеди"? Он же специально! Хочет, чтобы я пришла к нему в итоге и сказала, что не справилась.

Рей встаёт и открывает дверь кабинета с громким противным окриком:

– Лео! – На этот зов реагирует худой парень в рубашке на выпуск и в больших очках; мне этот типичный образчик корпоративного работника почему-то напоминает анорексичного Кларка Кента с папками бумаг и планшетом в руках.

– Проводи её к Чарли.

– Но у меня же…

– Мне без разницы. – Прерванный на полуслове юноша с ненавистью смотрит на меня, потом на Рея, снова бросает на меня полный злобы взгляд и делает жест рукой "идём". Через пару мгновений оказываюсь в подвале, открываю дверь и попадаю в совершенно другой мир.

Тут темно, хотя ламп с потолка свисает много, но все они светят очень тускло. Несколько неоновых полосок. Прохладно. Запах сигарет, проводки и пластика. Здесь тихо и бархатно глухо, словно уши прикрыли ладонями. Здесь нет суеты. Нет бумажек. Кажется, тут вообще никого и ничего нет, но стоило заглянуть за угол, и передо мной открывается потрясающая картина: огромный не то стол, не то компьютер, сотни мигающих кнопочек, виниловые пластинки, на тёмных стенах пластиковые панели, на других стенах торчат пирамидки из поролона, всё пространство застлано чёрным ковролином, от чего создаётся очень приятная камерность. В глубине комнаты, за чудо-кнопочным огромным столом вижу двух щекастых мужчин. Не придумав ничего получше, собираюсь с мыслями и иду в их сторону.

– Здрасте! – Застаю старичков врасплох, демонстрируя вопиющее пренебрежение правилами ведения знакомства в Нью-Йорке.

– Добрый день. Чем могу помочь?

– Эм.. Мне нужен Чарли. – Гляжу на обоих поочерёдно.

– Судя по акценту, Вы не из налоговой, – смеётся один из стариков. Им обоим лет по шестьдесят с лишним. Волосы хоть и коротко острижены, всё же выдают седину. Лица розоватые, плотные и очень добрые. От дядек еле заметно несёт спиртным и сильно пахнет сигаретами, их одежда разительно отличается от той кичливо-пафосной, которой так яростно отдают своё предпочтение все люди наверху. Эти двое одеты в потёртые свободные джинсы и принтованные футболки, растягивающиеся на больших животах. На руках у них много татуировок, на пальцах по несколько перстней. И в обоих угадываются те самые, некогда молодые рокеры, которых мне приходилось видеть на обложках папиных винилов.

– Чарли – это я. – Протягивает мне руку старик потолще.

– Приятно познакомиться. Меня направил к вам Рейнольд.

– Что на этот раз хитрец задумал? – Легко смеются они. И в их смехе, хоть и чувствуется издёвка, но какая-то безобидная и совсем без негатива, такой посыл меня привлекает. – Что нужно, куколка?

Говоря со мной, мужчины продолжают слушать что-то через большие наушники и двигать какие-то ползающие кнопки на столе.

– Даже не знаю, как объяснить. Нашла музыку к фильму. И… И… – Дальше я и правда не понимаю, что говорить. Хочется разреветься.

Увидев, моё замешательство, старики всё же отвлекаются от своего стола, откладывают наушники и внимательно смотрят на меня.

– Не торопись. Рассказывай.

Собравшись, начинаю говорить, несколько несвязно. Опять английский меня подводит.

– Я нашла действительно классную песню. Сказали, нужно выкупить на неё авторские права. Вот только понятия не имею, как это делать. Ещё говорят, композитор – несносный тип, и не станет писать под заказ, а нам нужно минимум десять подобных мелодий. Так что нужно его как-то убедить. Но опять же, не знаю как. Чувство такое, будто сбежала из дома и теперь стою в нескончаемой очереди за коньяком, а ведь совсем не пью! – Последнюю фразу выдаю всердцах. Эта история меня окончательно вымотала. Стоит признать – в Штатах я совершенно бесполезна, а там за океаном (дома) хватает дел, с которыми под силу справиться только мне. Теряю время и себя зазря.

– А дом, по всей видимости, далеко? – Улыбается Чарли. Второй тоже улыбается, явно отмечая вслед за другом мой акцент.

– Откуда ты?

– Из России, – произношу и вздыхаю при мысли о двенадцатичасовом перелёте в обратном направлении.

– Оу. Смело. – Искренне удивляются они и переглядываются.

– Дело не в смелости. История максимально дурацкая и по уровню идиотизма оказалась как раз в моем стиле.

– Так или иначе, не стоит огорчатся из-за одной неудачной композиции.

– В том-то и дело, композиция удачная. Она невероятная! Просто меня не хотят слушать и специально ставят передо мной такие задачи, которые мне заведомо не осилить.

– Такая ситуация нам знакома. А что за песня?

– Ну, это не совсем песня. Мелодия, скорее. И у неё нет названия. Указан только композитор.

– И что за композитор?

– О. Эймс. – Мужчины ничего не отвечают и переглядываются. Удивлены. – Что? Вы тоже о нём плохого мнения, да?

– О, нет-нет. – Чарли отвлекается от меня, смотрит на напарника. – Вот стервец, я и не думал, что он ещё отсылает материал и демо, – заявляет Чарли, как бы ожидая от второго толстяка разъяснений, но тот только выражает не меньшее удивление.

– Он и не отсылает. Хотя, зная его…

– Но чтобы Рею… – Оба выражают крайнее замешательство.

– Так с ним можно выстроить диалог о сотрудничестве? – вмешиваюсь я.

Читаю в лицах стариков сомнение и тревогу. Ком подступает к горлу.

– Он чертовски талантливый, – Продолжает Чарли, – но ладить с ним уж очень сложно, с ним и простой-то диалог не выстроишь… А заикнуться о сотрудничестве – самоубийство чистой воды.

– Одной композиции для проекта мало. Но выходит, договориться с ним о написании ещё нескольких на заказ не выйдет.

– Он, и написать по заказу? – усмехается Чарли, хотя это больше напоминает покашливание. – Естественно – нет, милочка. – Мог бы уже и не пояснять, и так всё предельно понятно.

Хныкаю и ставлю руки на бёдра, вскидываю голову к потолку, шепчу на русском:

– Для чего мне всё это дано в испытание? Не хочу!

– Ты справишься! — Мысленно прошу заткнуться голос, звучащий в голове! Хочется показать ему средний палец.

– Возвращаюсь лицом к старикам. – Что же мне делать? Нужно как-то получить от него разрешение на использование хотя бы этой одной композиции. На это шансы есть, это возможно?

– Нужно встречаться с ним и его агентом, подписывать договор.

– Что за договор?

– Стандартный. Фил, у тебя есть?

– Да, сейчас распечатаю. – Фил протискивается между столом и креслом, на котором сидит Чарли, и идёт в другую комнату.

– Я сейчас позвоню его агенту. – Встав, чтобы тоже выйти из комнаты, заявляет старик.

Остаюсь одна, иду к стене и сажусь на небольшой кожаный диванчик, осматриваюсь по сторонам. Какие-то больше черные ящики. Много проводов. Аппаратура. Словом, бардак. Тишина этой комнаты теперь несколько давит на психику. Сижу в одиночестве минут 10. Возвращается Фил с несколькими листами бумаги в скоросшивателе.

– Вот. Мы уже работали с ним, так что тут ничего нового. Пара подписей. Чек. И музыка в вашем фильме. А о чем фильм-то?

– Оооб.., – Задумываюсь, подбирая слова и формулируя мысль, – так сразу однозначно и не скажешь, о чём.

– Значит, хороший! – Добродушно кривит губы в улыбке Фил, и я тоже улыбаюсь.

Впервые за всё время в этом городе, не чувствую себя изгоем. Чарли заходит в комнату широкой походкой тучного человека, держит в руке подставку с тремя бумажными стаканчиками.

– Выпьем за знакомство? А, кстати, как твоё имя?

– Зовите просто Ди. – Встаю с дивана, на который уселась без разрешения, принимаю горячий стаканчик с благодарностью.

Отвратительный кофе становится прекрасным поводом разговориться по душам. Коротко рассказываю о том, кто я и откуда, как очутилась тут. Разговор получается добрым, старики смешливы и очень участны: задают вопросы, рассказывают смешные случаи из своих жизней, улыбаются и смотрят на меня по-отечески нежно. И вдруг (в момент разговора) экран телефона Чарли начинает светиться.

– О, а вот и Френк. Это – агент. Его заинтересовала возможность продажи, но он ничего не решает. Придётся ехать к Осту. Надеюсь, он тоже будет не против. – Перспектива рисуется туманная.

– Я могу поехать с вами?

Чарли усмехается:

– Что значит с нами? Мы никуда не по едем. У нас тут куча работы. Ты сама поедешь.

– Сама? – Давлюсь собственной слюной. Серьёзно? Они хотят, чтобы я ехала к наркоману и агрессору?

– Но… Но вы же сказали, что он…– Понимаю, что просить их или даже умолять участвовать в переговорах – бессмысленно. – Парламентёр из меня так себе. Что мне говорить ему?

– Так и скажи, что тебе понравилось демо и что хочешь использовать его творение в своем фильме. – Ага, вот так просто, блин, ну конечно!

– Держи, – Протягивает мне бумаги, – поезжай.

– Сегодня?

– Прямо сейчас. Пока Френк на месте. – Ну уж нет. Надо бы не только внутренне подготовиться, но и одеться поприличнее. Оглядываю себя с ног. Мужчины не понимают моего замешательства и описывают ориентиры, по которым суждено найти заветное здание и нужную дверь.

– Как ты там говоришь? «Жопку в жменьку и погнали». – Вообще-то, это голос вечно мне твердит «погнали» да «погнали». Я лишь приукрасила на свой манер…

– А как на счёт подписи онлайн? А? – Старики моргают и молчат. – Что, обязательно прям по старинке, ехать с парой листов через… – Не договариваю мысль до конца, по выражению их лиц убеждаясь в том, что бюрократия правит балом не только в России и что от бумажной волокиты мне не отвертеться, при всём желании хоть как-то съехать с этой удручающей темы.

До конца не верю, что всё же делаю это. Еду. Такси мучительно долго пробирается по пробкам, и во мне нарастает напряжение: ладони не просто потеют, а текут, словно потрескавшиеся дамбы. Всё это, в тандеме с красным лицом и проступившим на шее миллиардом розовых пятен размером с веснушку, орущими о том, что я безумно нервничаю, не делает меня привлекательной на вид нисколько. Сижу на заднем сиденье такси и выстраиваю фразы для предстоящего диалога, миксую различные варианты развития событий, придумываю контраргументы, которые могли бы звучать достойно и круто. Я настроена парировать любую грубость, а морально почти готова потерпеть поражение, хотя и не хочется, чтобы эта история закончилась провалом.

Поскольку Фил и Чарли так хорошо знакомы с этим Эймсом, в мыслях рисуется мужчина лет пятидесяти, с тёмными седеющими волосами, небрежной бородой, татуировками, такой, почему-то, похожий на дерзкого Джонни Деппа, только слегка располневшего: в черной кожаной жилетке, с платком на шее и с множеством браслетов на татуированной руке, очень колоритный такой. И он сам создаёт антураж: в руках большая красная гитара, клубится дым от сигары, а вокруг него сгущается атмосфера недовольства и пренебрежения. Прокуренным голосом он спрашивает меня: "Чего тебе?" и смотрит грозным взглядом, как бык на тореадора.

– И что ты ответишь ему? – Искренне смеётся не мой голос в моей голове.

– Не знаю, что-то типо: "Эй, потише, дядя, я всего лишь пришла сказать, что мне понравилась твоя песня". И никаких там "здрасте".

– Мощно, – с саркастическим смешком комментирует мою дебильную речь голос. Знаю, звучит по-дурацки.