Цветок заранее знал

– А скажи же, похожи, – чешет пыльную ступню о подлокотник.

Джинхён прижимает тампон к краю раны и, вбивая антисептик, ведёт в окружную:

– Ага. Причёска новая, а привычки старые, – тон-сэн ещё до того, как анимэ посмотрела, забиралась с ногами на диваны и кресла, только не на стулья, вставать на стулья и табуреты Вив ненавидела.

– Мне идёт?

– Тебе любой цвет пойдёт, – честно отвечает Пхан и смотрит в глаза сестры. Задерживается на расширенных зрачках в обрамлении радужки, цвета мокрого грецкого ореха. Просто пьяная или всё же глотала запрещёнку? – Скажи честно, что ты приняла? Кокаин?

– Пфф…

Пхан медленно привстаёт, зрительно проходясь по сдвинутым и напряжённо натянутым, как струна, ногам младшей. Старший заметно выше сестры, поэтому, когда та скрипит голыми ступнями по чехлу сидения, Джинхён, поднявшись, всё равно, оказывается лицом к лицу Виньен.

Продолжая давить ваткой на ссадину, чтоб впитался раствор, другой рукой Пхан придерживается за каркас спинки рядом с бедром сестры. Оценивает раскрасневшийся искусанный рот. Что так сильно раздосадовало Ёнсок? Результаты экзамена? Старший хорошо знает эти трепетные губы, их надо беречь, они крайне чувствительны. Когда Джинхён прикрывал их Виньен, чтобы она не шумела, если они прятались вместе от взрослых, то нижняя всегда подрагивала или в подушечку пальца, или ощутимо в ладонь. А сейчас и верхняя дёргается. Да чего девчонка разволновалась-то так? Даже если и приняла что-то, Пхан же её не сдаст, Вив не может не понимать этого. Джинхён только кое-что проверит.

Хорошенечко поднажав на сырую рану, старший враз получает нужный ему результат: рот приоткрывается резко и Ёнсок судорожно хватает воздух, как рыба в песке.

– Только бухала? – прежде, чем съехать вниз, Джинхён контрольно задерживается на глазах. Точно не героч, зрачки бы сузились.

– У тебя от меня секрет, и у меня от тебя, – шипит и брызжет слезой Ёнсок. Джинхён оставляет бедную коленку в покое.

– Наш шофёр тебя отвезёт.

– Ага, щас! Он меня никогда никуда не отвозит без доклада, сам знаешь кому. Захочу, сама со всем справлюсь. У меня членского не было, а я прошла, я же умная, я Эл. И я просто так не исчезну. Понятно? Я пришла за парнем и не уйду, пока не найду себе парня!

По тому, с каким вызовом возбуждённая младшая смотрит на брата, Пхан понимает – до Виньен не доходит, что она только что ляпнула. Или она это специально, чтобы его позлить? Две пары глаз, заметно афигевших у зеркала, и отвисшая челюсть Джинхёна (блять, по щекам себя побить, чтоб отморозиться?), видимо, дают понять Виньен, что она где-то прямо сейчас проебалась.

Бляяять… читается в глазах девчонки.

– Нихуя се приплыли, – откровенно угорает Ван Чон, – она же в вашу квартирку начнёт мужиков водить, Джинни. Ты собираешься как-то поспособствовать или примешь какие-то меры?

Инсон толкает любимого в бок, и Пхан говорит ей мысленное спасибо – хоть у кого-то здесь чувство такта осталось. Потому что сам Джинхён едва сдерживается, чтобы мелкую с кресла не сбросить. Пусть сама себя обрабатывает, дура.

Тампон, или валик, или как там ещё оно называется, пришлёпывается на коленку. И всё, старший умывает руки.

– Эй, друг, ты куда? – догоняет Ван Чон.

– У нас работа, вообще-то.

– Ты собираешься её одну оставить?

– Она не одна. Повсюду сильные, на любой её вкус, мужики, прикроют.

– Джинхён, ты серьёзно? – Ван Чон типа случайно встаёт у выхода. – Она же под кайфом.

– Только пьяна.

– Даже если и так. С её-то планами на эту ночь… И в какой роли? – Алекс бросает взгляд на Ёнсок, нахохлившуюся, как воробей на жерди. – Ничего хорошего не жди, ситуация окажется ещё хуже.

Джинхён покачивается с пяток на носок и прячет руки в карманы плаща:

– И что ты предлагаешь? – незаметно для всех сжимает кулаки Пхан.

– Давай с собой заберём.

– Нет.

– Ну, я пошла, – ныряет за Алекса Вив. Инсон ловит наследницу Ли за шкирку и держит, как нашкодившего котёнка.

– Может матери её позвонить? – предлагает младшая группы, пока Виньен выскальзывает из футболки, смущая молочным торсом и розовыми сосками.

– Будь уверена, она уже ленту скроллит и видит там клоунов, то есть нас, – Ван потирает широкую переносицу и зажимает её, сосредотачиваясь, – а её мордаху, скорее всего, заснять не успели. Зато теперь она вот такая… вся доступная, открытая. Но у Джинни всё ещё остаётся шанс не сильно разъярить госпожу директора. Джинхён всё сделал правильно, но больше он не при делах. Поделим ответственность за перформанс на нас троих. Да, Джинни?

– Да.

– Ничего себе какой ты отличный брат, – не унимается Алекс, – от мамки девушку защитил. Или себя ещё больше не подставил?

– Она важнее.

– Но пусть проваливает?

– Да.

– А из-за чего, собственно, ты бесишься, Джинни?

– Я усадил бы её в машину, но она сбежит. Привязал бы к батарее вон теми портьерами, но это её не остановит. Позвоню её матери, младшая меня не простит. Забрать с собой?.. Ты знаешь, кто там будет? Ты же знаешь, Алекс – наверняка там будет тот, то животное, – одними губами проговаривает Джинхён. – Получится хуже некуда. Поэтому, или девчонка найдёт себе… своего мужика, – Пхана ломает, аж кости трещат, но он держится за подкладку карманов, чтобы сохранять нечитаемое выражение на гримасе, – или в её жизнь вернётся тот… Вив и так орёт по ночам, – выговаривается едва слышно Джинхён, почти на ухо Вану. – Представляешь, Алекс? Даже сейчас, а ей почти двадцать, а она орёт по ночам. Знаешь выбор какой? Либо левый мужик в её постели (скорее всего кабинкой туалета обойдётся), либо принудительная терапия, потому что встречи с глазу на глаз с бывшим отчимом её психика не потянет.

– И поэтому, одарив свободой выбора твою младшую сестрёнку, мы выпустим девочку в кишащий монстрами зал?

– Да.

– Одарив свободой обдолбанного выбора.

– Какой есть.

– Можно я пойду уже, а? – подаёт голос Ёнсок, на манер лифчика завязывая вокруг себя футболку. Эта тряпка совсем ничего не прикрывает. Но похоже, Виньен хорошо знает, чего на самом деле хочет. Даже джинсы не переодела, так и побежала в домашних, вытянутых, съехавших с узких бёдер, трусы видно.

– Пусть проваливает, – ещё больше злится Джинхён. Где питьевая вода?

– Отпусти её, Айс, – просит Алекс, – все здесь взрослые и ответственные, у каждого есть причины и мнооого разных прощающих обязательств. И Вив тоже взрослая, пусть делает, что заблагорассудится. Почти двадцать ей… Это сколько, Пхан? По-Корейски девчушке девятнадцать, а так восемнадцать недавно стукнуло. Считай, только вчера семнадцать было… Вы с твоим хёном до скольких лет в прятки или догонялки играли? Последний раз всего-то лет пять назад? Ничего себе. Вчера считалочка, а сегодня… ступай Ёнсок-и, найди себе мустанга воооот с таким. Да, Джинни?

– Я сказал, пусть она валит.

– Иди, иди, Ёнсок-и, будь там послаще. Причёска вон новая. Все заметили, как ты похорошела. Старший брат тебе сам дверь откроет, выпустит в люди. Да, Джинни? Народ сегодня максимально коммуникабелен. Давай, Ёнсок-и, не заставляй себя ждать. Ты такая чудесная, маечку сняла. Можно сказать, наполовину готова, даже греть не придётся, можно вот такой вот и брать, и сразу кааак жахнуть. Давай, малыш, давай, прыгай зайчиком, неси в общий зал свою жопку. Хочешь, замути с потрошителем, хочешь – с мумиями, можно не выбирать. Сделай это с Джокером, с Чакки, заодно отсоси тёте Круэлле, да-да, малышка, столько извращенцев на свете. Это твой первый раз? Ты, случайно, не знаешь, Джинни? Это её первый раз?

– Да, блядь, заебали! – Пхан открывает дверь настежь. – Вали.

***

Виньен уговаривать не приходится. Да пошёл этот лицемер Джинхён! Ни капли настоящей заботы. Всё, в чём нуждалась младшая, это в том, чтобы старший сказал: – Ёнсок, иди сюда. Давай твою майку, просунь одну руку, другую. Поправил бы, разгладил на животе. Посадил бы в то неудобное кресло, накрыл бы своим красивым пурпурным плащом, пусть и подаренным чужой женщиной. И попросил бы дождаться. И Виньен никуда бы не ушла. Она сделала бы что угодно. Ждала бы сколько угодно. А теперь так обидно, что уже слишком поздно.

––

Кира – антагонист анимэ «Тетрадь смерти»

Глава 7 – Да начнётся Шабаш!

В разветвлённых кишках коридора Ёнсок стремится вперёд, на дикий шум. От энергии басов вибрируют стены, из-за всей этой дрожи хищно посверкивают катафоты, рассыпанные вдоль потолка и колючего пола. К тому же в узком пространстве от каждого шаркающего шага эхо стробит и от того кажется, что сзади кто-то идёт.

Искательница приключений то и дело оглядывается. Там за поворотом Джинхён даже не удосужился дверью хлопнуть. Поразительно каким холодным человеком стал брат. Побыл в роли доктора, ну и что? Ему всегда это нравилось. Залатать болячку на младшей, всего лишь привычка. Впопыхах, Вив развязывает футболку и надевает, как полагается по канону. За шкирку таскали… Предательства от Инсон Виньен точно не ожидала. Сегодня Вив некогда с Джинхёном в детские игры играть.

Только поверишь, что ты кому-то небезразлична, как про тебя забудут. Тебя отпиздят, тебя прогонят и пойдут своими делами заниматься. И мать точно такая же. Сколько раз Виньен верила, что омма ею дорожит. Ну да, как же. Войдёт в доверие, добьётся того, что ей нужно, а потом шаг влево, шаг вправо и вот тебе уже и спрятаться негде. Сколько Ёнсок себя помнит, столько ей приходится находить способ, куда затеряться и как сбежать.

Чтобы добраться до клуба, Виньен прошла трудный квест. Она красилась непонятно чем, позаимствованным у брата в ящике в грудах акрила, гуаши и мелков; прыскалась каким-то лаком и расчёсывалась до последнего булька в бутылке, чтобы на голове не высох колтун. Отвлекла секьюрити на этаже, иначе тот позвонил бы великой начальнице Ли, настукивая ей что-нибудь типа: «А ваша бекараска замаскирована под мультяшку и к тому же босиком, ещё бухая в зюзю. Эта неадекватка куда-то на ночь глядя собралась. Может, вызовем дурку?».

Виньен пригласила по внутренней связи помешанного на рвении работника. Сказала ему, что в дальней комнате крыса, а сама прошмыгнула из гостиной в фойе и вызвала лифт.

В тачке ноги отмёрзли, всё-таки на улице поздняя осень. Но зато по коре карабкаться проще босиком, сноровка сохранилась с давних времён, о которых старший забыл, иначе не удивился бы виду Ёнсок, когда та приноравливалась сигануть со скрипящего сука. Раньше они много времени проводили среди ветвей. Ну и ладно, было и прошло. Душат сейчас Виньен не слёзы, а выброс адреналина, типа «бей или беги», вот Ёнсок и бежит.

Привратник в виде фейсконтроля был пройден благодаря старшему, и на том спасибо.

О чём Виньен сто раз пожалела, так это о том, что отправилась на вечеринку без обуви. Надо было заранее о будущем побеспокоиться и разуваться в зале. Поймай новоявленный Эл стекло, и веселье закончится не начавшись. Пока спасало, что в комплексе башен нет ни пылинки. А когда шли в медпункт, то Джинхён подставлял свои ноги в ботинках, так и передвигались неловко – Ёнсок, будто пятясь, стоя на брате и пофиг, куда тот ведёт, а Пхан – не торопясь, чтобы тон-сэн с лакированных носков не соскальзывала. Попробуй в подобной позиции не ступать на двоих одним шагом, совершенно случайно получилось лучше, чем в детстве. Но старший так плотно стискивал, до сих пор кожа на пояснице горит. Злобный Пхан.

Виньен вынужденно мусолилась физиономией о шёлк на горячей груди. Рецепторы ещё хранят запах паприки с заварным кремом, тут без сюрпризов, парфюм раскрывается на Джинхёне узнаваемо, надо будет умыться. На затылке всё ещё ощущается прижимающая ладонь, и Вив скидывает мнимую руку с того места, где топорщатся пряди. Интересно, Пхан тоже заметил их мягкость? А ещё он что-нибудь заметил? То, как Виньен краснела и не знала куда себя в кресле девать. Вряд ли. Самодовольного старшего волновало только, как сделать больнее и выведать, чем закидывалась сестра. Ну и ладно, ещё одних издевательств Виньен не выдержала бы.

Щёки пышут жаром, это от водки, ступни подмерзают, потому что понизу гуляют подлые сквозняки. Раздобыть бы что-нибудь на ноги.

Световая полоска вдали коридора даёт понять, что там впереди приоткрытая дверь. Вполне кстати, в зале наверняка набито посуды немеренно. Виньен даже на бахилы согласна или на белые тапочки.

Забыв постучаться, она заваливается в приватку, здесь точно должно что-нибудь да найтись. Длинный стол, типа для игры в мафию, сукном похож на бильярдный. Под потолком что-то вроде балкона, где… ой, бля… Виньен сначала зависает, тормознуто присев на угол стола, а когда отвисает, то не с первой попытки попадает в смещённый проём (какого фига не запираются люди?) выхода.

Последние увиденные кадры чужой жизни она перематывает назад, безуспешно. Побыстрее надо бы в общий зал, чтобы точно стереть из сетчатки, как «Мулан» со спущенными штанами, имеет сзади Двуликий. Как он вообще с этим ящиком на башке что-то видит. И в какую из рож смотрел. Но раз лиц была видна сразу пара, значит, ящик сместился и тот тип скорее услышал, что в комнату кто-то вошёл, но кто вошёл, он не видел. А ту, кого он охаживал, он держал за искусственную копну, и повёрнута та была больше в профиль.

Мда… Ёнсок заглянула совершенно не вовремя. И наверняка нелепо и глупо распахнула глаза, и раззявила рот. Некстати совпало, что, когда она уставилась на Двуликого, тот прямо застыл, а потом в размашистом тыке затрясся, очевидно скоропалительно салютуя в «мультяшку». И Виньен бы с радостью, фу, с превеликой радостью забыла бы увиденное. Она приказывает себе переключить всё своё внимание и считает жёлтые катафоты под ногами и силится не вспоминать то, что само перед глазами встаёт и встаёт. Самое стрёмное, что одна из личин в самый, вот прям в тот самый судорожный момент, казалось, была устремлена прямо на так некстати ворвавшуюся Ёнсок.

Вив ускоряет шаг. Не коридор, а непроглядная тьма без конца и начала. Она когда-нибудь кончится?

И когда нет больше сил находиться в пугающем мраке, раскрываются створки в паноптикум, и музыкальные биты ударяют в извилины, кружится голова. Амбре парфюма ударяет в рецепторы, будто гнилостные охапки цветов, наваленные над копошащейся кучей. Зомборитм заражает. Ёнсок, как укушенная, бросается в крупномасштабную пандемию, где пары алкоголя оседают туманно на задымлённых вспышках лучей. В отрыв, так в отрыв. Зачем Виньен явилась в неистово разогретый «Cakeshop», с тем она и уйдёт.

Но сначала – в бар.

Членство предполагает ежегодные взносы, а взносы подразумевают те плюшки, которыми уважаемый член не должен греть голову. Смехотворная зарплата капнет на счёт только завтра (если мать не заблокирует карту). Но сейчас-то Ёнсок в стенах клуба известного на всей планете. Ёнсок прошла фейсконтроль, а это значит ей можно расслабиться и не думать, на какие шиши напиваться и чем доказывать возраст, позволяющий принимать всё, что это место предложит. Ёнсок взрослая и она внутри обиталища избранных, наконец-то о никчёмной Ли сполна позаботятся.

Крайне удачно с барной треноги развеивается привидение, красноречиво убеждая побыстрее занять его место. Протиснувшись между окровавленными медсёстрами (у одной под бриллиантовой нитью перерезано горло, у второй вдоль предплечья профессиональный и качественный селфхарм), Виньен машет бармену ладошками, типа «крылышками», указывает на витрину с разных форм бутылочками абсента и выставляет победный знак, жестом в два пальца.

Вжившаяся в образ Эла Ёнсок, забирается с ногами на мягкую и после чьего-то зада тёплую сидушку. Чем ты выше, тем удобнее решать сложные задачи. Когда ты на высоте, ты больше не лицом к лицу с проблемой, ты над ней. А сегодня Ёнсок предстоит разрешить серьёзную трудность, найти себе хоть кого-нибудь. У других такое легко получается. А она, как только оказывается один на один с кем-то чужим в закрытом пространстве, так начинает паниковать. Надо выпить. У других под градусом смелость срабатывает, и у Вив тоже когда-нибудь должно получиться.

Устроившись, будто готовится оттолкнуться и прыгнуть на шею бармена, Ёнсок наблюдает за отточенными, как линейное уравнение, действиями. Горлышко рюмки вкручивается в половинку лайма и опрокидывается в зернистую горку, обрастает ободком белых мелких кристаллов. Погружается донышком в чашу со льдом. Наполняется самым обманчивым биттером из всех придуманных за века. Отрепетированный жест поджигает «зелёную фею».

– Осторожно, милая, – произносит бармен. Разобрать, что он говорит можно, лишь прочитав по губам, – не обожгись, – и возвращается, чтобы потушить огонь, накладывает костер. – Окей? – двигает шот.

О-кей, кивает Виньен, опрокидывая первую четвертушку. Ад, чума и пожар, – пасть и глотка горят. Кислые края рюмки, сдобренные тропическим сахаром, не спасают от перетряхивания внутренностей и завязывания носоглотки узлом. Градусов сколько? Шестьдесят? Семьдесят? Всё, что случается с Ёнсок впервые, вечно травмирующее. Даже абсент новой марки, норовит из Вив вытрясти дух. Но она уже взрослая, она перетерпит. И она пару порций просила. Эл повторяет заказ, вскинув два пальца. Следить за отлаженными манипуляциями с долькой цитруса, сахара и наполнением косой струёй приходится как в тумане, через сопли и слёзы.

На крошку льда водружаются сразу несколько пылающих шотов. Вышел просчёт? Но так даже лучше. Вытянув из кармана мобильник, Виньен подзывает бармена: и кто тут ещё… какой-то тип с уродской коробкой вместо башки. Башни с личинами, выросшие из плеч, походу самая популярная маска закрытого клуба. Многоликость, бич высшего общества. Вив решает взять чела в кадр. Не селфи, нет. Видео красноречивей. «Коробка» льёт в рот Ёнсок зелёную жижу и даёт вылизать шот по краям. Лови, братец и знай, эта порция третья, но будет ещё и ещё. Сколько влезет.

***

Как только Виньен скрылась из вида, Джинхён чуть не запинал до смерти колёса кушетки. Он точно сделал бы это, сорвался бы и отбил себе ноги, воюя с оборудованием в медкабинете. Но на Пхана смотрели ребята. Поэтому он провернул манипуляцию с синяком на бедре (незаметно, через карман) и попил водички. Но в глазах всё равно потемнело от осознания произошедшего и понимания, что не получится продолжать жить и дышать, случись что с младшей Ли.

Джинхён сразу же пожалел, что выпустил в опасную неизвестность вчерашнего подростка. И Пхан попросил Чона с Инсон помочь разыскать девчонку. Группа рассредоточилась в ответвлениях коридора и теперь, выйдя на бельэтаж, Пхан одиноко сканирует под бегающими лазерами сплошной танцпол. Ритм вечера перехватывает известный ди-джей, выращенный «Sinrosong». Его дурманящий микс выстроен по обкатанному величайшим игроком мировой индустрии шоу и бизнеса, графику. Градус взлётов и полутона с фиксацией спадов, будут подбрасывать и качать до самого утра. В эпицентре, будто бы заражённой бешенством вакханалии, поиски человека тщетны.

Кляня себя, на чём свет стоит, Джинхён набирает номер сестры. И не сосчитать, какой раз готов колотить о железную сетку, так как младшая игнорит сигнал. Сколько ни пялься на скрытых в кислотных туманах могущественных монстров, а обычную, но очень нужную девчушку, не разглядишь. Нависающие под потолком голограммы, расширятся и обоснуются, будто свили гнездо над копошащимся залом. Чем фантасмагоричнее драйв, тем мощнее угар и пиар. Невозможно найти лисью бусинку, не повстречавшись с глазу на глаз с кумихо. Придётся спускаться и обходить барменов, тыча мобилкой с фоткой тон-сэн.

Но, вероятно, Пхан успевает проклясть себя дальше некуда, потому что Ёнсок, спасибо всем богам, сколько бы их там не было, объявляется в мессенджере. И вот же… вот же сбылся самый опасный прогноз! Именно что-то подобное Джинхён себе и напредставлял. Вот этого он и боялся! Это что за залупоголовый такое с младшей творит? Ребёнок не понимает, что он и где он. А вдруг делает вид, что ей весело, а на самом деле помощи просит? Джинхён готов воспарить над головами танцующей гидры, чтобы не тратить время на обход к лифту и лестницам.

И в какую сторону бежать?

Виньен на баре, это понятно. Но в «Кондитерской» стоек с коктейлями, как островов на Palm Jumeirah.

Джинхён кидает новость Ван Чону и Айс, если помогут, должно получиться. По крайней мере, понятно в какие локации надо вглядеться. И, кажется, старший попадает с первого раза, поймав в световом пятне от софита, забравшуюся на стойку до боли в сердце знакомую шкетку. Растрёпанная Ёнсок хоть с розовым блондом будет смотреться хулиганьём, но не начнёт же она на столе танцевать? Девушке вкус с малых лет прививался, ну не падёт же представительница династии Ли до уровня босоногой водевильщицы? И Пхан наверняка оставляет ромбовидные отпечатки на своём лбу, так крепко он приложился к железной сетке. Ёнсок не настроена повеселиться, она и есть дух веселья, на радость залупоголовому с видео, зомби и вервольфу.

Скинув фото ребятам, чтобы сориентировались, Джинхён сигает в сторону дальних парадных лестниц.

Ёнсок отжигает, приплясывая. Может, ещё пошлые куплеты споёт? И куда это всё заведёт её, а?

Путь вниз выливается в квест: протолкнуться, протиснуться, переждать, перепрыгнуть, ринуться, быть остановленным, чуть не подраться и, кланяясь, второпях извиняться, снова толкаться, но поаккуратнее. Публика, истекающая кровавыми рубинами и янтарным гноем на изодранных кружевах, извивающаяся в корсажах Haute Couture, владеет внушительной долей мировой массы денег и власти. Даже ручной крокодил дороже какого-то айдола.

Но всё, что ожидает у стойки, – это разочарование и бармен, готовый указать следующее направление. И оно ведёт к туалетам. А их… всё то же сравнение с островами на Пальме. Как же несправедливо, столько всевластия путается под ногами, а слабый и вечно для всех неуместный пакостник – неуловим.

Джинхён снова долбанулся бы лбом обо что-нибудь, теперь уже каменное, но тогда он навсегда перестанет быть биасом, поэтому приходится думать.

Сначала он оповещает ребят.

И прекратив сомневаться, с какой стороны начать вламываться в сортиры, пробирается к ближайшей уборной посредством относительно бережной локтевой сквозь череду загубленных невест. Сорочки, скатившиеся с плеч на узкие бёдра, на спинах кровавые полосы от кнутов, отзываются в Пхане аритмией и полной нехваткой чистого кислорода. А вдруг Виньен одумается, начнёт сопротивляться и у неё не получится освободиться? Сестра попадёт в кошмар из своего так и не исчезнувшего из памяти чудовищного куска детства. Джинхён вглядывается в пропадающие в тенях и неоновых отсветах лица, чтобы спросить их в глаза, что скрыты за белыми линзами, не видели ли они Ёнсок. Пхан даже кого-то чуть не схватил за грудки, но вовремя осознал, что в брызгах битов и сэмплированном звукоряде не будет услышан, а вот выглядеть будет, как сумасшедший.

Джинхён проверяет, не съехала ли с лица тканевая медмаска. Он поклялся Ван Чону не привлекать внимания. Лидер надел на каждого по такой маске, но кого они дурят, тут каждый второй их фанат. Фанаты айдолов узнают, даже когда на тех бафф до ресниц и козырьки опрокинуты до подбородков.

Отстранившись от обхвативших шею тонких, как сучки, рук, Джинхён мысленно благодарит своего друга Алекса за совет оставить сияющий, как семафор, плащ в пункте помощи. Снимки Джинхёна в этом плаще облетели весь мир. Не узнают в лицо, так распознают по элементу одежды. И инкогнито лопнет, словно терпенье аджуммы, когда она узнает, что с её хоть и нелюбимым сыном, что-то случилось из-за нелюбимого племянника.

Пхан продирается через кучи разложившейся знати. Что некоторые вытворяли с беззащитными слоями населения в прошлом, то могут делать сейчас. Типичное насилие, изощрённое, такое, что не докажешь и то, за которое платят по особому тарифу, и то, на которое решаются лишь самые опущенные наркоманы, а ещё поверившие в лазурную мечту юнцы. Надо ли перебирать известные случаи, когда самый последний произошёл недавно и не без участия бывшего мужа госпожи Ли? Пхан ещё не решил, что предпримет, когда с кем-то вот из таких обнаружит Ёнсок. Пока Джинхён делает то, что не может не делать – разыскивает сестру, которую (ну вот что на Пхана тогда накатило?) непредусмотрительно отпустил. Грудак ноет, будто плита бетонная давит.

А если Вив не пойдёт с хёном? Если изъявит желание остаться с тем мудаком? А если… А если её рот будет занят? Перед глазами темно и Джинхёна качает в сторону колонны. Он не успевает прийти в себя, как она отваливает и он чуть не опрокидывается на растяжку. Под любой личиной может оказаться глава налоговой службы страны, Ханджи. Или судьи, владельцы средств массовой информации, прокуроры, министры. В сестру может засунуть свой поганый отросток маленький, но вредоносный член комиссии цензоров, способный наложить вето на восемьдесят процентов отснятых «Sinrosong» Entertainment клипов, рекламных роликов и дорам.

И что же сделает Джинхён? Как помешает? Отправит высокий член Нацсобрания нахуй? Пробьёт череп сыну президента республики? Оставит парочку (а если их больше?) как есть? Посмотрит, чтобы Виньен было комфортно? Приободрит и поддержит? А когда с младшей вытечет высокородная сперма, то Джинхён салфетки подаст? Так что он сделает? Упадёт на чью-то ссанину и станет пластаться и умолять перестать ебать свою сестрёнку? А если ничто не поможет, то по завершении что? Отряхнёт девочку и трусишки поправит, ширинку ей застегнёт?