Цветок заранее знал

Таша Новалуцкая

Цветок заранее знал

Пролог

В этот раз Ёнсок не кричит, не орёт, она вопит. Пхан Джинхён не всегда вмешивается в эти сокрытые «групповухи» со своей младшей сестрой, однако сегодня остаться в стороне, совершенно точно – преступление. То, что происходит за закрытыми дверями этой ночью, не сравнится ни с одним эпизодом из предыдущих ночей. Но ведь нельзя же вот так просто взять и завалиться в спальню, а вдруг у девчонки штаны сползли, стыд гложет ещё с прошлого раза. Да и помочь по-настоящему брат вряд ли сможет. Когда Ёнсок снова заснёт, её кошмар почти наверняка повторится.

Джинхён сам будто заражён похожей бессонницей, перед глазами часто возникает перекошенное лицо, залитое не то по́том не то слезами, не то и тем и другим. Такой ужас на мордахе младшей сестрёнки долгие годы является персональным кошмаром Пхан Джинхёна. Ведь ничего нет страшнее, когда с важным для тебя человеком случается явно нечто плохое, а от тебя помощи, как от мотылька при пожаре.

Последний раз Джинхён видел свою кузину в настолько же неебическом раздрае, когда ей ещё девяти не было. Прошло десять лет. И больше ни разу Ли Ёнсок не находилась в столь пугающем состоянии, как в тот раз. Да кузены виделись не во все уик-энды, иногда месяцами не пересекались. Но ведь остекленевшие глаза не каждый день случаются, Джинхён бы точно узнал об эпизодах того масштаба.

Почему теперь, когда тётка с какого-то перепуга подселила к Пхану Джинхёну свою младшую дочь, и когда у брата с сестрой вроде бы даже отладился быт, тон-сэн начала вести себя словно щенок, которому лапу отрезают?

Джинхён больно зажмуривается и бьётся затылком о стену, задев угол картины. Блять! Интерьерной картины, вроде как обозначившей границу коридора, ведущего к Вив. Ли Вивьен Ёнсок. Вив, так Джинхён обращается к кузине в мыслях и в особенно неофициальные моменты, когда они с сестрой забывают о непреодолимой стене между ними. Да пошла она нахуй! Теперь Джинхён бьётся по рамке специально. Пёстрая дрянь. Всегда совершенно некстати и никакой сопричастности, – злится Пхан на картину, а думает о матери Ёнсок, о своей тётке, госпоже-директоре Ли, аджумме, так он эту женщину теперь называет. Или, наоборот, злится на аджумму, мать Вивьен, а думает о картине. Не хватает ещё этот эталон китча сейчас уронить. Грохот и бой стекла напугают Вивьен сильнее кошмаров. Джинхён прислушивается, затая дыхание, остерегаясь пошелохнуться – Ёнсок, кажется, успокоилась.

Всё же система климат-контроля работает по настроенным на крепкий сон параметрам. Неужели эта особенность наконец-то помогла? Пхан набирает в лёгкие правильно охлаждённый, ни на полградуса больше или меньше, воздух, в котором распылён концентрат нежнейшего цветка центеллы, и с шумом выдыхает. Нераспознаваемый аромат сладковатой росы, самый хитовый в Корейской оздоравливающей индустрии, вроде назначен нести невероятно успокаивающий эффект и, судя по заявленному ценнику, просто обязан умиротворить намертво. Но нет, очевидно система сбоит. Вот же, за дверью сосредоточие страдания. Вивьен снова орёт, и Пхан прижимает ладонь к своему горячему лбу, решаясь шагнуть в сторону младшей, тон-сэн.

Неоновый купол ночного Сеула не дотягивается до шестьдесят девятого этажа Mok-dong Tower, но зато звёзды близко и заоблачный сквозняк вполне бережно колышет тонкие занавески. Пусть девчонка глотнёт чистейшего кислорода, раз эффект от разрекламированного успокаивающего, распылённого в комнатах, ей до одного места. И, прежде чем давать панацею из правильных слов и намерений, стоит признаться – кому здесь первому надо взять себя в руки, так это Пхану. Потому что обезбол злоебучий, принятый с соблюдением всех инструкции, Джинхёну не помогает, а без обезболивающего эффекта айдол раздражён. Если ничего не изменится, то завтра ждут серьёзные траблы, а не чарующее выступление под тысячами огоньков фанатских лайстиков.

Вивьен стискивает фланелевую складку на коленке своего хёна и всё, что может сделать Джинхён, это скрюченно сидеть на краю кровати и поглаживать голову девочки, её влажный холодный лоб, её бесцветные в потёмках и растрепавшиеся волосы. Надо признать, Вив, что этот твой кузен бестолков и он бесконечно опоздал. С тобой произошло всё то, что не должно случаться с младшими, когда старшие рядом. Жестокий сон измучил тебя. Если бы мы могли говорить, как раньше, может быть, я признался бы тебе, что я тоже на пределе. Прямо сейчас меня терзает миозитное, мать его, воспаление. Оно пригибает к земле твоего старшего, обречённого неизбежно умереть молодым, потому что его до смерти выебет жизнь. Уже ебёт. Выебла.

А утром снова служить. Счета владельцев, как бездонный мешок – сколько не насыпь, не наполнишь.

Я знаю Ёнсок, у тебя тоже впереди сложный день, защита по ментальной арифметике.

Предметы сестры Пхан запоминать и не думал, не его профиль. Но ведь ментальная арифметика звучит так чувственно, будто бы алгоритм слияния душ, который Джинхён весь минувший вечер старался передать движениями в пробном танце. Некоторые связки получались невероятно чувственными, пока экспромт не завершился спонтанным прогибом и Пхана, словно бабочку не накололо позвонками на болевую иглу.

– Вив, тебе жарко? Холодно? Нормально? – и нужно дождаться ответа, так учила аджумма, когда оставляла младшую дочь на старшего родственника. Вив кивает, отличный знак. – Что тебе снилось? – вопрос, на который точного ответа не знает никто. И Ёнсок опять не расскажет. – Останусь с тобой, хорошо?

Может быть, им удастся наконец-то поспать?

– Поделись матрасом. Мне тоже нужен покой, – обходит Джинхён кровать. Она вполне кстати двухместная, потому что квартира рассчитана на приём различных гостей, она приобретена для служебных нужд компании «Sinrosong», принадлежащей матери Ёнсок. – Закрывай глаза и думай о хорошем, – Пхан ёрзает на боку, устраиваясь спиной к единственному родственному родственнику и зажимает между ног одеяло.

Что он только что посоветовал задрюканной кошмарами Вивьен? Думать о хорошем? О хорошем… звучит-то как… непривычно. Надо дать девчонке минут десять, вдруг она решит выговориться, а потом точно спать, потому что завтра нужно источать дружелюбие и посылами отлаженного позитива вдохновлять извращенцев поклонников. И ещё неизвестно, как долго продлится действие колёс, тем более оно, судя по ощущениям в пояснице, так и не начиналось.

А ещё док что-то хмыкнул про побочки и увёл разговор от сонливости, сначала в погоду, а потом отскочил на политический скандал. И Джинхён сразу растерял бдительность. Непосредственный виновник резонансного дела является не только членом Ассамблеи, он первый отчим Вивьен, поэтому, чтобы тот человек не совершил, дело замнут. Из случайно услышанного разноса аджуммы, матери Вив, Джинхён разобрал, что уже назначили айдола, который падёт и отвлечёт на себя внимание прессы.

– А ты часто думаешь о хорошем? – подаёт голос Ёнсок.

Джинхён пробует представить, как непосредственно прямо в этой жизни никому ничего не должен. Не должен отрабатывать долги отца, не должен беспрекословно подчиняться чужим правилам, словно приручённая бродяжка, которая надеется не попасть на стол главным блюдом, хотя… Пхан и есть для всех мясо, красивый и сочный кусок. Просто его ещё не обглодали до косточек. Он ведь аккумулятор, от чьей энергии подпитывается крупнейшая корпорация «Sinrosong» Entertainment.

Но невозможно получить другой мир. Поэтому Джинхён мечтает пропасть в «нигде и ничто», без снов до рассвета, а вечером вернуться в эти апартаменты, которые они с Вивьен даже иногда называют домом, вернуться без желания замахнуть в окно пибимпапом. Сильнее, чем пища, необходим отдых. Джинхёна бы устроило лежать на бамбуковой циновке и залипать на манхве-ёнхве. Тем более зарядили форс-мажоры с поясницей и если не давать организму разгрузку, то Пхана спишут, и здесь можно не сомневаться, спишут особо цинично.

– Ну так что, ты часто думаешь о хорошем, хён? – голос сестры тих. Удивительно, что она своего бесполезного брата сразу не прогнала. Наверное, ей не до этого.

Пхан как можно аккуратнее откидывается с бока на спину, смотрит в потолок. Родная семья Вив, это источник всех бед родной семьи Джинхёна. Не будь первых, и вторые дышали бы свободно. Если бы мать Вивьен оставила Пханам хоть что-то из их родового имущества, сейчас положение Джинхёна не было бы таким, по-настоящему рабским.

Старший переводит взгляд на бледное в холодном свете ночника лицо младшей сестры:

– Часто ли я думаю о хорошем?.. Разумеется, функция ты моя обязывающая. Только о хорошем и думаю.

––

Тон-сэн – младшая сестра

Аджумма – Обращение к старшей по возрасту или замужней женщине. В Корее это своеобразный стереотип активной женщины пенсионного возраста, которой до всего есть дело и выглядит она одиозно, типа с мелкой завивкой и в свободных штанах в цветочек. Часто аджуммы старшего возраста составляют комедийный второй план в дорамах, а иногда и первый.

Sinrosong – 신뢰성[sinroeseong] – "Надёжность".

Пибимпап – одно из популярнейших блюд традиционной корейской кухни. Дословно его название переводится как «смесь из риса и других продуктов»

Глава 1 – В белой комнате

Пока Ёнсок размышляет о чём можно рассказать Джинхёну, тот перестаёт ворочаться. А когда желает «спокойной ночи», слышит, как стонут в ответ балки каркаса башни. Хён что, собирается проспать тут всю ночь? Пхан? Джинхён? Единственный человек в мире отчуждения, с которым Виньен всегда хотелось играть.

Лет с пяти, как она себя помнит, девочке не полагалось оставаться со старшим надолго, тем более без присмотра, особенно на ночь. Мать повторяла: раз Ёнсок растёт какой-то недоразвитой, потому что совершенно не гениальна, да ещё конопата, беспокойна и обходится в круглые суммы, то омма обязана привить ей привычку к самостоятельности. У госпожи-директора Ли всегда существует собственный хозяйский взгляд на членов семьи. Расскажи матери страшную правду, и она не поверит, да ещё тебя же и обвинит. Попроси мать не прогонять из детской Джинхёна, и она хорошо если всего лишь прочтёт менторным тоном моралите. Но скорее всего выдаст смачный такой подзатыльник или пропнёт под зад. Но иногда, очень-очень редко, мать бывает права, потому что все братья успешны, особенно Пхан Джинхён, а Ли Виньен Ёнсок – всего лишь какая-то студентка и вечно на чьём-то попечении. У старшего двоюродного брата стадионы, а у младшей на носу не вспомнить какая по счёту пересдача. И чтобы оказаться с хёном под одной крышей, Ли Виньен Ёнсок пришлось «заложить почку», заключив с госпожой-директором Ли договор. Если его нарушить, мамочка своему недоноску вырежет селезёнку.

Ёнсок рассматривает брата с макушки до пяток. Оказывается, Джинхён быстро вырубается и любит спать попой кверху. Виньен ловит себя на улыбке, может старший ещё и слюнку под утро пустит в подушку? Не в свою, между прочим, подушку, что ещё забавнее. Интересно, какой он когда просыпается? А может его разыграть? О подобной возможности Виньен и мечтать не смела, теперь нужно время, чтобы развлекуху придумать. Главное – не обидеть Джинхёна, у него завтра тяжёлый день, ему притворяться беспечным и милым. Значит, нужно затеять что-то такое, чтобы настроить его на иллюзию позитива.

Виньен осматривает контуры точёного тела, подсвеченные холодным рассеивателем ночника. Одно дело провожать спину уходящего брата, другое – видеть её в ночи, в своей комнате, буквально у себя под боком; отметить привычку Джинхёна переодеваться на ночь в майку, в такой открытой одежде он при сестре даже воды попить ни разу не выходил. Это что значит, он влетел к своей младшей, не подумав о пристойности собственного вида? Ёнсок чувствует, что вот-вот затрещат её щёки, до того широченная лыба расползается до ушей. Вив двигается поближе, чтобы накрыть углом одеяла расслабленное, но всё равно рельефное плечо старшего, от окна дует. И тыкает пальцем в трицепс, надо будет тоже спортом заняться. И вот бы ещё так беззаботно поспать хотя бы раз. Старший ведёт завидно активный образ жизни, а Виньен слишком много думает, поэтому в такой игре, как здоровый сон, никогда не угонится за Джинхёном. Да и вообще, никогда не угонится.

Перекатываясь на свою половину, Ёнсок чувствует колыхание матраса. Кажется, брат пошевелился. Вив замирает. Жаль будет, если старший проснётся. С ночными воплями получился основательный перебор, но зато вот он результат, старший наконец-то здесь, впервые они могут не расставаться до восхода солнца. Lego, конечно, не соберут, сидя с фонариком в домике из простыней, как раньше, но всё равно мечта осуществилась, пусть и слишком, уже слишком поздно. Душу греет, что старший за свою младшую, очевидно, по-прежнему беспокоится. Может, он даже решил не просто тут завалиться, а охранять тон-сэн от демонов, насылающих кошмары. Нужно будет непременно отблагодарить брата утром. Он же встаёт в то же время, наверняка они всё успеют.

Поэтому лучшее, что может сделать Виньен, это не проспать. А значит не спать вообще.

Но завтра с восьми защита в Ёнсе…

Ну и что? Какая разница, не выспаться из-за терзающих с детства отголосков реальности взрослой жизни, волнения, ожидания или не выспаться в принципе? Вставать же через четыре часа.

Человеку, чья бугристая спина поднимается в ритм дыхания, уже сегодня делать вайб на тысячи камер. Джинхён обязан выглядеть прекрасно, быть той несгибаемой пружиной, на которой подскакивает шкала доходности «Sinrosong», тут всё, как всегда, брат нужен всем и только Ёнсок надлежит испытывать чувство вины за то, что ей удалось заполучить немного его внимания своего старшего. Чудо, что эта ночь появилась у Виньен в жизни. Такой удачи просто не может быть, потому что не могло быть никогда. Удача, это вообще не про Виньен.

Так что, если хорошенько разложить простую задачу, Ёнсок только выигрывает, если возьмёт сейчас в руки учебник. Завтра, в отличие от Пхана Джинхёна, студентке синяки под глазами в жирный плюс. Особенный шарм добавит ставшая привычной шапочка бинни. Натягиваешь этот предмет гардероба, непременно с лого той фирмы, с которой у «Sinrosong» договор, и этого вполне достаточно, чтобы косить под рэпера. Если какой-нибудь репортёр щёлкнет Ли Виньен Ёнсок в машине с айдолом, то всё, считай, содержание на сутки семейное пугало отработало.

Виньен берёт подушку и обходит кровать. Устраивается на мешке-бинбэг и, приглушив подсвет монитора, открывает учебник в мобильнике.

Какой всё же красивый её брат. Две серьги в правом ухе, их подарила Ёнсок когда старший ещё ходил в школу. Насколько может знать Виньен, Пхан всегда возвращает на мочку платиновые колечки после того, как стягивает сценический шмот и сдаёт рекламные аксессуары. Джинхёну идут далеко не все драгоценности. Те, что с камнями, всегда чужеродно сверкают, забирают внимание на себя. Глаза брата, чёрные, словно самое ясное ночное небо, сами по себе сверкают плеядами и именно его радужки, только они, красят Джинхёна как ни один другой кристалл. Железки подаренные Виньен, это другое дело. Когда на старшем эти миниатюрные конго, они словно говорят «мы греемся от Джинхёна, потому что он приятный и тёплый человек».

Виньен снимает блок с монитора и снова открывает задание.

Джинхён дышит ровно, но немного влажно. Не простыл бы. Чтобы не зашелестел наполнитель кресла-мешка, тон-сэн снимается с него, как квадробер, только животом кверху. Ковыляет на четырёх конечностях и встаёт на ноги рядом с окном, чтобы его закрыть. Снаружи туманное облако, поглотившее соседние башни. Виньен ловит себя на мысли, что, если бы случилось застрять в петле времени, она бы выбрала этот день. Вернее, хватило бы нескольких часов этой ночи. Абсолютный покой, сбывшаяся мечта, счастье.

Чтобы больше не шелестеть, Вив устраивается на вполне мягком, ворсистом ковре. Приноравливает под головой подушку и снимает блок с монитора. Раз уж младшая решила не спать, значит стоит задвинуть будильник в приложке. Если у старшего аврал на съёмках, брат ночует в студиях, а в остальное время, уже три недели, оба просыпаются в одно время, рано. Интересно, Джинхён сразу поймёт, что спал у Ёнсок? Наверняка. Мир хоть и серый, а жизнь бесцветная, но у старшего брата комната чёрная, а у младшей сестры она белая, тут даже дальтоник спросонья сообразит, где он находиться. Как же над старшим всё-таки пошутить?

Вив набирает в гугле запрос. Обмотать плёнкой, раскрасить лицо, скрутить туалетную бумагу и вставить в ноздри… Как от подобных манипуляций не проснуться? Если только ты пьяный, под веществами, колёсами… но айдол даже таблетки от кашля не имеет права принять без письменного согласования с администраторами. Дольки апельсинов положить на уши… Ерунда какая-то. Дать ему соску… смешно, но ничего не выйдет. Надо учитывать, что единственный член семьи, рядом с которым не чувствуешь себя неудавшимся ничтожеством, это хён, поэтому игра требуется особенная, необидная и какая-то своя.

Виньен решает подумать, а пока принимается за задание. Надо же, Пхан тоже имеет привычку зажимать между ног одеяло. Больше, наверное, ничего общего не осталось. Джинхён – самый желанный человек на планете, а его младшая сестра ощущает себя подобием человека, да и то лишь когда рядом Джинхён. Всегда так было. Хён единственный, кто ни разу не унизил Виньен. Пхан Джинхён был рядом после того случая. Но об этом лучше не вспоминать, потому что скоро подойдёт к концу лучшая в жизни ночь и нужно потратить время так, чтобы не сожалеть о чём-либо.

Недавно выпадал первый шанс вот так же побыть с братом вдвоём, но Виньен умудрилась ту возможность просрать. Когда кричала во сне на прошлой неделе, то выгнала прибежавшего старшего. А почему так произошло, сама осознала не сразу. Будто сработала заложенная в память программа. В голове заскрипело «девочке не следует быть с мальчиком в одной спальне без взрослых». Виньен тогда оправдала свою грубость заботой о старшем, ведь тому необходимы покой и отдых. Но если уж по чесноку, то Ёнсок просто-напросто разрыдалась бы. Знакомое с пелёнок лицо склонённого хёна над лицом Виньен выражало сосредоточенное беспокойство, готовность позаботиться о своей младшей плескалась в черноте его невероятно проницательных глаз. Подобное выражение во взгляде Джинхёна Ёнсок давно присвоила себе, по отношению к кому-то другому она его не замечает.

Как же ей хотелось тогда горячих, участливых объятий. Каждая клеточка её тела тянулась, все молекулы превратились в единый магнит. Остановил тот же скрип в черепной коробке: «девочка не должна виснуть на мальчике», «девочке не положено реветь при других, если она не хочет прослыть истеричкой». А спрятать голову под подбородок Джинхёна можно? Прислониться к его груди, будто к стене, чтобы ничего и никого больше не видеть? Виньен бы на всю жизнь хватило воспоминаний о подобной близости. А ещё, для закрепления впечатлений, послушать, как бьётся небезразличное сердце.

Когда они были маленькие, Виньен любила подползти к старшему, зарыться носом в ворот пижамы и найдя пуговицу, брать гладкий и тёплый предмет в рот, посасывая. Так говорили. Сама Ёнсок ничего подобного не помнит. Но пахнет от Джинхёна и правда всегда хорошо и вкусно. Он, как специально, выбирает средства для кожи с отдушками то мороженого, то карамели, то ещё чего-нибудь такого, что попробуй не захотеть хотя бы его пуговицу облизать. Ёнсок привстаёт на локтях, старший так расслаблен, с ним можно делать всё что угодно. Она снимает блок с монитора и подсвечивает экраном свисающую с кровати руку. Даже пальцы у Джинхёна красивые – жилистые, тренированные. Лак на коротко остриженных ногтях чёрно-белый, это так по-домашнему. Чёрный с белыми розочками лак и чёрная плюс белая спальни. Забавная аналогия. Виньен улыбается собственной шутке и, фыркая, чуть не утыкается носом в расслабленную ладонь.

И зависает.

Ну вот как такое сосуществует в природе, сильные руки, способные задушить под тонкий аромат ванили? Интересно, остался в морозилке пломбир? Поесть и поспать, сладкая парочка желаний. Откинувшись на ковре под нависающей пятернёй, Виньен рассматривает пясть и утончённые фаланги в рассеянном свете ночника. Безымянный чуть длиннее указательного, средний – самый выдающийся. Широкие узелки суставов… и как Джинхён просовывает свои пальцы в тесные кольца? Украшения он всегда предпочитал скромные, гладкие, зацепок не оставляют, не поцарапают. Если бы не риск разбудить старшего, она бы точно сгоняла к холодильнику.

Виньен снимает блок с монитора, открывает задание и поглядывает на нависающие кончики пальцев. Ну серьёзно, что ли, она пуговицу хёна сосала? Неплохо забыть о подобном, даже сердце от неловкости норовит выпрыгнуть и забиться в углу для наказания. Но, может, врут? Скорее всего. Правда лишь в том, что Ёнсок не прочь забраться в нагрудный карман Джинхёна, и пока он проводит время с другими людьми, она свернулась бы жёлтым цыплячьим клубком и не вылезала. Да, вот это правда, но ведь близкие родственники же, хоть уже давно не особо родные.

Виньен снимает блок с монитора. Надо признать, на полу совершенно не учится. Чтобы утром сделать для Джинхёна запланированное, не мешает пойти сейчас в душ, помыться, взбодриться, тогда и время тратить на процедуры потом не придётся. Включенная вода разбудит брата? Наверняка. Тогда Ёнсок чуть-чуть полежит рядом с ним на кровати, почитает, подумает, как там всё сделать потише, и только тогда пойдёт. Она устраивается на своём привычном крае постели, словно пушинка в ладонь. Старший не шелохнётся. Осталось смахнуть с монитора блокировку и можно провести минуты или часы размышлений с максимальной пользой.

***

Над лицом нависает широкая тень, она отклоняется в сторону, и эти её колебания легко улавливаются через закрытые веки. А значит… уже рассвело? Здесь же никого лишнего быть не должно, – Джинхён распахивает глаза. С хера ли в его спальне охранник?

Совсем все вокруг обезумели? В этой жизни найдётся такая нора, в которую можно сбежать от всех сразу? Проснуться и подумать не о том, как попирается эта жизнь, а о собственных нуждах подумать?

Шкаф нагло стоит, сцепив руки у ширинки, и даже не думает отойти подальше к простенку цвета проекционного полотна, белого. Спальня сестры?

Джинхён бы подскочил, но на него что-то давит, со спины тепло, тяжело и уютно. Это Виньен, что ли, сопит?

Теперь понятно отчего здесь секьюрити, Джинхён проспал.

– Сколько времени? – сначала надо всё выяснить, не выпрыгивать же из постели, как молодой долбоёб.

– Шесть-пятнадцать, сабоним, – чересчур усердно кланяется. Не пробил бы он башку о титаническое терпение подопечной звезды, – завтрак доставили.

Немного подвигав торсом назад и вперёд, Пхан оценивает шансы на безболезненное начало дня. Неплохие пилюли, реально помогают. А со всем остальным он и сам справится. Проспал на пятнадцать минут – в разминке ускорился. Если закинуть ещё колесо, а за ним двойной эспрессо, то до обеда живым продержаться реально.

Никто в стаффе не узнает о травме, айдол огородит персонал от информационных излишков. Потому что, когда третья сторона в курсе тайны, это, разумеется, уже не тайна. Если личная инфа контрактников доходит до верхних боссов, то те напрягаются и начинают вмешиваться в распорядок танцоров, в итоге никто и ни в чём не выигрывает, а Пхан ещё и проиграет, потому что именно ему придётся платить штраф, посещать нравоучительные семинары и допы психолога, когда времени на здоровый шестичасовой сон не всегда хватает. К тому же с каждым проёбом серьёзно повышается риск на слив из индустрии. И этого риска бояться все. Никому не хочется прикрывать какого-нибудь зарвавшегося чиновника, а именно так, с пользой дела и «увольняет» «Sinrosong» Entertainment неугодных корпорации звёзд – они гаснут на всеобщем обозрении пока какой-нибудь очередной коррупционер приходит в себя после так и не назревшего общественного скандала. Поэтому все, абсолютно все «подопечные» корпорации предпочитают во всём слушаться свою хозяйку, госпожу-генерального директора Ли, родную тётку Пхана. Сам же племянник давно выбрал беспрекословно ей подчиняться. Не провоцировать гнев и вообще какое-либо маломальское недовольство.

– Виньен, мы проспали. Подъём!

По разогретой до испарины спине проносится леденящий ветерок. Пронзительный визг, будто из преисподней, каким только Вив умеет голосить, подхлёстывает обернуться. Девчонка кутается в одеяло и сидит пунцовая, словно талисман по изгнанию духов. Такими зардевшимися щеками и с высеченными в зрачках проклятиями получается мигом изгнать охранника, а если короче, того, как битой смахивает.

Нужно будет этот шифоньер с проводами и кобурой предупредить, чтобы не распространялся.

Не зря Ёнсок заливается краской. И пингвину понятно, какую роль нежной девочке отвёл в своём наверняка нездоровом представлении учтивый бугай.